Ночные приключения Натана неслабо вымотали. Он проснулся в восемь утра, посмотрел на часы, засунул голову под подушку и снова провалился в сон. Повторное пробуждение случилось сильно после полудня, но глаза всё равно слипались — хоть спички вставляй. И то не факт, что поможет.

 

Новый день принёс с собой шокирующие новости, подействовавшие на Натана лучше, чем чашка крепкого кофе, и вмиг заставившие широко открыть глаза. Хорошо, что к тому времени, когда диктор, зачитывавшая главные новости часа, перешла к теме горячего преступления, Натан успел поставить чашку на стол. В противном случае, она оказалась бы на полу и превратилась в груду осколков, а на ковре расплылось бы огромное, уродливое пятно.

 

Набросив полотенце на голову, Натан потянулся к пульту и увеличил громкость. Так и застыл в одной позе, глядя на кадры криминальной хроники. Тихий, уютный, считавшийся одним из самых безопасных городов Германии Мюнхен, стремительно превращался в театр боевых действий. Не успел исчезнуть с радаров один маньяк, как сразу появился другой, желавший истребить представителей определённого клана.

 

— Сегодня утром найдена мёртвой супруга Герхарда Шульца, — бесстрастно произнесла диктор, — известного политического деятеля, мецената...

 

Регалии и достижения Герхарда Натана не интересовали. Обо всех заслугах главы семьи он и без того знал. В интернете информация находилась в свободном доступе, никто её у жителей Мюнхена не отбирал.

 

Гораздо больший интерес представляли подробности смерти Брианны. Видео с места гибели женщины подверглось жёсткой цензуре. Открыто показывать такое в дневное время не рискнул бы ни один уважающий себя канал, дорожащий репутацией. Но для того, чтобы стало не по себе, хватило и чтения субтитров. Перед смертью Брианна подверглась насилию. После её выпотрошили, словно курицу, расписали стены кровью и оставили тело лежать посреди комнаты. Следов спермы или слюны обнаружено не было. Преступник удачно замёл все следы.

 

Убийство произошло в злосчастном родовом поместье.

 

— Она наверняка знала своего убийцу, — произнёс пресс-секретарь Герхарда, дававший комментарии относительно ситуации. — Есть версия, что она сама пустила его в дом. Да, слуг не было. Охрана не заметила никого подозрительного.

 

Маленькие, глубоко посаженные глазки его блестели, губы, сжатые в нитку, напоминали тонкий шрам, проходивший по нижней половине лица.

 

В числе подозреваемых мужчина назвал имена близнецов.

 

— Известно, что они не ладили, — прокомментировал свою теорию. — Фрау Шульц была само воплощение доброты. Она в жизни мухи не обидела. Всегда мила со всеми. Всегда улыбалась и готова была помочь окружающим. Она была солнцем. Но с детьми герра Шульца от первого брака найти общий язык так не смогла. Это не её вина. Она стремилась наладить с ними приятельские отношения. Они воспринимали её в штыки. Нет, открытых угроз с их стороны не поступало, но...

 

Натан раздражённо зашипел и выключил новости.

 

Близнецы по-прежнему не давали о себе знать. На этот раз телефоны были отключены у обоих. Натан едва не расколотил свой гаджет о стену. Он размахнулся даже, но в последний момент остановился, передумал. Опустился в кресло, запрокинул голову, глядя в потолок.

 

Да, он не хуже этого знатока был осведомлён об истинном отношении близнецов к мачехе. Об их реакции на новость о появлении ещё одного брата. На первый взгляд, всё было легко и просто, буквально на поверхности лежало. Есть близнецы, есть Брианна, есть ненависть между ними. Есть мотив для убийства. Боязнь потерять наследство. Желание избавиться от препятствия.

 

Любой обыватель, услышав эту теорию, моментально ухватился бы за неё и не пытался самостоятельно раскинуть мозгами. Зачем дополнительная головная боль, когда есть раскрытое дело. Оформляй, пиши отчёт, отправляй виновных за решётку.

 

Если бы Натан не был знаком с близнецами лично, он тоже подхватил бы эту теорию. Но он провёл в их компании достаточно времени, чтобы усомниться в словах пресс-секретаря. Ни Штефан, ни Матиас не претендовали на семейные газеты, заводы и пароходы. Они давным-давно сепарировались и гордились независимостью, а Герхард мог подавиться своими деньгами, а затем подтереться неоднократно переписанными завещаниями.

 

Возможно, кто-то назвал бы Натана наивным и недальновидным, а затем посмеялся над его аргументами, но он был уверен в собственной правоте. Куда большим поводом для совершения убийства, могла считаться смерть Тилли. Стремление отомстить за неё.

 

Око за око, зуб за зуб, смерть ребёнка за смерть ребёнка.

 

Но близнецы не стали бы пороть горячку. Тем более не стали бы насиловать мачеху, а затем кромсать на кусочки. У них были лишь подозрения, но не нашлось неопровержимых доказательств её причастности. Один раз, устроив казнь Густаву, они обожглись на молоке. Настало время дуть на воду. Второй раз наступить на те же грабли могли лишь законченные идиоты, а близнецы таковыми не были.

 

Очередная попытка дозвониться до кого-нибудь из них не увенчалась успехом.

 

Натан отшвырнул полотенце на спинку дивана.

 

Решил: надо ехать. Он обязан поговорить с близнецами обо всём. Узнать, что известно им. Рассказать, что известно ему. О встрече — вернее, встречах, — со старым другом, о дикой охоте, что стала общей для Густава и Брианны, об угрозах, озвученных накануне. Нужно было только добраться до близнецов. Найти их сейчас было проблематично. Они не скрывались от правосудия, но оба заявили, что общаться с прессой не намерены, а все вопросы будут решаться с их адвокатами.

 

Количество заметок и полноценных статей, связанных с убийством Бри, росло и множилось в геометрической прогрессии. Натан одержимо мониторил новости, обновляя страницу. Вначале ссылок было не больше десятка, сейчас счёт их шёл на сотни. Все новостные порталы будто с цепи сорвались.

