Геркулес места себе не находил от беспокойства. От Коры не было никаких вестей уже две недели, и герой начал думать, что с ней случилось что-то плохое. Он наведался в тот дом, куда он ее провожал, но люди, жившие там по соседству, сказали, что этот дом давно уже пустует и никто там не живет после того, как его обитатели померли от какой-то болезни. Геркулес нахмурился. В голову героя начали закрадываться мысли о том, что его опять обвели вокруг пальца. Но зачем Коре это было надо? Геркулес начал смутно догадываться о том, кому это все могло бы быть выгодно. Он вспомнил, каким образом познакомился с Мег, и подумал, что в ситуации с Корой есть нечто похожее. Так же он припомнил, кто во всем этом был виноват…

Аид сидел в своем тронном зале и разбирался с текущими делами, как вдруг снаружи раздался громовой топот, и тут же, проломив стену, в зал ворвался рычащий Цербер, на шее которого сидел Геркулес, намертво вцепившийся в песьи уши. Аид вздохнул.

— Похоже, это вошло у тебя в дурную привычку — врываться в чужие владения верхом на чужом псе, вундеркинд, — сказал он.

— Где Кора?! — грозно спросил герой.

— Сначала отпусти-ка бедного песика, племянничек. Ты мнешь ему ушки, а они у него чувствительные. Ты хоть понимаешь, что сейчас делаешь бедной собачке очень больно, Герк? Тебя твои приемные отец и мать не учили тому, что живодерство — это плохо? — Аид укоризненно отчитывал Геркулеса, и тот вдруг жутко покраснел. И насколько Аид мог понять, это был не гнев — герою просто стало стыдно.

Геркулес соскользнул с Церберовой шеи, и пес, жалобно скуля и повизгивая, поднес Аиду все свои три головы, выпрашивая ласки.

— Бедный мальчик! — ворковал Аид, почесывая у него за ушами. — Этот жестокий смертный причинил тебе боль, а? Хороший песик, хороший…

Постепенно огромный пес притих и даже завилял хвостом, отчего стены тронного зала кое-где потрескались там, куда врезался громадный, размером с хорошее бревно, песий хвост.

— Ну что, успокоился? — Аид в последний раз почесал Цербера за ушами. — А теперь — место!

Цербер вильнул хвостом последний раз и вымелся из Башни Смерти. Аид с удовлетворением улыбнулся и повернулся в сторону глупо приоткрывшего рот Геркулеса.

— Так зачем ты ко мне пожаловал, вундеркинд? — поинтересовался он.

Геркулес спохватился. Но из-за того, что тут только что произошло, он успел утратить весь свой гонор.

— Я пришел за Корой! — неуверенно сказал он.

— Кора? — Аид принял глубокомысленный вид. — Нет, не припомню… В последнее время ко мне прилетело очень много душ, Герк, так что ничем не могу тебе помочь.

— Ты врешь!

Аид устало потер переносицу.

— Ладно, давай начистоту. Даже если она у меня, что тебе до этой крошки? — спросил он, внимательно глядя на Геркулеса.

— Я знаю, что ты купил ее душу! — рявкнул герой. — Освободи ее!

— Нет-нет-нет-нет-нет, Герк, — Аид выставил вперед руку, — никаких сделок я с ней не заключал, и она мне ничего не должна. Ее нет в моем Царстве. Обыщи тут хоть все, я могу тебе даже сам показать… Но меня волнует другое — почему ты так обеспокоен ее судьбой? Почему ты краснеешь каждый раз, когда говоришь о ней? Почему так хочешь вернуть ее в мир смертных, а, вундеркинд?

Геркулес стоял, хватая ртом воздух, как рыба на суше.

— Ооо, — с иронией протянул Владыка, — ты хочешь забрать ее не просто так, да, Герк? Ты хочешь ее себе? Бедная Мег, мне даже ее жаль. Ее первый парень, из-за которого она продала мне свою душу, предал ее и слинял к другой крошке. Теперь вот ты, ее муж, делаешь то же самое. Думаю, она сделала большую ошибку, когда выбрала тебя, а не осталась со мной. Я всегда, знаешь ли, был с ней предельно честен.

— Ты врешь! — опять ляпнул Геркулес, потому что других мыслей у него в голове сейчас не было. Герой находился в прострации. Это он должен сейчас представлять добро, а Аид — зло, но выходило как-то наоборот, если не кривить душой…

— Это ты сейчас врешь, мой дорогой племянничек. Ты врешь Мег. Ты врешь своему сыну. Врешь своему учителю, этому старому сатиру. Что ты говорил ему, когда бегал на свидания к этой крошке Коре? Что пошел на охоту? Или рыбалку? Или кому-то вдруг стало плохо, и нужна была твоя помощь? — Аид нахмурился, и в его глазах вспыхнул ледяной холод. — Возвращайся к Мег, Геркулес. Возвращайся, пока не поздно, пока не предал ее окончательно.

