— Ну, что, поболтаем?

      Статуя, само собой, ответа не давала. Мне он и не нужен был. Не от неё.

      — Та-ак, с чего бы мне начать? Хотя, это, конечно, будет жесть как странно, если всё происходящее — мой больной бред, — задумавшись, я снова опустила взгляд на воду. — Я очень долго соображала, что мне сказать тебе, а сейчас всё вылетело из головы. Пожалуй, мне стоит ещё на берегу обозначить, что я здесь оказалась… ну, не специально. Даже если это не случайность, даже если это чей-то план… он не мой. Уважаемый Нейертидус, так уж получилось, что я…

      Произносить это вслух оказалось жутко неприятно. Собственными словами я против воли колола себя в сердце, крепче сжимая ободок священной чаши:

      — …я заняла место одной из твоих детей. Ты ведь это знаешь, да? Я читала о вас всех в книге, когда жила далеко отсюда, я многое могу предвидеть. Но о самой себе я уже, кажется, мало что знаю. Как я сюда попала? Что с моим прежним телом? Есть ли у меня путь обратно? В порядке ли настоящая принцесса? — я сглотнула, теряясь в смурных тучах в своей голове. — Мне здесь тоже нравится. Но, пожалуйста, знай, что я не хочу забирать чужое. Все эти люди… они ведь не должны любить меня, да? Я их всех обманываю.

      Я заглянула в своё отражение. До чего же очаровательное это было личико. Не ангельская красота, конечно, да и слава богу, — лишённый избыточной незаурядности, но вполне прелестный вид. Тёмные каштановые волосы до плеч, слегка вьющиеся оттого, что они не очень длинные, густые ресницы, миниатюрный детский носик. Да, это была не я — с натяжкой совпадал, может быть, один лишь цвет волос, хотя в прошлой жизни они были несколько светлее. И всё же, одна выделяющаяся деталь во внешности таки имелась: яркие золотистые глаза, так называемое «золото королевской породы», глядевшие на меня с поверхности воды. Такие глаза были лишь у трёх человек в этом мире — помимо меня, то есть принцессы Розалии, ещё у короля Андреаса и принца Уильяма. Невыразимо мало. Слишком уникально. Я чувствовала себя последней воровкой. Это было не моё. Все последние четыре года я тосковала по родине, мучилась угрызениями совести и лелеяла мечту о том, что всё вернётся на круги своя. А что было теперь?

      Я схватилась одной рукой за голову, устало проводя ладонью по лицу. Я спрашивала, есть ли способ вернуться обратно, но не стала почему-то просить сразу о возвращении. Из простого благоразумия ли?

      Всё, чего я желала раньше, — это оказаться дома. Но в голове всплывали лица — Маячок, Эдвард, рыцари… — и я путалась окончательно, осознавая, что теперь я погрязла в трясине собственных сомнений и не могла точно сказать, что я сделала бы, выпади мне возможность здесь и сейчас покинуть этот мир и продолжить свою прошлую жизнь. Я привязалась к ним.

      И я могла их всех спасти. А истинная Розалия не знала даже, что было от чего спасать. Как я могла вот так уйти? Или могла?..

      Омрачённое растерянностью лицо Розалии смотрело на меня из воды. Не моё лицо. Не моё.

      — В общем, дорогой Нейертидус, если ты знаешь, могу ли я попасть в своё настоящее тело, не откажи в чести поведать мне об этом. Я не нарочно сюда попала. Для принцессы я, со своей стороны, обещаю составить записи обо всём, что ожидает её саму, её близких и всю Аскаданту. Я, знаешь ли, со всеми своими знаниями обладаю огромным преимуществом, и я на стороне добра!

      Я замолчала, вперив взгляд в каменный божественный лик. Я, конечно, не ожидала, что изваяние со мной заговорит, но существовали ведь и другие проявления: видения, голос в голове, всевозможные знаки. Например, внезапный ветер, распахнувший окно, явно бы меня убедил в том, что мои речи дошли до адресата. Не происходило ничего.

      — Ладно, понятно, — вздохнула я, — что ничего не понятно… Есть ещё одно дело. Одно желание. Это будет справедливо. Я тут за двоих страдаю — и ничем не провинилась! — так что я в праве потребовать что-то от тебя… уважаемый Нейертидус.

      Ещё один вздох, и я закрыла глаза, концентрируясь на воспоминаниях из романа. Я была не одна без вины виноватая. А кое-кому досталось даже побольше моего.

      — Сир Айзекель. Если он действительно в плену на демонической земле — спаси его, пожалуйста. Он не заслужил своей тяжкой судьбы. Знаю, боже, ты не должен вмешиваться в такие дела… Но я тебя прошу, если искренняя просьба моя хоть что-то значит, спаси его, подари ему покой, вырви из чудовищных лап и приведи к свету. Его душа не нуждается в покаянии или каре, она и без того чиста, я знаю это. Просто помоги ему, потому что, кроме тебя, на такое чудо вряд ли кто-то способен, и потому что это второе из двух моих желаний в этом мире, которое я не в силах исполнить сама. Только ты можешь. Одна душа, одно избавление, и больше я ничего не прошу.

