Я стояла, как истукан. К такому меня не готовила ни одна из жизней. Бесспорно, я отчаянно желала познакомиться с тем, про кого взахлёб читала, но это, наверное, было одно из тех событий, которые случаются всегда нежданно-негаданно, сваливаются, как снег на голову, а всё, что остаётся тебе — сидеть, смотреть, смеяться или плакать… Короче говоря, смириться и принять удар судьбы, а насколько достойно — уже зависит от личных качеств.

Я без зазрения совести вовсю рассматривала будущее достояние страны, и мальчик, явно вымотанный после тренировки с мечом, отвечал мне тем же. Я рвано выдохнула, силясь не растянуть губы в чересчур широкой улыбке. На вид юный наследный принц был чистейшей воды ангел: располагающие черты лица, сведённые «домиком» брови, копна золотистых, как от солнца оторванных, волос вкупе с открытым, изумительно-изумлённым взглядом больших светлых глаз создавали впечатление ошеломительное. Образ главного героя нельзя было спутать ни с чем.

«Давай он нам сегодня приснится», — тихонько пропел внутренний голос, наслаждаясь этой живой картиной вместе со мной.

«Давай», — не думая согласилась я.

Согласилась и осознала, что ещё несколько секунд промедления — и пауза станет затянутой до неприличия. Тогда, наконец, пелена очарования спала с моих глаз, рассеиваясь и оставляя, однако, перед взором редкие неровные клоки своего сладкого дыма, хаотично повисшие в воздухе. В неловком молчании юного принца я увидела уже не великого героя и не бесподобное произведение живописи, а обыкновенного очаровательного ребёнка, который смутился и явно не знал, как ему поступить. Мне, как единственной взрослой в нашем дуэте, пришлось спасать положение:

— Привет! — я широко улыбнулась и негромко, но с чувством обратилась к мальчику. — Полагаю, в представлениях мы не нуждаемся.

— Да! То есть привет, — живо отозвался Уильям, отмирая и начиная брать себя в руки. Он сделал ещё несколько широких, затяжных, трепещущих шагов ко мне навстречу. — Я так рад этой встрече.

— Это взаимно, — честно призналась я.

Происходило нечто немыслимое, непередаваемое. В горле пересохло, а ладони, наоборот, вспотели. Судьба привела меня к Главному герою, к человеку, что звался единокровным* братом принцессы Розалии, к тому, кто был способен помочь мне и многим другим людям в будущем избежать роковой участи. К тому, кто заставил меня восхищаться собой, сам того не зная, ещё за несколько лет до нашей встречи. Он стоял прямо передо мной, из плоти и крови, — только руку протяни — и улыбался так лучезарно, что, казалось, начинали таять близлежащие снега, искристые глаза его горели и дрожали, вслед я сама плавилась, слепла, дрожала, порхала одновременно. Земля под ногами то плыла, то твердела, то крутилась, то застывала непоколебимо. Он смотрел на меня неотрывно, словно страшась потерять из виду, завороженно, как на чудесное явление. Я ощущала, что смотрела на него таким же образом. Я давно его знала и уважала. Я лишь гадала, что же такого и когда он успел найти во мне, чтобы тоже взглянуть на меня так.

— Ваше высочество принц, — счастье не продлилось долго: вдруг рядом раздался ровный голос, пытавшийся, как мне почудилось, казаться бесстрастным, но выдающий лёгкое недовольство. Уильям, по-солдатски, как по команде, резко обернулся на него. — Помните, пожалуйста, о том, что Ваш график не предполагает отклонений, — из-за спины мальчика показался высокий мужчина средних лет, в лёгких доспехах, с непроницаемым лицом и строго убранными назад волосами. Он склонился, обращаясь уже ко мне: — Приветствую Её высочество принцессу. Лорд Хайриз.

Я вежливо кивнула. Эдвард тоже поздоровался. Этого человека я смутно помнила по книге. Фамилия его была Хиддел. Наставник наследника трона по боевым искусствам и верховой езде. В общем и целом, славный малый, преданный, степенный и довольно неглупый, к тому же, один из лучших мечников королевства; правда, строгости ему было не занимать. А ещё капельки мании контроля и щепотки тщеславия. Но кто из нас этим не грешил? Все мы питаем слабость к тому, чтобы нам внимали, и любим гордиться собой, особенно, когда есть весомый повод. А он, как-никак, был в числе первых рыцарей Аскаданты — всем поводам повод.

