В свете минувших пары-тройки недель Виктории Айрис представилась возможность узнать обитателей зловещих камер лечебницы Аркхем не как умалишённых неадекватных психов, а как весьма приятных людей, открыто позитивно расположенных к ней. После того мероприятия, которое почти сорвалось, но оказалось спасено одной милой девушкой в белом халате и её, как выяснилось, чарующим голосом, каждый заключённый здесь проникся к ней необъяснимо тёплыми чувствами. Между собой они теперь звали её «соловьём» или «птичкой», заворожённые силой и очарованием её пения. Долгое время Виктория была в замешательстве от такого всеобщего восторга, ведь она сама не подозревала, что в ней может скрываться такой талант. Но из-за этого открытия у неё появились некоторые проблемы: заключённые, постоянно просящие её при любом удобном и неудобном случае спеть для них.

Кроме того, что Айрис, сама того не планируя, завоевала сердца заключённых, её отношения с Джеромом стали ещё ближе. Но это уже не могло оставаться лишь между ними. То, что сделал Валеска на том вечере – его легкомысленный выход на сцену и танец с доктором Айрис на глазах у удивлённой публики – вызвало волну недоумённых пересудов среди обывателей Аркхема. Особенно остро на это отреагировали работники лечебницы, в головы которых закралась неприятно шокирующая их мысль: доктор Айрис, будучи замужем, влюблена в своего пациента – самого безумного преступника Готэма. Неслыханно!

Самой же Виктории ещё не довелось слышать этих догадок со стороны коллег, и потому эти скверные толки не мешали ей радоваться своим успехам. Окрылённая своими большими шагами к конечному излечению пациента Виктория совсем забыла о безопасной предосторожности и подозрительности. В какой-то определённый момент она должна была вспомнить о том, с кем имеет дело, вспомнить, каким характером и наклонностями обладает Джером, и предположить, что всё это может оказаться ловушкой. Если ещё месяц назад она прогоняла через эти фильтры чуть ли не каждое сказанное им слово, то уже сейчас не видела необходимости. Ведь, как она думала, их с Джеромом теперь связывают тесные узы дружбы.

Время – почти полдень. Направляясь на свой очередной психиатрический сеанс, Виктория пребывала в прекрасном расположении духа. Для неё самой было загадкой то, о чём они будут говорить сегодня, но девушка надеялась, что Джером, как и на паре предыдущих сеансов, поведает ей одну из своих преступных историй. Ей так нравилось слушать их. Она даже объяснение этому нашла: её пристрастие к историям об убийствах и терактах Валески – это не что иное, как попытка понять и разобраться в образе его мышления. 

Лифт остановился на первом этаже, и доктор вышла в коридор, ведущий в крыло с камерами заключённых. Завидев её, почти все они оторвались от своих дел и прилипли к решётчатым окошкам на дверях, чтобы лично обратиться к девушке. Они улыбались, как будто увидели свою спасительницу, и громко восклицали наперебой из своих «клеток»:

– Доброе утро, доктор Айрис!

– Привет, красавица.

– Доктор Айрис! Доктор Айрис! Доктор Айрис!

– Хорошего дня Вам, доктор Айрис!

Такое количество внимания не могло не вгонять девушку в краску. Она покрывалась едва заметным румянцем, смущённо улыбалась, но старалась дружелюбно отвечать всем.

– Смотри, какая у меня новая причёска! – обратилась к ней девушка из камеры с номером Б-114. Она с удовольствием демонстрировала доктору высоко завязанные на голове хвостики. – Тебе нравится, док?

– Очень мило, Рози, – улыбнулась ей Виктория, проходя мимо.

А тут её уже из соседней камеры звал другой заключённый – увесистый мужчина с тяжёлым голосом и густой чёрной бородой:

– Доктор Айрис, я написал для Вас стихотворение, – он протягивал ей аккуратно сложенный в четвертинки лист бумаги, едва протискивая руку сквозь небольшие расстояния между прутьями решётки.

– Спасибо, Билли, ты такой душка, – Виктория улыбнулась ему и попутно, пока забирала из его руки послание, пощекотала ладошку, отчего неестественно сконфуженный бугай захихикал.

– Хэй, док! – а дальше её уже звал парень со звонким голосом и дерзким видом. – Мы тут с парнями поспорили на твой цвет волос. Ты натуральная рыженькая?

– Да, это мой естественный цвет, – усмехнулась Виктория, чуть замедлившись и тряхнув волосами.

– Я же говорил! Гоните мне свои завтраки!

