К утру Натан знал о семье Шульц всё. Если не всё, то многое.

 

У него перед глазами было огромное количество информации о каждом члене семьи, начиная от по-настоящему популярной Аэвы, и её братьев, о которых — Джейсон не солгал — газеты тоже писали неоднократно, заканчивая теми, кто предпочитал находиться в тени и лишний раз не привлекать к себе внимание.

 

Сомнений не осталось. Он не ошибся. Не обознался. Не бросился в толпе на первого встречного, увидев в нём преступника. Верно определил, кто перед ним находился и не стал привлекать внимание. Примерил роль невидимки и постарался остаться незамеченным.

 

Натан проторчал в бизнес-центре до темноты, дожидаясь окончания пресс-конференции, затерялся в толпе журналистов, максимально приблизился к своему врагу. Какую-то долю секунды они находились на расстоянии вытянутой руки друг от друга. Натану показалось, что он до сих пор видит капли крови на щеке, не скрытой маской, но морок быстро испарился. Остался шум возбуждённой толпы, желавшей получить ещё хотя бы пару комментариев от своей королевы музыки. Пожалуй, в этом людском море Натан был единственным, кого интересовала вовсе на Аэва, а её сопровождающий.

 

Тот самый, что сейчас смотрел на него с экрана компьютера.

 

Вообще-то их там было двое.

 

Камера запечатлела их на отдыхе. Они прогуливались по Старому Городу, выглядели расслабленными и, пожалуй, даже счастливыми. Глядя на них, сложно было поверить, что за этими улыбками скрываются кровожадные монстры, способные не просто убивать, а делать это с особой жестокостью и наслаждаться процессом. Активно заниматься самолюбованием на глазах у многочисленных зрителей. Удивительно, как они не боялись оказаться раскрытыми. Наверняка хоть кто-то, но узнал их. Или всё-таки нет?

 

Одинаковая одежда, одинаковые причёски, одинаковое всё.

 

Близнецы, значит...

 

Надо же, какой занятный случай.

 

В последний раз посмотрев на фотографию, Натан поднялся из кресла, закурил и, прихватив полупустой стаканчик, подошёл к стеклянным дверям. Вечером он так и не добрался до дома. Вместо этого поехал прямиком в дата-центр. Скрытое от посторонних глаз, расположенное в тупике, в одном из самых неприметных зданий, это место хранило множество секретов. О его существовании знали единицы. Допуск туда имело ещё меньше.

 

Дата-центр соседствовал с магазином пряностей, магазином магических штучек и гадательным салоном, принадлежавшим магическим существам. Обычные люди сюда совались редко, да и то, скорее по ошибке сворачивали, чем целенаправленно заходили. Им здесь было неуютно, и они стремились поскорее удалиться. Натану это только на руку играло. Его соседям, кажется, тоже. Во всяком случае, появление людей в своих заведениях они встречали без особого энтузиазма. Кто-то действительно пренебрегал и пытался демонстрировать собственное превосходство, кто-то, напротив, побаивался, с содроганием вспоминал время, отмеченное борьбой за разделение, потому не хотел иметь с людьми ничего общего.

 

Тот период Натан не застал, но много о нём слышал. Когда магия и носители её искр только-только вошли в жизнь человека, это событие произвело эффект разорвавшейся бомбы, а сами существа превратились в объект пристального исследования, лабораторные экспонаты и расходный материал. Люди изучали. Препарировали, рассматривали, ставили эксперименты. Разбирали едва ли не по кусочкам, пытались постичь феномен магии и получить его в свои руки. Но в результате были вынуждены оставить попытки и признать поражение. Магия не подчинялась людям. Она их уничтожала, превращая в мутантов, отнимая привычный облик — с точки зрения многих, незначительный побочный эффект — и разум. Последнее, разумеется, было куда более серьёзным последствием. Желая овладеть чужими способностями люди загоняли себя в ловушку и превращались в марионеток, управлять которыми могли лишь природные носители магии.

 

Поговаривали, что те самые лабораторные монстры, за боями которых многие теперь наблюдали, затаив дыхание, были ничем иным, как результатом мутации, прокатившейся среди жертв экспериментов. Правды, на самом деле, никто, кроме непосредственно участников, так и не узнал. Вся документация о проекте «Химера» была уничтожена в экстренном порядке, а эксперименты — официально запрещены едва ли не под страхом смертной казни, но сама теория представлялась вполне жизнеспособной, а многочисленные факты указывали на то, что это не просто теория. Вполне себе аксиома.

