Я долго не могла сомкнуть глаз. Все те мысли, которых я так старательно избегала последние годы, отчаянно просились наружу из подсознания. У меня, я весьма обоснованно полагала, появился шанс что-то узнать о том, что со мной на самом деле произошло. Рассчитывать на личную беседу с богом, конечно, не стоило, но я надеялась, что мне хотя бы сниспошлют какое-нибудь видение.

      Ход моих мыслей пошёл даже дальше — а не могли ли что-то об этом знать священнослужители? Мало ли, подумала я, бог не захотел бы со мной поболтать, он-то парень явно занятой. А у обитателей храмов, как правило, в таких делах опыта побольше, чем у любого другого смертного; за исключением магов, конечно, — это тоже люди особого сорта; себя же я, несмотря на моё чудесным образом произошедшее перерождение, видела лишь жертвой обстоятельств и ни к кому из вышеперечисленных «сильных мира сего» не причисляла.

      «И как ты им об этом расскажешь? — хмыкнул внутренний голос, — в самом деле, не собираешься же ты прослыть сумасшедшей принцессой, твердящей про прошлую жизнь и мир какого-то романа?»

      «Дилемма, — обречённо подытожила я. Однако мысли мои носились по черепной коробке хоть и хаотично, но крайне резво, так что новый довод высветился весьма скоро: — А с другой стороны — я ведь четырёхлетний ребёнок. То есть они все думают, что мне четыре года. Значит, можно списать на детскую фантазию и любопытство. Аккуратненько расспросим, да и всё. А? Ну, разве не гениально?»

      «Или я слишком долго с тобой напрямую общаюсь, — озадаченно пропело внутреннее «я», — или это и правда звучит неплохо».

      «А то!..»

      Только я собралась основательно — с чувством, с толком, с расстановкой — отпраздновать триумф своего разума и обдумать дальнейший план, как вдруг всё тело слегка вздрогнуло, а грудную клетку чуть сдавило и обдало неприятным холодком — отточенное многими трудными годами шестое чувство вкупе с неугомонным нутром подали тревожный сигнал. А чутьё меня редко подводило. Что-то было не так.

      Я тихо и медленно села в кровати и окинула комнату внимательным взглядом. Всё было тихо. Всё было на своих местах и никак не изменилось. Но сердце мнимой безмятежностью довольно не было, ощущая затишье перед бурей, — колокольным языком билось о рёбра, как о медь, и звон почти явственно отдавался в ушах. Наскоро взвесив все за и против, я решила пока не зажигать свечи и не шевелиться лишний раз, старательно прислушиваясь и всматриваясь в ночную темноту комнаты.

      Не увидев и не услышав больше ничего подозрительного, я столь же аккуратно опустилась обратно на подушку.

      «Неужели показалось?» — растерянно подумала я. В следующее мгновение боковое зрение уловило странные движения со стороны балкона.

      Бесшумно, словно в вакууме, на балконе показалась чья-то тень. Тут уже было не до шуток.

      Что или кто это мог оказаться, я не представляла. Вариант с кем-то из знакомых я отмела сразу же — не было в моём кругу таких экстремалов, которые ради встречи со мной лезли бы в окна по ночам. Кроме Дена. А Ден был очень, очень далеко… В минуту своего большого страха я резко осознала, как мне его не хватало. «Не может же это быть он, в самом деле. Ага, нашёл меня в книжке и пришёл спасать», — здраво, насколько позволяли ситуация и бешено колотящееся сердце, рассудила я, а червячок мятежной мысли, казалось, остался. Тень с ловкостью кошки перебралась через перила и, всё так же не издавая ни звука, изящно опустилась на гладкий камень.

      «Феноменальное мастерство»,— присвистнуло альтер эго. Случай оказался, по-видимому, действительно вопиющий: мой внутренний паникёр был неожиданно спокойнее меня. А у меня уже все разом поджилки тряслись.

      Незваный гость в пару лёгких шагов пересёк балкон и подошёл к двери. Я лежала без единого движения, хаотично соображая, что можно было предпринять. Звать стражу? Кричать? Это был просто вор или кто-то пострашнее? Уместно ли было поднимать шум?

      «Только крикну, и он тут же меня заткнёт. По-своему», — весьма пессимистично рассуждала я, пока тёмный силуэт беззвучно открывал как назло незапертую дверь. Как настоящий джентльмен, он даже прикрыл её за собой. Опять же, без единого скрипа и щелчка. Я засомневалась в том, был ли мой «посетитель» вообще человеком. В слабом лунном свете проглядывалась его мужская фигура, облачённая в неприметное одеяние, с надетыми для верности капюшоном и маской, закрывающей нижнюю часть лица. Я затаила дыхание и смотрела на вошедшего, отчего-то замершего у входа, из-под полуприкрытых век.

