Наступило новое утро нового дня. И оно ознаменовывалось лишь одним важным событием для Виктории Айрис – сегодня состоится её первый сеанс с новым пациентом. Волнительным оно было ровно столько же, сколько и любопытным. С самого утра девушка неустанно проворачивала в голове все возможные варианты развития событий, но понимала, что её догадки не могут быть исчерпывающими, так как от Джерома жди чего угодно. И, несмотря на это, она ловила себя на мысли, что крайне хочет скорее прикоснуться к его воспалённому разуму. Она впервые испытывала такое профессиональное любопытство: никогда раньше желание лечить какого-либо пациента так не овладевало ею. «Наверное, так на меня влияет безумная атмосфера Аркхема», – полагала она.
Доктор Виктория Айрис уверенно шагала по зловещим коридорам Аркхема к указанной в своём расписании камере. Стрейндж пообещал ей в дальнейшем разрешить проводить сеансы в кабинете, но только в том случае, если Айрис сама будет уверена в безопасности такого общения. А пока что только специально оборудованная комната с наручниками и охраной. В помещениях здесь было довольно просто ориентироваться: они все были расположены в логичном порядке, к тому же, первая цифра в числе кабинета обозначала этаж, и все они были указаны на табличках. Потому Виктория быстро нашла нужную ей камеру.
– Проходите, доктор Айрис, – отчеканил один из двух охранников, стоявший у двери. – Заключённый ждёт Вас.
Не понимая, зачем, Виктория поправила сидящие на носу очки, локоны, падающие на плечи, разгладила свой белый медицинский халат и, крепко прижимая к себе папку с бумагами, сделала шаг вперёд, чтобы открыть дверь в камеру. Отсюда она должна была начать вести себя очень осторожно и обдуманно подбирать каждое слово и действие.
Ядовитый свет кварцевых ламп ударил в глаза. Виктория Айрис оказалась в пустом помещении с голыми каменными стенами, где не было ничего, кроме одного стола и двух стульев в центре. Спиной к ней на одном из стульев сидел тот, кто уже вчера смог произвести на неё впечатление своим поведением – Джером Валеска, прикованный наручниками к столу. Девушка осторожно закрыла за собой дверь и, даже не успев толком приблизиться к парню, услышала, как он заговорил своим скрипучим голосом:
– Ну что, сегодня так же будешь испуганно шарахаться от меня... доктор? – в его тоне промелькнули нотки насмешки.
– Доброе утро, мистер Валеска, – поздоровалась Виктория, сохраняя вежливость, и прошла к столику. – Как Вы узнали, что это я?
– Те же духи, что и вчера, – он поднял на неё глаза и самодовольно оскалился.
– Надо же, какой Вы внимательный.
Девушка натянуто улыбнулась. От его слов становилось жутко, и ей казалось, будто он заманил её в свою ловушку. Этот парень не давал расслабиться ни на секунду: снова навязчиво впился в Викторию взглядом и сопровождал каждое её движение своим пристальным вниманием. Тем не менее, доктор была готова к такому, а потому заранее разработала свою модель поведения с Джеромом.
– Как я и обещала вчера, мы встретились очень скоро, – улыбнулась она, присаживаясь за столик напротив пациента. Теперь, в обстановке, более напоминающей психиатрический сеанс, ей стало куда спокойней, нежели вчера. – Моё имя Виктория Айрис. Меня назначили Вашим психиатром. Надеюсь, мы поладим. Я очень хочу помочь Вам, мистер Валеска, и сделаю для этого всё, что в моих силах.
– Неужели? – парень навалился на стол и поддался вперёд, заглядывая в лицо девушке, точно пытался там что-то отыскать. – Ты хочешь помочь мне? Хочешь сблизиться, подружиться?
– Да, это так, – Виктория чуть откинулась назад на спинку стула, выдерживая расстояние между ними.
– Для начала тебе надо перестать меня бояться, разве не так?
– Я ведь уже сказала вчера, я Вас не...
– Сегодня между нами нет решётки. А вдруг я не смогу себя сдержать и прирежу тебя, как сделал это вчера с тем голосистым парнем?