 

Начавшая утихать истерия снова набрала силу. История с убийством Тильды пошла на второй виток.

 

Кто-то из журналистов считал, что над семьёй Герхарда нависло проклятье, и скоро никого в живых не останется. Кто-то поддержал теорию о близнецах-убийцах, и вовсю её пиарил, распространяя ложные слухи.

 

Отчего-то им не приходило на ум, что близнецы, не первый год жившие на свете, не стали бы столь опрометчиво подставлять себя под удар. И убивать самостоятельно тоже не стали бы. Перед ними был огромный выбор профессионалов, готовых устранить проблему за считанные минуты и достойную оплату. Никто не посчитал бы случившееся убийством. Списали на несчастный случай.

 

О том, что получить пропуск будет проблематично, Натан подумал только после того, как оказался перед стойкой ресепшн. Строгого вида и неопределённого возраста дама смотрела на него с подозрением. Видимо, всё утро отваживала журналистов, оккупировавших центральный вход.

 

— Прошу простить, но герр Шульц никого не принимает. Он отменил все назначенные на сегодня встречи. Ничего не могу поделать.

— Послушайте, меня он согласится принять. Это очень важно. Это...

— Простите, — повторила женщина. — Я не имею права ослушаться приказа начальства. Приходите в другой день.

 

Удача улыбнулась неожиданно. Помощь пришла от того, от кого Натан её, вспоминая дивную первую встречу, совсем не ждал. Зайберт прошёл мимо, но потом притормозил, обернулся, посмотрел внимательно.

 

— Пойдём, — бросил коротко и направился к лифту. — Миа, его можешь пропускать в любое время дня и ночи.

 

Женщина сдержанно улыбнулась. Приняла к сведению.

 

Ехать в замкнутом пространстве вместе с Зайбертом было довольно странно. Натан с опаской покосился в его сторону. Близнецы были выше него, а этот мужик-гора был выше близнецов. Рядом с ним, на его фоне легко было потеряться. И потерять дар речи. Поверить, что в повседневной жизни Костолом может оказаться симпатягой, болеющим в свободное от работы время за «Штутгарт», разводящим орхидеи на подоконнике и подкармливающим бездомных кошек, было сложно. А вот в то, что он, как только двери лифта закроются, сожмёт руки на его, Натана, шее и постарается выбить какое-нибудь признание, — с лёгкостью. Натан сглотнул бесшумно и попытался избавиться от страха.

 

— Кончай дрожать, как осиновый лист, — бросил Зайберт. — Никто не собирается тебя убивать.

— В этой истории и без того достаточно трупов? — хмыкнул Натан.

 

— Достаточно? — насмешливо переспросил Зайберт и хохотнул. — Дохуя их в этой истории. Но отношение братья имеют только к одному, и ты сам прекрасно знаешь, к какому.

— Оба здесь?

 

— Только Штефан.

— А Матс?

 

— С утра был дома. Не думаю, что с тех пор что-то изменилось.

— Понятно, — кивнул Натан. — Как... в целом, обстановка. Есть какие-то просветы?

 

— Пока всё плохо. Грязь кругом, и это только первая её волна. Котировки акций катятся в ёбаный ад, парочка истероидов с утра пораньше телефоны обрывала, желая разорвать контракт досрочно.

— Добились своего?

 

— Я бы посоветовал им пойти в ванную комнату и сунуть башку в тазик с ледяной водой, а не пороть горячку.

— Не посоветовал?

 

— Штефан меня к ведению переговоров не подпускает. Потому не знаю, чем там дело закончилось. Но раз они не ворвались в офис и не разбили палатку под кабинетом, наверное, всё удалось урегулировать.

— Я понимаю, почему. Меня бы предложение с тазиком не воодушевило.

— Короче говоря, готовимся к худшему, но не унываем. И не из такого выбирались. Прорвёмся. Я в них, в отличие от Герхарда, верю.

 

Лифт открылся. Зайберт вышел первым и снова перешёл на быстрый шаг. Натану приходилось почти бежать, чтобы поспевать за ним.

 

— Что можешь сказать о заявлениях этого... — Натан пощёлкал пальцами.

 

Лицо с крысиными чертами и глазами-бусинками запоминалось легко, а вот имя — с трудом. Второй раз подряд из головы вылетело.

 

— Жополиза Герхарда?

— Его вроде иначе зовут, — усмехнулся Натан, про себя отметив, что характеристика идеальна, прямо в яблочко.

 

— Плевать. Ты же понял, о ком я.

— Да. Сложно ошибиться, если видел эфир.

— Чешет, как по писанному. А, может, и, правда, кто ему текст готовый подсунул. Не такая редкая ситуация, когда валят преступления на тех, кого хотят убрать с дороги.

 

— У них есть шансы на победу?

— Пусть отсосут.

 

— И тогда шансы появятся? — иронично спросил Натан.

— Нет. У них никаких шансов. В любом случае, хуйня это всё. У парней алиби. И лучшие адвокаты на страже их спокойствия.

 

— Да?

— Да. Мы с Матсом до самого утра обсуждали кое-какие вопросы. Штефан жилеткой для Аэвы служил. Который день рядом с ней проводит. Опасается, как бы она чего с собой не сделала.

 

Натан понимающе кивнул. Зайберт, впрочем, этого жеста не заметил. Остановился перед дверью, распахнул её без стука. Вероятно, его ждали, потому можно было вламываться без предупреждения.

 

— Зайберт... — начал Штефан, но осёкся, увидев Натана. — Привет. Как ты здесь оказался?

— Приехал.

 

Так себе ответ получился. Первое, что на ум пришло, то и сказал.

 

— Рискованно, когда вокруг такой ажиотаж. Ты прямо в эпицентре рискуешь оказаться, ещё и в список соучастников попасть.

— Мне нужно кое-что тебе сказать, — выдохнул Натан, собираясь с силами.

 

Штефан жестом указал ему на кресло, предлагая располагаться. Зайберт сделал вид, что его здесь не было, и выскользнул за дверь, пообещав вернуться позже.

 

— Говори, — разрешил Штефан.

