Сегодня на крыше никого не оказалось.

     Я несколько раз обошёл её, ничего не изменилось. Может я пришёл раньше чем обычно? Вроде нет… Не меньше пятнадцати минут я просто ждал напротив выхода из шахты, будто вот-вот из полумрака коридора вынырнет фигура очередного суицидника, которого мне предстоит отговорить.

     Поверить в это было тяжело, но я действительно был здесь один. Только я, я сам и я. Никого, кто мог бы помешать. Я невольно улыбнулся. Некому мой план сорвать.

     Открывающаяся с крыши многоэтажки картина была такой же, как в самый первый день: игрушечный город где-то внизу, свинцовые тучи плотной стеной закрывают солнце и небо, не сильный сухой ветер загадочно шепчет что-то на своём языке, царит предгрозовое спокойствие. Обычно такая погода вызывает у меня сильную тревогу, но за несколько недель я уже успел привыкнуть и не бояться, что вдруг раздадутся раскаты грома.

     Не спеша подхожу к краю. Снимаю свой кардиган, прятавший шрамы на запястьях и предплечьях. Меня тотчас же пробивает дрожь. В одной футболке я беззащитен перед ветром, оказавшимся куда холоднее, чем мне казалось. Секунду поколебавшись, я всё-таки кладу кардиган у своих ног, снимаю кроссовки и встаю на парапет. Должно быть я выглядел жалко, худощавый, с бледной кожей и контрастирующими с ней тёмными кругами под глазами, но сейчас это не имело значения.

     Последний раз смотрю на город. Нью-Йорк — город больших надежд, место, попасть куда для меня когда-то было целью всей недолгой жизни. Я думал, что здесь смогу добиться чего-то, оставить после себя что-то стоящее, сделать так, чтобы моё имя вошло в историю… Прости, маленький я, видно этого не произойдёт.

     Снимаю очки и тотчас мир расплывается сероватыми пятнами. Какое-то время я просто держу их в руках, поглаживая кончиками пальцев перемотанную скотчем дужку. Почему-то они всегда навевают воспоминания о семье. Семье, которой практически не было. Стараясь не думать о родителях, я положил предмет поверх кардигана.

     Когда всё вокруг теряет очертания и ты стоишь на площадке шириной не больше пятидесяти сантиметров в восьмидесяти метрах над землёй, не то что двигаться, просто стоять довольно страшно. Я медленно выпрямился и, повернувшись к краю, глубоко вдохнул.

— И этот коротышка собирается спрыгнуть, стать свободным, — мой голос кажется необычно громким и каким-то насмешливым, будто это произнёс не я, а какой-то сторонний наблюдатель. Снова улыбаюсь, почему-то сейчас я чувствую полное спокойствие. Такое же, как в оке урагана.

     Воспоминания яркие, будто это произошло совсем недавно. Жёлтое небо и штиль. Тишина была до жути тихой, никак иначе её описать нельзя. Будто разом вымерло не только всё живое, но и неживое тоже. Спустя пару томительных минут начали появляться силуэты обманутых спокойствием людей. А потом буря вернулась с новой силой, убивая тех наивных.

     Ветер треплет вылезшие из хвоста пряди. Возвращаюсь к реальности. Глубоко вдохнув, я делаю крошечный шаг к краю. По моим подсчётам полёт займёт около трёх секунд. Возможно, я даже не успею понять происходящее, как впечатаюсь в землю.

     Почему-то я снова оборачиваюсь на шахту. Неужели ещё есть вероятность, что кто-то остановит меня? Конечно же нет…

     Шепчу молитву. Смысла в этом нет, ведь суицидники не попадают в рай, а я ещё и атеист. Но почему тогда я снова повторяю эти заученные в детстве строчки? Ответа на этот вопрос мне найти видимо не суждено.

     Заношу ногу над пропастью. Секунда, и я смогу ни о чём не беспокоиться.