Виктория не подавала виду, хотя внутри его провокационные слова начинали её пугать, и как следствие – раздражать.
– Вы этого не сделаете, – беспристрастно сказала она, взглянув на Джерома. – Хотя бы потому, что Ваши руки закованы в наручники.
Резкое движение со стороны парня заставило Викторию подпрыгнуть на месте и вздрогнуть всем телом: Джером вдруг поднял руки над собой и вмиг избавился от наручников, которые открылись с такой лёгкостью, будто и не были защёлкнуты.
– Правда? – Валеска вскинул бровями, изображая неподдельное удивление. – Кажется, эти штуки неисправны.
Всеми силами удерживая себя от паники, Виктория глубоко дышала через нос и ровно смотрела на своего пациента. Прекрасно понимая, что ломать наручники он бы не стал, девушка уже проворачивала в голове текст своей жалобы профессору Стрейнджу по поводу обещанной безопасности. Если она, конечно, выйдет из этой комнаты живой...
Джером поднялся со стула и медленно подобрался к Айрис, точно хищник к жертве, пытаясь задавить её уверенность своими запугиваниями.
– Что скажешь теперь, док? Что я не вооружён? Тогда я достану из кармана нож. Скажешь, что за дверью охрана? Тогда я открою дверь, и ты увидишь, что там никого нет, – он подобрался слишком близко к её лицу, шныряя по нему блестящими глазами, и снизил голос до рычащего полушёпота. Однако Виктория не шелохнулась. – Тебя сейчас некому защитить. Ты осталась наедине с маньяком, и в твоей голове лишь одна мысль: «Боже, как мне вообще с ним работать! Этот парень – псих, он убьёт меня!» Но ты не знаешь кое-чего, – Джером улыбнулся шире и шутливо ткнул девушку пальцем в нос, – я не убиваю без причины. Только если человек мне наскучил.
Набравшись смелости, Виктория действовала решительно, она отбросила гложущий её страх и подумала о Джероме как о человеке, которому действительно хочет помочь.
– Я ещё раз говорю, я не боюсь Вас, – утверждала она, спокойно глядя ему в глаза. – Хотите сидеть без наручников – пожалуйста. Хотите держать в руках нож – сколько угодно. Мне важно, чтобы Вы при этом разговаривали со мной и доверяли. Но если Вы в этом не заинтересованы, убейте меня сейчас, потому что, полагаю, моя навязчивая терапия быстро Вам наскучит.
Сложно было утверждать наверняка, но Виктории показалось, что парень ей поверил. Долго задумчиво изучая глазами её лицо, он наконец-то перестал нарушать её личное пространство, отошёл и вновь опустился на стул. Теперь девушка не смогла сдержаться и сделала глубокий облегчённый выдох. А ведь уже ненароком подумала, что пропала.
– Хорошо. Я тебе верю, допустим, – сказал Джером довольно-таки прямо. – Но важно, чтобы и ты мне верила. Понимаешь? Я ведь не собирался нападать на тебя. Да и ножа у меня с собой нет, – Джером рассмеялся, что было больше похоже на какой-нибудь ненормальный припадок. Однако Виктория на удивление сразу же поняла, что это для него естественно. – А ты не из робкого десятка, да? Если не притворяешься, ты мне ещё больше нравишься.
– Рада, что Вы всё-таки не попытаетесь меня убить. До этого хотя бы получу возможность познакомиться с Вами поближе, если Вы не против, – она улыбнулась, стараясь делать это как можно искренне. Ей стало немного спокойнее, когда она увидела расслабленного и успокоившегося распластавшегося на стуле Джерома.
– Скажи, док, – вдруг сказал он, сильно нажимая голосом на слово «док». – Ты любишь цирк?
Виктория оторопела. Что ей ответить? Что будет правильным? Зачем этот вопрос? К чему приведёт ответ, который Джером не хочет услышать? Слишком мало времени, чтобы раздумывать, так что она просто начала говорить правду:
– Не любила в детстве. Клоуны меня пугали. Они... внушают какой-то ужас своими раскрашенными лицами, – она глупо усмехнулась, сама не зная, почему. – В более взрослом возрасте я не посещала цирк. Да и желания нет. Но зачем Вы спрашиваете?
