Крови много не бывает.
Шепчут, говорят, кричат. Заходятся разом в едином порыве, в экстатическом припадке. Их голод, жажда, одержимость, безумие ощущаются кожей, растекаются по ней, оседают липкой плёнкой. Невозможно не почувствовать, невозможно не утонуть и не раствориться в этом сумасшедшем потоке.
Игра давно перешла все границы разумного, но никто и не думает останавливаться. Напротив, чем дальше, тем активнее толпа требует хлеба и зрелищ, тем ярче горят от возбуждения их глаза, чаще сбивается дыхание в предвкушении чего-то отнюдь не прекрасного, но неизменно привлекающего внимание.
Есть в мире две вещи, неподвластные времени.
Любовь. И смерть. Сегодня первая из короткого списка выбывает. Здесь нет для неё места. Здесь правит балом леди в чёрном балахоне.
Жажда, с ней связанная. С ней и с красочным шоу, её сопровождающим. Жажда настолько сильная, что мурашки бегут по коже, а дыхание спирает. А сердце оказывается будто в тисках. Некто невидимый, но, судя по всему, очень сильный давит, давит, давит. Доводит практически до финальной точки, чтобы отступить на несколько шагов назад, позволить слегка отдышаться и повторить всё сначала. Искусная пытка, внезапная боль, разделённая с существом одной крови.
Кто здесь настоящий монстр?
Те двое, что сейчас на ринге? Или сотни тех, кто находится за ограждением, подначивая криками и требованиями поскорее убить ничтожного бойца?
Все хотят видеть больше, в деталях, мелочах, подробностях. Все пытаются пробиться ближе к сцене, и он среди многих. Наблюдает, боясь пропустить хоть мгновение, не смеет отвести глаз. Не потому, что зачарован происходящим, не потому, что тоже хочет видеть момент гибели. У него свои причины. Сетка ограждения, как маяк, мерцающий в тумане и влекущий к себе. Хочет вцепиться в неё пальцами, оказаться рядом, лучше рассмотреть ублюдков, устроивших это шоу. Но толпа сжимается, не позволяя прорваться ближе, и каждый раз отбрасывает назад. Уши закладывает от гула.
И от знакомого голоса, звучащего в голове.
Помоги... Помоги мне. Прошу тебя. Пожалуйста.
Он узнал бы этот голос из десятков, сотен, а, может, и тысяч голосов.
Перед глазами — яркая картинка прошлого. Сохранившиеся краски, словно всё случилось вчера, а не много лет назад. Яростный рык, особая стойка, лапы, твёрдо стоящие на земле. Готовность к прыжку, полёт, приземление и клыки на горле. Они катаются по земле, поднимая столбы пыли, разбегаются в разные стороны, чтобы снова занять исходные позиции и снова же напасть. Так — до тех пор, пока силы не иссякнут.
В следующий раз я обязательно выиграю. Я тебе ни в чём не уступлю...
Мысленно тянется к приятелю, позволяя выкачивать из себя энергию. Отдаёт без сомнения. Её хватает на то, чтобы ранить противника. Мимолётный триумф сменяется невыносимой болью. По щеке бегут слёзы. Один в один с кровью, стекающей по чужой морде.
Он предпринимает очередную попытку подобраться к ограждению, но толпа смыкается плотным кольцом. Для них началось самое интересное, они боятся пропустить решающий момент.
Связь рвётся. Лопается, словно натянутая струна, когда взгляд отмечает взмах лезвия.
Половина лица убийцы скрыта маской, но его пугающе-удовлетворённая улыбка навсегда отпечатывается в сознании. Её хочется стереть одним ударом. Уничтожить. На блестящей поверхности — красные капли. Они же — на коже.
Кончик языка касается уголка рта. И Натан нашёл бы этот жест довольно соблазнительным, если бы не всё то, что ему предшествовало.
Убийца ухмыляется, размахивается и швыряет голову Густава, так и оставшегося в звероформе, прямо ему в руки. Как будто два в одном. Насмешка и обещание мести за содействие старому другу.
Однажды я доберусь и до тебя.
*
Вильгельм деликатно кашлянул, нарушая молчание и привлекая к себе внимание. Они провели в тишине около получаса, каждая минута которого казалась бесконечной.