 

Новость, связанная с именем Брианны свежесть потеряла. Получилась, что называется, с душком, и ценности для дела не представляла. Время, когда Бри можно было припереть к стенке, вышло, а теперь она могла вести разговоры разве что с некромагами. Являться на спиритических сеансах и, продолжая традиции, насмехаться над пасынками, что так и не сумели докопаться до правды.

 

Рассказать о встречах с Густавом было сложнее. Но Натан принял решение ещё по дороге в офис Штефана. Не поддаваться сомнениям и идти до конца. Отступать было поздно и некуда. Мысленно он прорепетировал признательную речь несколько раз, но в реальности она получилась совсем не такой стройной и продуманной. Он не сбивался и не начинал глухо хихикать невпопад, но допускал досадные паузы. И в это время перехватывал тяжёлый взгляд Штефана. Старший из близнецов выглядел хмурым в самом начале разговора. Теперь стал мрачнее тучи. Ничего не произнося, откинулся на спинку кресла, закурил, держа огонёк дольше положенного. Наверняка металл нагрелся и привычно обжёг ему пальцы.

 

Натан чувствовал себя преступником, оказавшимся на суде. С минуты на минуту ему должны были вынести приговор, и он сомневался, что итогом будет помилование и всепрощение.

 

Если бы он сказал о встрече в клубе, возможно, всё сложилось бы иначе. Возможно, Тилли осталась бы в живых. Возможно, не пострадала бы Брианна, и на близнецов не сыпались несправедливые обвинения.

 

Эффект бабочки. Наглядный пример.

 

Одно действие, точнее, бездействие потянуло за собой цепь трагических событий.

 

Матиас давно бы взорвался, устроил погром в кабинете и выставил Натана за порог. Штефан поражал завидной выдержкой и умением выдерживать эффектную паузу. Натану казалось, что его поджаривают на медленном огне, желая проверить, насколько хватит его терпения. Ненадолго. Он находился на пределе. Предсказуемо, первым и не выдержал.

 

— Скажешь что-нибудь? — спросил, обращаясь к Штефану и глядя прямо ему в глаза.

— Например?

 

— Тебе лучше знать. Вариантов-то немало, на любой вкус найдётся. Что я предатель, это всё из-за меня случилось. Что ты ненавидишь, презираешь, знать больше не желаешь...

— Мы грохнули твоего друга.

 

— Который, по итогу, оказался жив, хоть верится с трудом.

— Тогда мы этого не знали. Ты имел полное право нас возненавидеть, — резонно заметил Штефан. — Не важно, что случилось потом. Исходная ситуация к сантиментам не располагает, а потому я тебя ни в чём обвинять не буду. Ни сейчас, ни потом. Никогда.

 

— А Матс?

— Сложно сказать. На некоторые вещи мы реагируем по-разному. Это как раз тот случай, когда мне трудно предсказать его реакцию, — честно признался Штефан.

 

— Передашь ему мои слова?

— Нет.

 

— Почему?

— Не думаю, что вам нужны посредники в общении. Вы вполне можете поговорить обо всём с глазу на глаз. Потому никаких признательных показаний, переданных через меня. Ты всё сделаешь сам.

 

— Когда?

— Прямо сейчас.

 

— Он на звонки не отвечает. Телефон выключил, вдохновившись твоим примером.

— Я не про телефонные разговоры говорил. Мы к нему поедем. Считай, что в гости приглашаю.

 

— Жаль, обстоятельства к тёплым ламповым беседам не располагают, а вот к скандалам...

— Как получилось. Но вообще всё от нас зависит. Может, он тоже примет новость, как данность. Не проверишь — не узнаешь. Ты для очистки совести покаешься во всех грехах ещё и перед ним. Потом будем думать, что делать со всем этим дерьмом, в которое мы окунулись по уши. И, главное, винить некого. Сами открыли ящик Пандоры, самим и разгребать.

 

— Как продираться через толпу журналистов планируешь?

— Никак, — усмехнулся Штефан. — Облегчим себе жизнь и покинем здание через запасной выход. Они не только на случай пожаров существуют, но и для таких вот форс-мажоров.

 

Натан улыбнулся. Штефан категорически не соглашался с данной ему характеристикой ледяного короля, но в эту минуту был его живым воплощением. Завидная невозмутимость, потрясающая стойкость. Умение держать чувства под контролем, не срываясь на крик. А ещё он умел признавать свои ошибки, и снова делал это элегантно, не устраивая дешёвые представления с заламыванием рук и посыпанием головы пеплом.

 

Эти черты в характере Штефана не могли не восхищать.

 

Затушив сигарету, Штефан снял трубку и произнёс:

 

— Зайберт, зайди ко мне.

 

Тот не заставил себя ждать. Появился в кабинете вмиг, словно чёртик из табакерки выпрыгнул.

 

— Будут какие-то указания?

— Будут. Готовь машину. Мы уезжаем.

 

*

 

Из огня да в полымя. К ситуации, в которой они находились, эта фраза подходила идеально. Ещё недавно они были уверены, что история с клубом — самое неприятное, что может случиться в их жизни. Матиас называл тот период чёрной полосой, не подозревая, что тогда она была всего-навсего серой. По-настоящему чёрной она стала теперь. Ввязываясь в авантюру с казнью провинившегося оборотня, они верили, что спасают город от жестокого убийцы, а на деле усугубили ситуацию. Кровавая нить продолжала виться, и конца ей не было.

 

Безумие началось с самого утра.

 

Штефан понятия не имел, что случилось, а ему в лицо совали микрофон и требовали каких-то комментариев. Позднее он узнал, что послужило причиной повышенного интереса, и эта новость заставила его содрогнуться от ужаса и омерзения. Он не страдал от провалов в памяти, прекрасно помнил, как они с близнецом обсуждали моральные принципы малышки Бри, возможное отцовство и собственное отторжение к этому ребёнку. Они точно знали, что проникнуться ситуацией не смогут, не станут умиляться, стоя над кроваткой, не примут его, как своего. Но едва ли могли предположить, что этот ребёнок так и не появится на свет, а Брианна перед смертью пройдёт через все круги ада. Вопреки заявлениям герра Глоссопа, кем-кем, а воплощением добродетели и светом для всей семьи она никогда не была. Но она не заслужила того, что в итоге получила.