      Всё так же не открывая глаз, я, немного поразмыслив, пришла к выводу, что сказано было всё, что я хотела. Я шумно и протяжно выдохнула, надувая щёки, и открыла глаза. И в ту же секунду мои пальцы на ободке чаши сжались до побеления.

      По воде, постепенно сходя на нет, шли круги.

      — А-а?..

      Я, чувствуя бешеные скачки мурашек по всему телу, вскочила на ноги и в пару прыжков спиной оказалась в центре комнаты. В моей голове, шипя паром и громко скрипя, завихрились шестерёнки.

      — Это что такое?

      Я успокаивала дыхание и хмурила брови, наблюдая за затихающей водной гладью. А потом я вспомнила, как буквально подула на воду, вздыхая, прежде чем открыть глаза. Всё ещё пребывая в состоянии лёгкого шока, я облегчённо схватилась рукой за грудь. Я снова подняла глаза на чашу с водой и увидела, как последние едва различимые круги бьются о ближний ко мне край. Но затем меня снова осенило: если движение воды возникло из-за струи воздуха, созданной моим выдохом, то волны, по идее, должны были идти к стене, а не ко мне. Здесь же они шли буквально во все стороны, как будто от центра.

      «Может, я просто взяла да попала в центр?..» — рассеянно подумала я и шагнула поближе к алтарю. Я не особо была сильна в физике, но мне хватало знаний понять, что даже если бы случайно всё вышло именно так, я в любом случае дула со стороны, а не сверху, и ровных окружностей от центра пойти не могло. Я старательно присмотрелась к вновь безмятежно-стоячей воде и приметила деталь, которую успела выпустить из виду. Палец статуи Нейертидуса. Он касался воды. В центре чаши. Внутри меня что-то похолодело.

      — Чур меня! — это было всё, что вылетело из меня, прежде чем я сама — пулей из комнаты.

***

      Ждала, значит, божественного сигнала, ждала, а в итоге убежала от алтаря сломя голову, аки дикая лань, завидевшая блеск охотничьего лезвия в кустах. Бойтесь своих желаний, да? Я, запыхавшаяся, остановилась посреди залы, держась за воротник.

      — Ваше высочество! Вы в порядке? — в мгновение ока Феликс оказался рядом со мной, присев на одно колено. — Что-то случилось? Вы не ранены?

      — А-а… Я… Там… это… — я, часто моргая, рассеянно поглядывала на закрытую дверь комнаты. Спустя пару мгновений я осознала, что заставляю монаха чересчур переживать, и волевым усилием взяла себя в руки. — Вообще, да. Случилось.

      — Что же?

      — Кажется, он мне ответил.

      — Нейертидус, — Феликс понизил голос.

      — Да.

      Феликс во время разговора постоянно менялся в лице, то бледнея, то хмурясь, то щурясь. Под конец в его тёплых глазах заплескалась смесь удивления и восторга с капельками сомнения на дне. Он бережно, ненавязчиво, совсем даже не касаясь, держал руки под моими локтями, предупреждая возможное падение, и с растущим интересом смотрел на меня. Он хотел знать больше. Но, видимо, воспитание или всё то же чувство такта внутренне держало его в узде:

      — Вы сильно испугались? Возможно, что-то Вам угрожало?

      — Вряд ли это была угроза, — благодарная чуткости настоятеля храма, я успокаивалась и готовилась удовлетворить его любопытство. — Во время моего обращения к нему… я увидела, как по воде в священной чаше пошли круги.

      — Ох, — священник с пониманием кивнул. — Должно быть, Вы были изрядно этим удивлены.

      — Ещё бы! — я вскинула голову, вызывая у собеседника умилённую моей бурной реакцией улыбку.

      — Если Вы нуждаетесь в моём комментарии, Ваше высочество, то я могу сказать, что то, что произошло, — довольно нечастое явление.

      — Правда? — умиротворённый тон мужчины окончательно привёл мои сердцебиение и дыхание к нормальному ритму. — А это вообще нормально?

      — Когда речь заходит о божественном, весьма сложно говорить о понятиях нормального и ненормального, — мягко проговорил Феликс. — Так или иначе, это, определённо, хороший знак.

      — Эм… Что-то типа: «Ваш запрос принят на рассмотрение, благодарим за то, что вы с нами»? — я в шутку изобразила деловой вид, гнусавым голосом выдавая приевшуюся ещё с прошлой жизни одну из фраз операторских служб.

      Настоятель храма в ответ на это рассмеялся мелодично и тихо, и в этот момент, словно только этого и ждал, какой-то резвый солнечный лучик озарил его макушку, превращая его, буквально засиявшего, в живую икону в моих глазах. Как будто передо мною сидел нежный и терпеливый ангел, призванный указать истинный путь. До этого я такое только в мультфильмах видела.

      — Пожалуй, сравнивать небожителя с чиновником было бы немного… радикально, — сквозь остаточный смех отвечал Феликс. — Суть же Вы передали совершенно верно.

      — Тогда… «Ладно, понял, принял, обработал»?

      — Да, так формулировка будет максимально прозрачной, — не прекращал улыбаться Феликс. Мне в тот момент подумалось, что ещё более нечастым явлением, чем круги на воде, в этом храме были подобные шуточки и звонкий смех, потому и, вероятно, монах был ко мне столь благосклонен.

      — Спасибо Вам, господин настоятель, — немного вымученно, но радостно, словно человек, только что поднявшийся на гору, улыбнулась я, — Вы меня успокоили.