Неудобно было признавать в себе эгоцентрика, но Виктория сейчас буквально наслаждалась их вниманием и пыталась никого из них не обделить им в ответ. Она с радостью дарила этим бедолагам свою отзывчивость, чуткость, приветливость и дружелюбие.

Но некоторые из них всё ещё слегка пугали Викторию, как, например, появившийся вдруг в коридоре Джервис Тетч, неспешно прогуливающийся вдоль верениц камер. Хотя, в случае с ним можно было смело утверждать, что Виктория находила его запальчивую настойчивость больше забавной, чем пугающей.

– О, наша прекрасная принцесса с ангельским голосом! – приветствовал он её, широко улыбнувшись и подойдя непозволительно близко.

– Мистер Тетч, – тяжело выдохнула Виктория и отпрыгнула от него, выдерживая своё личное пространство.

– Вы обдумали моё предложение?

– Нет, мистер Тетч, я не могу взяться за Ваше лечение. И нет, я не откажусь от Валески в Вашу пользу, – она неловко улыбнулась, поправив очки, и обогнула перегораживающего ей путь Джервиса, чтобы направиться дальше.

– Милая доктор, услышь же мой зов!
  Ради твоей терапии на всё я готов! – взмолился Шляпник, пытаясь ухватить девушку за руки, но та лишь игриво улыбалась, пока юрко ускользала от него и ускоряла шаг.

– Эй, Тетч, тебе ничего не светит, даже не мечтай, – усмехнулся мужчина в камере напротив. – Джером с тебя три шкуры спустит, если узнает, что ты за его докторшей увиваешься.

– Я за ней не увиваюсь!
   Но интерес имею – каюсь.

Но тут этому любителю свободно погулять по территории лечебницы, точно мартовский кот, снова пришлось хватать руки в ноги и давать дёру, так как в коридоре появились ищущие его охранники.

Виктория была так счастлива этим утром, как никогда не была. Её грудь переполняло тёплое воздушное чувство, какого она давным-давно не испытывала, и казалось, будто она попала в волшебную сказку, которая бы никогда не воплотилась в жизнь. Она впервые за долгое время чувствовала себя нужной и полезной. А сейчас она ещё и увидит Джерома! Может, стоит сказать ему о том, что её чувства к нему в последнее время стали какими-то неоднозначными? Это невесомое приподнятое настроение настолько ослепило девушку, что в её голову лезли всякие глупости.

Дверь, за которой её ждал Джером, уже была в считанных шагах от неё. Перед тем как войти, девушка поправила аккуратно заплетённые в высокий хвост волосы, расправила халат и перевела вдруг утяжелившееся дыхание. Отчего такое волнение? Её тянуло в терапевтическую комнату, где сейчас её ждал пациент, точно магнитом, но в то же время она всячески хотела отсрочить свой визит.

Телефонный звонок, раздавшийся из кармана её халата, словно был призван исполнить её второе желание. Девушка остановилась в одном шаге от нужного ей кабинета и достала мобильный телефон. На экране высвечивалось имя дворецкого семьи Кейн.

– Да, Альберт, что случилось? – ответила Вик, приложив трубку к уху.

– Госпожа, я ничего не понимаю! – голос дворецкого звучал очень взвинченно и нервно. – В особняк вломились какие-то незнакомые мне люди и начали выносить мебель. Я совсем бессилен, они меня ни во что не ставят!

– Погоди... что? – девушка нахмурила лоб. – Какие ещё люди? Они хотя бы представились?

– Ох, не знаю я, кто эти грубияны. Но они сказали, что их прислал хозяин дома.

– Но я... никого не... – у Виктории от напряжения дёрнулся левый глаз. – Я скоро буду, Альберт!

Стоя в одном шаге от желанной двери, Айрис развернулась и со всех ног кинулась в обратном направлении, совершенно позабыв о том, что в кабинете её ждёт пациент. То, что происходило сейчас в особняке её родителей, явно требовало большего внимания, чем сеанс психотерапии с умалишённым преступником. Хотя в данный момент Виктории было не до расставления приоритетов.

* * *

Жёлтый в чёрную шашечку автомобиль за считанные минуты донёсся до фамильного поместья Кейнов. Таксист, которому Виктория во время поездки доплачивала за значительное увеличение скорости и нарушение некоторых правил дорожного движения, после этого заезда неплохо подзаработал. Девушка так боялась не успеть, а потому всеми возможными способами старалась подгонять водителя.