 

Журналисты караулили Штефана у центрального входа. В течение дня он несколько раз подходил к окну, смотрел вниз и с неудовольствием резюмировал: толпа и не думала уменьшаться. Больше того, она увеличивалась в размерах. И даже короткое заявление о том, что комментарии раздавать Штефан будет исключительно в присутствии адвоката, энтузиазма сотрудников СМИ не притупляла. Они там чуть ли на головах друг у друга не сидели, периодически предпринимая попытки проникнуть внутрь здания и добраться до своей необщительной жертвы.

 

Желание общаться с журналистами не посетило его ни в обед, ни к вечеру. Он сбежал от них, понимая, что в противном случае не доберётся до дома — его буквально раздерут на сувениры. На самом деле, не сомневался, что охрана оградит его от внимания особо ретивых акул пера, но встречаться с ними лицом к лицу всё равно не хотелось. С его мнением, однако, журналисты не считались. Лезли изо всех щелей, подобно тараканам.

 

Подземная парковка выглядела пустой, но стоило выбраться из машины, и несколько проныр, сумевших прорваться мимо охраны, дали о себе знать. Яркая вспышка ослепила. Натан зажмурился и закрылся рукой.

 

— Герр Шульц, газета «Мюнхенское время». Позвольте задать вам пару вопросов...

— Герр Шульц, кто это с вами?

 

— Герр Шульц, уделите нам буквально пару минут вашего времени.

— Без комментариев, — огрызнулся Штефан, схватив Натана за локоть и потащив за собой.

 

Зайберт злобно покосился в сторону журналистов. Притормозил, прикидывая возможные варианты действий.

 

Штефан едва заметно кивнул ему, давая свободу действий и предлагая избавиться от проблемы. Не радикальными способами, конечно. Усугублять ситуацию, применяя физическое насилие к журналистам, он не стал бы. Но объяснить парням доходчиво, что некоторых лучше не донимать вопросами, было не лишним.

 

— Вечно бегать от них ты всё равно не можешь, — заметил Натан.

— Вечно бегать я и не планирую, — признался Штефан, затаскивая его в лифт и нажимая нужные кнопки. — Предпочитаю общаться сразу с полицией, а не с тем, кто обязательно вывернет мои слова наизнанку и припишет то, чего сказано не было. Полиция сделает официальное заявление. До тех пор, пока меня не выведут со скованными руками и не зачитают обвинительный приговор, я журналистам ничего не скажу.

 

— Предвзято к ним относишься?

— Это мягко сказано. У меня к ним лютая ненависть. О принципах их работы я знаю не понаслышке. К сожалению.

 

— Это связано с?..

— Когда погибла Оделия, они гонялись за нами не с меньшим азартом. Особо ретивые дошли до того, что едва не стали причиной нашей гибели. Им было наплевать на чувства детей, их переживания и сломанную жизнь. Они хотели свою сенсацию, потому гнались за нами. Водитель не справился с управлением и врезался в ограждение. Машина слетела с моста в реку.

— Что было дальше? — хрипло спросил Натан.

 

Данный факт биографии близнецов прошёл мимо него. Всё осталось в далёком прошлом, но по спине всё равно побежали мурашки.

 

— Водитель погиб на месте. А дерьмо, как известно, не тонет, потому мы выбрались. Матс разбил стекло. Выплыл сам, вытащил на берег меня. Я наглотался воды и потерял сознание, так что спасательную операцию ему пришлось проводить в одиночестве. Когда я пришёл в себя, первым, что увидел, была его улыбка и окровавленные руки. Он их порезал, пока воевал со стёклами. Говорит, сам не замечал, как режет их, но боли не чувствовал. Просто была задача: спасти и спастись. На остальное он не отвлекался. Мы оба могли тогда умереть, и всё из-за прихоти журналистов. После такого вряд ли проникнешься к работникам пера большой любовью.

 

Лифт остановился. Продолжая удерживать Натана за локоть, Штефан потянул его в коридор.

 

Двери одной из квартир были открыты, оттуда доносились крики. Затем раздался жуткий грохот, звон. После — всё замерло, уступая место зловещей тишине. Штефан побледнел, а потом рванул к двери. Сомнений в том, что скандал разгорался в квартире близнецов, у Натана не осталось.

 

Не прошло и пары секунд, как они влетели в гостиную.

 

Натан на мгновение зажмурился. Он не удивился бы, увидев в помещении ещё один труп, но ужасно боялся подобных перспектив. Когда открыл глаза, его взору предстала комната, больше походившая на поле боя. Пол был усеян битым стеклом. Куски его валялись повсюду и торчали устрашающими острыми зубцами в дверях испорченного старинного шкафа. Сломанные цветы, уничтоженная прозрачная столешница кофейного столика, разбитые вазы. Разлитая вода. А ещё — кровь. Всюду и везде. На полу, на белоснежном до недавнего времени ковре, на руках, на лицах.

 

— Что здесь происходит? — холодно спросил Штефан.

 

Герхард не торопился отвечать. У него был рассечён лоб, на шее наливались синим пятна — следы от пальцев. Стоял неподвижно, сжимая в кулаке длинный, устрашающего вида осколок. Стекло резало, кровь бежала, но Герхард не замечал этого. Видимо, всё ещё надеялся познакомить импровизированное оружие с сонной артерией младшего сына.

 

— Папочка приходил поговорить, — зло выдохнул Матиас, облизывая разбитые губы и сплёвывая красную слюну на пол. — Ему здесь не рады, поэтому он уже уходит.

— Уходит, причём очень быстро и своим ходом, пока есть возможность. Потому что в противном случае, его отсюда вынесут вперёд ногами, — процедил Штефан. — Что ты здесь забыл, Герхард? И что всё это значит? Постараешься объяснить?