      — Я всегда к Вашим услугам, Ваше высочество.

      Мы с монахом синхронно повернулись к выходу из зала и двинулись в обратный путь. Я то и дело бросала взгляды на идущего рядом мужчину и терзалась сомнениями. Внятного ответа от Нейертидуса я не получила, а моим планом «Б» как раз была беседа со священнослужителями. Я провела вспотевшими ладошками по ткани юбки и, мысленно подбодрив себя словами «Сейчас или очень-очень нескоро, а может, и вовсе никогда», аккуратно позвала спутника:

      — Настоятель Феликс…

      — Да, Ваше высочество? — он склонил голову, а затем, просияв какой-то новой мыслью, добавил: — Кстати, полагаю, Вы можете звать меня просто по имени.

      — А? А что, правда можно? — от такого внезапного жеста дружелюбия я даже забыла на некоторое время, зачем я к нему обратилась.

      — Да, правда, — монах кивнул, мило улыбаясь уголками губ.

      — Здорово, спасибо! Хотела бы и я разрешить Вам такое, но мне, вроде как, нельзя… Да и Мая… то есть леди Эдта, наверняка меня за это по головке не погладит, — я задумалась, понурив голову, а многословный обычно Феликс тем временем молчал. — Придумала! Как насчёт тогда просто «принцесса»? Это покороче и не нарушает этикет.

      Мужчина смотрел на меня со слегка подрагивавшими зрачками, и может быть, так легла тень и мне показалось, но глаза его приобрели цвет крепкого-крепкого чая, горячего и с горчинкой.

      — Почту за честь… — на удивление лаконично ответил он с бледноватой улыбкой, — принцесса.

      — Другое дело! — немного криво, пытаясь прикрыть неловкость момента, однако весело усмехнулась я, снова шустрым движением вытирая руки о подол платья.

      — Так… что Вы хотели сказать, принцесса? — уловив мою мысль на ходу и помогая мне, словно преданный напарник, расправиться с ситуацией, Феликс повернул разговор в нужное русло.

      — Да, точно, — я облегчённо выдохнула. Повеременив ещё несколько секунд, я наконец сформировала мысль: — Феликс, у нас всех ведь есть душа, да?

      — Да, Вы правы, принцесса.

      — А что случается с нею после того, как мы умрём? — я решила зайти издалека.

      — Ох, Вы задаётесь довольно взрослыми вопросами, — задумчиво отвечал монах, отводя от меня взгляд и смотря прямо перед собой.

      — Это значит «Я не буду отвечать, потому что это странно» или «Это, конечно, странно, но я отвечу»?

      Феликс, на миг замешкавшись, повернулся лицом ко мне и лучезарно усмехнулся:

      — Конечно, это значит, что я отвечу несмотря на странности, — он вновь умолк, видимо, обдумывая свою речь, прежде чем заговорить: — Я постараюсь объяснить настолько понятно, насколько это возможно. Дело в том, что наши души — это нечто бессмертное, что очень сложно… уничтожить окончательно. Они рождаются в глубинах космоса, попадают в бренные тела и, отбыв свой земной срок, снова возвращаются в… энергетический поток Вселенной, где они очищаются и готовятся ещё раз спуститься в мир смертных, чтобы прожить новую жизнь.

      — То есть, чисто теоретически, мы с Вами живём уже не в первый раз, просто не помним этого?

      — Так и есть. Вы схватываете на лету.

      Настоятель храма был полон радости от моей «сметливости», и мне было искренне жаль его обманывать, я ведь и без того была достаточно… сведуща в этой теме в силу небезызвестных обстоятельств. «Да уж, снова враньё», — невесело подумала я, пока губы мои продолжали диалог:

      — И что, все мы возвращаемся постоянно… в этот смертный мир? У нас нет никаких других вариантов, где пожить в следующий раз?

      — Почему же? Миров, куда могут направиться души, существует великое множество. Каждый из них уникален и по-своему прекрасен.

      — То есть, опять же, чисто гипотетически, мы могли в прошлой жизни жить в другом мире? — с мыслью «Сгорел сарай — гори и хата» я смирилась с приговором «та ещё обманщица», который я, объективно, по-судейски, сама себе же и вынесла, и честно попыталась изобразить удивление. Феликс, казалось, на маленькую уловку клюнул, отвечая мне чередой кратких кивков с негромким «Да, именно».

      По правде говоря, я не хотела продолжать расспросы. Моё настроение медленно, но верно сползало всё ниже и ниже, а уровень беспокойства подпрыгивал всё выше и выше. Я убеждала себя, что это было необходимо, и через силу продолжала:

      — А может ли быть, например, так, что душа по какой-то причине не «очистилась» в космосе и всё помнит, когда, так сказать, начинает новый круг?

      Феликс вдруг всем корпусом повернулся ко мне — резко, быстро, заставив подпрыгнуть от неожиданности. Он присел, осмотрелся по сторонам и, никого вокруг нас не заметив, мягко, оберегающим жестом положил руки на мои плечи и серьёзно посмотрел мне в глаза. Крепкий чай во взгляде вдруг остыл и потемнел.