Такси остановилось у ворот поместья, и Вик выскочила из автомобиля, точно преследуемая сворой озлобленных диких зверей. В незапахнутом пальто и наспех повязанном на шее шарфе она побежала по недавно выпавшему и всё ещё не растаявшему первому снегу через двор к парадным дверям особняка. Группа незнакомых ей мужчин-грузчиков, которых она уж точно до этого момента не встречала, выносила из дома различную мебель и предметы интерьера, погружая всё в кузов массивного фургона. Они проходили мимо неё, словно её и вовсе здесь не было, а Виктория, негодующе наблюдая, как выставляют её дом, продвигалась к крыльцу.

Из распахнутых дверей она услышала рассерженный голос Альберта:

– У этой вазы целых два века за плечами, не смейте хватать её, как пластмассовое ведро!

Мимо забегающей по ступеням Виктории прошёл грузчик с большой резной вазой в руках, а за ним бежал сокрушающийся Альберт. Увидев девушку, он бросился к ней.

– Ох, госпожа Вик, вот и Вы! – воскликнул он. – Скорее, иначе спасать нам будет нечего! Эти неотёсанные невежды и понятия не имеют, насколько раритетные вещи трогают своими грубыми лапищами.

Айрис быстро перегородила дорогу грузчику с вазой, воздвиглась перед ним непроходимой стеной, нахмурила брови и потребовала, уставив руки в бока:

– Разрешите поинтересоваться, а что здесь происходит? Почему я была вынуждена бросить работу и примчаться сюда?

– Дамочка, – устало вздохнул грузчик, когда остановился и поставил тяжёлую вазу под своими ногами, – ну я ведь уже объяснял Вашему лакею. Сколько раз ещё повторять: мы тут всего лишь наёмные рабочие. Нам с парнями заказали работу – перевезти мебель – вот мы и перевозим. А то, что Вы не в ладах с хозяином дома, это уже ваши личные тёрки. Мы просто делаем свою работу.

– Весьма интересно, как же это я могу быть «не в ладах» с хозяином, если хозяйка дома я? – Вик иронично вскинула бровями.

Грузчик обронил неосторожный смешок и сказал ей с ответной иронией:

– Что-то не слишком Вы похожи на хозяина. Хотя бы потому, что Вы не мужчина.

Пока девушка, ничего не разумея, стояла и пыталась расставить события и их виновников по местам, грузчик, с которым она говорила, вновь поднял вазу и понёс её к машине. Но Вик вновь встала на его пути.

– Кто Вас нанял? – прямо спросила она, не желая более оставаться в неведении.

Мужчина закатил глаза, всем своим видом демонстрируя, как эта девушка и её дворецкий ему надоели, вазу опускать не стал и ответил после вздоха:

– Владелец этого дома – Нэйтон Айрис.

Отголоски этого имени побежали мурашками по спине Виктории. Она застыла, точно вкопанная, и широко раскрытыми глазами уставилась на рабочего. Попытки хоть что-нибудь понять проваливались раз за разом.

– Подождите секундочку... – сквозь толщу шока пробился истерический смешок, и Вик быстро захлопала ресницами. – А Вы вообще в курсе, что Нэйтон Айрис не владеет этим домом? Это фамильное поместье Кейнов, а я их дочь – Виктория Кейн.

– Да хоть королева Англии! – вновь усмехнулся мужчина. – Вы что думаете, милочка, мы первому встречному на слово верим в таких делах? Мистер Айрис представил все документы на дом. Там чёрным по белому прописано его имя в графе «Собственник».

– Но... этого... Этого не может...

– Езжайте к себе обратно на Вашу работу и не мешайте нам делать нашу.

Грузчик прошагал мимо Виктории в надежде поскорее разобраться с заказом, не отвлекаясь на «всяких лжевладелец», и погрузил наконец-то эту вазу в фургон.

Сердце Виктории в нервном волнении забилось с участившейся тяжестью. Голова от непонимания начинала гудеть. Но хуже этого горького чувства неведения было лишь ощущение прискорбного бессилия. Как ей остановить этих парней и заставить их выгрузить всю мебель обратно? Сейчас уж точно никак. Всё, что ей оставалось, это сторониться грузчиков, выносящих мебель из дома её родителей, и отчаянно думать, как же всё это исправлять.

Наблюдая за её растерянным и немного напуганным видом, Альберт спустился по ступеням и осторожно опустил руку на её плечо со словами:

– Ох, госпожа... Что же произошло? Это же не Вы позволили мистеру Айрису распоряжаться тем, что принадлежит Вам?

– Нет... не я, – отрешённо произнесла Виктория, задумчиво копаясь в своих мыслях, которые пугали её саму. – Я бы никогда даже не подумала отдавать ему то, что с таким трудом заработали родители на протяжении всей своей жизни. Тут что-то... не так... – и вот она вдруг встрепенулась, запахнула своё пальто и твёрдо заявила: – Альберт, я еду в город. В мэрию. Нанесу визит своему «дорогому» мужу.