 

В квартале стояла тишина, нарушаемая разве что стуком капель о крыши. Небо затянуло тучами. Начался дождь, а город окутало серостью. Словно он был нарисован акварелью, и вода разом смыла с него все краски.

 

Магазины и салон пока были закрыты. Натан не проявлял интереса ни к магическим штучкам, ни к гаданиям, а вот в магазин специй время от времени заглядывал. Покупал там корицу, кардамон, ваниль и кофейные зёрна. В большинстве случаев он обходился кофе из автоматов или из расположенных поблизости забегаловок, но иногда хотелось чего-то такого, и он самостоятельно занимался приготовлением напитка. Нехитрые действия позволяли сосредоточиться, запах молотого кофе прочищал мозги, позволяя разложить всё по полочкам...

 

Сейчас объём полученной информации был настолько внушительным, что казалось: ещё немного, и она полезет через уши. Или разнесёт к такой-то матери черепную коробку. Или заставит того, кто стал её обладателем и, по сути, держал в руках ящик Пандоры, свихнуться от этого безумного наплыва. Достаточно было перестать сомневаться и откинуть крышку, как неприятности посыпались бы непрерывным потоком, но почему-то Натан никак не мог решиться. Что-то останавливало, заставляло притормозить и хотя бы на мгновение задуматься о возможных последствиях. Проанализировать. Попытаться найти способ — минимизировать потери от проявленной инициативы. И избежать наказания. А то, что за его голову могут пообещать награду, если он всё-таки сделает то, что хочет, было очевидно.

 

Награду за голову.

 

За голову.

 

Голову...

 

Натан в очередной раз вспомнил Густава, пропитанную кровью шерсть, оплавленную кожу и запах гари. Поёжился, плотнее запахивая кардиган и надеясь, что сигаретный дым поможет согреться.

 

Один из вариантов дальнейших действий был очевиден, прямо-таки напрашивался сам собой, и Натан решил рискнуть. Достав из кармана телефон, быстро нашёл в списке нужный номер и позвонил.

 

— Натан? В такое время? Что случилось? — удивился Вильгельм.

— Не мог откладывать в долгий ящик. Вопрос жизни и смерти.

 

— Всё настолько серьёзно?

— Более чем, — признался Натан, проводя ладонью по холодному стеклу. — Мне нужна консультация. Или помощь. Или и то, и другое. Только это не телефонный разговор. Я... Я могу приехать?

 

— Прямо сейчас?

— Да. Чем раньше я пойму, что со всем этим делать, тем лучше.

— Приезжай. Адрес ты знаешь.

 

*

 

Шуму и вечной спешке большого города Вильгельм во внерабочее время предпочитал тишину и покой. Довольно активный во всём, что касалось профессиональной деятельности, в быту он был неспешен. Пытался отыскать золотую середину. Компенсировал зашкаливающую скорость вечной гонки за недостижимым идеалом размеренностью и неторопливостью жизни в пригороде.

 

Слегка вычурное трёхэтажное здание выгодно смотрелось на фоне других домов, расположенных поблизости. Однотипные строения, будто под копирку созданные, а в отдалении — роскошный особняк. В отличие от довольно прижимистых соседей, не спускавших деньги на ветер, Вильгельм никогда не стеснялся своего благосостояния, не пытался его скрывать — напротив, активно демонстрировал всем и каждому.

 

Возможно, эта черта его характера и активная тяга к роскоши была ещё одной причиной неудач и непопулярности потенциального слуги народа в рядах простых избирателей. Будь он скромнее, за ним тянулись бы массы, а так поддержку оказывали лишь те, кто стоял на социальной ступени выше, либо наравне. Для победы этого не хватало.

 

Натан бывал здесь нечасто. За всё время знакомства приезжал не чаще десятка раз, и хотя Вильгельм предлагал чувствовать себя, как дома, испытывал неловкость. Теперь, с появлением в жизни Вильгельма Ланса, неловкость не только периодически напоминала о своём существовании — достигла небывалого размаха.

 

Хотелось надеяться, что Ланс своим присутствием атмосферу и настроение не испортит. Но закон подлости работал. Отметать и забывать его не следовало.