      — Принцесса, — священник ответил почти шёпотом, — пожалуйста, не вздумайте задавать этот вопрос ещё кому-нибудь, — он выглядел обеспокоенным, пытаясь уверить меня в опасности моих слов.

      «Во что же я влипла?» — только один вопрос сиреной ревел в моей голове, пока холод, подкрепляемый настороженным молчанием Феликса, подкатывал к горлу.

      — Почему?

      — Этот вопрос — из разряда тёмной магии. Она запрещена. То, что Вы упомянули, нарушает законы мироздания. Это тяжёлый проступок.

      Это было оно. То, что я боялась, но должна была, наконец, услышать. По сути, чего же я устрашилась там, в комнате для молитв? Простых кругов по воде? Нет. Я чисто по-человечески боялась. Боялась ответа. Боялась потерять навеки путь домой. Боялась обвинений. Ведь, если говорить по существу, вероятность того, что моё нахождение в теле принцессы Розалии было чистой случайностью, являлась в свете недавних новостей настолько крошечной, что её и не стоило брать в расчёт. Действительно, как это могло произойти нечаянно? Моя душа, на минутку выскользнув из тела, будучи выбитой кирпичом, возвращалась обратно и «ошиблась дверью»?

      Для меня теперь не поддавался сомнению факт того, что я здесь оказалась, будучи втянутой в чей-то план. Но я не делала ничего — только ударилась головой, и то не специально. И у меня возник резонный вопрос, который я настойчиво игнорировала ранее, надеясь на нелепую случайность произошедшего, — тогда кто был виноват? Настоящая Розалия что-то сотворила на смертном одре? Или, того хуже, сам мастер в магии, Вальтер, убивая несчастную, прочёл некое заклинание? И зачем ему это? Зачем лично подсовывать в рукав противника такой козырь? Или он надеялся, что я стану его козырем? Ни одна из моих догадок мне не нравилась.

      Ещё откуда ни возьмись вышел этот странный ночной тип, захаживал ко мне в покои посреди ночи, как будто они были проходным двором. По какому-то делу, о котором я, владелица комнаты, не могла знать. В оригинале я не помнила его, хоть убей.

      — Принцесса, — услышав, как Феликс зовёт меня, я вздрогнула в его руках и в смятении подняла на него глаза. — Почему Вы вдруг этим заинтересовались?

      Его опасливый тон, который мне не удавалось прочесть, последним ударом под дых выбил меня из колеи. Я не знала, что ответить. Брови мои вне моей власти сходились на переносице всё теснее.

      «Я заняла чужое тело. Я видела будущее на несколько лет вперёд. Я понятия не имею, что стало с вашей Розалией».

      «Я просто хочу домой».

      Внутреннее «я» не объявлялось с ночи, не просыпаясь даже в критический момент — ни одной подсказки, ни одного ехидного комментария, а я и не представляла, какой великой отдушиной он был для меня в последние годы. Я всё это время пыталась отшучиваться, скрываясь за глупой бравадой, но на деле многовесный молот давления происходившего не исчезал ни на миг, поражая истерзанный разум лишёнными нежности ударами. Я не понимала и десятой доли из того, что происходило вокруг меня, и с прискорбием признавала, что даже собственная душа стала для меня потёмками, непроходимой чащей в амазонских джунглях, в которой не найти дорогу без острого клинка, что разрубит вездесущие лианы и тесно растущие кустарники. У меня не было света, что мог бы рассеять мрак этой чащи, равно как в руке не блестел спасительный металл. А строила из себя рыцаря в сверкающих тряпках, так много собиралась сделать для других, и единственным человеком, о котором я была не в силах позаботиться, что иронично, была я сама.

      Как я должна была ко всему этому относиться и как на самом деле относилась, оставалось утверждением со знаком вопроса вместо точки.

      — Я скажу как есть, — голос мой, ровный, твёрдый, апатичный, заставил моего собеседника нахмуриться и помрачнеть. Я мягко высвободилась из чужих рук, сделала пару шагов вперёд и оглянулась с усталым прищуром в глазах. Собрав в кулак остатки воли, я развернулась и возобновила шаг, увлекая монаха за собой. — Всё, по сути, просто и ясно, как чудный солнечный майский день. Я не принадлежу этому месту, — мой взгляд вяло перекочевал в сторону, блуждая по красивым узорчатым стенам. — Я чувствую, что не должна тут быть.

      Феликс остановился, я оглянулась и через плечо поймала его взгляд — сначала удивлённый, а затем и напряжённый — и ко мне подкралось явное ощущение того, что я прокололась и теперь мне грозили неприятности, которое во мне почти никак не отозвалось. Феликс откинул голову назад и вдруг забормотал едва слышно, так, что я не могла разобрать слов, обращаясь как будто не ко мне, а к кому-то другому, и этим самым кем-то, судя по тону, явно было не божество. Он с видом вселенской усталости провёл ладонью по лицу. Я не была уверена, но я, казалось, расслышала что-то наподобие «Ты у меня ещё попляшешь».

      — Принцесса Розалия. Ваше высочество, — эмоционально продолжил монах, поравнявшись со мной. — Не важно, что говорят люди во дворце, не важно, как всё это выглядит. Факт остаётся фактом. Вы — единственная дочь короля Аскаданты, его родное дитя и принцесса этой страны. Вокруг Вас множество людей, которые ценят и уважают Вас. Это никогда не изменится. Молю, бросьте эти мысли о душах и других мирах. Вы — на своём месте, там, где должны быть.