Натан молчал. Его губы были плотно сжаты. Тонкая бескровная линия на бледном лице. Руки испачканы. Джинсы тоже. Отсечённая голова оборотня покоилась у него на коленях.
Вильгельм скривился и бесшумно сглотнул. Даже его вампирская сущность отторгала такое количество крови. Заднее сидение автомобиля, на котором они расположились, наталкивало на мысль о жестокой бойне, развернувшейся прямо тут. Кровавые полосы на бежевой коже смотрелись омерзительно. Впрочем, рана, оставленная лезвием бойцовского ножа, выглядела ещё омерзительнее. Обожжённая пустая глазница с оплавленной по краям кожей и шерстью. Смертельный удар. Моментальное поражение чувствительных к данному сплаву тканей. Заражение, не оставившее ни единого шанса на спасение. Волк был обречён на мучительную смерть. Фактически, ускорив процесс, боец проявил милосердие, но это слово в сочетании с образом отчего-то порождало в голове резонанс.
— Это стандартная практика? — спросил Натан, отмирая и исподтишка наблюдая за Вильгельмом.
— Что именно?
— Дарить зрителям подобные сувениры.
— Я нечасто посещаю этот клуб, потому быть уверенным на сто процентов не могу.
— И всё же?
— На моей памяти первый случай. Но сегодня вообще произошло много странностей.
— Например? — голос Натана был бесцветным и практически не выражал эмоций.
Чтобы удержать себя в руках и не сорваться, приходилось приложить немало усилий. Смерть, увиденная в режиме реального времени, произвела неизгладимое впечатление, потрясла до глубины души и спровоцировала прилив бесконечного омерзения, смешанного с ненавистью. Часть её была направлена на ожесточённую толпу, жаждавшую расправы и всё-таки добившуюся своего. Часть — на двух незнакомцев, убивавших без сожаления и жалости. Даже с удовольствием, которое они и не думали скрывать. Во всяком случае, один из них. Тот, что красовался перед толпой и заигрывал с ней, считая свой поступок не выходящим за рамки допустимого.
Натан съехал по сидению, натянул капюшон почти до самых глаз, стараясь окончательно отгородиться от окружающего мира.
Его жизнь, в данный момент напоминала своеобразную зону тишины. Вакуум, в котором теряются и гаснут все звуки. Даже собственный голос звучал непривычно.
— Жертва и палачи. Они не такие, как всегда. Я говорил, что в этом клубе бои проходят между лабораторными монстрами, и от своих слов я не отказываюсь. Прежде так всегда и было. Сегодня я был удивлён не меньше тебя. Думаю, все были удивлены.
— Но им понравилось, — резюмировал Натан, закрывая мёртвому волку глаза; больше не было ни расширенных зрачков, ни ярости, застывшей в них. — Как думаешь, что сделают с его телом?
— Вероятно, то же, что делают и с телами погибших монстров. Расчленят и сожгут, чтобы замести следы.
— Понятно. То, что голова осталась в руках кого-то из зрителей, их не смущает? Они не думают, что я могу прямо сейчас отправиться в полицию и подкинуть владельцам проблем?
— В этот клуб нельзя попасть с улицы, — произнёс Вильгельм, протирая стекло. — В его стенах собираются лишь те, кому можно доверять. Те, кто будет молчать. Кто одобряет и получает удовольствие от наблюдения. Им нет смысла сдавать того, кто устраивает для них эксклюзивные шоу. Можно встречный вопрос?
— Давай, — тихо отозвался Натан.
В горле снова образовался ком, а слюна почему-то стала невыносимо горькой. Воспоминания о детстве атаковали с новой силой. Натан слышал шум воды, в которой они с Густавом резвились, будучи совсем мелкими, ощущал холод её капель на коже. Аромат едкого дыма, появившийся буквально из ниоткуда, испортил всё. Сначала знакомый, терпкий, древесный, он с каждым мгновением менялся всё сильнее. Стал сладковатым, тяжёлым, раздражающим ноздри, провоцирующим тошноту. Словно горели не сухие ветки и не хвоя, дающая характерный смолистый запах, а кости. Человеческие. Или не совсем человеческие, но всё же...
— Кто этот волк? И почему его смерть произвела на тебя такое впечатление?
— Того, что мы одной крови — недостаточно?
— Думаю, это не единственная причина, — признался Вильгельм, расстёгивая верхнюю пуговицу на рубашке и потирая затекшую шею.
