Отправляясь в «Battle Beast», Матиас был готов буквально ко всему. Он чувствовал себя разбитым и опустошённым, как будто кто-то взял и одним резким движением располосовал его, выпотрошил и бросил в таком виде прямо под ноги марширующей толпе. Сам он сравнивал себя с обезображенными трупами, лежавшими на дороге, и не находил отличий. Казалось, что у него после сегодняшних событий ни души, ни сердца не осталось, и все, кто с ним пересекается, без проблем замечают эту огромную дыру с левой стороны.

Пожалуй, он не удивился бы, увидев на месте любимого детища до основания выгоревший остов, покрытый следами чёрной копоти, но здание стояло на месте. Матиас вышел из машины и решительно направился к клубу, представляя, что должно твориться внутри, в хранилище. В новостные ленты он больше не заглядывал. Того, что прочитал и увидел своими глазами хватило с лихвой.

До сих пор подташнивало, и мир качался, словно во время приступа морской болезни. Возникшая в мыслях ассоциация показалась Матиасу весьма удачной. В последнее время он всё чаще чувствовал себя так, словно отправился в роскошный круиз, посчитав, что это будет одно из лучших — может, лучшее — путешествие в его жизни, а в итоге выяснилось, что плывёт он на проклятом «Титанике». И эта чёртова махина совсем скоро пойдёт на дно вместе со всеми прожигателями жизни, собравшимися на её борту. К тому имелось множество предпосылок. Матиас даже не пытался отыскать что-то позитивное в событиях последних недель, связанных с клубом, потому что знал: не найдёт. Ничего хорошего или относительно хорошего там попросту нет.

Он усмехнулся и ускорил шаг, собираясь оценить масштаб катастрофы. Прежде, чем переступать порог хранилища, стоило бы притормозить и опрокинуть пару шотов чего-нибудь покрепче. Не следовало отказываться от спиртного, когда Петер предлагал присоединиться. Оно пришлось бы кстати и, возможно, сгладило восприятие.

Первым, кого Матиас увидел, стал Штефан. Близнец был для него единственным островком стабильности, стоявшим посреди разрушенного хранилища. Тот, кто проник сюда и выпустил монстров на свободу, правила обращения с химерами благополучно проигнорировал. Не спустил раствор из капсул, не применил метод медленного пробуждения, не обратил внимания на показатели, отражённые на специальных экранах. Он пришёл и с лёгкостью всё уничтожил. Пол залило раствором настолько, что можно было надувать лодку, садиться в неё и оттачивать навыки гребли. Капсулы незваный гость разбил, огромные торчащие осколки местами были испачканы кровью. Выбираясь из капсул, монстры не думали об осторожности. Они рвались к свободе. Возможно, опьянённые её запахом, даже не почувствовали кратковременной боли.

Впрочем...

Какая теперь разница?

Теперь они вовсе не чувствовали боли. Они все были мертвы. До единого. Все, кого Матиас старательно натаскивал на бои, тратя на них время и находя в общении с ними некую отдушину. Все, с кем сдружился, насколько позволяла суть монстров. Все, кем дорожил и надеялся приветствовать, приходя в хранилище, не один десяток лет. Все.

Он снова вспомнил о Зибен, погибшей у него на глазах, и поёжился, как будто иней плотным слоем покрывал его собственную кожу.

Впервые за очень и очень долгое время хотелось разрыдаться, но он вместо этого коротко хохотнул. Разрушенное хранилище казалось насмешкой над ним, его мечтами и амбициями. Над всем, что он так старательно отстраивал, а теперь стоял на руинах. Добрался до вершины и камнем рухнул вниз.

Всё это, конечно, подлежало восстановлению. Он мог нанять специалистов, которые приведут в порядок хранилище, купить новое оборудование и новых химер. Дороже, качественнее, с более высокими скиллами. Петер ему явно не откажет и посоветует, кого лучше приобрести...