      Феликс действительно всё понял. Но немного не так.

      Я, как тот Штирлиц, ещё никогда не была так близко к провалу*. Пуля монашеского осознания ситуации просвистела мимо, служа немым укором моей несдержанности.

      Хотя мне от этого было ни горячо ни холодно.

      — Вы так думаете? — негромко бросила я, не поднимая головы и не зная, как реагировать на исход моего косвенного признания.

      — Да, принцесса, — монах кивнул и выдал улыбку. — У Вас не должно быть сомнений. Если у Вас возникнут трудности, Вы можете рассчитывать на мою посильную помощь в любом деле.

      — Спасибо, — тускло усмехнулась я. — В том числе и за то, что нянчитесь со сходящей с ума мной уже во второй раз за последний час. Обычно я повеселее, честно.

      — Уже шутите? — с прозрачной дымкой облегчения хихикнул Феликс. — Это, определённо, хороший знак.

      Я смотрела на мужчину и видела, что не солнце, заглядывающее через окна, всё это время было виной его сиянию — оно, воображаемое, невидимое, шло изнутри, пробиваясь тонкими лучиками меж тёмными прядями волос и на просвет лилось через и впрямь напоминающие по цвету чёрный чай глаза, оттеняя каждую крапинку-чаинку в радужке. Эта аура всё-таки не была похожа на божественную или ангельскую — скорее, на человеческую, только необъяснимо родную и надёжную. Этот вид породил во мне хлипкое, но упрямое что-то, неосязаемое и светлое, нечто, что не обрело ещё чёткой формы.

      — Прямо, как круги?

      — По моему мнению, ещё лучше.

***

      Уже через несколько минут я как ни в чём не бывало беззаботно махала ручкой Эдварду и Маячку, сидящим на скамеечке в большом зале у входа. Я сказала им, что всё прошло хорошо и без происшествий, о том же самом с наиневиннейшим видом заверял их Феликс — я взяла с него слово, с некоторым трудом, что было видно по его претерпевшему гамлетовские метаморфозы лицу, сохранить наш последний диалог в секрете. Они с Эдвардом, я острым глазом уловила это, друг другу практически неуловимо, многозначительно и в некоторой степени дружеским образом — и кого это стоило называть Штирлицем? — кивнули, обменявшись быстрыми взглядами, и немногим позже Феликс прощался с нами на пороге храма, лучась тёплой улыбкой, что могла бы растопить все статуи в Главном саду.

      На выходе Маячок, расширения кругозора ради, предложила мне обратный путь пройти другим путём, и я не видела причин отказываться. Мы, окунувшись вновь в зимнюю прохладу, в молчании отправились домой.

      Сад королевы на поверку оказался менее обработанным местными ландшафтными дизайнерами — никаких живых изгородей и замысловатых фонтанов, лишь редкие аккуратные дорожки, стелющиеся обширные поляны да растущие повсюду почти в беспорядке деревья и кустарники, отчего весь сад казался очаровательной, уютной рощей, в которой наверняка замечательно устраивать пикники и отдыхать под полуденным зноем в изумрудной тени. Летом зрелище было бы, подумалось мне, ещё куда более впечатляющим, ибо слегка унылый, однотонный зимний пейзаж оставлял желать лучшего. Спасением были лишь неугомонные пёстрые пташки, щебетавшие едва ли не на каждом дереве.

      Внезапно, откуда-то сверху, с ближайшей заиндевелой кроны, подняв в воздух миниатюрный ворох снега, на дорожку перед нами выскочила белка. Зверёк бесстрашно уставился на нас очаровательными глазками, тряхнув пушистым хвостом, а мех — без пятна серости, настолько рыжий, что почти красный, выделялся на фоне белой земли язычком огня. Я, завороженная, сделала шаг вперёд. Белочка забавно дёрнула носом и чуть подалась на встречу, но стоило мне протянуть руку, как она, растеряв, видимо, свою храбрость, тут же нырнула в ближайший сугроб и, всё так же подкидывая вверх столпы снега, за несколько прыжков оказалась на стволе дерева, где никому её было не достать.

      — Эй! — возмущённо крикнула я вслед, на что белка снова взмахнула хвостом — будто в насмешку — и скрылась в многочисленных ветвях. Мне оставалось только вздохнуть. Нужно было смотреть правде в глаза: я, конечно, была принцессой, но не «диснеевской» же. Было даже немного жаль. И даже не немного. Хотя, стоило признать, что маленькое происшествие немного меня расшевелило.

      Сочувствующие моему небольшому горю, Эдвард с Маячком воспользовались случаем прервать неловкую тишину и принялись меня отвлекать, слаженно выдавая мне подробнейший текст в духе лучших экскурсоводов Китая. Из их рассказа я узнала, что если через Главный сад шла дорога к парадным воротам основного дворца, то Сад королевы вёл не только ко Дворцу принцесс, но и к тренировочным площадкам рыцарей.

      — Вот, взгляните, принцесса, — Эдвард указал вперёд, на лежащую уже недалеко перед нами широкую дорогу, которая тянулась далеко влево, упираясь там в ворота ограды Главного дворца, и вправо, отводя прямиком на полигоны, — если идти ещё глубже в сад по этой дороге, то можно попасть на тренировку воинских отрядов.