– Просто ищу причины, по которым ещё ты можешь мне нравиться. Разве не здорово? – Джером чуть нагнулся вперёд и растянул губы в улыбке.
Такой странный... Но если правильно разговаривать, даже безумный Джером Валеска умел усмирить на время свои маньячные наклонности и поддаться безобидному разговору. Виктория кивнула в ответ на его последнюю реплику, открыла папку и сказала, ещё раз пробежав глазами по главной странице:
– Я изучила Вашу карту и узнала некоторую информацию. Например, причину, по которой Вас держат в Аркхеме, ваш возраст, происхождение и черты характера. Но остальное я нарочно читать не стала. Мне интересно, что расскажете мне Вы, а не документы, – немного обдумав свои следующие реплики, Виктория спросила: – Вы ведь... спросили у меня про цирк, потому что сами росли в цирковой труппе, верно?
– Да, – ответил Джером, глядя в никуда.
– Здесь на фотографии Вам восемнадцать. Вы не выглядите так, как сейчас. Что произошло с того момента? Что стало... с Вашим лицом? – она наконец-то спросила то, что мучило её чуть ли не всю прошедшую ночь.
– Знаешь, хорошо, что у меня вообще осталось моё лицо после того-то случая. У-у-у, история длинная... Но я расскажу вкратце. По твоим любопытным глазкам вижу, что хочешь ещё много чего спросить, – он усмехнулся и сел вразвалочку. – Я ведь уже не в первый раз в Аркхеме. В первый раз посадили за убийство матери. Она была шлюхой и ненавидела меня, получила, что заслуживала, ничего особенного. Затем я сбежал вместе с группой идиотов, которых присмотрел Тео Галаван. Но этот ушастый ублюдок испугался моего потенциала и всадил нож в горло. Но он не предусмотрел кое-чего очень важного: я – идея. Пусть я и умер, но моё наследие продолжало жить, Готэм захватило безумие, который я ему подарил. Естественно, у меня появились последователи, которые, собственно, и воскресили меня, в прямом смысле, конечно же. Правда, там что-то пошло не так, и один из них отрезал мне лицо, пришлось возвращать на место. Однако славная полиция нашего города поймала меня и во второй раз. С тех пор я коротаю время тут.
Виктория слушала его, еле сдерживая шок, особенно ту часть, в которой говорилось про смерть и воскрешение. Неужели он не врёт? И всё-таки в подобную небылицу верится без труда, если речь идёт о Готэме.
– Значит, Вы никогда не умрёте? – спросила Виктория. – Это и вдохновляет Вас делать то... за что Вас считают самым сумасшедшим человеком в городе?
– Скорее это вдохновляет моих фанатов. А я всего лишь не хочу, чтобы Готэм утонул в своей скучной серьёзности. Этот город нужно постоянно тормошить. И кроме меня никому это нормально сделать не удаётся. Всё приходится решать самому, – подчёркивая свою значимость, Джером обременённо вздохнул, будто бы то, чем он занимается, ему на самом деле в тягость. – Знаете, выражаясь Вашим профессиональным языком, это своеобразная терапия для Готэма.
– Терапия призвана оказывать помощь.
– Но может и разрушать.
– Лишь в неумелых руках, – Айрис улыбнулась.
Джером чуть сощурился, глядя на неё и медленно отпрянул от спинки стула, поддавшись вперёд. Подобные его движения начинали тревожить Викторию, но она умело не подавала виду. Валеска ехидно улыбнулся и в полтона произнёс:
– А насколько умелые руки у тебя?
Двусмысленность фразы была очевидно заметна по его глазам, и Виктория невольно смутилась, отвела взгляд в сторону, быстро захлопала ресницами.
– Достаточно, чтобы, как минимум, не причинить Вашему разуму вреда, – ответила она сдержанно.
Джером вдруг начал улыбаться ещё шире. Подозрительно... и так пугающе. Виктории снова это не понравилось. Что он задумал теперь?
– А сможешь... положить свою руку в мою ладонь? – он вытянул вперёд свою правую руку и положил её на стол раскрытой ладонью вверх. – Ты что-то там говорила о доверии. Это ведь такой пустяк – просто дать мне свою руку. Не думаешь ведь, что я тебе её откушу?