— Проницательно.
— Получается, я прав?
Натан кивнул.
— Да. Он... Друг детства. И не только детства. После переезда сюда мы поддерживали общение. Может, не так часто, как раньше, но хотя бы раз в месяц пересекались. Правда, последний год почти не вспоминали друг о друге. И вот встретились... — он покусал губу, не зная, что ещё можно добавить. — Густав не лабораторный монстр. Никогда им не был. Он чистокровный оборотень. Как он мог попасть в этот клуб? Почему он там оказался?
— Ты у меня спрашиваешь? Если, да, то прости, ответа нет.
— Скорее, это был риторический вопрос. О тех двоих, что прикончили Густава, надо полагать, ты тоже ничего не знаешь?
— Их я сегодня видел впервые в жизни.
— Или они хорошо замаскировались, — усмехнулся Натан. — Предусмотрительные сволочи.
— Или так, — согласился Вильгельм.
Машина медленно ползла по тёмным улицам. У Вильгельма несколько раз звонил телефон, он смотрел на экран и отклонял вызовы. В итоге выругался коротко и окончательно отключил телефон.
— Ланс? — предположил Натан.
— Он самый.
— Почему не отвечаешь? Мог бы и поговорить с ним. Деточка волнуется. Хочет, чтобы ты ложился вовремя, высыпался и не подвергал себя опасности. Это ли не проявление заботы и любви?
— Я знаю, что он скажет и о чём попросит. А ещё знаю, что в таком состоянии одного тебя не оставлю, значит, к нему прямо сейчас не помчусь, — произнёс Вильгельм, положив ладонь на плечо Нату и несильно сжимая.
— Спасибо, — отозвался Натан, попытавшись улыбнуться.
— Обращайся. Всегда к твоим услугам.
*
Домой Натан вернулся под утро. Смертельно уставший, вымотанный эмоционально и физически. События этой ночи действовали на него угнетающе. Человеческая форма отжирала немало сил. Потрясение от увиденного оказалось настолько сильным, что Натан продолжал находиться в ней даже после того, как покинул здание бойцовского клуба и остался наедине с Вильгельмом. Перед ним можно было не скрываться, он и так прекрасно знал о двойственности натуры. Но голова была забита не тем, а силы продолжали утекать.
Ближе к рассвету их занесло в лес, расположенный в пригороде. На этой вылазке настоял Натан. Раз уж голова Густава осталась у него, следовало предать её земле. Перекинувшись в волка, Натан вырыл яму, снова вернулся к человеческому облику и бережно опустил голову во влажную землю. Он помнил похоронные процессии, которые устраивали члены их клана. Было в этом зрелище что-то пугающее и завораживающее одновременно. Старшие волки обязательно складывали на могиле камни, предварительно нанеся на них особые знаки. Волчицы зажигали фонари и развешивали их вдоль дороги, по которой несли гроб. Фонари эти тускло мерцали, рассеивая ночную мглу, и указывали душе путь, не позволяли затеряться в темноте.
Крови и камней в лесу было предостаточно. Вильгельм услужливо полил руки Натана водой, размывая засохшую кровь. Она пролилась на землю. Трава моментально высохла, вместо неё появились мелкие красные цветочки. Пальцы прошлись по камням, нанося нужные символы. Фонариков, разумеется, не нашлось. Их роль исполнили зажигалка и медленно тлевшая сигарета.
— Покойся с миром, — бросил Натан. — Скорейшего перерождения тебе. Мучительной смерти твоим врагам.
— Прах к праху, земля к земле, — произнёс Вильгельм, набрасывая на плечи лёгкий плащ.
Утро выдалось промозглым и холодным. Предусмотрительно прихваченный из дома плащ пришёлся, как нельзя кстати.
Теперь, когда Вильгельм уехал, оставив Натана в одиночестве, мрачные мысли не просто вернулись к нему. Они привели с собой целое море приятельниц и приятелей. Все они были тревожными, безрадостными и выдержанными преимущественно в красно-чёрных тонах.
Натан швырнул рюкзак на пол, стянул капюшон и, стремительно перетекая в полуформу, направился в ванную. Усталость усталостью, но смыть грязь, кровь и смесь отвратительных запахов, шлейфом тянувшихся за ним от самого клуба, было жизненно необходимо.