      — А мне разве туда можно? — с неприкрытым подозрением спросила я, скосив на Эдварда глаза. Мужчина на секунду замялся, будто огорчённый, но быстро пришёл в себя:

      — Со мной — в любое время. Скажите только слово, — мягко, с едва уловимыми нотками гордости ответил он и с намёком взглянул на меня.

      Намекать дважды не требовалось. Конечно же. Дядя Эдвард — по сути, моя вторая няня — был со мной настолько мил, что я даже успела запамятовать, кем он был до того, как стать главой моей охраны. С ним мне был открыт путь почти хоть куда.

      — Что ж, — деловито отозвалась я, — тогда я скажу. Но, пожалуй, не сейчас. Я сегодня… слишком устала.

      — Как пожелаете, принцесса.

      Мы как раз вышли на эту широкую мощёную дорогу, что привела бы нас в место, где можно полюбоваться на размахивающих мечами воителей; стоило мне слово сказать — мы бы тут же свернули направо. А я туда и не взглянула, потому что недалеко впереди, на белой ветке дерева мелькнул рыжий мохнатый огонёк. Белка снова показалась и принялась вертеться на своём месте высоко над землёй, в зоне недосягаемости, будто издеваясь, и это заставило что-то во мне всколыхнуться раздражённой волной. Я, раздосадованная её побегом, не рассчитывала встретиться ещё раз, но глаза меня не обманывали. А беззаботный грызун спокойно прыгал себе по ветвям, и в каждом, даже самом обыкновенном взмахе его хвоста мне чудился вызов.

      — Ну надо же, кого я вижу, — с сарказмом раздалось позади, словно транслируя мою мыслительную деятельность. Я резко обернулась на жёсткий голос. Это был глава моей охраны, мой милый дядя Эдвард, которого я в тот миг практически не узнавала.

      — Тише, господин Эдвард, — удивительно ровно и прохладно проговорила Эдта, смотря в том же направлении, что и глава охраны, и будто невзначай взяла меня за руку.

      Я проследила за их взглядами и заметила, что со стороны тренировочных полей к нам шла мужская фигура. Может быть, шла она вовсе не к нам, а, скорее всего, в Главный дворец, но проигнорировать столкновение было по какой-то причине нельзя. И, присмотревшись лучше, я поняла, в чём было дело: вытянутый по струнке, собранный стан, меч на поясе, объёмный плотный зимний плащ с особой рыцарской вышивкой по краю, что явно означало приближённость к королю, тёмно-русые короткие волосы в строго уложенной причёске, а самое главное — изящная чёрная повязка на левом глазу. Это был сам Фредерик Лорбейн — главный советник короля и по совместительству его лучший друг.

      «Очуметь», — одними губами весело выронила я. Вот уж кого я точно встретить не ожидала. В свете последних событий это был до колик приятный сюрприз — советник Лорбейн тоже являлся персонажем весьма привлекательным, замечательным и располагающим, пусть и оставался на втором плане. Он был абсолютно верен Андреасу и всей стране, не раз выручал Уильяма и сыграл большую роль в сюжете. Встреча с ним мне, то есть принцессе Розалии, ещё долго не светила, так что я радовалась внезапной удаче…

      — Только этого нам не хватало, — Эдвард напоказ демонстрировал недовольство. Маячок его больше не одёргивала и спорить не стала, лишь хватка на моей ладони чуть окрепчала. Я путалась в происходящем всё больше и больше.

      Советник, заметивший нас ещё издалека, просто пройти мимо тоже не мог, поэтому ускорил шаг и вскоре оказался рядом, остановившись чуть поодаль.

      — Добрый день, Ваше высочество, — он вежливо склонился, поприветствовав в первую очередь меня, прозвучал его бархатистый серьёзный голос, единственным глазом он тактично взглянул на нас из поклона. — Леди Эдта, господин Хайриз.

      — Его величество оповещён, — бросив в мою сторону беглый взгляд, холодно сказал Эдвард, поступаясь правилами этикета.

      Фредерик, резко подняв голову, посмотрел на Эдварда как-то растерянно, немного грустно, будто его одёрнули, уколóв горьким упрёком. Я с откровенным недоумением взглянула на главу охраны, а потом и на сохранявшую молчание — а значит, безмолвно соглашавшуюся — Эдту. Последние сутки были полны ошеломляющих открытий, с каждым часом удивляя меня всё бóльшим количеством поводов впасть в ступор. Такого в книге не было! Ни строчки, ни словечка, ни буковки. Эдвард так злобно ощерился, словно дикий зверь, что даже я чувствовала себя неуютно, а Маячок, очевидно, была с ним заодно. Для того, чтобы суметь уловить атмосферу, не требовалось звание гения.

      — Конечно, мне это известно, — господин Фредерик, всегда сдержанный и серьёзный, быстро пришёл в себя и несколько приглушённо отозвался примирительным голосом. Он, всё ещё оставаясь на почтительном расстоянии, повернулся ко мне и опустился на колено прямо на холодный камень, слегка улыбнувшись в дружественной манере: — Ваше высочество, мы с Вами ещё не знакомы… — я готова была поклясться, что услышала, как на этих словах Эдвард фыркнул, —…так что позвольте представиться. Моё имя Фредерик Лорбейн, я советник Вашего отца. Очень рад встрече с Вами.