Сколько бы она не прятала свою чрезмерную осторожность и некоторый страх под маской смелой и увлечённой работой девушки, Джером видел её насквозь, читал, как открытую книгу. Айрис не могла понять, что же её выдавало, но думать об этом она будет после сеанса. Сейчас, глядя на протянутую ей раскрытую ладонь, она решала: проявить смелость и на деле убедиться, за кого этот парень её держит, за потенциального друга или же за врага; или не идти на риск и окончательно оборвать ещё не установленные связи с новым пациентом. Выбор был очевиден – рискованная смелость и правда!
Джером уже не был уверен, что она всё-таки ему доверится, но скоро доктор протянула руку и положила свою ладонь в его одетую в белую перчатку руку.
– Я Вас не боюсь, – в очередной раз повторила Виктория, только теперь более мягко, с сочувствием глядя в глаза парню. – И я хочу Вам доверять.
С замиранием сердца она ждала, что же он сделает. Джером несильно сжал её ладонь и начал ощупывать костяшки её пальцев, победоносно улыбаясь.
– Чудненько, – пропел он.
Её риск был оправдан, и Виктория не могла этому нарадоваться. Может ли она теперь считать, что заслужила расположение этого проблемного парня? Так или иначе, сегодня она построила небольшой мостик к Джерому и собиралась достроить этот мостик до большого балочного моста.
Когда сеанс подходил к концу, и Виктория, сложив обратно в папку все документы по делу Валески, уже собралась покинуть камеру, Джером вдруг кое-что вспомнил. То, что почему-то держал в голове на протяжении всего сеанса, после того как ему удалось подержать эту девушку за руку.
– Я заметил кольцо на твоём пальце, – бросил он вдогонку убегающей и уже попрощавшейся с ним Айрис. – Замужняя счастливая красотка... Как тебя вообще занесло на эту помойку?
Виктория остановилась у порога, не успев повернуть дверную ручку, и застыла с опущенным вниз взглядом. Счастье... Если бы. Это кольцо было для неё лишь мерзким напоминанием о том, что в её жизни есть зло, куда страшнее психов из Аркхема. Именно поэтому она и не боялась работать здесь. Обернувшись к пациенту через левое плечо, доктор ответила понурым голосом:
– Замужество – не показатель счастья, мистер Валеска, – и после быстро удалилась вон.
Джером не совсем понял, что она подразумевала под этим не лишённым печали высказыванием, но сам себе пообещал над этим подумать. Всё-таки он никак не мог избавиться от ощущения, будто эта на первый взгляд уверенная в себе смелая девушка на самом деле готова в любую минуту разрыдаться от гложущей её боли, которой, как казалось самому Джерому, ей не с кем поделиться.
* * *
Первый день работы на новом месте для Виктории выдался удачным. Аркхем, кажется, радушно принимал её: в этот день она познакомилась с несколькими отзывчивыми хорошими мужчинами из охраны, парочкой милых медсестёр и со своими коллегами – докторами. Но самым важным для Айрис, пожалуй, стала информация о том, что за сегодня Джером Валеска не причинил никому вреда и не устроил никакого шума. Обычно у него без этого и дня не обходилось, судя по словам надсмотрщиков, а сегодня он какой-то подозрительно кроткий. Виктория видела в этом свою профессиональную заслугу, пусть и не была уверена на все сто процентов.
Рабочий день в лечебнице пролетел слишком быстро. Но сколько бы Виктория не находила для себя занятий, все дела на сегодня были разобраны. Выбора нет – нужно ехать домой.
Холодный осенний дождь неустанно поливал медленно чернеющие в сумерках улицы Готэма, так, словно отчаянно пытался смыть с этого города всю грязь, в которой он увяз. Но ни тому небольшому количеству людей, борющемуся тут за справедливость, ни даже природной стихии не исправить этот город. Даже в такую сырую погоду улицы заполнили бродяги, которым совсем некуда было идти, и они ютились под протекающими крышами своих самодельных убежищ в переулках между домами и под лестницами. Не исключением были даже центральные улицы мегаполиса, где жила Виктория. Её дом находился в одном квартале он делового района Готэма. Сюда она вернулась из Аркхема на такси.