— Ах… — начал было принц, но не смог быстро найтись с ответом.

Очевидно, уважение дяди Эдварда было не резиновым и распространялось только на приветствия, потому что он вдруг с деланным пониманием промолвил:

— Разумеется, это так. График наследного принца очень насыщенный. Один незапланированный разговор — и всё расписание псу под хвост.

А он был хорош. Я коротко беззвучно рассмеялась и обернулась на своего спутника, взглядом выражая почтение. Лорд Хиддел, к сожалению, иронии не оценил и помрачнел пуще прежнего. Рыцари вокруг нервно зашевелились — неизбежно назревала конфронтация.

— Хиддел, — принц резко, как по щелчку пальцев, улыбнулся и вступил в разговор. Довольно быстро — со скидкой на возраст — сообразил, что к чему. Именно ему стоило стать медиатором в этом конфликте, чтобы разрешить его малой кровью. — Пара минут погоды не сделают, не так ли? — это был двусмысленный, отчасти примирительный, наполовину просящий, наполовину требовательный тон, против которого наставник не сумел устоять. Он со вздохом дал добро на беседу и, поклонившись, отошёл. Уильям взглянул на меня весело, с облегчением и совсем немного хвастливо.

— Мне жаль, — он горько вздохнул, — это правда, сегодня весь мой день занят. Но завтра я смогу освободить час-два. Можно, пожалуйста, мы встретимся? Скажем, в четыре после полудня?

На меня устремился взгляд, полный надежды, проникновенный и прямой. Маленький манипулятор проявлял себя за последние пару минут уже во второй раз. Путей отступления не было, такой взгляд предполагал только ответ «да». Признаться, я и не планировала давать иной.

— Разумеется. Буду ждать в любое время, — отозвалась я. После я обняла Моби обеими руками, склонила голову в сторону и слегка пожала плечами, добавив: — У таких маленьких леди, как я, совсем немного дел.

— Замечательно! — маленькое солнышко напротив меня засияло во сто крат ярче, выдало в порыве эмоций незамысловатое деми-плие**, хлопнуло в ладоши и заинтригованно, предвещая завтра много вопросов, посмотрело на многострадальную белку. — Значит, договорились?

— Да, да, договорились, — пылко сказала я, предаваясь мечтам и предвкушению следующего дня. Что-то мне подсказывало, голова принца Уильяма была забита мыслями примерно такого же содержания.

Ничто не вечно, а следовательно, очень насыщенный график принца звал того в путь. Мы обменялись ещё несколькими по-детски робкими смешками и принялись прощаться. По всей видимости, я должна была подать ему ладонь для поцелуя или, по крайней мере, закрепить итог нашей неожиданной встречи рукопожатием, однако мы в суете так и не соблюли финальных формальностей, обойдясь одними лишь словами. Рыцари отдали честь стройным хором. Хиддел простился с нами исключительно бодро и даже не предпринял попытку это скрыть.

Путь домой проходил в тишине — я делиться впечатлениями пока не имела желания, а дядя Эдвард всё понял без лишних объяснений. Это было одно из самых сумбурных знакомств в моей жизни. Эмоциональное возбуждение и эйфория постепенно сходили с меня, подобно морскому отливу, и здравый ум начал фрагмент за фрагментом возвращаться. Вместе с ним ко мне приходило будоражащее осознание того, что только что произошло. Сюжет романа пошёл на перелом. Розалия и Уильям сошлись раньше положенного — мелочь, если не суметь с пользой разыграть партию, но я не собиралась упускать такой шанс. К тому же, передо мной, воочию, из крови и плоти, предстал человек, с которым я когда-то и не надеялась познакомиться, потому что не считала его существующим, — при одном упоминании этого факта сердце начинало торопливо и криво колотиться. Так, наверное, чувствуют себя поклонники, увидев своего кумира воочию, лицом к лицу?