Словами Аид хлестал героя не хуже кнута. Геркулес задыхался, краснел и бледнел, его лицо пошло пятнами. И, хоть все вышло вовсе не так, как Аид задумывал, но вид племянника, потерявшего дар речи, находящегося в смятении, доставлял ему неописуемое удовольствие.

— Но Кора… — Геркулес все-таки продолжал настаивать.

— Вот зануда… — протянул Аид. — Давай так, вундеркинд: или ты продолжаешь настаивать на своем, и тогда бедняжка Мег узнаёт всю правду, или ты по-тихому сваливаешь отсюда, и тогда все довольны, все ликуем, целуемся и счастливо расходимся по домам?

— Ты грязный… — в глазах героя вспыхнули ярость и смятение, — ты этого не сделаешь… не посмеешь…

— И сделаю, и посмею, Герк, — Аид спокойно ему улыбнулся. — Мне вовсе и не обязательно рассказывать это ей в подробностях, достаточно слуха, а уж подтверждение Мег найдет, она — умная и целеустремленная пташка. Так как насчет моего предложения, а, вундеркинд?

Геркулесу ничего не оставалось, кроме как убираться из Царства Мертвых. Аид, можно сказать, взял героя за горло. И это доставило Владыке огромное моральное удовлетворение. Он даже решил забыть о том, как хотел, чтобы Мег тоже страдала. В конце концов, ей сейчас весьма несладко приходится, в этом Аид не сомневался. С таким-то муженьком. И вообще, не до этих двоих сейчас было Владыке.

Все внимание Аида было устремлено на Олимп, на богиню Деметру. Он с нетерпением ждал, когда Деметра, наконец, разродится, и вот, этот момент настал! Зевс опять закатил целый пир, чтобы отпраздновать рождение новой богини. Естественно, Аида туда не пригласили, но ему это было и не нужно. Боль и Паник и так ему докладывали все до мельчайших деталей.

— Девчонку назвали Персефоной, Ваша Беспросветность! — верещал Боль.

— Да, и у нее такие прелестные рыжие кудряшки! И синие глаза, Ваше Темнейшество!

— Ну, у всех младенцев поначалу синие глаза, даже у богов… — пробурчал Аид. — Но вот рыжие волосы… Это уже интересно…

Он откинулся на спинку трона и прикрыл глаза. Ему пока остается только терпеливо ждать. Лет шестнадцать или семнадцать ждать, а то и все восемнадцать.

Год летел за годом. Обычно для бессмертного бога год — это все равно, что день. Но не для Аида. Для него это время летело медленнее некуда — можно сказать, ползло, как улитка. Аид уже сто раз успел опять проклясть своего старшего братца Зюсю, который запретил ему подниматься на Олимп. Из-за этого Аид не мог лично посмотреть, что из себя представляет дочь Деметры. Но все-таки один раз случай ему представился.

Деметра спустилась с Олимпа в один из живописных морских заливов, которыми так полна Греция. Персефону Деметра взяла с собой. Девочка была очень живой, деятельной и непоседливой, и умудрилась сбежать из-под строгого взора нянек. Аид, которому бесы доложили, куда и когда спустится Деметра, ошивался неподалеку в Шлеме Невидимости. И уж он-то девчонку не упустил. Аид тихо следовал за Персефоной, которая бодро семенила по траве своими по-детски пухлыми ножками, и старался не шуметь, чтобы не напугать ее. Наконец, Персефона поняла, что оказалась одна, в незнакомом месте, далеко от мамы, плюхнулась попкой на траву и отчаянно зарыдала. Аид покачал головой. Надо бы ее успокоить, пока на ее вопли не сбежались смертные. Мало ли что им в голову придет…

Аид снял с головы шлем и, мягко ступая, направился к ревущей Персефоне.

— Эй, крошка, — тихо протянул он, — что ты так орешь?

Девочка, всхлипывая, подняла на него свои огромные зеленые глаза, в которых плескались целые озера.

— Я заблуди-и-и-и-илась! — она потерла глаза кулачками, размазывая слезы по мордашке. — Я к маме хочу!

Аид присел рядом с ней на колени.