Но именно сейчас, в данный конкретный момент, Матиас чувствовал себя не просто надломленным, а переломанным в нескольких местах. Ему не хотелось ничего. Только закрыть глаза и постараться поверить, что это всё — дурной сон, не более. На самом деле, не было никаких потрясений. Они так и замерли в том дне, когда Улоф, — настоящий Улоф, а не его дорогая копия, ныне мелькавшая то тут, то там, — собирался покупать подарки для Тилли и Аэвы. Когда их семья была пусть относительно, но счастлива, и смутно не представляла, в какой тотальный, беспросветный тлен выльется наступивший новый год. После смерти Улофа стоило бы всерьёз об этом задуматься. К тому все предпосылки имелись.

Молчание, царившее в разгромленном хранилище, затянулось. Штефан явно ждал первого шага от него, а он...

Он как будто потерялся во времени и пространстве, потому совершенно не понимал, что должен делать, что говорить, куда теперь податься со своими проблемами. Не к отцу же, который их готов был своими руками смешать с дерьмом, в самом-то деле? Герхард, услышав, что у ненавистных детей неприятности, не стал бы впрягаться за них и предлагать помощь. Он бы посмеялся и указал им на дверь, приказав никогда больше не возвращаться и не портить его благостное расположение духа.

А проблемы у Матиаса были. Охренеть, какие. Узнай полиция, чьи монстры вырвались на свободу и положили столько народа, он бы моментально оказался за решёткой и получил за свои фокусы несколько пожизненных заключений, без права на подачу апелляции.

Его клуб уничтожили, а он даже в полицию обратиться не мог и доверить разбирательства профессионалам. Не то чтобы он свято верил в их восхитительные умения и навыки, но практика показывала, что из него самого детектив вышел отвратительный. Тот случай, когда паук сам запутался в своей паутине. Она облепила его полностью, и единственное, что остаётся — это медленно подыхать запертым в плотном коконе, не имея возможности пошевелиться.

— Всё кончено, да?

Слова, нарушившие тишину, всё-таки нашлись, но были далеки от жизнеутверждающих лозунгов и оптимистичного взгляда на вещи. Матиас задавал вопрос, но в ответе не нуждался. Он всё сам знал.

Да. Всё кончено.

Да, да, да. Короткое слово эхом звучало в ушах.

Несколько месяцев назад в этом помещении стояла клетка, а в клетке сидел серый волк, смотревший на них с ненавистью, обещавший, что избавится от них. Они тогда смеялись. Не верили, что кто-то сможет нарушить привычное течение их жизни. А теперь пожинали плоды своей недальновидности. Уничтожал их не тот волк, он на бойца и заслуженного стратега не тянул. Кто-то другой, куда более продуманный, хитрый, изворотливый самозабвенно топтался по ним, а они всё время плелись позади него и успевали лишь к шапочному разбору. Ни разу не предугадали дальнейшие действия, ни разу не оказались на шаг впереди.

— Безвыходных ситуаций не существует, — сдержанно произнёс Штефан.

— Не говори этими блядскими шаблонами, — огрызнулся Матиас. — Ты же в курсе, у меня на них аллергия. Что здесь произошло? Знаешь?

— Охрана мертва. Какой с мертвецов спрос? А вот камеры слежения зафиксировали кое-что интересное. Но тебе это интересное не понравится, — вздохнул Штефан. — Меня точно не обрадовало.

— Говори уже, — едва не прорычал Матс.

Случались в его жизни ситуации, когда сдержанность брата действовала ему на нервы. Эта была как раз из их числа. Он понимал прекрасно, что за сдержанностью и некоторой отстранённостью Штефан сдерживает ураган эмоций, его переполняющий, но легче от осознания этого не становилось. Сам он не умел сдерживаться. Ему нужно было выплеснуть свои переживания, вырвать их, выцарапать, выкричать, да хотя бы выблевать, но только не превращаться в робота.

— На видео ты, Матиас.

— Что?

— На видео ты, — повторил Штефан. — Я знаю, что это безумие и бессмыслица, но там действительно ты. Стреляешь в охрану, а затем прикладываешь ладонь к сканеру и без проблем проходишь внутрь. Снова стреляешь и снова идёшь дальше.

— Но это же безумие. Не я, нет, нет, нет.

— Разумеется. Не ты, а тот, кто успешно тобой притворился.