 

Вообще-то ни в каких пояснениях Штефан не нуждался. Без подсказок понимал, что послужило причиной визита. Больше того, с завидной частотой думал, что убийство Брианны — своего рода обращение к ним. Некто, неплохо осведомлённый об истинном положении вещей, и отношениях реальных, а не тех, что на камеру, решил начать игру, стравив представителей разных поколений. Чтобы натравить Герхарда на ненавистных детей от первого брака, много ума и фантазии не требовалось. Он готов был растерзать их за малейшую провинность. Убийца Брианны пошёл ва-банк. Поставил на карту всё, не размениваясь по мелочам.

 

— Ты мне угрожаешь? — усмехнулся Герхард. — Ты? Мне? Да что ты о себе возомнил, мальчишка? Поверил в собственную безнаказанность? Решил, что вам всё с рук сходить будет? Да я...

 

Нападение стало неожиданностью для Натана. Он испуганно закричал и тут же зажал себе рот ладонью, когда окровавленный осколок едва не вонзился Штефану в шею.

 

Штефан куда лучше знал своего отца, потому его поступки просчитывал на счёт «раз и два». И это покушение, продиктованное отчаянием, предугадал тоже. Слегка замешкался, и острый край оцарапал кожу, но всё-таки успел увернуться. Они с отцом никогда прежде не дрались. Ни он, ни Матиас. Ограничивались словесными пикировками, но от рукоприкладства удерживались. Однако, глядя на Матиаса, с подрагивающими от нервного напряжения руками, Штефан не сомневался: при необходимости он способен на убийство. Ему ничего не стоит — сомкнуть ладони на горле отца и отшвырнуть от себя бездыханное тело, услышав характерный звук.

 

Герхард зарычал и снова бросился на сына. Атаки продолжались недолго.

 

Штефан перехватил его запястье, сдавливая и выворачивая до хруста. Осколок выпал, превращаясь в десятки осколков меньшего размера. Подсечка, удар, руки, заведённые за спину. Щека, прижимающаяся к полу. Ещё немного, и стеклянная крошка начнёт прорезать кожу. Стоит только надавить немногим сильнее.

 

— Штефан, — тихо позвал Матс, хлюпая носом, из которого текла кровь.

— Братишка, пожалуйста, прихвати с собой ещё одного нашего гостя и проведи для него экскурсию по квартире, — попросил Штефан.

 

Его тон из холодного стал ледяным.

 

— Но... — начал Матиас.

 

Натан шумно сглотнул. Проникся тем, что увидел.

 

На деле всё было не так уж страшно. Сначала — ужас, присмотришься — бывает и хуже. Штефан успел оценить масштаб катастрофы, отбросив панику, но на неподготовленного зрителя оно производило оглушающее впечатление.

 

— Мне нужно поговорить с отцом, — усмехнулся. — Разговор приватный. Тет-а-тет. Потому, пожалуйста, уведи отсюда Натана.

 

Матиас и Натан переглянулись. Оба не понимали, что Штефан задумал. Оба впервые видели его в таком состоянии. Обоих же эти метаморфозы настораживали, а то и пугали.

 

Но Матиас всегда доверял брату, соглашаясь с большинством его решений. Доверился и теперь. Поколебавшись немного, он кивнул Натану, предлагая выйти из гостиной, а затем плотно закрыл двери, оставив родственников наедине.

 

Штефан слышал удаляющиеся шаги и шумное, прерывистое дыхание отца. Герхард попытался вывернуться из захвата, но потерпел поражение. Штефан находился в том состоянии, когда любое сопротивление сильнее его распаляло, порождало всё большую злость и — априори — было обречено на провал.

 

— Что, — насмешливо протянул Герхард, — убьёшь меня так же легко, как избавился от Брианны?

— О, так я не ошибся? Обвинения, которыми разбрасывался твой пресс-секретарь — твоих рук дело? Доказательств нашей вины нет, но ты уже позволяешь ему делать громкие заявления? Смело.

 

Герхард отвечать не спешил, зато обвинениями сыпал.

 

— Всегда подозревал, что воспитал больных на голову ублюдков, для которых ничего святого не осталось. Но не думал, что они настолько отмороженные.

— Нам было в кого пойти, — произнёс Штефан, не оценив подколку и не раскаявшись. — Перед глазами всегда стоял твой пример. И, знаешь, смешно слушать что-то о святости от существа, годами спонсирующего гражданские войны в других странах. Того, кто наживается на смерти невинных людей и магических созданий. Может, тебе и кажется, что ты борешься за правое дело и ведёшь отсталые страны к светлому будущему, но вынужден тебя разочаровать. Ты самый феерический ублюдок из всех, кого я знаю. Не герой, а преступник огромного масштаба, поощряющий мировой терроризм. Поддерживающий его финансово не первый год. Или скажешь, что чудесные истории о поставках оружия и боеприпасов в горячие точки я сам придумал? Ты, конечно, проделал отличную работу, пытаясь замести следы, но не все такие глупые, как тебе кажется.

 

— Как ты?..

— Есть надёжные источники, — резко оборвал отца Штефан. — Можешь считать меня, кем угодно и обвинять в чём угодно, но твою подстилку я и пальцем не тронул. Ни я, ни Матиас. Понятия не имею, кому она могла перейти дорогу, но уверен, что таких людей и существ наберётся немало. Если так любил её, стоило лучше следить за своей женой. Чёрт знает, с кем эта неразборчивая особа могла спутаться и кого притащила в дом.

 

— Ты...

— Заткнись и дослушай. Я никогда не прощу тебе маму. Матиаса тоже никогда не прощу. Об родных детей ты всегда вытирал ноги, а мама из-за тебя всё время была в слезах. Зато шлюху свою носил на руках, а её — да, именно её, а не вашего — ребёнка готов был записать во властелины мира. Неудивительно, что мы с давних пор знать тебя не хотим. С этого дня забудь о нашем существовании. Окончательно вычеркни нас из жизни и иди к чёрту. Ты нам не нужен. Можешь подавиться всем, что у тебя есть. Со следствием я буду сотрудничать и сделаю всё возможное, чтобы дело было максимально прозрачным, истинные виновники понесли заслуженное наказание, а те, кто непричастен, не отдувались за чужие грехи. Значит, никаких сфабрикованных улик, никаких подставных свидетелей и всего того, что ты так любишь использовать в отношении неугодных. Убивать я тебя, конечно, не стану. Ты мне нахер не нужен. На этом всё. До встречи в суде. А теперь — выметайся.