– Нет, госпожа, прошу Вас, не ездите одна! – уже вдогонку кричал ей дворецкий, прекрасно осознавая, что у девушки нет опыта в ведении подобных дел. – Позвольте мне...

– Оставайся здесь, кто-то должен быть в поместье. И я возьму нашу машину, если ты не против.

– Конечно же я!.. против.

«Кто же станет слушать старого дворецкого», – вздохнув, подумал Альберт. Глаза Виктории, когда он посмотрел в них полминуты назад, пылали только-только зародившейся злостью, а сама она выглядела очень воинственно, словно собралась спасать весь город. Альберт от всей души желал своей девочке сохранять голову холодной в этой ситуации и не вестись ни на что. А что-то явно ожидает её по приезду в мэрию.

* * *

Готэм тонул в мрачности окутавшей его ранней зимы. В серо-синем мареве над высотками простирались грузные тучи, которые, казалось, вот-вот обрушаться на город и придавят его. В воздухе парили едва видимые снежинки, которые опускались на дороги и тротуары, а также на головы людей, их плечи и зонты, на крыши домов и машин. Время дня стояло самое солнечное, но для Готэма солнечным оно было фактически. Потому что на деле в этом городе солнце светило до исключительности редко.

Чтобы добраться до резиденции мэра, Виктории потребовалось немало времени. Сказывалось длительное отсутствие практики в вождении автомобиля и расстояние от загородного поместья до центра города. И всё-таки она добралась, в дороге, правда, обругав все встретившиеся ей светофоры. Выскочив из машины, она даже не вспомнила о том, что её нужно закрыть и поставить под сигнализацию, вместо этого девушка стремглав бросилась в двери огромного высотного здания, устремившись на самый верх.

Виктория не помнила, как миновала толпы охранников, прежде чем подняться на двадцатый этаж, потому что неслась наверх на чистом адреналине. Кровь вскипала от негодования и била в голову. Она быстро выяснила, где находится её муж, и запрыгнула в лифт.

Зал заседаний – большое помещение с высокими окнами и потолком – принимал сейчас многих важных лиц мэрии на очередном съезде по случаю оглашения очень важных решений. Здесь был и сам глава города. Он сидел в дальнем конце длинного дубового стола, по сторонам которого расположились чиновники средней руки. Все они внимательно слушали выступающего первого помощника мэра – Нэйтона Айриса. Его холодный сдержанный голос расползался по всему залу и эхом бился о стены. Нэйтон говорил громко, но в то же время неимпульсивно, ровно, спокойно. Просто... идеально. Его речь была будто бы не раз отрепетирована перед зеркалом. Ни запинки, ни задумчивых пауз... Как машина.

Однако его беспрецедентное выступление оказалось наглым образом прервано резко стукнувшей о стену отворившейся дверью и девушкой, что на всех парах влетела в зал.

– Нэйтон Айрис! – взревела Виктория, совершенно позабыв о манерах, о вежливости и сдержанности.

Удивлённые чиновники обернулись к ней и выпучили на неё глаза. Девушка тяжело дышала и переводила дыхание, прожигая взглядом своего мужа. Его бледное худощавое лицо, которое в эту секунду вытянулось от недоумения, она быстро нашла среди пухлощёких физиономий других государственных служащих.

– Я хочу поговорить с Нэйтоном Айрисом. Немедленно! – заявила девушка, выпрямившись и поправив покосившийся на плече шарф и очки на носу. В эту секунду к ней вернулось немного стыда, и ей стало неловко за свой повышенный голос.

Нэйтон несколько секунд сверлил свою супругу тревожным и в то же время едва сдерживаемым яростным взглядом. Вскоре он обвёл глазами всех присутствующих, виновато улыбнулся краешком рта и направился к выходу со словами:

– Прошу прощения за мою глупую жену, коллеги. Она сама не своя после смерти родителей, никак не оправится, бедняжка.

Под сопровождение недоумевающих взглядов и возмущённых перешёптываний Айрис вытолкал Викторию из зала и вышел следом, закрыв за собой массивные двери. Оказавшись с ним наедине, ослеплённая волнением и непониманием Виктория кинулась с места в карьер.

– Объясни мне, что происходит в поместье Кейнов, в моём доме! Я бросаю работу, мчусь в особняк, чтобы узнать, что ты заказал грузчиков для вывоза моего имущества. Как это понимать?! И почему в документах на этот дом вообще фигурирует твоё имя? Нэйтон, я не понимаю! Во-первых, потрудись сейчас же позвонить им и отменить заказ, потребуй вернуть всю вынесенную мебель обратно, а во-вторых, объясни мне эту ситуацию с документами.