Матиас хохотнул. Раз, второй, третий. Не удержался и громко захохотал, опускаясь на колени, точнее падая на них, словно их ему разом раздробили. Размахнулся и ударил кулаком по полу, покрытому слоем раствора. Поднял фонтан едко пахнущей жидкости, плеснувшей в лицо. Безобидная для магических существ, сейчас она казалась ему концентрированной кислотой, от которой кожа горит и сползает уродливыми пластами.

— Получается, я тоже... Как они? Улоф, приятель Натана, кто там ещё... Если кто-то способен притворяться и ими, и мной, значит, я тоже умер?

Он не должен был так себя вести. Говоря откровенно, ему следовало бы последовать примеру брата и постараться сохранить холодный рассудок в поистине критической ситуации, но он не мог. Последние остатки самообладания покидали его, а истерика, дикая, необузданная, невероятная просто по своей силе, набирала размах. Матиасу хотелось ломать, крушить, разбивать, превращая всё, что было у него на пути, в пыль. И он не стал отказывать себе в удовольствии.

Здесь же, в хранилище, на полке стояла статуэтка крылатой девы. Матиас даже имени её не помнил и притащил сюда только потому, что эта девушка, выточенная из камня, была последней памятью об Оделии. Он часто видел, как мама держит статуэтку в руках, и губы её беззвучно двигаются. Обращаясь к безмолвному камню, она просила о чём-то и искренне верила, что это поможет, оградит её детей и её саму от неприятностей. Оделия говорила, что эта девушка — покровительница их рода, которая всегда будет защищать их. И Матиас, далёкий от всего этого, моментами проникался. Может, на него так действовал тихий голос матери, может, просто делала своё дело наивная, детская вера в чудеса. Он продолжал хранить статуэтку у себя и после того, как не стало Оделии. Держал каменную девчонку в руках, смотрел в её слепые глаза и криво усмехался, вспоминая, с каким трепетом обращалась к ней Оделия. А потом снова убирал на полку.

Сегодня крылатая дева стала первым, что подвернулось под руку. Вскочив, он схватил её и с отчаянием швырнул в одну из недобитых капсул. Осколки брызнули во все стороны. Прозрачные — стеклянные, и белое крошево — то, что осталось от статуэтки покровительницы рода. Матиаса не волновало, как он выглядит со стороны. Он хотел, чтобы стало больно. Надеялся, что снова сумеет почувствовать себя живым и полным сил, а не бестолковым, бесполезным щенком, каким постоянно называл его отец. Он впечатывал в стёкла кулаки, ломал острые прозрачные пики голыми руками, резался, истекал кровью, но всё равно никак не мог остановиться. Ему было плохо. Так плохо, как никогда прежде. Это был длинный, безумно длинный, ужасный сон, от которого он никак не мог избавиться, из которого не получалось выбраться.

Кровь брызнула на лицо, запах её заполнил всё пространство. Матиас обречённо прикрыл глаза и прижал ладони к лицу. Они были мокрыми и липкими. Лицо и волосы стали красными. Со стороны Матс походил на жреца древнего, жестокого культа, только что принесшего кого-то в жертву. Он так и стоял, продолжая вдыхать жаркий, насыщенный запах, чувствуя, как его мутит и выкручивает, но не отнимая ладоней от лица.

Это за него сделал Штефан.

— Почувствовал? — спросил тихо. — Всё-таки живой?

— Да, — выдохнул Матс, мысленно поблагодарив брата за то, что не стал вмешиваться и не бросился спасать его сразу.

Штефан успел отлично изучить его. Понимал, какая реакция последует. Его бы это только раззадорило сильнее, спровоцировало желание сопротивляться и привело к взрыву.

— Тогда дай сюда.

Матиас с трудом соображал, что именно должен дать. С опозданием понял. Руку. Дошло только после того, как по изрезанным ладоням потекла тёплая магия, закрывающая раны. Когда все они затянулись, Матиас сжал ладонь Штефана в своей.

— Хотя бы ты меня не оставляй. Никогда не отпускай мою руку, — выдохнул, как в детстве.

— Не оставлю, — пообещал Штефан, но тут же поспешил себя поправить. — Мы оба тебя не оставим.

— За него тоже можешь поручиться?