Поблагодарив водителя и заплатив ему за услугу, Виктория расправила над своей головой зонт, проводила взглядом отъезжающее жёлтое авто и обернулась к своему дому. В одном из окон горел слабый свет. Идти внутрь совершенно не хотелось. Лучше уж стоять здесь, чувствовать, как промокают ноги, слушать стук тяжёлых капель о растянутый над головой сатин и ёжиться от холода, чем открыть дверь собственного дома и провести вечер в уюте. Никакого уюта там нет, никакой радости, ничего, кроме гнетущего давления. «Может... стоило остаться сегодня на работе?» – на секунду подумала Виктория. Она медленно поднялась по мокрым ступенькам к массивной двери, наивно полагая, что оттягивание времени чем-то поможет ей избежать ежедневной порции страха. Ещё немного потопталась у двери, а потом ей всё-таки пришлось зайти.
В двухэтажных просторных апартаментах, где девушка жила не больше не меньше два года, этим вечером было так тепло и уютно, а впрочем, как и в любой другой вечер: в просторной гостиной, уставленной дорогой мебелью, потрескивая дровами, топился камин, и оттуда же раздавались негромкие мелодии классической арии, срывающиеся из-под головки звукоснимателя патефона. Но, как и всегда, эта атмосфера мало радовала Викторию. И причиной тому был факт: этот дорогой, комфортный, современный дом в безопасном районе столь криминального города принадлежал самому ненавистному человеку в её жизни – её мужу.
Виктория не зажгла торшер, бесшумно сняла пальто и ботильоны, чтобы не выдать своё присутствие и не привлекать внимания. Однако в доме её уже ждали и давно знали об её прибытии.
– Ты опоздала к ужину, – окликнул холодный голос за спиной, отчего Виктория ощутила неприятную боль между рёбер и заметно учащённое сердцебиение.
Она обернулась. Перед ней стоял высокий черноволосый мужчина с прямыми и острыми чертами лица, хорошо сложённый, стройный, подтянутый, одетый с иголочки в приличную дорогую одежду строгого стиля. Взгляд его ледяных серо-голубых глаз был презренно опущен на скованную девушку, а его тонкие губы недовольно поджимались.
– Прости, Нэйтон, – выдавила из себя Виктория, обзаведясь необходимой улыбкой, пытаясь выглядеть сожалеющей и виноватой. – По работе задержалась. Мой новый пациент... в общем, сложный случай. Я пытаюсь разобраться и составить план терапии.
Ни одна мышца его лица не дрогнула, он продолжал смотреть так же холодно и недовольно. У Виктории внутри всё сжалось: неужели её супруг сегодня настолько не в настроении терпеть её «вопиющие» выходки и прямо с порога заявит ей об этом? Но тут мужчина опустил подбородок и немного смягчился в лице.
– Поторопись и приведи себя в порядок, – процедил он. – Переодевайся и спускайся к ужину. Я уже накрыл на стол, – после чего повернулся и удалился в гостиную.
В эту минуту всё стало не мило Виктории: и успокаивающая приглушённая музыка, и треск поленьев в камине, и приятный запах парфюма. А ведь она почти поверила в то, что у неё теперь могут быть хорошие дни. Но это невозможно, пока она вынуждена каждый день возвращаться в дом этого человека.
Нэйтон Айрис – одна из известных публичных личностей Готэма, помощник при кабинете мэра. О его непревзойдённом управленческом таланте ходило много пересудов, даже поговаривали, что именно благодаря ему новый мэр сумел занять свою должность. Члены его семьи из поколения в поколение служили Готэму, стоя подле первых лиц города, и шаг за шагом смогли сделать себе имя и сколотить целое состояние, которое сейчас унаследовал Нэйтон.