Но пока Виктория распалялась в нервных изречениях, едва сдерживая дрожь в голосе, Нэйтон, как только они оказались вне зала, тут же начал осматриваться и оценивать обстановку. Он оббежал глазами коридор – пусто, охрана куда-то подевалась, здесь ни души. Это ему на руку. Затем он поднял глаза вверх к потолку – чёртова камера наблюдения! Но мужчина быстро заметил угол в слепой зоне камеры на противоположной стороне коридора под вентиляцией. Быстро схватив неустанно возмущающуюся девушку за руку, он повёл её туда.

В следующий миг Виктория пожалела о своём необдуманном дерзком поведении, когда выше неё на целую голову Айрис со всей силы пригвоздил её к стене. Он ухватил её за горло, чтобы заставить замолчать и задохнуться собственной смелостью, опустил тембр своего голоса до нервозной контролируемой ярости и произнёс ей в лицо:

– А теперь послушай меня, дорогая. Во-первых, сейчас ты закрываешь свой непривычно громкий ротик, пока тебе его не заткнул мой кулак. Клянусь, я не побрезгаю рабочим положением: отведу в кабинет и сделаю там с тобой то, после чего тебе даже выползать оттуда будет очень больно.

Его холодные тонкие пальцы медленно давили на её глотку. Виктории вскоре на секунду показалось, что она теряет сознание, но в следующее мгновение Нэйтон разжал пальцы и отпустил её горло. Согнувшись над своими коленями, Вик начала сильно кашлять, чувствуя, будто в горле что-то инородное всё ещё мешает ей сделать вдох.

– Позорище, – бросил ей мужчина, выпрямившись и окинув супругу пренебрежительным взглядом. – Ты заставила меня краснеть перед всей мэрией. Теперь они там все будут думать, что моя жена и впрямь сумасшедшая.

Опираясь на стену, измученная Виктория взглянула на Айриса. Поистине ледяной взгляд его голубых глаз с обременённостью устремлялся куда-то в сторону без желания смотреть на девушку, немощно хватающую ртом воздух. Теперь-то она понимала, зачем Айрис затащил её в этот угол: ему было не по силам усмирить свои садистские наклонности, тем более, когда его личная груша для битья позволила себе дерзить ему.

– А во-вторых, – невозмутимо продолжил Нэйтон, поправляя свои манжет и запонки на нём, – да, в правоустанавливающих документах на особняк Кейнов теперь есть моё имя. Я хотел сообщить тебе это вечером в спокойной семейной обстановке за ужином. Только ты, я и эта приятная новость. Но нет же, ты так любишь открывать подарки раньше времени. Совершенно нет никакой силы воли и терпения.

– Что... значит... – девушке было сложно связать слова не только из-за накатившего недоумения, но и от осадка пережитого страха.

– Теперь я владелец дома, в котором жили твои родители. У меня есть хороший знакомый юрист, которому не составило труда поработать над завещанием твоих родителей, внести туда некоторые корректировки и выставить всё так, что многоуважаемые покойные Артур и Сара Кейн не оставили своей, как там говорится, горячо любимой дочери и гроша ломаного. Земельный участок с поместьем они великодушно, как и свойственно филантропам, пожертвовали в муниципальную собственность. А я купил этот участок и всё, что на нём расположено.

Что он несёт? Что за слова срываются с его губ? Зачем он их произносит? Ведь всё это... неправда. Полная чушь! Именно так думала Виктория, с ужасом слушая речи Нэйтона. Она не могла поверить в это. Да, Айрис был чудовищем во плоти, но всё это всегда ограничивалось только его неуправляемой жаждой наносить физические увечья. Вик всегда думала, что он уже показал ей свою истинную сущность, но, похоже, настоящий Нэйтон Айрис раскрывался перед ней в эту самую минуту.

– Зачем?.. Зачем тебе это нужно? Я не понимаю... – тошнотворная обида сковала грудную клетку, и Виктория с трудом выдавливала слова. – Это всего лишь дом... Дом моих родителей... Место, где я выросла. Почему я просто не могу иметь место, куда могу вернуться и вспомнить детство? Зачем ты отбираешь у меня прошлое?