— Заблудилась, говоришь? — хмыкнул он. — Тебя как зовут, моя птичка?

— Персефона… — рыдания уже утихли, и девочка с интересом смотрела на Аида.

— Ну, пойдем, Персефона, — сказал Аид. — Найдем твою маму. Она уже, наверное, с ног сбилась…

Он взял ребенка на руки и поднялся с колен. Девочка тут же потянулась ручонками к его шевелюре.

— А не обожжешься? — Аид хихикнул.

Персефона спокойно дотрагивалась до его пламени.

— Ты горишь! — серьезно сообщила она ему.

— Да, пташка, горю. Уж такой я родился, — вздохнул Аид.

— А тебе не больно?

— Нет. Это же мои волосы, — надо же, этот ребенок на удивление спокойный. Закапризничала только тогда, когда потерялась, а стоило показать ей выход, угомонилась сразу же. В ней очень много от Коры. Однако, она его совсем не помнит. — Ну, пойдем.

Аид понес девочку обратно к заливу. Он не донес ее совсем немного, но уже слышал шум и суету — Персефону искали. Девочка тоже это услышала и завозилась на его руках. Аид поставил ее на землю и присел рядом.

— Подожди, крошка, давай сначала поиграем, — он заговорщицки подмигнул ей.

— Меня там мама зовет… — неуверенно сказала девочка, но тут же с интересом спросила, — а во что?

— В секреты. Твоим секретом буду я. Ты никому не скажешь, что я тебе помог, и это будет нашей общей тайной.

Персефона подумала.

— Мама спросит, где я была, — она насупилась.

— Нет ничего проще, — Аид нежно погладил ее по голове. — Ты скажешь маме, что играла в прятки и заснула под кустиком. Сможешь?

Она опять подумала. Затем решительно кивнула и спросила:

— Ты еще придешь поиграть со мной?

Аид проглотил комок, который вдруг встал у него поперек горла.

— Возможно. Ты вырастай поскорее. Ну, иди. И помни — ты меня не видела. Это наша с тобой маленькая тайна, только наша, — Аид улыбнулся ей и, не удержавшись, чмокнул ее в макушку. Персефона хихикнула и, шустро семеня пухлыми ножками, побежала к матери. Рыжие кудряшки на ее голове отливали медью и подрагивали, как пружинки. Аид со свистом выдохнул воздух сквозь зубы и надел Шлем на голову.

— Ваше Темнейшество, вы только что научили ребенка врать, — писк раздался откуда-то снизу. Аид перевел взгляд на невзрачного воробья с синеватым отливом, прыгающего неподалеку.

— Ей все равно придется этому учиться, — буркнул Владыка. — Уж лучше рано, чем поздно.

Он посмотрел на залив, где находились богини, и увидел, как Деметра ласково журит свою дочь за ее выходку.

— Двенадцать лет, — пробормотал он. — Осталось ждать всего двенадцать лет…

Залив этот почему-то стал любимым местом для прогулок у Персефоны. Она спускалась сюда с Олимпа, будучи подростком, и Аид наблюдал, как она меняется, вытягивается, становится подростково-угловатой, голенастой девчонкой, носящейся по роще в компании подружек. Она все больше становилась похожа на Кору, такую, какой он ее запомнил — и внешне, и по характеру, и от этого у Аида в груди ныло. Она ведь его не помнила. Совсем не помнила, в этом он не сомневался. Навряд ли она запомнила даже то, что это он однажды отвел ее к матери, когда она потерялась в свои пять лет.

***

На прошлой неделе Персефоне исполнилось семнадцать, и она поняла, что ее привольная «холостяцкая» жизнь закончена. Громовержец, перебрав нектара, объявил, что на Олимпе созрела еще одна прекрасная невеста, и с того момента возле Персефоны начали крутиться женихи, безмерно раздражая и саму Персефону, и ее мать Деметру, которая ни за что не хотела отпускать от себя дочь. Не для этих мужланов Деметра все эти годы ее холила и лелеяла.

Особенно усердствовал в своих жениховских домогательствах Арес. «До чего же ты огненная! — восклицал он. — Прямо как факел!» Персефоне этот комплимент не нравился — факел был одним из символов Ареса, этого кровавого бога войны, а Персефона войну не любила. Аполлон тоже сватался, но она не воспринимала его больше, чем друга. И еще несколько богов вились вокруг нее. У Персефоны от них ото всех голова гудела.