 

Сегодня тоже проявился во всей красе.

 

Вместо экономки двери Натану открыл Ланс, с утра пораньше выглядевший, словно глянцевая картинка. Впечатление портило разве что хмурое выражение лица, призванное продемонстрировать незваному гостю, что ему здесь не рады. А если совсем откровенно, то с большим удовольствием захлопнули бы дверь прямо у него перед носом, в самом запущенном случае — спустили с лестницы и строго-настрого наказали никогда не приближаться к этому дому. Навсегда забыть дорогу, номер мобильного телефона Вильгельма и вообще всё, что с ним связано.

 

Ревность Ланса не знала границ и не видела берегов. Направлена она была не только на бывших Вилла — буквально на первого встречного. Эксам доставалось в разы сильнее. Их не просто не желали видеть поблизости, а убивали и расчленяли взглядом с особой жестокостью.

 

— Доброе утро, — произнёс Натан, стягивая капюшон и пряча руки в карманы.

 

Дождь закончился, но день выдался прохладным, даже холодным. Руки замёрзли. Митенки согревали ладонь, но абсолютно не защищали от холода пальцы.

 

— Не особо, — проворчал Ланс, продолжая стоять на пути и загораживая собой дверной проём.

 

Натан вскинул бровь. Ланс оставался невозмутимым и неподвижным. Сложил руки на груди, постукивал пальцами по плечу.

 

— Позволишь зайти? Или так и будешь держать меня на пороге?

— Ланс, кто там? — раздался голос Вильгельма, спускавшегося по лестнице.

 

Продолжая хранить царственное молчание, Ланс отступил на несколько шагов назад и позволил Натану пройти в холл. Однако делать вид, что бесконечно рад этому визиту, не пытался.

 

— У Агнес сегодня выходной, — произнёс Вильгельм, — потому придётся справляться своими силами. Золотко, если не затруднит, сделай одолжение. Приготовь нам кофе.

— Кофе? — эхом повторило постепенно сатанеющее золотко.

 

— Да.

— Кофе, значит? А хер ему не пососать в рамках демонстрации нашего гостеприимства? — огрызнулся Ланс.

 

— Пожалуй, не стоит, — вмешался Натан, отмечая, что лестное предложение звучит, скорее угрожающе, а не наталкивает на мысли об удовольствии.

— Да никто, блин, и не собирался.

— Ты не с той ноги поднялся?

 

Ланс фыркнул презрительно и, резко развернувшись, направился к лестнице. Подошвы его ботинок выбивали размеренную дробь. Шёл, как маршировал.

 

— Это нормально? — поинтересовался Натан, проводив Ланса взглядом. — Не хочешь с ним поговорить? Обсудить сомнительное начало дня? Заверить в чём-нибудь?

— У нас будет ещё море возможностей.

 

— Не сомневаюсь. Но, думаю, при таком раскладе следовало выбрать для встречи нейтральную территорию. Не хотелось бы становиться яблоком раздора.

— Ты им не станешь. Это стандартная ситуация. Ничего нового.

 

— Совместная вылазка в клуб. Нежелание отвечать на звонки до самого утра. А потом ещё и приглашение домой. Будь я с кем-то в серьёзных отношениях, я бы не одобрил подобное.

— Он, как видишь, тоже, — усмехнулся Вильгельм. — Так, собственно, о чём я? Ах, да. Кофе.

 

— Не стоит.

— Уверен? Мне кажется, ты спишь на ходу.

 

— Тебе не кажется. У меня была бессонная ночь. Полчаса в метро и десять минут сна в автобусе не считаются. Но кофе, действительно, будет лишним. Есть подозрение, что он уже течёт по моим венам вместо крови.

— Что-то серьёзное? — насторожился Вильгельм.

 

— Сам как думаешь?

— Думаю, — хмыкнул Вильгельм, пытаясь хотя бы немного разрядить обстановку и перевести всё в шутку.

— В противном случае, меня бы здесь не было. Или я не стал бы вламываться к вам на рассвете, а немного подождал для приличия.

 

Вильгельм застегнул липучки на кроссовках, вытащил волосы из-под воротника и выскользнул за дверь. Пытался совместить приятное с полезным. Обсудить важные дела и устроить утреннюю пробежку. Или прогулку, если дорожки промокли. Хотя... В данном случае, выражение смотрелось не слишком уместно. Приятного в перспективе было мало. Полезное худо-бедно находилось.