С последними словами по её щекам невольно скатились слёзы, а в горле застрял ком. Виктория скоро со страхом осознала: это всё реально. А Нэйтон негромко рассмеялся, шагнул к девушке и ответил, с притворной заботой вытирая рукой слёзы с её лица:

– Ну чего ты такую мордашку кислую сделала, любимая! Зачем тебе этот дом? Ты ведь и родителей своих не любила. Они не были тебе нужны. Так же, как и этот старый особняк. Так же, как и твоё прошлое, – мужчина взял лицо остолбеневшей от шока девушки в свои ладони и обратил на себя. – У тебя есть настоящее и будущее. И в этом будущем только я.

Глаза девушки были обращены к лицу Нэйтона, но смотрела она не на него. Она вообще никуда не смотрела. Лишь теперь она признала: все эти годы, что Нэйтон обращается с ней, как со своей вещью, она не переставала верить в затаившуюся внутри него частичку человечности, которая скоро должна взять над ним верх. Но, как оказалось, всё это время она знала не Нэйтона Айриса, надевшего маску монстра, а монстра, надевшего маску Нэйтона Айриса. Какая до боли жалкая наивность. Какая до слёз горькая ложь.

– Не переживай ты так, – с фальшивой любовью улыбнулся ей муж, когда убрал руки от её лица, выпрямился и начал поправлять ей ворот пальто и шарф. – На вырученные с продажи мебели деньги куплю тебе какое-нибудь новое платьице. Будешь в нём в свою дурку на работу ездить и соблазнять психопатов, –  он наклонился ниже, прямо к её уху и произнёс с нажимом: – Ты ведь у меня там этим и занимаешься, да?

Девушку одолела паника, и она попыталась опровергнуть его обманчивые предположения, но, как позже выяснилось, она просто приоткрывала рот в попытках издать хотя бы один звук, словно немая.

– Тихо-тихо-тихо, – Нэйтон приложил палец к её губам, – мы не будем обсуждать это сейчас. Ты и так отняла у меня возможность сделать тебе сюрприз вечером. Оставь хоть что-то на сладенькое. Мы ещё успеем поговорить о твоей болезненной тяге к сумасшедшим. А пока что возвращайся в свой Аркхем. А лучше езжай домой и отдохни, а то вид у тебя больно уж нездоровый. Бледная ты какая-то.

Сказав это, словно окатив Викторию ведром ледяной воды, он удалился в зал заседаний, откуда она его недавно вырвала. А Виктория осталась стоять, точно вросши в землю. Она прислонилась к стене и почувствовала, как взмокла её спина. Глубокий вдох полной грудью немного облегчил свинцовую тяжесть в груди.

Неужели всё это происходит с ней? Сейчас, когда ей в кой-то веки улыбнулась удача, её собственное простодушие сыграло с ней злую шутку. Спрашивая себя, Виктория приложила немало усилий и зашагала к дверям лифта по этим роскошным ковровым дорожкам, по которым каждый день передвигались десятки пар чиновничьих ног. Отчего-то её собственные ноги становились такими тяжелыми, неподъёмными. Она вызвала лифт, вошла в открывшиеся перед ней двери и, как только они закрылись, и кабинка двинулась вниз, Виктория заслонила уставшие глаза ладонями и закусила дрожащую нижнюю губу. Хорошо, что здесь никто не мог услышать, как плачет её раненная добросердечность.

* * *

Одна из терапевтических камер – та самая, где доктор Айрис сегодня должна была проводить очередную беседу с главным рыжеволосым нарушителем порядка не только Аркхема, но и всего Готэма, – всё ещё охранялась хмурыми мужчинами в чёрной форме. Сам же рыжеволосый нарушитель по-прежнему находился внутри, прикованный наручниками за руки к столу, а ногами – к стулу. Джером терпеливо ждал какое-то время, но после прошедшего часа, когда никто так и не появился, он начал страдать от скуки и, как следствие, раздражаться. Попытки навязать свои разговоры стоящим за дверью охранникам успехом не увенчались. Они даже не отвечали ему, почему его здесь так долго держат, и просто игнорировали.

Опрокинувшись назад на стуле и лихо на нём балансируя, Валеска уставился в стену позади него и отчаянно пытался найти в своей голове подходящую идею для побега из этого до смерти скучного заточения. Но вместо этого у него получалось лишь мысленно рассуждать о причинах, по которым столь привязанная к нему Айрис не придёт сегодня. Она отказалась бы от встречи с ним только в случае, появись у неё какие-нибудь крупные проблемы. Мысль об этом вызвала на губах Джерома жадную улыбку. Ведь он понимал, что это может значить: эта хрупкая девушка надломится снова и придёт с этим не к кому-нибудь, а к нему.

Насладиться этой мыслью сполна Джерому не дал скрежет отворившейся металлической двери. Неужели он ошибся, когда перестал ждать своего дока?..