Весь сок сложившейся ситуации был в том, что мне просто повезло. Я не планировала побег своего питомца, не рассчитывала траекторию его движения, не выжидала подходящий момент. Я опустила взгляд на смирно сидящего у меня на руках бельчонка. Тот, словно ощутив это, поднял на меня очаровательную головку, дёрнул своими ушками с неравномерными кисточками и в какой-то сродни человеческой манере сжал лапки на моей руке.

— Если бы ты не убежал, — шепнула я зверьку, заставив его несколько раз моргнуть, — ничего бы этого не случилось.

Стоило мне сказать это вслух, как в чугунной моей голове словно размотался клубок. Я обратилась к Нейертидусу с жалобой на его бездействие. Откуда ни возьмись упавший снег испугал Моби. Моби добежал до места, где находился принц Уильям. Я помчалась за ним, как Алиса за белым кроликом, и провалилась в, возможно, новый виток своей жизни, словно в кроличью нору. Вот так просто.

Какая невыносимая череда совпадений — совпадений ли? — и ни слова объяснений.

Я споткнулась, захлебнулась собственным вдохом, прорычала под нос что-то на родном великом и могучем и резко остановилась.

— Принцесса? — тревожно спросил дядя Эдвард, вмиг сократив расстояние между нами. — Что-то не так?

— Подержи-ка, — бросила я и, не смотря на мужчину, протянула ему бельчонка.

Это было просто немыслимо. Не могло, не должно было оказаться правдой. Чтобы сам бог-покровитель — и покрывал такую «шалость» с переселением душ, напоминающую чёрную магию?

Будь это действительно Нейертидус, он бы наверняка потрудился дать мне какое-то наставление, напутствие, хотя бы некое подобие инструкции... Или у него не хватило времени (желания?) даже на это? Это было нечестно. Только я приготовилась предпринять первые решительные шаги, как очередное сумбурное открытие дало мне пощёчину и отбросило назад. На языке до тошноты загорчило.

Резкими, расторопными движениями я отцепила сначала поводок от ошейника Моби, затем неуклюже расстегнула и ошейник, кинула всё это на землю вместе с перчатками и аккуратно взяла зверька обратно. Он был на удивление тих, крошечное сердце билось под холодным мехом часто, но ровно, любопытные чёрные глазки бегали вокруг немного лениво, в некой привычной манере. Когда я подошла к ближайшему дереву и посадила Моби на него, моя нижняя губа предательски дрогнула, а глаза так некстати что-то неприятное внутри меня сдавило, намочило и затуманило. Но это было ненадолго: потом я быстро проморгалась и согнала сжимающий глазные яблоки морок. Всё произошло быстро. Чтобы осознать положение, бельчонку много времени не понадобилось — вскоре он бойко тряхнул хвостом и взобрался наверх, теряясь в ветвях. Вот так просто.

Проводив взглядом своего уже бывшего питомца, я обернулась и заметила главу охраны, присевшего рядом и внимательно разглядывавшего меня. В одной руке он держал ошейник с поводком, а в другой — мои снятые в спешке перчатки. Он замялся, прежде чем негромко спросить:

— Принцесса, почему Вы решили так поступить?

— Пусть вернётся, если захочет. Не хочу из-за своей прихоти лишать его права выбора, — рассеянно, но энергично сказала я, сокрушённо проглотив так и не высказанное «потому что мне его, видимо, не дали». — Дорогу знает, — я приняла перчатки и снова надела их, медленно и кропотливо, с силой проталкивая замёрзшие пальцы, не чувствуя, однако, что от этого им стало теплее.

Ответ дяди Эдварда, неозвученный, безмолвный, застыл в воздухе. Он ловко убрал за пояс атрибуты для выгуливания и с неизменной готовностью раскрыл для меня объятия, в которые я буквально запрыгнула, а оставшийся путь до дворца проделала, сидя у него на руках.

***

— Ну и что это был за нелепый протест? — спросил Денис, а в лице не изменился, не шевельнул и морщинкой, приподнял одни лишь брови. И в этих изогнувшихся бровях подтекста было в три раза больше, чем в самой красноречивой гримасе — только он так умел. — Ты определись, что тебе надо, а что нет, систр.