      Вдруг незнакомец, будто собравшись с духом, окончательно повернулся и устремил взгляд точно на меня. Я едва успела закрыть глаза, притворяясь спящей. В голове беспорядочно роились варианты действий, секунды убегали одна за другой, а я так и не пришла ни к одному разумному решению. Альтер эго воздерживалось от комментариев — проще говоря, предательски помалкивало. Мельком пробежала мысль о том, что мне, с моим-то жизненным опытом, должно быть стыдно за себя и что я за последние четыре с лишним года размякла, как кусок хлеба в воде. Внутренне отвесив себе за такой расклад вещей оплеуху, я немного сбавила уровень паники и чуть приоткрыла один глаз, заметив, что фигура уже практически вплотную приблизилась к моей кровати. Не позволив вторженцу сделать ещё один шаг, я вскочила на ноги одним стремительным прыжком, хватая с прикроватной тумбы позолоченный канделябр и срываясь на громкий шёпот:

      — Стой! Я вооружена!

      Мужчина мгновенно вздрогнул, резко отскочил от кровати и явно впал в замешательство. К тому же, я подметила, что он на поверку оказался нормальным человеком, ибо звуки он таки издавал — ноги его при вынужденном движении назад громко шаркнули по ковру. С моих плеч упало сразу два гигантских камня, а именно: подозрение в том, что у меня галлюцинации, и подозрение в том, что всякие мистические сущности заглянули ни с того ни с сего ко мне в гости. С людьми, всё же, иметь дело мне было если не проще, то хотя бы привычнее. Да и, в конце концов, то, что он человек, добавляло ещё один аргумент в пользу моей безумной теории…

      — Погоди-погоди! — таким же шёпотом, как я, заговорил незнакомец и поднял руки вверх, капитулируя.

      Голос был не как у Дена. Только родившись, теория умерла, не оставив после себя и горстки пепла. Внезапно мне на секунду стало почти до тошноты дурно. Я знала, что надеялась на невозможное. Но я всё же надеялась. Так или иначе, времени раскисать у меня не было, здесь и сейчас была проблема пострашнее.

      Настроение у меня испортилось окончательно, и я была на взводе. То ли мне адреналин в голову ударил, то ли неожиданная робость незваного гостя придала моему отплясывающему лезгинку сердцу уверенности, но я грозно распрямилась, стоя на постели, и повыше задрала своё импровизированное орудие самозащиты.

      — Ты кто такой? — с нажимом спрашивала я. — Как сюда попал?

      — Тише! Стража ведь придёт! — обеспокоенно завёл мужчина, чуть выставив руки вперёд в примирительном жесте. Может быть, он был и не мужчиной, а юношей. По голосу сложно было определить даже возраст.

      — Ну, по идее, мне это только на руку, парень, так что ты там не рыпайся, — совсем расхрабрилась я, глядя на тщетные потуги вторженца умерить мой пыл.

      — Знаешь, для юной благородной леди ты не слишком-то вежлива и обходительна, — распрямился незваный гость в лёгком возмущении.

      — …сказал какой-то левый мужик, с которым я вообще не знакома, посреди ночи завалившись ко мне в комнату.

      — Я Эрик.

      Я на некоторое время впала в тотальный ступор, озадаченно моргая. Рука, доселе уверенно державшая увесистый подсвечник, дрогнула от ударной волны, распространённой ещё одной лопнувшей нервной струной. Я смотрела на мужчину в упор, а он, очевидно, не понимал, почему я это делала и что он сказал не так.

      — Ты реально думаешь, что это решит проблему?..

      — Ну, теперь мы, получается, знакомы, — явно веселясь, парировал посетитель.

      — Ах, ну да, ну да. Это же совсем меняет суть дела! — запричитала я притворно-радушным тоном. — Где мои манеры?.. Сейчас чаю сбегаю налью. Вы, сударь, с молоком пьёте али с лимоном?

      — А тебе палец в рот не клади.

      — Мне всяких непонятных мужиков в комнату не клади.

      Мой новый знакомый, судя по вновь изменившейся позе, или обиделся, или растерялся. Было жаль, что он был в маске и в спальне царила практически непроглядная тьма, я хотела бы взглянуть на его подёрнутое гримасой удивления лицо.

      «Тебе этого не хватало, да?» — ехидно пропело альтер эго. И я не могла не согласиться с ним. Свободная, вызывающая, ядовитая речь, гневно лившаяся из меня, доставила мне ни с чем не сравнимое удовольствие, соединённое с чувством томной ностальгии. Давно мне не доводилось так с кем-то разговаривать — лучших друзей, с которыми легко можно обмениваться (разумеется, любя) подобными колкостями, я здесь ещё не завела, а все остальные люди из моего окружения такого обращения не заслуживали. Они бы и не поняли.

      — Итак, — вернулась к теме я, — опять спрашиваю: как ты сюда попал? Как прошёл мимо стражи?

      — Не ропщи на стражу, милая, — проворно придя в себя, Эрик пожал плечами. — Это не охрана плоха, это я хорош.