– Опаздывать некрасиво, ты знаешь? – протянул он, расплываясь в улыбке и всё ещё смотря в стену, запрокинув голову назад. – Что, не смогла отказать себе в возможности увидеть сегодня лицо своего пациента-красавчика?

Джером подтянулся на цепочке, что приковывала его руки к крюку на столе, и его стул опустился ровно на четыре ножки. Но, обратив свой взгляд к двери, он не увидел огненно-рыжих локонов, спадающих на облачённые в белый халат плечи, не увидел милых очков и янтарно-карих глаз под ними, что всегда неотрывно с интересом изучали его. К нему пришла вовсе не Виктория Айрис, а Хьюго Стрейндж.

– Здравствуй, Джером, – с нарочитой вежливостью приветствовал главврач, легонько улыбаясь уголками губ.

У Валески тот час же пропала улыбка с лица, и ей на смену пришла гримаса разочарования.

– Ну надо же! Так вот где ты пропадала, док, – сказал он без особого запала, оглядывая Стрейнджа с ног до головы. – Пластику себе мутила. Скажу честно, волосы тебе шли куда больше.

– Прекрасная шутка.

– А кто шутит? Всего лишь намекаю, что Вы не годитесь на роль моей сексапильной докторши.

Игнорируя колкости Джерома, профессор Стрейндж прошёл и сел напротив него за стол. Он осторожничал, хоть и знал, что Джером прочно скован наручниками. А тот, буквально чуя этот страх на инстинктивном уровне, ненормально улыбался и якобы случайно делал резкие движения. Наконец-то пришёл человек, наконец-то можно поразвлечься.

– Доктор Айрис вынуждена была сегодня отпроситься с работы, потому ваша встреча не состоится, – сообщил Хьюго. – У неё возникли проблемы личного характера.

– Что же это, интересно, у неё могут быть за проблемы?.. – как бы невзначай любопытничал Валеска.

Стрейндж негромко усмехнулся:

– Когда встретитесь с ней в следующий раз, спросите её об этом. Если доктор Айрис посчитает нужным, она расскажет Вам. Кстати, я как раз за этим и пришёл, чтобы поговорить с Вами о Ваших с ней отношениях.

– А какие могут быть отношения у доктора и пациента?

– Крайне интригующие, если речь идёт о Вас, Джером. Я полагаю, Вы слишком... хм, неординарны, чтобы придерживаться общепринятых правил общения. После недавних событий, когда Вы осмелились пригласить доктора Айрис на танец на глазах у всего медперсонала, каждый день то и дело рождаются новые слухи. Я же хочу лишь разобраться в деталях, чтобы не было третьего печального убийства психиатра.

– Ну отчего же сразу «печального»! – взметнул руками Джером, насколько позволила цепочка, и откинулся на спинку стула. – Я так старался сделать смерти тех, как Вы их назвали, психиатров яркими и запоминающимися.

– Поверьте, такое вряд ли можно забыть.

Услышанное Джерома явно обрадовало: он довольно ухмыльнулся, и его зашитые уголки губ растянулись ещё шире. Ему било в голову откровенное желание добраться до Стрейнджа, заставить его побледнеть от страха и взмокнуть от ужаса. Джером чувствовал, как уже отвык сидеть в этой комнате скованным, ведь Виктория всегда освобождала его на их сеансах.

– Можете не переживать за сохранность своих кадров, – сказал Валеска. – Пока что я не собираюсь убивать нашу сладенькую доктора Айрис. Слишком уж она ко мне добра. А я, хоть и склонен к неразборчивым убийствам, всё же таю, как мороженка под солнышком, когда ко мне относятся так трепетно.

– А что же до неё? – нетерпеливо спросил профессор, словно всё, что говорил Джером до этого, ему было не интересно, но он выжидал, чтобы задать этот вопрос. – Что, по Вашему мнению, к Вам испытывает сама доктор Айрис?

Джером чуть наклонил голову влево, с подозрением уставившись на Стрейнджа, в то время как главврач уверенно держал позицию и не показывал свою настороженность, без которой он не мог находиться рядом с этим безумцем.

– У меня назрел вопрос, – сказал Джером, вскинув бровью. – А в какой области Ваша профессура?

– В психиатрии, разумеется, – с лестной полуулыбкой ответил Хьюго, не понимая, с чего вообще этот вопрос.

– Правда? А мне на секунду показалось, что в сватовстве. Ну, или в семейной психологии. Вы чёй-то, – выражение лица Валески вновь сделалось отравленно-ненормальным, – пытаетесь свести меня с Айрис, а?