— Думаю, да.

— Тогда нас трое. Трое — это уже немало, почти банда, — улыбнулся Матиас и уткнулся лицом в плечо Штефана, жадно вдыхая аромат его одеколона.

Дышал и не мог надышаться. Такой знакомый, приятный, умиротворяющий, тонкий запах. Почти синоним к его персональной тихой гавани.

— Мы обязательно придумаем, как справиться со всем этим дерьмом, — произнёс Штефан, прикасаясь невесомым поцелуем к волосам. — Восстанем из пепла, как фениксы. Не думай сейчас об этом. И ни в чём себя не вини. Всё будет хорошо, Матс. Всё наладится.

Они стояли по колено в растворе. В ботинках омерзительно хлюпало. А ещё вдруг стало жутко холодно, так, что этот холод до костей пробрал. И Матиас неосознанно поёжился, в который раз за этот бесконечно долгий, изматывающий, отвратительный день почувствовав себя ребёнком, которого избивают все, кому не лень. Он же, вместо того, чтобы разозлиться основательно и дать отпор, закрывает голову руками и хнычет. Он и в детстве так не делал. Теперь почему-то опустил руки и сдался, признавая своё поражение и чужую победу.

Тишину нарушили оповещения о новых сообщениях, полученных одновременно.

Разомкнув объятия, близнецы синхронно потянулись к своим смартфонам. Синхронно же открыли сообщения.

На экране мерцало давно знакомое обоим сообщение. То самое, что было написано на поздравительной карточке, зажатой меж ярко накрашенных губ Киры Нацуки.

«До встречи в аду».

Но главным было вовсе не содержание посланий. Главным было имя, значившееся в строке отправителя. Именно оно, а не текст послания заставили руки обоих близнецов похолодеть.

Он не стал бы отправлять им такие сообщения, даже в шутку. Хотя на шутку это вообще ни разу не тянуло. Не стал бы играть на до предела натянутых нервах и подливать масла в огонь. Он просто не стал бы.

Но в строке отправителя было имя «Натан». Некто отправил оба эсэмэс с его телефона, с его номера.

И это означало только одно.

Новые сообщения не заставили себя ждать. Вместо угроз и обещаний — адрес.

— Городская ратуша, — протянул Матиас, и лицо его помрачнело.

— Думаешь, к этому может быть причастен наш папочка? — зло усмехнулся Штефан, тоже моментально определивший, куда их приглашают.

— Допускаю такую мысль.

Матс попытался позвонить, но вызов моментально отклонили. Вторая попытка успехом тоже не увенчалась. Теперь телефон был выключен, вместо гудков — электронный голос.

— Останешься здесь? — спросил Штефан. — Или?..

— Нет. Едем вместе. В конце концов, нас обоих туда позвали, будет невежливо отказаться от приглашения.

Штефан кивнул.

— Позвоню Зайберту. Доступ в хранилище у него есть. Пока мы будем отсутствовать, он и его парни со всем разберутся.

— Да, хорошо, — немного отстранённо отозвался Матиас. — Только в кабинет свой загляну. Надо переодеться, а то в ботинках океан.

Вторая волна паники приблизилась к нему вплотную, прижалась, обняла со спины и оживлённо нашёптывала на ухо всякую дрянь. О том, что им следует поторопиться, если они хотят найти своего волчонка целым и невредимым. Каждая секунда промедления может стоить ему жизни. Малой кровью они не отделаются. Кто-то отчаянно жаждет выставить им счёт за неизвестные промахи, и берёт оплату по максимальному тарифу. Никаких полумер, никаких ограничений, никакого запрета на использование грязных методов.

Во время поездки оба хранили молчание. Не потому, что тем для разговора не было. Скорее потому, что сейчас мысли обоих были разрозненными и тревожными.

Машина Матиаса осталась рядом с клубом. Садиться за руль в таком состоянии он не рискнул. Подозревал, что с его эмоциональностью это дело опасное. Не вписаться в ближайший поворот, как «а» сказать. Он с трудом помнил, как добрался до клуба. Адреналин зашкаливал, перед глазами стояла Зибен, истекавшая кровью. Скрюченная фигурка на ставшем красном асфальте, тонкие, поникшие крылья, подёрнутые изморозью. Он и сейчас о ней не забывал. Не так быстро. Но воображение довольно быстро перекинулось на Натана. От мыслей о нём и об угрозе его безопасности внутренности скручивало узлом.