      — Что это значит? — насторожилась я. — Как ты миновал её? Вырубил? — я переживала за моих дорогих рыцарей всё больше и больше и попутно суматошно терзалась догадками.

      — Да н…

      — Бо-оже, ты их убил?! — моя сердечная смута достигла очередного апогея и вырвалась взволнованным обвинительным вскриком.

      — Нет же! — раздражённо шикнул мужчина, на мгновение сорвавшись. — Я прокрался незамеченным. Говорю же, я в этом деле мастер.

      Я вздохнула и пошевелила медленно, но верно затекающей поднятой рукой. Странный парень доверия мне не внушал, но разбираться с ситуацией, как-никак, было нужно. Внутренний голос, словно самый последний негодяй, снова погрузился в молчание и ничего — ни полезного, ни едкого — не произносил, и без его хоть какой-нибудь подсознательной поддержки я чувствовала себя ещё более потерянной.

      — Ты, такой весь из себя скрытный… вор, что ли? — решила я продолжить допрос.

      — Нет, — на удивление охотно продолжал отвечать странный гость, с заметным налётом веселья и снисходительности в голосе.

      — Наёмник?..

      — Нет.

      — Тогда кто?

      — У меня много профессий, — загадочно ответил Эрик и быстрым движением вальяжно уселся на стул рядом с моей постелью, что стоял недалеко от него. — Предупреждая твой следующий вопрос, скажу: я здесь для того, чтобы… Кое-что сделать.

      — Исчерпывающий ответ. Спасибо, что объяснил, дружище, так сразу стало понятнее.

      — Ха, ну ты, и правда, за словом в карман не полезешь, принцесса, — по-доброму усмехнулся Эрик и медленно, опасливо косясь на мой канделябр, повернулся и зажёг свечи на близстоящей тумбочке.

      Тёплый свет дрожащих огоньков мягко заполнил часть комнаты вокруг нас, упал рыжеватыми бликами на одеяло и подушки, заплясал отсветами на потолке, заиграл неровными переливами на тёмной фигуре моего ночного вторженца, развернувшегося полностью на меня, закинув ногу на ногу. Из-под капюшона выглядывала вполне обыкновенная русая чёлка, а скрывающая нос и губы чёрная ткань оттеняла непонятного, смешанного оттенка глаза. На первый взгляд, они казались серыми, в тени же отдавали голубым, а при попадании на них жёлтого света свечей и вовсе имели в себе что-то зелёное. Во взоре мужчины читалось что-то жёсткое, суровое, прямое, но решительно отодвинутое на второй план сквозящим дружелюбием и искоркой смеха. Этим глазам хотелось верить. Он весь — и это явно читалось по его взгляду — будто был пропитан расположением к моей скромной персоне, и паникующая, боязливо трясущаяся часть меня постепенно успокаивалась, неожиданно доверчиво расслаблялась. Совсем отпускать тревогу и внимательность я не собиралась, но решила дать незаурядному гостю маленький шанс объясниться. Удавалось не очень хорошо.

      — Что именно сделать? Убить кого-то? Стащить? Господи, я поняла… — всевозможные предположения буквально играли в моей голове в чехарду, одно страшнее и безумнее другого. — …ты похититель.

      Вторженец тяжко вздохнул, казалось, пытаясь держать себя в руках. Его глаза-хамелеоны на пару мгновений спрятались под капюшоном, скрывая эмоции владельца. Когда он снова поднял их на меня, взгляд вдруг оказался настолько запутанным и непроницаемым, что я совсем не смогла понять, о чём он думал.

      — Что за пессимизм, милая? — в резком контрасте со своим взглядом, частично прогоняя неприятную атмосферу, одной задорной фразой Эрик остановил новую волну моей паники. — Сейчас ты бодрствуешь и видишь меня, но ты действительно можешь быть уверена, что я тут впервые? Я, с моими-то навыками, в которых ты успела убедиться, уже давно что-нибудь сделал… эдакое, если бы захотел, — мысль о том, что он и вправду мог быть в моей комнате, в такой час, уже повторно, меня изрядно напрягла и озадачила. Я не знала, как стоило к этому относиться. — Давай объясню: я не собираюсь что-либо красть, — мужчина принялся с важным видом загибать пальцы, — кого-то убивать, калечить и вообще причинять кому-то вред. Всего одно маленькое, абсолютно безвредное дельце привело меня сюда.

      — К-какое? Зачем тебе приходить сюда?

      — Не скажу, — лукаво отрезал Эрик и аж отвернулся в знак протеста.

      Не на ту напал.

      — И как же ты собираешься делать своё «маленькое дельце», если я за тобой наблюдаю?

      Для пущей доказательности своих намерений я демонстративно потрясла канделябром. Вторженец проследил за этим жестом, несколько напрягшись, как будто пристально, и с тихим неестественным смешком опустил голову. В этот момент он показался мне будто даже чем-то опечаленным. Он, согнувшись, хлопнул ладонями по коленям, как обычно бодрятся напоказ люди, желающие скрыть своё дрянное настроение, и неторопливо поднялся со стула.