Сегодня Арес был как-то особенно настойчив. То ли из-за ее новой прически, то ли из-за того, что Персефона, ловко сделав подножку, швырнула его в фонтан, но бог войны распалился так, что преследовал ее буквально по пятам. Персефона была вынуждена спуститься с Олимпа и затаиться в своей любимой роще, где она часто играла, когда была маленькой.

— Он все равно тебя найдет, крошка, — за спиной у Персофоны раздался мягкий вкрадчивый голос, и юная богиня, вздрогнув, резко обернулась. Перед нею стоял высокий широкоплечий тип с серой кожей, острыми скулами, большим ртом и полыхающей огненной шевелюрой.

— Кто вы такой?! — Персефона нахмурилась, а большеротый тип явно огорчился.

— Неужели совсем меня не помнишь, а, пташка? — нахмурившись, спросил он.

Было во всем его облике что-то знакомое, что-то такое из детства, она тогда еще потерялась…

— О! Это же вы меня нашли, когда я заблудилась, и отвели назад к матери! — Персефона вспомнила, как дала ему обещание, что никому про него не скажет, и исполнила его так хорошо, что почти сама забыла о своей личной тайне.

— Я рад, что ты меня вспомнила, моя птичка, — его улыбка почему-то отдавала горечью.

— Вы так и не пришли со мной поиграть! — с почти детской обидой сказала Персефона, и он вдруг рассмеялся.

— Ну вот, я сейчас пришел, детка, — сказал он.

Где-то совсем недалеко раздался лай гончих Ареса, и Персефона поморщилась.

— Скоро он будет совсем близко, — незнакомец кивнул в сторону лая и протянул руку. — Если хочешь, я могу помочь тебе спрятаться получше. Там, куда я тебя уведу, этот недалекий божок точно не появится.

Возможно, это было глупостью, но ведь помог же он ей в прошлый раз? Персефона отрывисто вздохнула, схватила его за ладонь, попутно отметив, какие у него красивые пальцы и изящная кисть для такого мощного предплечья, и прошептала:

— Да, помогите мне, пожалуйста. У меня мочи уже нет выслушивать его глупости!

Незнакомый бог сжал ее руку, прищелкнул пальцами, и они в одно мгновение оказались в большой мрачной комнате. Там было огромных размеров ложе, подставки со всякими фигурками по углам, факелы, освещающие комнату синим огнем, похожим на тот, который был у этого незнакомца вместо шевелюры.

— Где это мы? — Персефона с любопытством огляделась.

Незнакомец скорбно нахмурился. Видно, он на что-то надеялся, приведя ее сюда.

— Неужели ты не помнишь это место? Ты так часто здесь была… — прошептал он.

Персефона потерла лоб. Она могла бы поклясться, что впервые оказалась тут, но ее преследовало чувство, словно она раньше это все видела.

— Я… я не помню… я не знаю… это все так… нет, не могу! — она сглотнула.

Он подошел к ней и осторожно коснулся пальцами ее щеки.

— Кора… — тихо позвал он.

Какое знакомое имя!.. И отдает чем-то родным, удобным, словно старая любимая одежда, которая так хорошо сидит на теле… И тут он наклонился и поцеловал ее. Прямо в губы. Он легко и нежно касался большим пальцем ее щеки, его губы ласкали ее рот, и незнакомец чуть прикусывал его своими зубами, очень осторожно, чтобы не поранить. Это вызывало какое-то томление, Персефона еще никогда такого не испытывала. Она задохнулась и приоткрыла губы, и в ее рту тут же оказался его язык, легонько касаясь ее языка, чуть нажимая. От этого бога приятно пахло дымком от костра, и запах тоже был чем-то родным, словно она знает его уже давно… Персефона чуть подалась вперед, отвечая на его поцелуй, она вцепилась в его одежду, пытаясь прижаться к его телу, но он резко оторвался от ее губ, мягко высвободился и сделал пару шагов назад, задыхаясь. Персефона разочарованно наморщила лоб.

— Ты даже теперь меня не вспомнила? — его голос звучал хрипло, в нем было слышно страдание.

— Прости, я… Нет, не знаю… — Персефона вдруг поняла, что почти готова заплакать. Она подошла к ложу, присела на его краешек и потерла свои виски.

Бог со вздохом, больше похожим на стон, прислонился плечом к стене.

— О, проклятье… — просипел он. — А я так надеялся…

Бог сумрачно сотворил из дыма сигару и прикурил от пальца. И тут в голове у Персефоны словно что-то щелкнуло. Ее глаза стали размером с блюдца, зрачки расширились, она тихо охнула и сказала:

— Дай папиросочку, у тебя хитон в полосочку! — ее голос был таким же хриплым, как и у него.