Виктория жила с этим человеком два года, и почти с самого первого дня её замужней жизни каждый новый день был хуже предыдущего по мере того, как раскрывалась истинная сущность этого жестокого человека. Виктория не выходила за него по любви, этот брак за обоих определили их родители. До свадьбы Нэйтон был таким же строгим и хладнокровным, но всё же пытался наладить хорошие отношения со своей будущей женой и даже понравиться ей. Виктория тогда была уверена, что сможет стать ближе к нему, сможет вскоре его полюбить, как только он распахнёт ей своё сердце. Но та его сторона, что раскрылась ей после свадьбы, сбросила девушку в пучину ужаса и страха. С тех пор у неё не было ни дня без побоев. Она получала буквально за каждый неправильно сделанный шаг.
Жить в этом сущем кошмаре девушка не могла – конечно же, она пыталась избавиться от этого и не раз. Впервые она заявила, что хочет подать заявление на развод, спустя три месяца их совместной жизни, за что была избита почти до полусмерти и заперта в подвале на неделю. Ещё спустя несколько месяцев она решилась пойти в полицию, но никто не поверил ни её слезливым рассказам, ни побоям на её теле. Третьим разом был запланированный побег год назад. Ей почти удалось оставить этот ужас в прошлом, но Нэйтон выследил её, нашёл, поймал, вернул домой и уже там вновь наказал. После того случая девушка несколько месяцев пролежала в больнице с тяжёлым сотрясением мозга. Это было впервые, когда он бил её по лицу и голове, потому что эти части её тела он никогда не позволял себе портить, чтобы не было лишних вопросов. Однако Айрис, как человек с большими связями, сумел замять это дело.
Никто ничего не знал о том, что происходит в стенах дома Нэйтона Айриса. Для всех он и его жена были обычной молодой супружеской парой, редко появляющейся на людях вместе. Виктория тем временем страдала от домашнего насилия, не получая никакой защиты и теряя надежду. Скрипя зубами, она приспосабливалась к такой жизни, но чаша её терпения вновь норовила переполниться в скором времени.
Сейчас ей ничего не оставалось, кроме как выполнить указания мужа: Виктория переоделась в свежее платье, спустилась вниз и пришла в столовую через гостиную. Как бы ей хотелось прямо сейчас пойти и лечь спать, чтобы поскорее наступило утро, и она уехала обратно в лечебницу. Но её ждал ужин с тираном.
Они ели в тишине какое-то время, сидя друг напротив друга в разных концах длинного стола в просторной пустой столовой. Патефон всё ещё проигрывал классические арии, уже вызывающие у Виктории приступы тошноты, а на столе среди тарелок с аккуратными блюдами горели свечи. Её всегда поражало то, как романтично выглядят их совместные приёмы пищи, но как при этом мерзки и ненормальны их отношения. Всё потому, что такое своё поведение Нэйтон выдавал за любовь, но это было лишь его воспалённой фантазией.
Среди лязга столовыми приборами вдруг раздался спокойный и неестественно заботливый голос Айриса, который поинтересовался у своей жены:
– Как прошёл твой день?
– Хорошо, – вкрадчиво ответила Виктория, не отрываясь от еды.
Нэйтон с ожиданием смотрел на неё, но девушка не поднимала на него глаз и продолжала орудовать вилкой и ножом над своей тарелкой. Он поджал губы и демонстративно прокашлялся, только тогда Виктория подняла голову.
– Ох, прости... – поспешила извиниться она, пока супруг не пришёл в бешенство. – А как твой день, дорогой?
– Ничего особенного, – ответил он, слегка улыбаясь. – Занимался оформлением бумаг на неиспользованную недвижимость в старых районах города. Завтра выступаю на заседании городского совета от лица мэра.
Виктория изо всех сил старалась внимательно слушать его рассказы, но этих сил уже не оставалось. Её пересиливало желание как можно быстрее доесть свой ужин и пойти спать, чтобы не видеть, не слышать и не находиться в обществе своего мужа. В какой-то момент её взгляд просто стал пустым и отстранённым. Заметив это, Нэйтон прекратил рассказывать о своей работе и уверенно произнёс:
– Тебе не интересно.
– Что? Нет, нет, прости, я слушаю, – девушка одёрнула голову и натянула улыбку. – Конечно же, заседание... Ну да... Это очень важно. И ответственно. Да.
Дрожащей рукой она потянулась за стаканом воды и отпила. Виктория понимала, что её нежелание говорить с ним может выглядеть слишком очевидно, ведь естественность её актёрской игры задыхалась под тяжестью страха. Но Нэйтон игнорировал и то, и другое.