      — Я уже проверил. Я не смогу сделать это сегодня.

      Я стояла и не могла поверить, что всё это закончилось так просто.

      — Чего?..

      Его слова и интонация, слегка раздосадованные и где-то на подкорке искренне нерадостные, заставили меня почувствовать смущение. У меня создалось яркое впечатление того, что Эрик — передо мною ли, перед собой ли или ещё перед кем-нибудь — извинялся. Неявно, между строк, одним лишь тоном голоса и едва заметной скованностью движений, он словно просил прощения, и я не в силах была хотя бы попытаться предположить, за что именно. Я посмотрела на него, заглянула ему точно в глаза, поймав взглядом его широкие от темноты зрачки, и… потерялась в них. Мысли расплылись, запутались в этом страшном хаосе, в котором, вопреки всем моим подозрениям, не было и намёка на угрозу; я была практически успокоена, убаюкана его тяжёлым взглядом, с которым только столкнёшься — и из виду пропадает всё остальное, включая страхи и тревоги. То были безгранично престранные глаза. Под стать своему владельцу.

      Глаза ведь — зеркало души?

      В сотый раз вогнав меня в краску, внезапно мой ночной посетитель озорно махнул мне рукой и за несколько твёрдых шагов пересёк комнату по направлению к балкону:

      — Что ж, за сим откланяюсь, милая принцесса. В очередной раз я, к сожалению, потерпел неудачу, зато сегодня изрядно повеселился. Спи крепко и не переживай: сегодня я больше приходить не буду. Обещаю, — вернувшись к своему прежнему образу, он шутливо, хотя и весьма элегантно, поклонился мне, как лорды кланяются леди. — Надеюсь, наша встреча останется тайной, — подмигнул он, распрямившись.

      — Ладно, на первый раз прощаю, — невпопад вырвалось у меня, всё ещё не отошедшей от недавних наблюдений. А потом я поперхнулась воздухом, удивившись самой себе: я его простила? Вот так вот? Даже не услышав прямых извинений? Сама не понимая за что? Фыркнув своей развившейся за четыре ленных года бесхребетности, я, с долей сожаления вспомнив, что слово не воробей, всё же, чтобы не быть слишком мягкотелой, добавила: — Но в следующий раз так просто не отделаешься.

      — Хорошо, я учту, — слышно было, как Эрик улыбнулся, оборачиваясь через плечо и открывая дверь. — Спокойной ночи, милая.

      — И хватит звать меня «милая»! — недовольно кинула я вдогонку, прежде чем тёмная фигура нового знакомого окончательно растаяла в ночной мгле с насмешливым «а вот это не обещаю».

      Я ещё некоторое время так и стояла босиком на кровати, обессиленно опустив до боли уставшую руку с подсвечником. Я мучилась всё нарастающим комом вопросов, на которые мне никто не мог дать ответа. Даже обычно болтливый внутренний голос — мой единственный круглосуточно свободный и всё обо мне знающий собеседник — не сказал и слова. А я нуждалась в этом самом слове, да хоть простого слушателя мне хватило бы с лихвой. У меня не было ни того, ни другого.

      Что неудивительно, за остаток ночи спокойный сон ко мне так и не пришёл.

***

      Аскадантская зима — хвала всем существующим богам! — по морозам и скверности характера не шла ни в какое сравнение со знаменитой русской владычицей вьюг, буранов и сугробов, с которой я имела дело в течение двадцати четырёх долгих лет. Мягкое, почти тёплое, как в романтичной Франции, — вот каким было это время года в Аскаданте. Было бы ложью сказать, что я ничуть не скучала по трещащему морозу, румянящему щёки и тайком рисовавшему на окнах, по метровым сугробам, высоченным ледяным горкам и по вездесущему запаху мандаринов и мишуре с гирляндами на каждом здании в декабре. Здесь зима была лишена праздника Нового года — его праздновали в сентябре, пожиная урожай — и, может быть, поэтому она, не имея особых поводов порадовать народ, не могла позволить своей стуже изрядно крепчать. Добрая, милостивая, сердобольная местная снежная пора не утруждала людей ни излишним холодом, ни большими снегопадами.

      Я стояла на аккуратно вычищенной садовой дорожке, щурясь на бледный солнечный диск на безоблачном небе. Такая погода обычно характерна для колкого мороза, безветренного и мертвенно-тихого, однако привычных для него лютого хлада и безмолвия я не ощущала: сыроватый воздух обдавал лицо приятной свежестью, а неугомонные птицы вокруг переговаривались трелями на все лады.

      — Ваше высочество! Пожалуйста, осторожнее, не наступите в снег! Нигде не мерзнёте? Вам точно тепло? — Маячок суетливо вертелась вокруг меня, никак не придя к душевному спокойствию и то и дело поправляя мою шапку и пушистый плащ.