 

— Так что же ты хотел обсудить? — спросил Вильгельм, не откладывая в долгий ящик и сразу переходя к делу.

— Нашу поездку в бойцовский клуб, — признался Натан, не став увиливать и придумывать нелепые отговорки. — Есть подозрение... Вообще-то нет, это не подозрение. Я точно знаю, кто стоит за этими боями. И я знаю, кому можно подпалить хвост, вытащив на всеобщее обозрение кое-какую информацию. Ты говорил, что рассматриваешь этот вариант, как один из методов повышения своего рейтинга. Я могу помочь, если ты, в свою очередь, поможешь мне.

 

— Ты умеешь интриговать.

— Чудесно. Особенно, если учесть, что я не пытался.

 

— И? Кто он? Она? Они?

— Они.

 

Вильгельм притормозил, заметив, что Натан тянется к рюкзаку и что-то оттуда извлекает. Что-то оказалось распечаткой фотографии. Той самой. Старый город. Солнечный летний день. Близнецы. Беззаботные, счастливые, удивительные в своей привлекательности... монстры.

 

Эффект разорвавшейся бомбы снимок не произвёл, но и равнодушным Вильгельма не оставил. Натан понимал — почему, но всё равно на что-то надеялся.

 

— Знаешь их? — спросил с показным равнодушием.

— Кто не знает?

 

— А тогда говорил, что впервые видишь.

— Не узнал. Они неплохо замаскировались.

 

— Я вообще до недавнего времени жил в счастливом неведении. Кто они?

— У тебя весь интернет в распоряжении. Ты любую информацию из-под земли достать способен. Не поверю, что в этот раз система дала сбой.

 

— Не дала.

— Тогда?..

— Хочу из первых уст всё услышать, — признался Натан, щёлкнув зажигалкой и прикуривая. — Поделишься знаниями?

 

Вильгельм тяжело вздохнул. Запустил ладонь в волосы, растрепав их.

 

Сомневался. Искал аргументы, призванные остановить. Или заранее готовился к поражению в споре, понимая, что переубедить не сумеет. Он знал Натана достаточное время для того, чтобы более или менее изучить его характер. И предполагать, догадываться, знать наверняка, как тот поступит в той или иной ситуации.

 

Натан выдохнул струю густого дыма.

 

— Вилл, — поторопил, пощёлкав пальцами перед лицом вампира.

 

Они могли стоять тут в ожидании до полуночи, конечно. Но это было крайне нежелательно.

 

— Семья Шульц, — произнёс Вильгельм. — Клан. Один из девяти самых могущественных кланов в нашей стране. Эти двое... Сыновья нынешнего главы клана. Ненаследные принцы, если можно так выразиться. У них есть старшая сестра...

— Аэва. Да. Я знаю. Уже наслышан. И начитан.

 

— Вероятнее всего, власть в дальнейшем перейдёт к ней.

— Но? Судя по тому, как старательно ты подбираешь слова, запинаешься и медлишь, есть какое-то подводное течение. Возможно, не одно.

— Кто бы ни стоял во главе клана, если ты бросаешь вызов кому-то одному, ты автоматически бросаешь вызов всем. А бороться с ними — это всё равно, что сражаться с ветряными мельницами. Или добровольно запрыгнуть в огромную мясорубку. Или...

 

— Хватит, — сказал Натан, выставив вперёд ладонь. — Я понял. Того, что услышал, достаточно. Ты не готов рисковать.

— Это не тот случай, когда можно выйти победителем из патовой ситуации, — неохотно признался Вильгельм, складывая распечатку вдвое и возвращая её Натану; под подошвами кед и кроссовок хрустели сухие ветки; со стороны, при наличии богатого воображения, можно было представить, что так ломаются и хрустят мечты о мести. — К тому же, ты сам сказал, что знаешь о них всё. Если это так, то ты не мог не заметить одну важную статью их расходов...

 

— Штефан Шульц, — произнёс Натан, перекатывая это имя на языке, словно конфетку, и забивая приторное послевкусие горьким дымом. — Один из главных спонсоров твоей политической кампании. Инвестировал в разработку предвыборной программы немалое количество средств. Есть надежда, что в следующий раз, когда и если ты снова выдвинешь свою кандидатуру, он по старой памяти и дружбе вложится в пиар и активное продвижение. Терять столь щедрого инвестора — глупость несусветная. Я правильно понимаю?