Они должны были догадаться, что его постоянное присутствие рядом с ними не останется незамеченным. Они были вместе в «Арлекине», в суде, на семейном сборище, в стенах мёртвого дома. Вместе же попали под прицелы камер дотошных писак. Естественно, эта близость ставила Натана под удар. А они, в очередной раз, налажали.

Ближе к центру, движение, по-прежнему, было перекрыто. Матиас приказал себе успокоиться, но внутренне его продолжала колотить дрожь. Каждый раз, когда взгляд натыкался на чёрно-жёлтые ленты или выхватывал красные лужи на асфальте. То ли то, что вытекло из погибших монстров, то ли из тех, кому не повезло напороться на их когти и зубы. И первое, и второе его одинаково угнетало. Он не думал, что его монстры вырвутся на свободу, и он однажды станет причиной массовой гибели людей. Но это случилось. Как отделаться от чувства вины и не грызть себя за это, он не знал.

Из-за перекрытых дорог пришлось оставить машину и пройти квартал пешком. Людей в штатском на улицах было мало. Носители магии тоже не спешили покидать дома. Сотрудники полиции продолжали патрулировать улицы. Решили перестраховаться. На случай, если снова появятся монстры. На них внимания не обращали. Матиас успел перед выездом не только переодеться, но и умыться. Стёр с лица всю кровь и больше не напоминал фанатика, совершившего жестокое убийство.

Очередная патрульная машина медленно проползла мимо. До Мариенплац оставалось рукой подать. Матиас видел здание новой ратуши, и тревога нарастала. Бывать здесь им доводилось неоднократно. Сколько Матиас помнил, отец всегда принимал живейшее участие в политической жизни Мюнхена. Когда-то его называли самым молодым политиком, сейчас он был одним из старожилов, не один десяток лет отдавшим городскому совету. Давным-давно, они позировали всей семьёй у этого здания. Оделия держала обоих за руки, Герхард слащаво улыбался, журналисты готовили статью о примерном семьянине, крепком хозяйственнике и превосходном ораторе. Тогда Герхард был уже далеко не начинающим, а прославленным и заслуженным, но на камеру играл так же, как и на заре своей политической карьеры.

Вызывающий восхищение в дневное время, вечером этот шедевр неоготики казался зловещим. Матиаса не оставляло впечатление, что за ними кто-то внимательно наблюдает. Понять, кто и откуда, было довольно сложно. Его взгляд скользил по многочисленным фигурам, украшавшим фасад здания. Герцоги, короли, святые, безмолвно простоявшие здесь больше века.

— Смотри, — произнёс Штефан, запрокидывая голову и глядя вверх. — Там кто-то есть.

Матиас посмотрел ровно туда, куда указывал близнец. Вниманием Штефана завладела башня ратуши. Как и сто с лишним лет назад «Мюнхенский младенец» благословлял город. Сначала Матиас заметил знаменитую статую, а потом то, что находилось рядом с ней. Из стороны в сторону, словно маятник, покачивалось на шпиле тело. Стоило заметить это, как верёвка, его удерживающая, ослабла, и тело стремительно полетело вниз.

Близнецы, не сговариваясь, бросились к нему. Тело приземлилось на землю со стуком и специфическим треском. Матиас зажал рот ладонью, чтобы не заорать и не выблевать все внутренности. По логике, это было невозможно, но он клал на логику и больше доверял своим ощущениям. Судя по ним, в данный момент он действительно мог совершить нечто невозможное.

Штефан первым добрался до тела и замер с открытым ртом. На лице прочитывался ужас.

— Герхард, — выдохнул он, глядя невидящим взором на труп, изуродованный и падением, и чужими руками.

Стоило признать, выбирая из списка кандидатов на роль преступника, они просчитались. Вытянули не ту карту. Герхард не был причиной их злоключений. Он сам попал под раздачу. Смерть его была, судя по многочисленным ножевым ранениям, отнюдь не одномоментной.