– Как тебе в этой твоей лечебнице Аркхем? спросил он. – Не жалеешь, что устроилась туда? Жуткое место, судя по слухам.
– Нет. Мне там нравится, – снова коротко ответила Виктория. Ей совсем не хотелось делиться своими эмоциями с этим человеком, как бы она не пыталась заставить себя хотя бы казаться открытой.
– А твой пациент?
– Я ищу к нему подход.
– Не страшно работать в окружении психопатов?
– У меня есть охрана.
Громкий удар по столу тяжёлой ладонью разрядил воздух. Виктория тихо взвизгнула и зажмурилась, поджав губы, а сердце её заколотилось так быстро, что готово было вот-вот выпрыгнуть из груди. Взбесившийся скудными ответами своей жены мистер Айрис сжал руки в кулаки, тяжело выдохнул через нос и перевёл дыхание, после того как в порыве злости заставил всю посуду на столе подпрыгнуть.
– Подойди ко мне, любимая, – почти сквозь зубы процедил Нэйтон.
У Виктории заболело всё тело, заныли все синяки, что оставлял на ней этот по-зверски неадекватный человек лишь от одной мысли о том, что сейчас она получит новые побои. Страх душил, а потому дышать становилось всё труднее с каждой секундой. Девушка робко поднялась со стула на едва не подкосившихся ногах и неохотным шагом двинулась вдоль стола. Чем ближе она подходила к мужу, тем сложнее было сдержать слёзы, а неумелые вздохи срывались в хныканье. Слишком близко она не подошла.
– Дай мне руку, – потребовал Нэйтон, протянув раскрытую ладонь.
Виктория была готова ещё хоть сотню раз доверить свою руку Джерому Валеске, вооружённому ножом и безумно хохочущему прямо ей в лицо, но только не этому человеку. Ей ничего не оставалось – она положила в его ладонь свою дрожащую руку, и его ледяные пальцы тут же сомкнулись на ней, потянув на себя.
– Послушай, Вик, девочка моя... – сказал Нэйтон, заметно сдерживая себя от применения насилия, крепко сжимая руку испуганной жены. – Ты ведь знаешь, как сильно я тебя люблю. Это так. И я вижу, когда ты врёшь мне или что-то скрываешь. А сейчас ты точно что-то пытаешься от меня утаить.
– Пожалуйста, поверь, мне нечего скрывать от тебя, Нэйтон, прошу... – выдавила Виктория осипшим голосом, мотая головой, быстро моргая и поджимая губы, чтобы не дать слезам скатиться по щекам.
– Правильно... – полушёпотом сказал мужчина, упрямо и с нажимом глядя на Викторию. – Правильно. Потому что, если у тебя есть какие-то тайны от меня, я об этом узнаю. И тогда, – он сильно сдавил руку девушки, и та опустилась на колени, скривившись от боли, – мне придётся устроить тебе нечто поинтересней, чем сотрясение мозга. Ты вряд ли отделаешься несколькими месяцами в больнице.
– Пожалуйста, не надо... – чуть не плача, просила девушка, согнувшись над своими ногами на полу. Она почти почувствовала, как треснули кости в пальцах её правой руки и разливающуюся от этого жгучую боль.
– Смотри сюда, – ледяным голосом произнёс Нэйтон, а после вскрикнул, точно полоумный: – Смотри на меня!!!
Виктория подняла голову, и страх позволил слезам сорваться с её глаз. Она терпела эту боль, как могла, терпела, насколько хватало стойкости. В конце концов, как бы печально это не звучало, эта боль уже вошла у неё в привычку. Нэйтон всё ещё крепко сжимал её руку в своей левой руке, а правой потянулся к лицу, смахнул выбившуюся рыжую прядь волос и невесомо провёл подушечками пальцев по намокшей в слезах щеке к подбородку.