— Дело не только в этом. Хотя это — очень важно.

 

— В чём ещё?

— Я уже сказал. У них слишком много влияния, возможностей, связей, средств. Появится желание стереть кого-то с лица земли? Они это сделают. Достаточно щёлкнуть пальцами, и от нас мокрого места не останется.

 

— Я заметил. Пример Густава был отличной иллюстрацией.

— Вот именно.

 

— И тебе вовсе не кажется подозрительным тот факт, что один из представителей клана, вместо того, чтобы принимать участие в предвыборной кампании отца, активно финансировал его конкурента? Или, на твой взгляд, это основное доказательство взаимопонимания в их семье?

— У членов одной семьи могут быть разные политические взгляды. Почему нет?

 

— Политические разногласия — мощная штука, приводящая в особо запущенных случаях к глобальным катастрофам. Странно, что об этом говорю я, а не тот, кто постоянно варится в этом котле.

— Послушай...

 

— Зачем? Я и так знаю, что ты скажешь. Ты выбираешь нейтралитет. Того же хочешь от меня. Предлагаешь забыть о том вечере и оставить всё, как есть? Какие-то мрази схватят первого попавшегося человека, оборотня, вампира — да не важно кого! Суть не в этом. Они просто его схватят и прирежут ради ободрения толпы? Ты допускаешь подобное, при этом считаешь себя политиком, борющимся за улучшение качества жизни? За безопасность? За процветание? Процветание чего интересно? Подобного дерьма?

— Натан!

 

— Что?

— Одно их слово, и все газеты, рискнувшие напечатать что-то против, через минуту после поступления тиража в продажу, закроются. Информаторы, инсайдеры, журналисты, приложившие руку к созданию материала... Для них эта выходка бесследно тоже не пройдёт. Никто не рискнёт. Я не могу поставить на карту всё. И они тоже этого не сделают.

 

— Почему?

— Я хорошо к тебе отношусь. Нет, правда, хорошо. Отлично даже. Но есть вещи, в которые лучше не лезть. Этот случай как раз из таких. Нат, я на твоей стороне, но я не самоубийца, — произнёс Вильгельм,  

 

Натан затушил сигарету о кору дерева и швырнул окурок прямо на землю. Криво усмехнулся.

 

— Значит, самоубийца я.

 

*

 

Лабораторный экспонат, откликавшийся на кодовое имя XJ-7, являла собой пример того, во что может превратиться человек, испытывающий тягу к получению знаний и талантов, для него не предназначенных. А потому, с большей долей вероятности, приносящий себя в жертву ещё на стадии начала эксперимента.

 

Химера XJ-7 была некогда самой обычной человеческой девушкой. Глядя на неё теперь, поверить в это было довольно сложно. Многократное введение крови магических существ сделало из неё монстра. Надеявшаяся на безболезненное, быстрое превращение она фатально ошиблась и сейчас расплачивалась за собственную глупость. Возможно, именно тот факт, что всё пошло не по плану, а цель не оправдала средства, порождали в этом хрупком, но гибком и очень ловком теле такую ярость, позавидовать которой могли многие. Сходу даже нужного сравнения не находилось. Матиас не припоминал ни одного магического существа, способного крушить стены с таким восторгом.

 

XJ-7 порхала под зачарованным куполом, то и дело швыряя своего противника о стены и вытирая им полы. Тонкие, прозрачные крылья, выдающие в одном из доноров носителя гена фей, трепетали и наталкивали на мысли о трогательном, нежном создании. До тех пор, пока она не оборачивалась и находилась к зрителям спиной, создавалось обманчивое впечатление. Стоило XJ-7 повернуться к наблюдателю лицом, весь флёр романтичности улетучивался в неизвестном направлении. Девчонка была жестокой и ужасно кровожадной. Полосовала своих жертв железными когтями, рвала им глотки острыми вампирскими клыками. Пожирала сердца, вырванные из грудных клеток, мурча, словно кошка, от удовольствия. Облизывалась и улыбалась, демонстрируя окровавленный оскал.