Очки он снял, уже стоя в ванной, перед зеркалом. На щёку налипла грязь. Чёрная дорожка рядом с той, что оставили слёзы, покатившиеся по коже, когда один из эльфов — Натан наблюдал за бойцами внимательно, потому мог на что угодно поспорить, что видел именно эльфов — вонзил нож в глаз Густава.
Они с Густавом были связаны так крепко, что каждая его рана ощущалась отчётливо и причиняла боль. Братья не кровные, но по крови, поклявшиеся когда-то защищать друг друга до последнего вздоха.
Натан включил воду и плеснул в лицо.
Он пытался помочь. Делал всё, что в его силах. Позволил почти полностью выпить себя. До самого дна. Жертва оказалась напрасной. Нож в руке эльфа — не простым, а с ударной долей меди и серебра в сплаве. Против такого не устоял бы ни один оборотень.
Натан зажмурился, в тысячный раз прогоняя под сомкнутыми веками момент кратковременного взаимодействия с самодовольным эльфом. Вспомнил острое ухо, усеянное серёжками. Вспомнил ехидную, не менее ядовитую, чем сплав, улыбку. Вспомнил момент, когда их взгляды пересеклись. Багровые капли на светлой коже, как грязь. И на поверхности маски, как дополнительное украшение. Глубокий капюшон не позволял рассмотреть лицо эльфа в деталях, но подсознание подсказывало, что, несмотря на уродливую суть этого создания, сам он уродливым быть не может по определению.
Дети леса, когда-то бережно охранявшие природу, трясшиеся над каждым листочком и травинкой, с течением времени мутировали не на шутку. Сами бы они, конечно, сказали, что это вовсе не мутация, а естественное развитие, прогресс. Они не могли оставаться прежними, в то время как мир, их окружавший, стремительно менялся. Они просто подстраивались под него, меняясь до неузнаваемости. Разве что красота, присущая далёким предкам, никуда не делась, оставшись при них.
Тень чёрного волка с разноцветными глазами, всё это время маячившая позади, постепенно растворялась. Заставляла внимательно вглядываться в зеркало. Так, словно оно могло дать ответы на интересующие вопросы и показать лицо того, кто недрогнувшей рукой обезглавил Густава.
Волк по осколкам, по крупицам собирал свои воспоминания, сплетённые с воспоминаниями Густава. Уверенно дорисовывая каждый штрих, каждую мелкую деталь к общему портрету. Картинка получалась достаточно размытой, но всё-таки вполне узнаваемой. Линия тонких губ, расползающихся в ухмылке. Пальцы, пощекотавшие горло перед тем, как по нему прошлось лезвие. Глаза... Определённо, серые. И волосы светлые. Непривычно светлые, ближе к платине.
— Чёрт, — прошипел Натан, сжимая пальцы на холодных краях раковины.
Его сознание в этот миг ему словно не принадлежало. Связь крови давала о себе знать, напоминала о долге, требовала исполнения его. Взамен готова была поделиться — более или менее щедро — информацией.
На белоснежную поверхность упало несколько тёмных капель.
Волк окончательно спрятался. Вместо себя Натан видел в зеркале эльфа, натягивавшего цепь и что-то беззвучно произносившего. Одно из самых ярких воспоминаний Густава. Не в день смерти. Раньше.
— Остроухие мрази, — выдохнул он, с удивлением узнав голос Густава.
Щека соприкоснулась с зеркальной поверхностью, так, словно Натана приложили об неё лицом. А потом столь же стремительно отшвырнули. Изображение исчезло, раскол в сознании — тоже.
Натан отдышался и всё-таки засунул голову под воду.
Ему многое предстояло обдумать. И многое же для себя решить.
*
— Даже не думай об этом, — предостерегающе произнёс голос в трубке.
— Нет, подождите. Послушайте. Может есть какая-то альтернатива...
— Никаких «может», — решительно пресёк довольно слабые протесты собеседник. — Не старайся. Сегодня на меня никакие уговоры не действуют. Ты должен присутствовать на этой презентации. Значит, будешь. Засовываешь свою интроверсию куда подальше, собираешься и пулей мчишься в «Парадиз». Протесты отклоняются.
— Но... — начал Натан, однако договорить не успел.
Собеседник не стал тратить время на знакомство с точкой зрения рядового сотрудника. Сбросил вызов, так и не выслушав заготовленные аргументы.