      — Да, всё хорошо. Мне тепло, в снег не пойду, — терпеливо отвечала я, улыбаясь во весь рот. Может быть, будь я настоящим четырёхлетним ребёнком, я бы и начала раздражаться от подобной опеки, но мне было настолько приятно, что я не уставала радоваться. В моей прошлой жизни было слишком мало заботливых взрослых. — Спасибо, Эдта.

      К тому же, меня пробирало невыразимое счастье от долгожданной прогулки. Четыре, пусть даже красивые и роскошные, стены уже начинали на меня давить. Я, сама не осознавая собственное безумие, даже подумывала над тем, чтобы в крайнем случае начать изображать из себя религиозную леди, чтобы у меня под рукой всегда был весомый повод выходить наружу.

      — Ваше высочество, какой дорогой Вы желаете пойти? — мягко спросил дядя Эдвард, подходя ближе. — У нас есть два пути: через Главный сад и через Сад королевы.

      — А какой короче?

      — Через Сад королевы.

      — Тогда пошли по Главному, — бодро молвила я. — Ведите! — Эдвард с лёгкой улыбкой кивнул и пристроился рядом со мной и Маячком.

      Схватив своих провожатых за руки, я весело и вприпрыжку, словно героиня детской сказки, двинулась по дорожке навстречу искомым ответам на мой нехилый багаж вопросов. По пути я, само собой, пользовалась случаем и рассматривала всё, что цепляло глаз, да и, впрочем, всё, что пряталось от чужого взора, тоже. Я не без удовольствия любовалась разнородными, пёстрыми птичками, беззаботно прыгающими в ветвях деревьев, что стройными рядами росли по обе стороны от нас. Некоторые птицы выглядели вполне знакомо — сероватые и маленькие, точно наши воробьи. Но были и такие, какие водились только в этом мире — я готова была поклясться, что видела фиолетовую, с огромным хохолком и синими подпалинами на хвосте и крыльях. Порой от их незамысловатых забав ветки пружинисто тряслись, и, сверкая на солнце подобно некой звёздной пыли, на землю с них падал иней. Незабываемое зрелище. Сколько жила я в двух мирах, всегда подмечала для себя один интересный факт: на картины природы никогда не надоедает смотреть. Даже я, по горло пресытившись многогранной человеческой культурой моей современности на Земле, не испытывала скуки, глядя на обычный снегопад или багровую зарю нового дня. Наоборот, мне словно этого как раз и не хватало — рутина, дела, дела… А на такие мелочи времени было всё меньше.

      «Какая ирония, — усмехнулась я про себя, — если бы в тот день не уставилась на солнце, прошла бы мимо кирпича, — я даже не знала, смеяться мне или плакать. — А что, хотела ведь природу. Вот она! Теперь круглогодично прямо под боком! И времени хоть отбавляй».

      — Мы выходим в Главный сад королевского дворца, Ваше высочество! — склонилась ко мне Маячок после очередного поворота.

      А я-то думала, что моим поражённым вздохам пришёл конец после визита в основной дворец, когда я была младенцем. Снова промах. Видимо, король Андреас нанимал только самых ответственных и творческих личностей даже для работы по саду. Иначе я не могла объяснить того великолепия, что предстало моим глазам. Сеть уложенных крупным светлым кирпичом дорожек опутывала огромную площадь, петляя между живыми изгородями, деревьями и фонтанами. Не так далеко уже виднелся, величавый и огромный, Главный дворец. Где-то там, подумалось мне, был мой местный отец, а возможно, даже и брат. До них было рукой подать, и в то же время никто бы не дал мне их увидеть. Отчего-то — то ли от обиды за принцессу Розалию, то ли из-за чувства несправедливости, то ли ещё по какой-то неведомой причине — у меня осознание этого вызвало мимолётную грусть.

      На многих поворотах и площадках стояли искусно сделанные ледяные скульптуры, изображавшие и людей, и животных, и волшебных созданий. Да и сами они, невыразимо утончённые и приковывающие взгляд, напоминали творения магии: врезанные прямо в лёд, статуи украшали разного рода металлические добавления, где-то становясь резными наручами, где-то превращаясь в подвески, серьги и обручи на голову, а кое-где и заменяя многие элементы костюма, и так дамы-скульптуры обзаводились серебристыми шалями и юбками, статуи мужчин — блестящими поясами и доспехами, а фантастические звери — когтями и рогами, отливающими сталью. Я перебегала от одного ледяного постамента к другому, аки восторженный турист в Эрмитаже, и диву давалась, как столь детализированные и прекрасные вещи получились из замёрзжей воды и кусков металла. Мне, к счастью, даже удалось на время забыть о своём ночном происшествии, о котором я, не подумав дав благосклонное обещание, пока не распространялась.