 

Выпускать девчонку за пределы купола было опасно. Даже в такие моменты Матиас не оставлял её без наблюдения. Мало ли что эта чертовка выкинет?

 

Матиас стоял, облокотившись на балконное ограждение и прикидывая, стоит ли принимать поступившее предложение. Говоря откровенно, его сотрудничество с Петером было долгим, приятным и плодотворным. Совместными усилиями они провели не меньше трёх десятков боёв, каждый из которых был запоминающимся, насыщенным и эмоциональным. Часть из них в среде любителей подобных шоу считались эталонными и едва ли не культовыми, а это дорогого стоило.

 

На этот раз Петер настаивал на проведении заведомо неравного боя. Он выставляет своего бойца, в анамнезе которого нет ни одного поражения, и хочет видеть его противником ни кого-нибудь равного, а XJ-7.

 

Обычно Матиас не сомневался, моментально откликался на предложение, и они ударяли по рукам. Но в этот раз его терзали сомнения. Он помнил свой шок, когда впервые увидел гомункула, заявленного на этот бой. Чудовище Петера — официально NM-10, в простонародье Нахтмар — было раза в три выше XJ-7, настолько же шире, и раз в десять сильнее. Он мог уничтожить девчонку на счёт «один», оторвав ей крылья, а затем раздавив между пальцами. Матиас практически наяву слышал, как хрустят её кости, а потом она падает на пол октагона. Остекленевшие глаза. Привычный кровавый оскал. Но — одна немаловажная деталь. На губах не чужая кровь, а её собственная. Это избиение младенца наверняка привело бы многих зрителей в восторг, однако...

 

Всё упиралось в самого Матиаса.

 

XJ-7 была первой химерой, попавшей к нему в руки, а потому — по-особенному дорогой. Он привязывался ко всем своим монстрам, но к ней привязался сильнее всего. Подписав договор, он фактически обрекал её на мгновенную смерть, и осознание этого портило ему настроение. Ему следовало принять решение. Самостоятельно.

 

Штефан в дела клуба практически не совался, предпочитая держаться на расстоянии и сосредоточившись на своих заботах.

 

Матиас покосился в его сторону и поджал губы.

 

Штефан сидел, закинув ногу на ногу, устроив подбородок на раскрытой ладони, и наблюдал за грациозными движениями XJ-7. Понять, о чём он думает, было невозможно. То ли тоже прикидывал шансы девчонки на победу и заранее скорбел о её безвременной кончине, то ли размышлял о чём-то своём, но не торопился откровенничать и делиться соображениями.

 

В последнее время он вообще довольно часто выглядел максимально сосредоточенным и задумчивым. Как будто подсознательно ожидал какого-то удара. Или же снова взращивал в себе комплекс вины за случившееся в стенах бойцовского клуба пару недель назад. Продолжал мусолить теорию, выдвинутую на рассмотрение Аэвой. Не верил, что мальчишка-оборотень может быть причастным к убийствам, прокатившимся по Мюнхену и накрывших его кровавой волной.

 

— Нахтмар вырвет ей позвоночник одним движением, — произнёс Штефан, нарушая молчание.

 

Видимо, всё-таки находился с близнецом на одной волне. Беспокоился за жизнь мелкой химеры.

 

— Последний час это — единственное, о чём я думаю, — признался Матиас, опустив голову и соединив ладони в замок.

— Признай, братишка, ты облажался.

 

— В чём и когда?

— Во всём, — невозмутимо отозвался Штефан, откидываясь на спинку дивана и потянувшись к своему ноутбуку. — Не стоило подмахивать договор, не глядя. Особенно, если твоим деловым партнёром становится кто-то вроде Петера. Он с огромным удовольствием пустит тебе пыль в глаза, а потом, когда ты расслабишься, обязательно воспользуется преимуществом и заставит плясать под свою дудку. Что он, собственно, и сделал.

 

— Спасибо за понимание и сочувствие.

— Матс.

 

— Что? — огрызнулся тот.

— Кажется, я тебя об этом предупреждал, потому не строй из себя жертву. Со мной этот номер не прокатит.

 

— И за своевременный совет — тоже огромная благодарность.

— Всегда пожалуйста, — произнёс Штефан. — Зибен отличный боец и, в целом, приятная особа, но с Нахтмаром ей не справиться. Он уничтожит её одной левой. Петер это понимает, потому и выдвигает подобные условия. Хочет что-то не менее рейтинговое и привлекающее внимание, чем смерть того оборотня. Думаю, с этой точки зрения, он на правильном пути и близок к победе.