Несколько попыток дозвониться до него результата не дали.
Натан положил телефон на край стола, допил кофе, плескавшийся на дне чашки.
— Зараза, — произнёс беззлобно.
Меньше всего на свете ему хотелось выползать этим вечером из дома, но руководство компании оставалось непреклонным. Требовало обязательного присутствия всех сотрудников компании в офисе. Обещало встречу с какими-то инвесторами, решившими нагрянуть внезапно и, как это обычно бывает, не вовремя. Что потребовалось инвесторам и зачем им нужно встречаться не только с руководителями проектов, но и с рядовыми сотрудниками, было не совсем понятно. Натан безуспешно пытался добиться от собеседника ответа, но в итоге так ничего внятного и не услышал. Вводить его в курс дела нужным не посчитали. Поставили перед фактом и дали пинка для ускорения.
Натан вздохнул, ополоснул чашку и, оставив её в сушилке, пошёл собираться.
В деловом комплексе «Парадиз» располагалась штаб-квартира компании, занимавшейся разработкой онлайн-игр. Несколько огромных зданий, выделявшихся на общем фоне и возвышавшихся над своими соседями, словно великаны, сделанные из стекла, металла и бетона. В комплексе располагались офисы многих преуспевающих компаний, получить здесь несколько десятков квадратных метров под свои нужды было престижно, а ещё — неоправданно дорого. Штаб-квартира в «Парадизе» автоматически давала представление о том, как идут дела у компании. Если ты здесь, то у тебя всё в шоколаде, мармеладе и прочих составляющих сладкой жизни. Если от райского уголка пришлось по ряду причин отказаться, то это повод всерьёз задуматься и начать прямо сейчас искать ошибки в собственных действиях.
«Парадиз» напоминал муравейник, набитый людьми сверху донизу. Здесь всегда было многолюдно, но сегодня комплекс, кажется, побил все рекорды по количеству посетителей. Причиной такой небывалой активности и запредельного ажиотажа, впрочем, были совсем не инвесторы «Blizz». Толпа журналистов собралась у дверей соседнего здания. Вспышки фотокамер, гомон голосов. Журналисты разве что на голову друг другу не лезли.
Натан нахмурился. Ему подобные сборища редко импонировали. В исключительных случаях. Сегодняшний был не из таких.
— О, кого я вижу! — восторженно воскликнул Джейсон. — В кои-то веки ты снова с нами.
— Мысленно я с вами всегда, — отозвался Натан, пожимая протянутую ладонь и позволяя хлопнуть себя по спине. — Не знаешь, что за столпотворение у соседнего здания?
— Нет, — покачал головой Джейсон. — Понятия не имею. Может, звезда какая встречу с поклонниками и журналистами назначила, вот они и налетели, как стервятники.
— Они похожи на толпу безумцев. Это слегка... пугает.
— Летнее обострение.
— Летнее? Впервые слышу, — хмыкнул Натан. — Обычно говорят о весенних или осенних.
— Да какая разница, — беззаботно отмахнулся Джейсон. — Суть не во времени года, а в том, что эти психи готовы кинуться на тебя и разорвать на клочки, если почувствуют запах сенсации. Достаточно просто поманить их, пообещав материал-бомбу, и они пойдут за тобой, что те дети за Гамельнским крысоловом. Журналистика — грязное дело. Поверь, я знаю, о чём говорю. Моя кузина давно вращается в этих кругах.
— Она редактор глянца для женщин, — усмехнулся Натан.
— И что с того?
— Разве скандалы, интриги и расследования в её компетенции?
— Нет, но у неё много знакомых в этом деле. Готов поспорить, что там, — Джейсон махнул рукой в сторону окна, — каждый второй будет знакомым моей сестры. Или приятелем. Короче говоря, если и есть на свете профессия, которая мне глубоко отвратительна, то это именно журналистика. А уж когда начинается политическая борьба или случаются громкие скандалы в обществе. Читаешь газеты, включаешь новости, и становишься больным. Ощущение, будто в грязи искупался...
Похоже, для Джейсона тема и, правда, была больная. Если не больная, то чрезвычайно актуальная.
Вообще-то он всегда много болтал, но сегодня отличался особым красноречием. И жаждал обсудить не только своих персонажей, о которых мог говорить часами, но и работу средств массовой информации. Грудастым пиксельным эльфийкам, которых Джейсон считал едва ли не смыслом жизни и лучшим, что есть в компьютерных играх, временно пришлось подвинуться.