— Я определилась, вообще-то, — ворчала я в ответ. — Мне не надо, чтобы он всё устраивал за меня.

— Ты на что фрукты купила? — Ден не любил обиняки.

— Да найду я работу, не бухти. Как выпишешься, уже буду деловая женщина.

— Смотри, как весело получается: все на пенсии начинают по второму кругу в больницах лежать, а я только в первый раз выпишусь.

— Слышь!

Денис протяжно хмыкнул — этому нехитрому действию он тоже ухитрялся придавать сотни оттенков значений — и, выразив тем самым довольство, сверкнул в мою сторону ярко-фиолетовым фингалом с просьбой одолжить у меня перочинный нож. Его собственный то ли был горестно утерян в драке, то ли временно находился где-то под замком в больнице, потому что такие ужасы пациентам хранить при себе, конечно же, нельзя. Ден так и не назвал конкретную причину. Он откинулся на подушки, удобнее устроился на койке, а затем увлечённо принялся за нарезку купленных мною яблок, притом орудуя лезвием с такими виртуозностью и обыкновением, с какими в приличном обществе простые яблоки не нарезают.

Несмотря на пляшущий в руках Дениса нож, настроение в невзрачной просторной палате царило благодатное и идиллическое — мы не обращали внимания на обстановку, когда у нас не имелось на то желания. Я сидела на койке друга, бок о бок, чувствуя, что он здесь, рядом, почти целый после очередной стычки, и, казалось, больше ничего мне не было нужно.

— Ты вообще тут как? — серьёзно спросила я, бессовестно таская у Дена из-под руки яблочные дольки. Мало того, что заставляла больного самому их шинковать, так ещё и объедала. Он, что я отчётливо видела, был совершенно не против: выразительные брови сбивались на переносице в выражении напряжённого, шаткого удовлетворения, которое, наконец, пришло на смену перманентному осознанию собственной беспомощности в этих светлых стенах. Я должна была позволить ему сделать для меня хотя бы это.

— Да нормально. Сосед новый, кстати, у меня хороший попался, классный парень, хотя со своими тараканами тоже.

— Ну, куда без этого. А он тебе не мешает?

— Не-а. У этого нет шумных друзей, — друг сделал глубокий вдох, словно решаясь. В итоге он всё-таки отбросил сомнения и наклонился ко мне поближе, дополнив: — Хотя, по правде говоря, я не уверен даже насчёт тихих…

— Как жестоко, фу-фу-фу… — помолчала немного, а затем всё-таки решилась спросить: — А почему ты не уверен?..

Когда мы с лучшим другом оставались наедине, в нас просыпалась безудержная тяга к сплетням. В этом имелась некая доля мистического, потому что по отдельности мы не могли похвастаться таким небывалым интересом к чужой частной жизни. Наверное, маленький, голодный до слухов сплетник живёт в душе всех и каждого. Разница лишь в том, что кто-то подкармливает его чаще, а кто-то — реже, не давая ему набираться сил и расти.

— Это что-то. У него приколов до кучи, вот, например, его бзик — йогурты.

— В натуре?

— Капец, ты бы видела, его без них не увидишь, — говорил, а сам нарезал себе яблочки, словно здоровый, быстро-быстро. — Он вчера за день целую башенку из пустых стаканчиков составил.

— Кстати, где он?

— А, он на клизме, бедолага.

— Уф. А чем болен-то?

— Ой, он мне говорил, болячка какая-то сложная, я забыл, если честно. Вроде, что-то с ЖКТ… А вообще, — он вдруг резко опустил, почти уронил на колени обе руки, покачал головой от всплеска негодования. — Больница — самая настоящая тюрьма.

— Я, конечно, понимаю, что тебе здесь не нравится, но зачем же так радикально…

— Да я не об этом, — Ден отмахнулся от меня, как от ребёнка. — В смысле, не только об этом. Когда ты навещала меня на той неделе, я за это ещё не шарил. Но теперь, — он повернулся ко мне, наклонился и вперил в меня прямой, проникновенный, крайне многозначительный взгляд, — я понял всё.