Ответом на это предположение стал смешок, после которого Хьюго произнёс:

– Это было бы очень смешно!

– Ну, не так смешно, как Ваши попытки подослать ко мне своих докторят, да, профессор? – улыбнулся Джером, с особым акцентом произнеся последнее слово. Он нагнулся вперёд, облокотившись на стол, и начал буравить взглядом главврача. – Вы ведь не считаете меня настолько глупым, полагая, что я не догадаюсь о Ваших играх? Третий психиатр за полтора года, какая обеспокоенность...

Профессор замер, точно окаменевший. Казалось, он хотел возразить и оправдать себя, но не мог произнести ни слова, поражённый проницательностью Валески. Этот парень смотрел своими зелёными глазами куда-то намного глубже, чем просто в глаза, и понимал куда больше, чем Стрейндж ему позволял. Вот, что на самом деле в нём пугало главврача Аркхема: не жажда убийства, не маниакальность... а его острый ум и наблюдательность.

Но вдруг что-то произошло. В голове Джерома будто бы щёлкнул переключатель, и он вновь откинулся на спинку стула, убрав с лица пугающую профессора пытливость. Он словно бы резко позабыл о том, о чём буквально завёл разговор, и вернулся к тому, за чем сюда явился Стрейндж.

– Хотите знать, что происходит между мной и доктором Айрис, профессор? Хм, почему бы и нет, я скажу Вам, – с переигранной задумчивостью сказал Валеска, ухватившись взглядом за точку на потолке. – Она доверяет мне не только свои личные проблемы, но и своё... тело. Если Вы, конечно, понимаете, о чём я.

Самодовольной извращённой ухмылкой Джером лишь подкрепил правдивость своих слов. Однако профессор Стрейндж и сам был не из тех, кого так легко обмануть. Всё это очень быстро показалось ему подозрительным и странным, но громче всего об этом кричало провокационное выражение лица Джерома. Главврачу навязчиво казалось, что этот парень нарочно бросил ему эту информацию, чтобы поглядеть на реакцию. Как же раздражает.

– Полагаю, – сказал Стрейндж, не торопясь верить Валеске, – если это правда, Вы с доктором Айрис держите это в тайне. Тогда зачем же Вы мне это рассказываете?

– Потому что мне интересно, что же из этого может выйти, – и в ядовитом белом свете кварцевых ламп сверкнул звериный оскал. – Я заперт в этой дыре, окружённый отбросами, многие из которых бесполезны во всех смыслах. Кроме Ваших процедур «интенсивной терапии» развлечений-то больше и нет. Как мне ещё бороться со скукой?

Этот ответ вполне удовлетворил всё любопытство Стрейнджа, с которым он пришёл в эту комнату, однако пока не внушил доверия. Хоть это и было именно то, что он хотел услышать от Валески, но именно потому и вызывало шквал сомнений. В конце концов, только глупец станет слепо верить человеку, желания и ход мыслей которого предсказать просто невозможно. Человеку, для которого наблюдение за чужими страданиями – одно из самых занимательных развлечений.

Обронив напоследок не совсем охотную улыбку в знак благодарности за разговор, Хьюго отодвинулся на скрипнувшем стуле, поднялся и развернулся в направлении к выходу из комнаты. Он сказал всё, что хотел. Но не Джером.

– Осторожнее, профессор... – вдруг произнёс он вдогонку уходящему главврачу. – Вы совсем не знаете, с чем играете. Потому что играете неправильно. К счастью, я своими игрушками умею грамотно пользоваться.

Стрейндж усмехнулся попыткам запугать его и парировал, слегка оглянувшись к заключённому:

– Немного печально, что под присмотром десятков санитаров и охранников особо не разыграешься, верно?

Массивная железная дверь отворилась, и Стрейндж, перед тем как уйти, попросил охрану увести пациента в его камеру. С губ Джерома так и не сошла загадочная улыбка, даже когда охрана принялась снимать с него цепи и выводить из комнаты. Не переставая проворачивать в голове ту глупость, которую сказал ему главврач перед уходом, Валеска не мог сдерживать тихие смешки. И, уже когда его вывели и повели по тёмному коридору, он негромко протянул ответ на последнюю услышанную им реплику:

– Абсолютно не верно, профессор.

По каменным стенам, помимо эха тяжёлых шагов, покатился закатистый ненормальный смех. Это и впрямь было так весело: наблюдать, как слепцы вокруг не замечают очевидного у себя под носом, и лишь ты один видишь всё в естественном свете, без обёртки, лишь то, что внутри. Смех так и рвался из Джерома. А как тут не смеяться?..