      — Взаимно, господин советник. Принцесса Розалия Аскаданта.

      Я пересеклась с ним взглядами, улыбнулась в ответ и протянула для знакомства свободную руку, которую советник бережно сжал и поцеловал, блестяще следуя правилам хорошего тона. У него были прекрасные глаза, умные, глубокие и открытые, цвета ни зелёного, ни голубого — по-настоящему бирюзовые, словно чистая морская вода на солнечном пляже. И пусть из них остался всего один, правый, от него было крайне трудно оторваться. Это был пронзительный, но не агрессивный, как у того же короля, взор, в котором за налётом строгости и открытой доброжелательностью отчётливо виднелась печаль, острая, неприкрытая, она не могла оставить меня равнодушной. Что в романе точно описывалось, так это то, что у него с Розалией отношения были просто прекрасные, он часто помогал ей с дворцовыми неприятностями, хотя и часто из тени, будто опасаясь чего-то, — и теперь я начала догадываться, чего именно — имел привычку беседовать с ней, гуляя по саду, и проявлял открытую заботу, которую не оказывал ей родной отец. При всём при этом, в книге, как бы я напряжённо не вспоминала, не было описано взаимодействия Эдварда или Эдты с ним. Может, я пропустила это, а может, его и вправду не происходило, будто они избегали общества друг друга. Так или иначе, каких бы мои спутники к нему не испытывали чувств, Фредерик Лорбейн уважал и ценил принцессу, он был единственным, кто яро настаивал, чтобы в ту роковую поездку Андреас взял не только сына, но и дочь с собой. Король не послушал и оставил принцессу во дворце — как он думал, в безопасности. Углубляться в детали того, во что вылилось это решение, я не желала — и без того мне это едва ли не снилось в кошмарах.

      — Знаете, принцесса, — немного лукаво начал советник, — Вы — единственный человек, который достаточно близок со мной, чтобы спросить про то, как я потерял глаз, но ни разу этого не сделал.

      — Наверняка, Вас уже замучили этим вопросом, Фредерик, — принцесса тихо рассмеялась. — Я явно доставила бы Вам неудобства.

      — Я никому из спросивших не рассказывал, — признался он. — И, что интересно, Вы, пожалуй, единственная, кому я хочу раскрыть этот секрет.

      — Правда? — Розалия удивилась и крепче сжала локоть советника. — Вы мне расскажете?

      — Честно-честно. Хотя, история будет длинной. Как насчёт того, чтобы мы с Вами поговорили об этом после моего возвращения?

      — Хорошо, — просияла в улыбке она. — Буду с ещё большим нетерпением ждать Вашего прибытия.

      Я отчего-то вспомнила их с Розалией последнюю беседу. Прямо перед отъездом. Фредерик не успел ей ничего рассказать. Тайна осталась нераскрытой — даже с принцем Уильямом, главным героем, советник не обмолвился и словом, а король и так всё знал, но тоже молчал. Был ли это великий драматичный секрет, или какая-то забавная мелочь, от которой стыдно лишиться глаза, Фредерику уже не суждено было поведать.

      Я внезапно осознала, что пауза затянулась, а взгляды Маячка и Эдварда суровели с каждой секундой. Нужно было разрядить обстановку, сказать что-то отвлечённое, например, выдать остроумное замечание или включить ребёнка и ляпнуть что-то наивное, пока никто не пострадал.

      — Знаете, господин советник, Вам так идёт эта повязка! Вы похожи на настоящего пирата! — я пошла по пути наименьшего сопротивления и умничать не стала. Да и вряд ли получилось бы.

      Кто-то в моей голове звонко расхохотался: «Это всё, что ты смогла придумать? Лучше бы о погоде заговорила, ей богу».

      «Глядите-ка, кто проснулся. И как тебе не стыдно? Я тут без тебя загибаюсь».

      «Мне надо было подумать», — кратко парировало второе «я».

      Тем временем Фредерик в смятении моргнул несколько раз, заставляя меня проваливаться под землю от стыда, а потом, к моему облегчению, по-доброму усмехнулся:

      — Спасибо, Ваше высочество. Тогда, пожалуй, светлую повязку мне надевать не стоит? — он решил мне подыграть, а глаз так и засверкал, полный умиления и будто какой-то невесёлой ностальгии.

      — Определённо, с чёрной солиднее, — я согласно кивнула. — На важные собрания лучше надевать её.

      — А никто не испугается пиратского обличья? — спросил он.

      — Да Вы же такой душка! — без задней мысли выпалила я, вызвав у нас обоих смех и даже немного растопив холодные стены презрения моих нянь.

      — Вы явно переоцениваете меня, Ваше высочество.

      — Принцесса, Вы никогда не скупитесь на комплименты, — мягко проговорила Эдта, как бы ненароком соглашаясь с последними словами советника и подкрепив это соответствующим взглядом на него. Она присела рядом со мной, поправляя идеально сидящий плащ, тем самым заставив Фредерика тактично подняться и отойти. Мне было несколько обидно за него. Я ведь назвала его душкой от чистого сердца.