В его случае убийца использовал те же приёмы, что и в ситуации с Улофом. Повторялся. Но, видимо, ему нравилось.

Наверху мелькнула ещё одна тень. Вскоре она стояла рядом со статуей одного из гергоцов Виттельсбахов. Спустя мгновение, оказалась за спинами братьев. Повеяло знакомым холодом, а тихий смех накалил обстановку до предела. Близнецы резко обернулись. Тот, кто скрывался под личиной Улофа, радушно улыбался. Кончики его пальцев были окрашены красным. Губы — тоже, словно минуту назад он самозабвенно копался в ранах и пробовал кровь на вкус. Или не словно. Возможно, он действительно это делал.

— Вам понравился мой сюрприз, милые сиротки? — спросил нежно.

— Ты просто отмороженный ублюдок, — холодно произнёс Штефан.

Внутри него разгоралось пламя. Всё ярче и жарче. Смерть Герхарда его не подкосила и не заставила выть от отчаяния, но и совсем незамеченной не осталась. Он знал, что отец их ненавидит, и при первом удобном случае постарается слить. Особенно, теперь, когда он понял, что близнецам о его незаконной деятельности известно многое. Однако... Штефан не думал, что всё закончится так. Бесславно и бестолково, а тело того, кто казался непоколебимой скалой, теперь лежало перед зданием новой ратуши. Из раскроённого черепа вытекали мозги вперемешку с кровью. Синяя кожа, выпученные глаза и позорное пятно на брюках. Прежде чем сбросить Герхарда с крыши, Улоф его повесил. В фильмах смерть через повешение смотрелась куда эстетичнее, чем в жизни.

— Где Натан? — прорычал Матиас.

— Стоп, стоп, стоп! Не так быстро, — откликнулся собеседник. — Всему своё время. Ваш волчонок в надёжном месте. И у вас есть шанс вернуть его живым и невредимым. В отличие от...

— Чего ты хочешь? — спросил Штефан; в голосе его звенела сталь.

— Ничего сверхъестественного. Мне нужно зрелищное шоу. Оно и только оно. Думаю, я его получу. Не придёте — пеняйте на себя. Я на вашем мальчишке живого места не оставлю, и его смерть тоже будет на вашей совести.

Переполняемый праведным гневом, Матс бросился на Улофа.

Хотелось разорвать этого клоуна на части. Не оставить живого места на нём самом. Раздирать, разбирать на волокна, уничтожая медленно, чтобы прочувствовал. Чтобы больше никогда не ухмылялся так надменно.

Улоф с лёгкостью увернулся и отскочил на безопасное расстояние.

— Я буду ждать вас, — сообщил всё тем же невинным тоном, словно приглашал их на чаепитие с тортом. — Очень. Сильно. Буду ждать. И помните: приближается время «Дикой охоты». Она начнётся сегодня. Ровно в полночь. Не задерживайтесь. Я оставлю вам подсказку, где искать, и, надеюсь, скучать нам с моим гостем не придётся.

— Ты... — прошипел Матиас, вновь собираясь броситься на собеседника.

Но Штефан удержал его, крепко схватив за руку.

Улоф понимающе улыбнулся — ах, какая печаль, быть родственником неконтролируемой фурии! — и исчез. Там, где он недавно стоял, лежала тёмно-красная роза, ставшая в последнее время символом трагедий в одной, отдельно взятой семье. И письмо — обещанная подсказка.

*

— В городе пиздец какой-то творится, — произнёс Джейсон, выключая радио и прикладываясь к своему стакану с кофе. — Похлеще, чем в любой из компьютерных игр. Мне с чем-то подобным никогда сталкиваться не приходилось. И сомневаюсь, что это плохо. Есть вещи, о которых я предпочитаю узнавать из новостей, а не на собственной шкуре тестировать.

Натан просматривал новостные ленты, нервно покусывая нижнюю губу. Для него парад монстров такой уж диковинкой не был. Он их не только видел, но и сражался с ними. И помнил вкус их крови, который не желал смываться ни водой, ни кофе, ни табаком.