 

В детстве Штефан отца боялся. Дрожал от одного взгляда и хотел забиться в тёмный угол. Туда, где отец его никогда не найдёт и ничего не сможет сделать. Ноги в желе превращались, дыхание спирало, когда он нависал над ними. Такой большой. Такой... внушительный.

 

Когда Герхард поносил Оделию, называя её никчёмной, бесполезной и омерзительной, Штефан сжимал кулаки, но тем и ограничивался. Мама просила не связываться и потерпеть, как терпела она сама, а потом прятала синяки и ссадины за вуалями и строгими платьями, с обязательным длинным рукавом. Герхард срывал на ней все свои неудачи. В конце концов, отправил на верную смерть, использовав в качестве пушечного мяса. Бросил на растерзание бешеным собакам, жаждавшим крови.

 

Штефан помнил, как Матс бежал за машиной, крича:

 

— Мамочка, не уезжай!

 

Они подслушали накануне разговор Герхарда и знали, что готовится что-то страшное.

 

Оделия, наверное, тоже понимала, потому что ласково отстранила Матиаса, пытавшегося запрыгнуть к ней в машину. Пообещала, что будет себя беречь, поцеловала его в висок и позволила охраннику, сопровождавшему её в поездке, захлопнуть дверь. Пока авто не тронулось с места, Матс лип к стеклу назойливой мухой.

 

— Не уезжай, пожалуйста!

 

Голос брата из воспоминаний звенел в ушах.

 

Матиас бежал, падал, сбивал коленки, хватался за решётки на воротах, когда они закрылись. И повторял шёпотом эти два слова. Когда машина скрылась за поворотом, закричал. Ветер унёс его крик далеко-далеко. Вечером грянул гром. Горящие новости. Гибель супруги герра Шульца.

 

Весёлый вдовец и бровью не повёл. Развлекался ночь напролёт. Друзья, вино, партия в покер с такими же, как он, азартными игроками. Бросали карты, вершили чужие судьбы.

 

Тут вдруг ринулся вершить правосудие.

 

Штефан не думал, что однажды будет возить отца рожей по полу, а оно вон как получилось. И он не испытывал ни капли сожаления. Разве что недоумевал: почему не сделал этого раньше, продолжая носить обиды, боль и ненависть в себе. Пара ударов, глубокое моральное удовлетворение — сразу бы полегчало.

 

Вновь окунувшись в воспоминания об Оделии, Штефан брезгливо скривился. Отшвырнул Герхарда, как нашкодившего котёнка. Заметив помощника, поднявшегося в квартиру с опозданием и стоявшего в дверях, произнёс безразлично:

 

— Гость уже уходит. Зайберт, будь другом, проводи.

 

*

 

— Гостиная похожа на поле боя, — резюмировал Матиас, прижимая к губе салфетку, пропитанную антисептиком. — Можно попытаться привести её в порядок, но, боюсь, мы не справимся.

— Даже пытаться не собираюсь, — сообщил Штефан. — Утром позвоню в клининговую компанию, договорюсь об уборке.

 

— В свете последних событий, они могут подумать, что нарвались на серийных маньяков и сбегут в ужасе.

— Позвонить в ту, что занимается уборкой помещений после катастроф, чтобы лишних вопросов не возникало?

 

— Пожалуй, не стоит, — усмехнулся Матс, болезненно поморщился и тут же погасил улыбку. — Волчонок, не подумай, что здесь всегда так. Сегодня просто не мой день, потому так получилось.

— Не наш, — поправил Штефан. — К сожалению, не первый, а всего лишь один из. До утра и думать об этом не хочу. И без того голова кругом.

 

Он помахал рукой в воздухе, демонстрируя, как именно у него кружится голова. Закатал рукава рубашки — благо, она была чёрной, и пятна крови, оставшиеся на ткани, не бросались в глаза. Скрылся в ванной комнате и пустил воду на полную мощность. Тщательно намыливал руки, как будто пытался смыть с них не грязь, а вынужденные прикосновения к Герхарду.

 

Визиты отца всегда провоцировали у него прилив отторжения. После них Штефан чувствовал себя с ног до головы обмазанным грязью или фекалиями. После них неизменно хотелось забраться в ванну и отмокать несколько часов кряду, яростно намыливая кожу. Натирая её до пугающей красноты.

 

Зайберт приказ начальства выполнил беспрекословно. Выставил Герхарда за дверь. Проследил, чтобы тот свалил на все четыре стороны. После, посовещавшись со Штефаном, выставил охрану и у подъезда и непосредственно на этаже, перед дверью. Несколькими часами ранее охрану выставили и в доме Аэвы. Став свидетелями двух убийств, совершённых с мизерным интервалом, пренебрегать безопасностью и надеяться на везение и «а вдруг пронесёт» близнецы не собирались. Штефану решимости добавляло знание об обещании, данном Густавом. Плевать на угрозы, исходившие от тех, кто однажды уже совершал покушение, было недальновидно и глупо.

 

Матиас размышлял об отце и перспективах его повторного появления. Не особо проникся идеей о том, что Герхард может вернуться в любой момент в компании своих прикормленных головорезов, но и списывать его со счетов не торопился.

 

Покидая квартиру, Герхард лицом к лицу столкнулся с Натаном. Не упустил возможности поделиться своими соображениями.

 

— Бегите отсюда, юноша, — посоветовал. — В противном случае, вас ждёт огромное разочарование. Не стоит ждать чего-то хорошего от тех, кто собирает компромат на самых близких родственников, и готов нанести им удар в спину. Не портите себе жизнь.

— Спасибо за заботу. Но я сам решу, что мне делать со своей жизнью, — отозвался Натан.

— Наивное летнее дитя, — засмеялся Герхард. — Мне тебя почти жаль. Вспомнишь мои слова, когда они тебя растопчут и сожрут, если увидят в этом выгоду.