      — У Вас, полагаю, множество дел, советник Лорбейн, — вмешался Эдвард. — Будет крайне неуместно задерживать Вас дольше. Я прав, принцесса?

      — Да, пожалуй, — ответила я с кривоватой улыбкой.

      — До свидания Ваше высочество, хорошего Вам дня, — Фредерик, не требуя повтора, вежливо поспешил прощаться, снова в поклоне поцеловал мою ладонь, уже приловчившись сохранять невозмутимый вид. — Леди Эдта, господин Хайриз.

      — До свидания, господин советник. Удачи Вам! — я неловко прощалась с ним, терзаемая лёгким, но настойчивым чувством вины. Эта встреча должна была пройти и завершиться в ином ключе. Я очень хотела пригласить его на чай, но с сожалением воздержалась по весьма понятным причинам.

      Мы некоторое время смотрели в удаляющуюся ровную спину, прежде чем двинуться в путь. Я вышла немного вперёд, выжидая, дала спутникам шанс объясниться, но они, партизаны, не сказали ничего. Очевидно, они думали, что за вежливыми фразами я не услышу и не увижу негативной подоплёки.

      «Давай, предъяви им, — солидарно вторил внутренний голос, — это совсем не дело».

      «Не переживай, тебе тоже потом достанется, кидала».

      — Ну и, — начала я, не оборачиваясь, — что вы с ним не поделили?

      — Что Вы, Ваше высочество, — после пары мгновений молчания, ошарашенная внезапной нападкой, ответила уклончиво Маячок, а я обернулась на ходу, но за неудобством такого положения остановилась и встала вполоборота. — Разве нам есть, что делить с королевским советником?

      — Это всего лишь скучные разборки взрослых, принцесса, — тихо сказал Эдвард. — Они не стоят Вашего внимания.

      — Ну да, ну да, — протянула я, отступая на этот раз, но подавая знак, что этот разговор не окончен.

      До ушей донёсся до боли знакомый глухой звук взрыхляемого снега. Повернувшись к источнику, я снова увидела неугомонное оранжевое создание, которому я, по всей видимости, приглянулась, иначе оно не стало бы описывать вокруг меня круги битый час. Белка, с секунду поглядев в нашу сторону, забавно дёрнула ушками и совершила прыжок-бросок по дуге, пробираясь через толстый, но рыхлый снежный слой, и в мгновение ока оказалась на очередном дереве. Я усмехнулась: завидная была прыть.

      — Глазам не верю, — произнесла я, решив перевести, наконец, тему. — Зуб даю, это та же самая!

      — Ох, Ваше высочество, — хихикнула Маячок, — и где Вы только берёте такие забавные выражения!

      — Очевидно, Вы ей нравитесь, принцесса, — умилённо молвил глава охраны.

      — Мысли читаешь, дядя Эдвард, — со смешком заметила я. Зверёк тем временем постепенно терялся из виду, устремляясь глубже в рощу. Проследив за ним до полного исчезновения, я обратилась к спутникам: — Пойдёмте домо-ой. Я уже проголодалась!

      — Конечно, принцесса, давайте поспешим.

      — Взять Вас на плечи?

      — Опять читаешь мысли!

      Покачиваясь в пути на крепких рыцарских плечах, я, устало опустив голову на макушку Эдварда, успокаивала дух и, решив пока остановиться на окружающем мире, не рискуя пока заходить в тёмный лес своих собственных переживаний, подводила общие итоги дня. Они оказывались довольно неутешительными. Сам день выдался до ужаса суматошным, сумбурным и насыщенным, а вкупе с ночью получалась так и вовсе сказка. Конкретизируя повестку, я тихонько загибала пальцы. Во-первых, я стала принцессой Розалией, с большой вероятностью, не просто так, а согласно некоему плану, в который меня — что очень, очень печально — никто не посвятил. Во-вторых, у меня не имелось основы, никаких весомых аргументов, чтобы хотя бы попытаться разумно предположить, было ли это злодейским деянием, или силам добра кто-то таким образом помогал. В-третьих, не зная обстоятельств своего нахождения здесь, я не могла определиться с тем, где я видела своё место в структуре этого мира, среди всех этих людей, стоило ли мне действовать, а если стоило, то как и когда. В-четвёртых, под знак вопроса помещался целиком парень по имени Эрик — если его, конечно, звали Эрик. Я не знала, кто он, откуда, с какой целью появился и, что важнее, появлялся ли он в оригинале — если нет, то это было бы явным сигналом того, что он был каким-либо образом связан с моим перемещением. В-пятых, как снег на голову на меня свалилось объявление о том, что мои няни были не в ладах с моим потенциальным союзником и другом, и об этом я была ни сном ни духом. Проблема всплыла, как говорится, налицо, и её требовалось решить, и решить, очевидно, мне, потому что если душка-пират Фредерик Лорбейн не выказывал никакого негативного отношения, то эти двое совершенно точно пребывали в состоянии полной боевой готовности. В-шестых… меня раздражала самоуверенная белка.

      «А было бы неплохо, — в разборе своих дел я начала с малого, — завести себе белку…»

      «Да ладно?» — с нотками предвкушения пропело альтер эго.

      «Прохладно».

      «Ну, хватит тебе, я объяснюсь, — возражал глас подсознания. — К тому же, нам надо подумать, как ловить эту рыжую проказницу…»