      Череда многочисленных развилок привела нас на площадь с большим фонтаном посередине, украшенным витиеватой отделкой. Очевидно, поддерживаемый какими-то заклинаниями, он, в отличие от остальных, продолжал работать, кристально-чистая вода в нём, весело журча, плавно сбегала вниз ярус за ярусом и даже не думала застывать. От площади в две стороны шла широкая, тоже идеально очищенная от снега, мощёная лучшим гранитом дорога — один её конец невозможно было рассмотреть отсюда, он находился далеко за пределами сада, у крепостных ворот дворца, а другой упирался в парадное крыльцо. Это был тот самый путь для официальных гостей на узорчатых каретах, прямиком к королю. Невероятно красивая сама по себе, тропа была обставлена с обеих сторон белыми мраморными статуями, над которыми явно трудились настоящие виртуозы своего дела.

      На крыльцо и резные двери, к которым оно вело, я решила от греха подальше не смотреть. Я и без того от вида этого дворца впадала в меланхолию. Так что и у фонтана я задерживаться не стала. Словив любопытные взгляды пары заскучавших было стражников, мы пересекли площадь и двинулись дальше по саду.

      Парад сказочных ледяных изваяний продолжался ещё некоторое время, прежде чем мы, наконец, вышли на уединённую тропу, прямой аллеей идущую через кованые ворота, а затем, вдалеке, приводящую к храму. Ворота охранялись парой грозных стражников, которые, завидев со мной Эдварда, отчего-то слишком нервно встрепенулись, вежливо нам поклонились и отворили врата. Я благодарно кивнула им, улыбнувшись, — потому что когда-то на своей шкуре испытала жгучее желание получить хоть одно искреннее «спасибо» за оказание услуг, а эти двое, вдобавок ко всему, ещё и перепугались от вида Эдварда не на шутку, потупив глаза. Это он, видимо, только со мной и Маячком был таким белым и пушистым? Я не стала вдаваться в детали, отложив этот вопрос до поры до времени.

      Храм оказался… вполне приличным местом. Без лишней помпезности и без лишнего прибеднения. Я боялась увидеть здесь золотую роскошь и чрезмерное величие и была встречена разумной сдержанностью и безмятежностью, пропитывавшими это здание от самого фундамента. С карниза пологой крыши, подпираемого каменными колоннами благородного серого цвета, спускались небольшие изящные украшения-обереги, тихо и мелодично звенящие на ветру, входных дверей в храме не было — совсем немногочисленные, символические несколько ступеней идеально чистой лестницы вели сначала на небольшую площадку под навесом крыши шириной метра четыре, которая опоясывала всё здание храма, а затем сразу следовала арка в стене, ведущая внутрь.

      Я в предвкушении переглянулась со своими спутниками, обменялась с ними кивками, и мы вместе проследовали ко входу в молчании. Как выяснилось, нас уже ждали.

      — Приветствую Вас, Ваше высочество принцесса Розалия. Да озарит Вас справедливость Нейертидуса, — вышел вперёд и приветливо улыбнулся, вежливо склоняясь в приветствии на религиозный манер, один из служителей, с глазами настолько глубоко-карими и тёплыми, что те напоминали две миниатюрные пиалы с крепким чаем. Одет он был в светло-голубую одежду, закрывающую полностью руки и ноги и шею до половины, а поверх неё — в просторный плащ, без застёжек, белого цвета, с широкими рукавами длиной до локтя. Только у него был белый плащ. У остальных был либо синий, либо и вовсе жилет. Вслед за ним — очевидно, главным в этом месте — поклонились и другие служители, выражая почтение.

      Я была удивлена. Пожалуй, приятно удивлена. На Земле, борясь над разгадкой проблемы отвержения принцессы Розалии, в качестве одного из вариантов я предполагала её происхождение — она ведь не была дочерью королевы. Однако, как я успела понять, здесь к этому относились легче.

      — Приветствую служителей божественной обители. Да озарит вас справедливость Нейертидуса, — учтиво ответила я, ловко повторяя монашеское приветствие: чуть подалась корпусом вперёд, правую руку изящно поднесла к лицу, касаясь кончиками четырёх пальцев центра лба, а левую прижала к груди в области сердца.

      Это сакральное движение, по преданиям, уходило корнями во времена воцарения богов, когда Нейертидус первым своим последователям лично давал наставление, которому и по сей день послушно следуют в Аскаданте, приветственным жестом из раза в раз повторяя: «Разумом своим я обращён к себе, а сердцем — к небу». Правая рука, что касалась головы, выступала символом собственной воли человека, его личного права, левая же рука, стремящаяся к сердцу, изображала всё неподвластное смертному созданию. По сути, под этими словами бог-покровитель подразумевал, что нужно жить своим умом и при этом помнить о том, что он всегда рядом, готовый поддерживать и оберегать. Даже в словах приветствия таился смысл этой весьма рациональной религии — люди желали друг другу не благословения от бога, но его справедливого суда за свои деяния.