 

Зайберт слегка подтолкнул его к выходу, поторапливая. Герхард с отвращением отшвырнул от себя чужую руку и вышел на лестничную площадку, гордо вскинув голову.

 

На столе перед Матиасом стоял поднос, заваленный окровавленными салфетками. Герхард разбил ему нос и губы. Зубы уцелели. Матиас провёл по ним языком, проверяя, и результатами проверки остался доволен. До шеи Герхарду добраться не удалось, потому она тоже осталась цела. Зато руки были усеяны мелкими царапинами. Стеклянная крошка и многочисленные осколки, рассыпанные по полу, сыграли свою роль. Синяки наверняка тоже наливались по всему телу, но пока были скрыты под одеждой.

 

— Эффект неожиданности, — хмыкнул Матиас. — Меня застали врасплох. Я не был готов к визиту отца. Тем более к тому, что он с порога набросится на меня с кулаками. Но у старого козла свой взгляд на некоторые вещи.

 

Он не выглядел напуганным и не считал, что за него нужно заступаться. Но в Штефане проснулся инстинкт, требовавший защитить младшего брата, и Матс уступил.

 

На колени Матиасу полетела упаковка с лекарством.

 

— Будешь? — спросил Штефан.

— Не сегодня, — отмахнулся Матиас, повертев упаковку в руках и отложив её в сторону. — Это всё ерунда. Заживёт как на собаке, без катализаторов. Опасных ран нет, банальные царапины. В таких случаях подстраховка не нужна. Кстати...

 

Его глаза загорелись блеском азарта. Штефан удивлённо вскинул бровь, не совсем понимая причины столь быстрых перемен в настроении брата.

 

— Что?

— Раз уж мы так удачно сегодня собрались, почему бы нам не помучить приставку? Ещё немного, и она покроется сантиметровым слоем пыли.

 

— Это невозможно, здесь убирают каждые три дня.

— Я не о том. Волчонок, как насчёт партии?

 

— Опять?

— Снова. Неужели не хочешь отыграться за разгром в Берлине?

 

— Я...

— Давай же, решайся! Или всё дело в том, что обстановку находишь неподходящей?

— Вроде того.

 

— Как раз наоборот. Я не собираюсь всю ночь медитировать на сегодняшние события, равно как и думать о них. Хочу отвлечься на что-нибудь приятное. Не отказывай больному. Мне сейчас, как никогда, нужна поддержка и хорошая компания.

— Я ненавижу приставку, — признался Штефан, улыбнувшись. — Поэтому он готов вцепиться в каждого потенциального соигрока. А ты с ним уже играл однажды. Теперь он от тебя не отвяжется.

 

Их с Натаном взгляды встретились. Натан прикусил щёку изнутри. Они оба думали не столько о приставке, сколько о необходимости признания. Натан и сюда приехал, настроившись на серьёзный разговор, а не на развлечения. Став свидетелем отвратительной семейной сцены, чувствовал себя вдвойне неловко. Как будто это по его вине Матиасу прилетело от отца. Схема снова выстраивалась без проблем. Не всё, но очень многое упиралось в его молчание.

 

— Ну, что ж, идём, — произнёс Натан, поднимаясь с места.

 

Матиас прихватил несколько упаковок с нераспечатанными антисептическими салфетками и первым вышел в коридор.

 

— Думаешь, стоит говорить об этом сейчас?

— Можешь попытаться. Однажды всё равно придётся рассказать, сейчас не худший из раскладов, — заметил Штефан. — Мне нужно сделать несколько важных звонков. Ими, пожалуй, и займусь. Не буду мешать и смущать своим присутствием.

 

— Деликатно с твоей стороны.

— Не хочу думать, что я тебя заставил.

 

*

 

Второй раз подряд Натану предлагали устроить совместный игровой забег. Второй раз подряд настроение его болталось где-то на уровне Марианской впадины. В Берлине мозги были забиты мыслями о сорвавшейся сделке и столкновении с Густавом. Теперь — переживаниями, связанными с молчанием, положившим начало серьёзным проблемам.

 

Матиас действительно старался выглядеть беззаботным и не возвращаться к неприятному началу вечера. Увлечённо рассматривал список игр на большом экране. Сосредоточился исключительно на них и подошёл к выбору со всей серьёзностью, словно не время скоротать за одним из любимых хобби собирался, а решал вопрос жизни и смерти.

 

— Гонки? — спросил Натан.

 

В прошлый раз они проехали всего по трём трассам из тридцати. Можно было ещё не раз и не два останавливать выбор на этой игре.

 

— Если не возражаешь, сегодня я предпочёл бы выпустить пар и слегка помахать кулаками, — произнёс Матиас. — Бессмысленный слэшер, в котором можно отвести душу, убивая плохих парней. Как на это смотришь?

 

Смотрел Натан положительно. Ему самому не помешало бы выпустить пар, потому что напряжение действительно зашкаливало. Голова от обилия тяжёлых мыслей шла кругом. Признание, которое и днём далось с большим трудом, сейчас и вовсе не шло. Как будто комом в глотке застряло и давило изнутри, заставляя задыхаться.

 

У игры, выбранной Матиасом, сюжет был стандартным донельзя. Мафиозная группировка, военные базы, борьба с наркотрафиком, чёрные рынки. Обоим предстояло сыграть роли федералов, жаждавших накрыть преступную сеть и уничтожить её. Обоих ждал вечер, наполненный кровью, кишками, мясом и, при удачном выборе действий, торжеством правосудия. Натан, читая описание и вводную часть, думал, что сольёт им всю операцию к такой-то матери, но неожиданно втянулся. И играл с не меньшим азартом, чем его игровой напарник.

 

Матиас, вжившись в роль спецагента-идеалиста, безжалостно крошил врагов в капусту, в каждой из предложенных сюжетных развилок выбирая самые кровавые сценарии. Срывал преступникам поставки, устранял ключевые фигуры смертельного бизнеса. Вполне возможно, представлял отца на месте каждого из них. Эта мысленная рокировка прибавляла тысячу баллов к его энтузиазму.