– У тебя слишком красивое лицо, – сказал он, разглядывая её, точно экспонат, – его не хочется портить. Снова. Понимаешь? Но ты вынуждаешь. Ты не оставляешь мне выбора, Виктория. О, моя дорогая Виктория... Ты совсем перестала меня любить. Чем ты недовольна? Ты живёшь в прекрасном доме, при больших деньгах, с любящим мужчиной. Я прошу лишь взаимности, которой ты почему-то делиться не хочешь. Мне очень обидно, знаешь? Это меня задевает.
– П-прости, п-пожалуйста, – на сбивчивом дыхании выдавила из себя девушка дрожащими губами. – Мне больно... отпусти... прошу.
– А представляешь, как больно мне, когда ты не держишь слово, обманываешь и не говоришь со мной? – Айрис наклонился ниже к её лицу, и тогда Вик опустила глаза, не в силах смотреть на него. – Я сказал, смотри на меня!!! – безжалостным хлопком по щеке он отбросил её очки и заставил Викторию вновь поднять глаза. – Ты думаешь только о себе. На мои чувства тебе наплевать. Признайся же... Признайся, что ты эгоистичная, самолюбивая, горделивая шлюха! Такая дрянь, как ты, меня не заслужила. Но! Я тебя не убью. Ты мне ещё нужна. Даже такая убогая и жалкая.
С последними словами он наконец-то разжал пальцы и отпустил её руку. Виктория без сил упала лицом в пол. Слушать всё это в очередной раз было так же больно, как и в первый. Глаза щипали из-за слёз, в горле стоял ком, щека горела от удара, кисть руки сводила адская боль – всё это лишь малая часть того, что она чувствовала. Куда тяжелее было на сердце. Пытаясь подняться на одной руке, Виктория ползала по полу, хваталась за стулья и силилась встать на ноги. Очки, к счастью, уцелели, и это порадовало девушку, хоть и самую малость. Кажется, ужин подошёл к концу.
– Ах да, совсем вылетело из головы! – вспомнил Нэйтон, когда разгладил жилетку своего костюма и был готов уходить из столовой. – Забыл сказать, днём пришло письмо из поместья твоих родителей. Они умерли.
Он сказал это так непринуждённо, спокойно, будто сообщил не о смерти, а о покупке новой машины. Виктория буквально окаменела и на мгновение потеряла дар речи. Подпирая спиной ножку стола, она сидела на полу и больше не могла бороться с бессилием внутри: её руки опустились, тело налилось свинцом, а голова стала чугунной.
– Не забудь написать им письмо и предупредить, что приедешь на похороны, – добавил напоследок Нэйтон, чей голос девушка услышала доносящимся уже почти из прихожей. Скоро звуки его шагов скрылись наверху.
«Написать»?.. Её рабочая рука была на грани перелома. Нэйтон знал заранее, как этим вечером причинить ей боль. И причинил снова.
День был таким продуктивным и удачным, а вечер раздавил её реальностью, заставил снять розовые очки и вспомнить, в каком аду она живёт. Виктория бессильно сидела на полу и буравила пустым взглядом стену. Патефон в гостиной всё ещё проигрывал навязчивую классику. Разозлившись на него, Виктория лихорадочно стащила с ноги туфлю и запустила в проигрыватель, а после, когда музыка наконец-то прекратилась, разрыдалась в голос.
Её снова одолело это невообразимо сильное страстное чувство, желание, куда сильнее её здравого смысла, – жажда утопить Нэйтона Айриса в его собственной крови. В глазах темнело от этой мысли, Виктория начинала забываться. Она словно ходила по тонкому льду, называемому самообладанием, а под ним – бездна её отчаянного безумия, порождённая ненавистью и желанием защитить себя от насилия. Один шаг сейчас отделял её от соблазнительно близко лежащего над её головой столового ножа. Она смотрела на него, представляла, как это изящное лезвие скользит по коже на шее Нэйтона, как впивается в его горло, выпуская из-под себя струи крови... Девушку чуть не захлестнуло адреналином. Но, как и всегда, у неё получилось взять себя в руки. Ведь она просто Виктория Айрис, просто девушка, терпящая побои собственного мужа. Не убийца. Не сумасшедшая.
Безумие было проблемой не только её пациента, но и самой доктора Айрис. Безумие, рождённое из ненависти, превратившее сущность некогда милой добросердечной девушки в настоящий ящик Пандоры.