В чём-то Натан был с коллегой солидарен.
Вместе с тем, признавал, что ему мёртвая хватка представителей СМИ была бы только на руку. Если бы он нашёл, что им предложить.
*
Презентация затянулась и продолжалась целых три часа вместо заявленных полутора. Пожалуй, из всех разработчиков перспектива поболтать о продукте больше всего воодушевляла Джейсона. Он и занял собой большую часть эфирного времени, взяв ситуацию в свои руки и расписывая все сильные стороны новой игры. Зачем нужно было сгонять в зал всех сотрудников, занимающихся разработкой, если с лихвой хватило бы и одного энтузиаста, оставалось загадкой.
— Уф, это было сложно, но здорово, — заметил Джейсон, выходя в коридор. — Мы хорошо потрудились и теперь просто обязаны вознаградить себя кофе.
— Всего-то?
— Я не так много сделал. Всего-навсего прорекламировал немного любимое детище. Приятно и совсем необременительно, — хмыкнул Джейсон, забирая из автомата два стаканчика с кофе и протягивая один Натану.
— Спасибо.
— Приятного кофе-брейка.
Толпа журналистов у соседнего здания не только не исчезла, а, кажется, даже выросла.
— А всё-таки интересно, кого они ждут? — озвучил свои мысли вслух Джейсон.
— Явно не нас, — усмехнулся Натан.
— Да это и ежу понятно.
— Сам хотел бы знать.
— Так, может...
Джейсон явно собирался предложить — присоединиться к журналистам и подождать появления важной персоны вместе с ними. Но его предложение так и осталось невысказанным, потому что напротив здания остановилась машина и оттуда, в окружении охраны выпорхнула привлекательного вида эльфийка. Длинные платиновые волосы, заученная улыбка, приготовленная специально для представителей прессы. Прямо-таки мечта Джейсона во плоти. Разве что одета была в брючный костюм, а не в пару тряпок, едва прикрывавших то, что следовало прикрыть.
Натан не придал бы этому происшествию никакого значения, если бы...
Если бы не один из сопровождающих, показавшийся следом за эльфийкой.
Родственные связи между этими двумя прослеживались на раз.
Натан с трудом сглотнул. Во рту пересохло. Пальцы разжались, стаканчик выпал из рук, а содержимое его выплеснулось на кеды. К счастью, напиток успел остыть.
Окружающий мир превратился в активно вращающуюся и доводящую до тошноты карусель.
Эльф не смотрел в сторону Натана. Ни на секунду не повернул головы. Его глаза были скрыты тёмными очками, он решительно двигался вперёд, игнорируя настойчивых журналистов, уверенно прокладывая дорогу своей спутнице. И наверняка не подозревал, что прямо сейчас у кого-то земля уходит из-под ног.
— Кто это? — хрипло выдохнул Натан, не до конца оправившись от внезапного потрясения.
— Ты газеты вообще читаешь? Хотя бы изредка? — нахмурившись, спросил Джейсон.
— Случается.
— И что ты там видишь?
— На следующей неделе в Мюнхене откроется выставка кошек.
— Занимательные новости, — саркастично заметил Джейсон.
— Так кто это? — повторил Натан.
— Аэва. Покорительница чартов поп-музыки и мужских сердец. Если скажешь, что никогда не слышал её песен, я тебе не поверю, потому что они звучат из каждого утюга, и их знают наизусть даже младенцы.
— Я предпочитаю рок и альтернативу.
— То есть, с творчеством Аэвы не знаком?
— Нет.
— Да ты уникален, чувак!
— А тот мужчина рядом с ней? О нём тоже пишут в газетах?
— Часто и с удовольствием. Они — представители одной из самых влиятельных семей не то, что в городе. В стране. Странно, что ты не знаешь.
— Теперь буду знать, — всё ещё находясь в прострации, отозвался Натан, наклоняясь и зачем-то поднимая опустевший стаканчик.
К тому времени пара уже скрылась за стеклянными дверями, но перед глазами продолжала стоять картина из бойцовского клуба. Улыбка. Взгляд. Движение рук. Меткий бросок. Кровь на ладонях.
То, что невозможно позабыть. То, что остаётся с тобой навсегда.