      Я искренне радовалась, что автор романа расписал эти моменты в деталях — таким образом действительно можно глубже проникнуться атмосферой, царящей в храме, и мыслями и чувствами, что сверкали в спокойных глазах монахов и взоре каждого жителя большого королевства, сохранявших уважение к своему небесному покровителю. Более того — я не ударила в грязь лицом. Для ощущения внутреннего торжества мне вполне хватило того мимолётного лёгкого изумления, что пробежало по лицам служителей и Маячка с Эдвардом в ответ на мою точность движений, которые, хоть и использовались в обиходе, ставились в ранг обрядовых.

      — Ваш путь лежит сюда, Ваше высочество.

      Без лишних слов, просияв улыбкой, что растянулась чуть шире вежливой нормы, главный служитель обменялся поклонами с моими спутниками, оставшимися ждать меня у входа, и жестом пригласил меня пройти вглубь храма. Я, сняв плащ и шапку, махнула няне и главе охраны и поспешила вслед за величавым священником.

      Мужчина шёл неторопливо, не слишком широкими и не слишком семенящими шагами, с ровной спиной и собранными у талии руками. Будучи, очевидно, человеком весьма чутким, он передвигался даже нерасторопнее обычного прогулочного темпа — чтобы я со своими маленькими детскими ножками могла за ним поспевать. Эдварду в своё время тоже не понадобилось много времени, чтобы освоить этот принцип.

      — Господин настоятель, — деловито и вежливо начала я, намереваясь в следующий миг слегка повеселиться, — это, получается, очень нечестно.

      — Что же, Ваше высочество? — абсолютно честно растерялся главный священник и устремил вниз на меня озадаченный взгляд, расплёскивая чёрный чай под веками. Он, хоть и смущённый внезапным заявлением, надо было признать, отчасти подыгрывал мне, что читалось в выражении его лица.

      — Вы моё имя знаете, а я Ваше — нет, — шутливо надувшись, ответила я. За последние сутки я устала от незнания. В голове мелькнул и тут же пропал образ ночного гостя. Я сомневалась в том, что его имя было мне известно. Настоящее имя.

      Монах издал мягкий, милый краткий смешок. Мы шли по ухоженному коридору к комнатам для молитв, и через небольшие окна по всем стенам, полу и потолку вразнобой падали солнечные лучи. Один, стоило настоятелю, смеясь, сделать очередной шаг, врезался рассеянным подобием софитного света в затылок моего нового провожатого, наполнив сиянием его и без того возвышенный облик. Тихий смех его потонул в спокойном храмовом воздухе, очаровывая меня ещё сильнее.

      — Покорнейше прошу простить меня, Ваше высочество, — странным, но уже не смущённым тоном произнёс монах, взглянув на меня с чуть поджатыми губами. — Моё имя — Феликс.

      — Рада знакомству, настоятель Феликс, — улыбнулась я и поймала то же в ответ. Глаза священника как-то даже весело при этом блеснули.

      Пройдя ещё некоторое время в молчании и повстречав ещё несколько служителей храма, занятых своими ежедневными делами, мы вышли к большим резным деревянным дверям, которые Феликс распахнул одним широким, но плавным и медленным движением, пропуская меня вперёд. Мы вышли в просторный длинный зал, который сквозь стеклянные круглые вставки в потолке наполнялся дневным светом. Умиротворённая, торжественная тишина наполняла его. В противоположном конце зала виднелась огромная — высотой от пола до потолка — искусная мраморная гравюра со множеством узоров, в центре которой находилась безмятежная фигура с длинными волосами и в свободной одежде. Руки её, далеко выходящие кистями из гравюры вместе с отдельными прядями волос и складками одеяний, заботливо были распростёрты вниз, будто стремились обнять кого-то, и спокойное лицо с полуприкрытыми глазами было обращено туда же. То был, как нетрудно догадаться, Нейертидус, великий покровитель Аскаданты и защитник народа на её земле. У гравюры, упираясь в неё, полукругом была выстроена невысокая ёмкость для воды, также из мрамора, и в её удивительно прозрачной, спокойной глади отражался лик почитаемого божества.

      Я никогда не считала себя религиозным человеком. Но когда перед моими глазами предстало это зрелище в слабоватых, хаотично разбросанных косых лучах солнца, в которых золотыми крапинками плясали пылинки, я, словно обухом по голове ударенная, замерла на месте, ярко почувствовав под рёбрами волнение перед чем-то высшим. Я это знала, но не осознавала вплоть до этого самого красивого мгновения: здесь, в этом мире, существовала магия, здесь по земле и небесам летали чудеса, здесь потустронние силы не давали повода сомневаться в своём существовании. Прямо в эту секунду, за километры от меня, вполне возможно, бегали по лесам мудрые единороги и спали на золоте старые драконы, плясали у озёр сверкающие феи и рыскали в тенях вечно хмурые демоны. Я хотела в это верить, всем сердцем, и один краткий миг, словно озаряющая вспышка, заставил меня проникнуться этой шальной идеей настолько, что впервые за все проведённые здесь годы я подумала о том, что волшебство теперь и вправду существовало рядом. То было влияние места. Божественная аура ли, магическая атмосфера ли, что-то необъяснимое, невидимое, но ментально ощутимое дало мне понять, что всё куда более многогранно и красочно, чем представлялось на первых порах.