 

Время, проведённое в игре, летело незаметно. Совместными усилиями они прошли три миссии, потратив на них, в общей сложности, пять часов.

 

— Это было супер, — выдохнул Матиас, откладывая джойстик и подставляя Натану ладонь.

 

Натан хлопнул по ней. Матиас воспользовался случаем, потянул Натана на себя и запечатлел короткий поцелуй на его волосах.

 

— Спасибо за компанию.

— Всегда пожалуйста, — откликнулся Натан. — Сильно болит?

 

— Ерунда. Бывало и хуже. Гораздо хуже, — легкомысленно отозвался Матс. — К утру я о них и думать забуду.

— Хотелось бы верить.

 

— Осталось только понять, где носит Штефана, найти его и что-нибудь перехватить. Тогда вечер из хорошего превратится в сказочный.

— Он собирался сделать несколько звонков, — произнёс Натан. — Но сомневаюсь, что они могли затянуться на целых пять часов.

 

Натан деактивировал и снял визоры. Экран погас. Дверь открылась. Штефан с влажными волосами и переодевшийся в пижаму, улыбнулся и бросил на кровать коробку с пиццей.

 

— Налетайте, игроманы.

— Ты просто чудо. Это очень кстати, — обрадовался Матиас, открывая коробку и хватая сразу два куска. — Я голодный, как волк. Кажется, слона готов сожрать.

 

— А ты? — обратился Штефан к Натану. — Голодный волк? Или нет?

— И я. Спасибо.

— Приятного аппетита.

 

Поздний ужин проходил в молчании. Ещё одна параллель с вечером и ночью в Берлине. Однако между двумя этими ситуациями была ощутимая разница. На уровне эмоций и ощущений. Тогда Натану казалось, что на сидении его стула притаилось целое семейство ежей. Он сидел, будто на иголках, всё время чувствовал напряжение и готов был сорваться в неизвестном направлении при первой же возможности.

 

Сейчас ему было комфортно, о чём недвусмысленно говорило пребывание в полуформе, а не в человеческом облике. Он не чувствовал себя подопытным экземпляром, который рассматривают пристально ради того, чтобы в дальнейшем разобрать на ниточки.

 

Судя по всему, Штефан догадался, что признание не прозвучало. Но злым и рассерженным не выглядел. Входил в положение. Понимал, что это не так просто. А если просто, то только в теории — не на практике.

 

— Уже поздно, — заметил Натан, доедая свою порцию. — Покажете, где здесь гостевая комната? Боюсь, ночевать в гостиной я не рискну.

 

Матиас, успевший расправиться со своей едой и лежавший на спине, приподнялся на локтях, посмотрел на Натана, прищурив глаза.

 

— Хочешь сбежать?

— Нет.

 

— Тогда зачем тебе гостевая спальня?

— Но... — Натан перевёл взгляд с одного близнеца на другого.

 

Туда и обратно. Несколько раз.

 

— Да, оставайся с нами, — предложил Штефан. — Места здесь вполне хватит на троих.

— Мы даже приставать не будем, если не захочешь, — хмыкнул Матс.

 

— Или будем, если захочешь.

— Какое интересное предложение, — протянул Натан.

 

В реальности происходящего не сомневался, но думать о том, что ночевать он останется в спальне близнецов, было немного странно. Совсем чуть-чуть. Не сказать, что его смущало. Не сказать, что он никогда ничего такого не представлял. Как раз таки наоборот, представлял и очень ярко. Но одно дело — собственные фантазии, совсем другое — реально прозвучавшее предложение.

 

— Так как ты на него смотришь? — уточнил Матиас.

— Положительно. Только с вариантом ответа определиться никак не могу.

 

Близнецы переглянулись. Весь их вид кричал о том, что в таком ответе они ни секунды не сомневались.

 

— Я говорил, нельзя его ставить перед выбором, — усмехнулся Штефан.

— День завтрашний, то есть уже сегодняшний, редкостной дрянью обещает быть, — произнёс Матс. — Да и я сейчас не в лучшей форме. Потому предлагаю подождать до лучших времён. А сейчас просто постараться выспаться.

 

Их взгляды явственно ощущались. Они оба внимательно наблюдали за Натаном, менявшим свои вещи на предложенную для сна длинную футболку.

 

— Что там за прогноз гадостей на завтра? — спросил Натан, покончив с переодеванием и выключая свет.

— Допрос. То есть, он может быть и не завтра. Но раз уж мы одни из основных подозреваемых, нас обязательно вызовут в участок, в самое ближайшее время, — пояснил Матиас. — Попомни моё слово, нервы нам они измотают не единожды.

 

— И тебе, волчонок, за компанию, раз уж ты умудрился попасть со мной в один кадр, — вздохнул Штефан.

— Правда? Когда это случилось?

 

— Сегодня. Прямо на подземной стоянке, — ответил Натан.

— Эти твари в своём репертуаре, — протянул Матс, взбивая подушку и, наконец, устраиваясь. — Надеюсь, все их надежды пойдут прахом. Спокойной ночи всем.

 

— Приятных снов, — отозвался Натан.

— Самых пошлых. Желательно, скорее даже обязательно, с нашим участием, — произнёс Штефан, осторожно прикусывая кожу на шее Натана.

 

Перехватив его за пояс, потянул ближе к себе. Матиас повторил тот же манёвр, подобравшись близко-близко, погладив волчье ухо, а затем лизнув подбородок.

 

— Спи, зайка, — выдохнул.

— Он — волчонок, — поправил Штефан.

 

Оказавшийся меж двух огней, Натан с трудом сглотнул. Ему не по себе становилось, когда рядом находился один. Когда рядом были двое, да ещё и прижимались к нему столь откровенно, эмоции пробивали все существующие потолки, а фантазия подкидывала множество самых разных картинок. Натан закрыл глаза. Прикосновение, хоть и через ткань, ощущалось запредельно остро. Если его так вело от безобидных объятий. Что с ним стало бы, если...  

 

Если бы они не остановились, а продолжили свои провокационные игры.

 

Это, несомненно, был бы двойной удар, от которого невозможно оправиться и который нереально забыть.