 

— Что мне делать? — спросил Матиас, покидая наблюдательный пост и устраиваясь рядом с братом.

— Принимать окончательное решение. Либо ты даёшь добро на смерть своей любимицы, либо отказываешься от проведения боя и попадаешь на деньги. Несколько миллионов неустойки, конечно, не критично. Мы не обеднеем, если их выплатим, но Зибен того не стоит. На ту же сумму можно купить несколько новых экземпляров и натаскать их, превратив в совершенное оружие. Это выгоднее, чем каждый раз вытаскивать химеру из-под огня.

 

— Она дорога мне, как память.

— Ты стал сентиментальным? С каких пор? — поинтересовался Штефан.

 

Матиас посмотрел на него с неодобрением. В ответ получил сдержанную полуулыбку.

 

Штефан не пытался уколоть больнее. Напротив, стремился хотя бы немного разрядить обстановку. Не получилось. Но юмор, в принципе, никогда не был его сильной стороной.

 

На самом деле, он прекрасно знал, что Матс склонен в некоторых ситуациях к сентиментальности. В отдельных случаях она льётся через край. Правда, явление это крайне редкое, потому становиться его свидетелем доводилось далеко не каждому.

 

— В моём представлении, она неотделима от этого места, — признался Матиас, запрокинув голову и глядя в потолок. — Она его незаменимый маскот и главный талисман. Не было бы её, не было бы и этого клуба. Потому я... Я просто не могу. И всё тут. Можешь считать меня идиотом. Уже считаешь?

— Нет, — коротко отозвался Штефан.

 

Он собирался продолжить, но вместо этого замолчал и с удивлением посмотрел на экран ноутбука. Все заготовленные слова пропали разом. Дар речи, впрочем, тоже.

 

Штефан нахмурился и кликнул по новому письму. В графе отправитель значилось название одного из благотворительных фондов. В теме стояла благодарность, а не предложение поддержать очередной проект. В самом письме — несколько стандартных строк и не менее стандартная открытка с цветным отпечатком детской ладошки.

 

— Это, блядь, что ещё за шутки? — произнёс, неотрывно глядя на экран и гипнотизируя строчку с суммой внесённого пожертвования.

 

Не то чтобы Штефан был ярым противником благотворительности, за всю жизнь не отсыпавшим многочисленным фондам ни евроцента. На самом деле, он отсыпал время от времени. И отсыпал явно больше того самого евроцента.

 

Активнее всех из их семьи старалась Аэва. Она, в представлении многих, была чуть ли не светлым ангелом, заботящемся о больных детях.

 

Просто Штефан всегда считал, что пожертвования должны быть добровольными — сегодняшнее таковым не выглядело и не являлось.

 

— Какие-то проблемы? — насторожился Матиас.

— Кажется, кое-кто прочитал твои мысли и решил уже сегодня содрать неустойку за несостоявшийся бой. Правда, провернул всё это довольно интересным способом. И мне не терпится услышать комментарии по этому поводу.

 

— Что ты несёшь?

— Сам смотри, — бросил Штефан, передавая ноутбук близнецу и дожидаясь реакции на увиденное.

 

Ошибки быть не могло. Сумма, отданная на благотворительность, целиком и полностью совпадала с той, что была прописана в договоре. Вплоть до сотых евроцента. О существовании этого контракта знали немногие, а потому и круг подозреваемых был необычно узок. Тем не менее, легче от осознания этого не становилось. Стройной теории, объясняющей неприятный инцидент, не существовало. Все они рассыпались в пыль. И не только не давали ответы на вопросы, а увеличивали количество последних в геометрической прогрессии.

 

— Что за дерьмо? — спросил Матиас.

— Меня спрашиваешь? Ты об этом лучше у своего делового партнёра поинтересуйся. Как. Когда. Почему. И какого, собственно, хрена? Надеюсь, у Петера найдётся достойное объяснение. В противном случае, я не стану возражать и обеими руками проголосую «за», если Зибен решит сожрать его сердце. Больше того, я сам ей его сервирую и подам на фамильном фарфоре. Девчонка будет рада. Я — ещё сильнее.