      — Потрясающий душу вид, правда, Ваше высочество? — чуть склонился Феликс, разговаривая всё так же тихо и с милой улыбкой.

      — Да, настоятель, воистину, — шёпотом отвечала я. — Теперь я точно уверена, что пришла сюда не зря.

      Монаха моё высказывание слегка озадачило, но он, наимилейший человек, продолжая быть тактичным, вопросов больше не задавал. Жестом он пригласил меня пройти дальше и свернуть. Вдоль стен по обе стороны от входа находились в большом количестве другие двери, одностворчатые, поменьше. Священник провёл меня к одной из них, и за ней оказалось небольшое опрятное помещение с маленьким окошком, лёгкий полумрак вкупе с изолированностью которого ясно давали понять, что именно сюда мы и шли.

      Это была она. «Приёмная» бога, комната для уединённых молитв.

      — Нуждаетесь ли Вы ещё в чём-либо, Ваше высочество? — спросил Феликс, пропустив меня и галантно замерев у порога.

      — Нет, всё в порядке, спасибо, — с готовностью кивнула я и, взволнованная происходившим, едва удержалась от демонстрации жеста «большой палец вверх». Даже чуткий Феликс вряд ли бы смог это понять.

      — Тогда… — тёплые глаза-пиалы метнулись в сторону, увлекая и мой взгляд за собой. — Всё, что Вам нужно совершить, — это сесть на то, специально подготовленное, место и… начать говорить.

      — Молитвенного жеста нет?

      — Великий Покровитель избавил нас от сего обязательства, Ваше высочество.

      — Хорошо. Больше мне нечего спросить, спасибо.

      — В таком случае, я оставлю Вас, Ваше высочество. Ваше время не ограничено. Я буду ожидать Вас в большом зале, — на этих словах настоятель склонил голову и, с негромким скрипом прикрывая за собой дверь, вышел.

      Мягкая тишина обняла косматыми лапами уши, и я шумно вздохнула, наполняя комнатку хотя бы какими-то звуками. Я вновь осмотрелась, примечая почти педантичную чистоту, лишний раз создававшую в сознании вошедшего ощущение святости места. Стены были выложены полированной каменной плиткой с незамысловатым вырезанным узором, по центру на полу лежал тёмно-синий однотонный ковёр, что ненавязчиво подводил к алтарю, закреплённому на стене. Алтарь представлял собой небольшого размера, не более полуметра высотой, статую Нейертидуса и гранитную чашу с водой под ней, перед конструкцией находилась небольшая резная скамья — широкая для одного, слишком узкая для двоих. Бог, обращённый ликом вниз, изображался сидящим на краю чаши, элегантный и возвышенный, одна рука его покоилась на коленях, вторая изящно тянулась к водной глади ладонью вверх, словно пыталась зачерпнуть жидкость, и касалась неподвижной её поверхности лишь одним указательным пальцем.

      Согласно самым древним легендам, Нейертидус по совместительству ещё и был богом воды. Дожди и засухи, полнота и обмельчание рек, количество рыбы и загрязнённость водоёмов — всё это было под его контролем. Он и сам, где ни наткнёшься на его портреты, был подобен своей стихии — безмятежный, плавный и гибкий, будто текучий и непостоянный, бог всегда соответствовал своему образу, и сложно было представить, какой талант, какое усердие и каким трудом отточенные навыки должны были быть у тех людей, которым доверяли создание его изображений и фигур для самых больших и главных храмов.

      Так, бесхитростно и заботливо, молитвенная комната была обустроена наилучшим образом для душевной беседы с небом: наполненный светом, совершенно не пугающий полумрак, прямое изображение бога, к которому можно обращаться, и вода как дополнительный посредник — здесь было всё для того, чтобы пришедший мог быть услышан. Несмотря на это, сомнения не покидали меня — а вдруг Нейертидус не внемлет мне, потому что я не из его мира, или, что ещё хуже, мои слова до него всё-таки дойдут и он обозлится на мою, возможно, дерзость, ведь, по сути, как могла чужачка просить его что-то изменить, в его мире, на его земле, в судьбах его людей? Я поспешила отбросить в очередной раз нахлынувшие тревоги, убеждая себя, что я здесь тоже была жертвой и пришла в этот храм исключительно с добрыми намерениями, за которые меня можно и нужно было бы поблагодарить. По меньшей мере — ответами на мои вопросы, в идеале — исполнением пары моих желаний.

      Снова вздохнув и собравшись с силами, я аккуратно присела на скамейку, стараясь не помять симпатичное платье. Следуя давней привычке, я, успокоения ради, храбрясь, прохрустела пальцами и шеей и невесомым движением взялась руками за край чаши, глядя в отражение статуи в воде. Наружу вырвалась нагловатая бледная ухмылка, когда я решительно подняла глаза уже прямо на каменную фигуру:

      — Ну, что, поболтаем?