Он говорил так, словно не несколько дней пролежал в больнице, а как минимум совершил паломничество в один из буддистских храмов набираться мудрости и просветления. А выглядел он, право слово, так, точно этот поход оказался успешным. Я не осмелилась его перебивать — в основном, по совести говоря, из чистого природного любопытства.

— Короче, тут тоже есть своя система… Скажем, обмена благами.

— «Обмена благами»?

— Ага. Например, у кого-то есть одноразовая бритва. Он может «продать» её за три завтрака или два обеда. Или, например, за палку колбасы, но это совсем уж удачный вариант для «покупателя», потому что колбаса стоит два завтрака. Коробка хороших конфет обойдётся в три обеда или три ужина. Эдик вот, мой сосед, каким-то чудом договорился с одной зажиточной дамой с шестого этажа, и постоянно меняет свои ужины на её йогурты, ей родня много привозит.

— Мать моя женщина.

— Школа жизни, Свет, школа жизни.

— Смех сквозь слёзы, — истерически хихикнула я, отворачиваясь к стене напротив.

— Да. Заставляет о многом задуматься. Как, например, теряя одно, ты приобретаешь другое. Жизнь так и работает. Вечные потери в обмен на весьма нерегулярные и сомнительные приобретения, приводящие к новым потерям и заставляющие изгаляться и добывать новые поводы для потерь. Своеобразный и не совсем выгодный для человека закон равновесия всего сущего. Хотя нам ли с тобой не знать, — последнее Денис промолвил совсем тихо, откинулся вслед за мной на уложенные в изголовье подушки, и мы так и остались, полусидевшие, оба смотревшие вперёд, прислонившись плечом к плечу.

— В философы подался?

— Я тут, на секундочку, пытаюсь умные вещи глаголить. Будь так любезна, не ёрничай и прислушивайся, когда твой лучший друг даёт бесплатные уроки.

— Простите, господин Конфуций, я забылась, — предусмотрительно прерывая новую волну возмущения, я мимолётным движением положила кусочек яблока другу в рот. Я немного приподнялась, посмотрев на него, не отстраняясь. — Значит, теряем одно и получаем другое? — я мечтательно улыбнулась, мягко похлопывая друга по руке. — Тогда, пожалуй, наша компенсация за твои последние травмы должна превосходить все ожидания. Может, я найду работу или, допустим, мешок с миллионом долларов на дороге?

— Хорошо, если так, — Ден заливисто, заразительно рассмеялся и коснулся виском моего виска, задерживаясь в этом положении. — Ты думаешь, я просто так в эту драку влез? Это был долгоиграющий план! Не без доли риска, правда.

— Охотно верю, — я подхватила его тихий, весёлый смех, зажмурившись.

— Всё у нас будет, систр.

— Знаю.

***

Когда я открыла глаза, то увидела лишь узорчатый голубой балдахин, казавшийся серым в предрассветной мгле. Глаза зудели и болели. Я резко села на большой пышной кровати, оглядывая безупречно-прекрасные дворцовые покои принцессы Розалии, казавшиеся мне в ту секунду более чужими, чем крошечная бледная больничная палата, стены которой я посещала всего несколько раз. Нос продолжал слабо щекотать запах медикаментов, язык ощущал послевкусие кислой сладости яблока, висок хранил тепло головы лучшего друга, и будто кто-то невообразимо маленький в ухе выстукивал по барабанным перепонкам ритм его звонкого смеха. Взор сам собой упал на пустую беличью клетку в углу.

Эрик этой ночью не приходил. И с восходом солнца совершенно точно не объявился бы. Маячок должна была прийти меня будить в девять утра. Проморгаться, как тогда, когда я отпускала Моби на волю, почему-то не выходило никак. После всего, что со мной произошло четыре года назад, я практически никогда не позволяла себе проливать слёзы. Но если так получилось, что я на целые часы была предоставлена самой себе, а фантомный запах лекарств и эхо несуществующего голоса оказались столь нестерпимы, то, стало быть, можно дать слабину на пару минуточек?