— Всего за час — десятки погибших, — продолжал Джейсон. — И это только начало.

— Есть идеи на этот счёт?

— Пожалуй, сегодня я воздержусь от прогулок и поездок по городу. Переночую прямо в офисе. Учитывая настроения начальства, возражать никто не станет.

Натан задерживаться в офисе не планировал. Он заглянул — по традиции — ненадолго. Собирался уходить, когда его огорошили сообщением о массовых беспорядках в центре города.

— Вертолёты, полиция, журналисты кругом. Как будто меня из скучной жизни стремительно перебросило в декорации крутого боевика, — хмыкнул Джей, закидывая в рот несколько фисташек. — Будет чем похвастать перед потомками. Хэ-хэй, ребятки, ваш дедуля видел некое дерьмо, но остался в живых.

— О том, что всё время, пока полиция боролась с химерами, ты отсиживался в безопасном месте, разумеется, благополучно умолчишь.

— Некоторые детали им и, правда, лучше не знать. Иначе вся моя история рассыплется. Мне бы этого не хотелось.

— Герой, — усмехнулся Натан.

Джейсон смущённо улыбнулся. Он себя мысленно в спасатели человечества записал. Естественно, в таких историях не было места для упоминания банальных человеческих страхов.

Количество роликов, заполонивших интернет, росло в геометрической прогрессии. Люди оставались людьми и были в своём репертуаре. Вместо того, чтобы спасаться или помогать другим, они снимали видео и заливали его в сеть. Химеры, отличные от тех, что атаковали на территории мёртвого дома, но при этом не менее опасные, летали по городу, подыскивая себе очередную жертву. Шокирующие кадры. Влажное хлюпанье, сочный хруст, малиновые брызги, летящие во все стороны, когти, рвущие грудные клетки. Крики, визг, паника. И самоотверженные, самопровозглашённые операторы, фиксирующие всё это для потомков. Натану хватило всего пары коротких роликов, чтобы снова начал мерещиться вкус гнили.

— Мне нужно идти, — сказал Натан. — Рад был повидаться. Пока.

— Эй! Куда ты собрался? Разве можно...

Конец фразы Натан не услышал, двери лифта отсекли его от коллег. Кончик языка скользнул по кромке зубов. Острые. Перегрызть глотки ещё паре-тройке монстров не составит труда. Если возникнет необходимость сражаться, он с ними наверняка справится. Обычным людям лучше лишний раз не рисковать.

Первым, на кого Натан наткнулся, выходя из здания, оказался Штефан. Его появление здесь настораживало и удивляло одновременно.

— Привет. Что ты тут делаешь? — поинтересовался Натан.

— Решил, в свете последних событий, что тебе не помешает компания.

— Я сам в состоянии себя защитить.

— И всё же...

Штефан погладил его по щеке, знакомым жестом притянул к себе, прикоснулся губами к волосам.

— В городе ад кромешный, — сообщил доверительно. — Я не мог не позаботиться о твоей безопасности.

— Ты без машины?

— С ней. Пришлось оставить её в паре кварталов отсюда. В центр на авто не пробиться. Только пешком.

— По-моему, ты рисковал не меньше.

— Когда речь заходит о тебе, это не имеет значения.

Последняя фраза Штефана почему-то показалась неестественной, натянутой и наигранной. Подобные высказывания были вполне в духе Матиаса, но его брат с признаниями, хоть завуалированными, хоть теми, что в лоб, не особо дружил. Он не говорил о своих чувствах, будь то симпатия, привязанность или любовь. Его истинное отношение читалось во взглядах, жестах, прикосновениях, но практически не проскальзывало в словах. Не сказать, что Натан успел изучить его в деталях и мелочах, но это слишком бросалось в глаза и заставляло насторожиться.

— Послушай, Штеффи, — начал Натан.

— Да?

— Не помню, чтобы говорил тебе, куда собираюсь. Как ты узнал, что я буду здесь?

Его сопровождающий обернулся. На губах цвела всё та же, располагающая, до приторности сладкая улыбка.

Движение было молниеносным, а концентрация лекарства, вылитого на платок, ошеломляюще высокой. Натан не просто почувствовал насыщенный химический аромат, у него в горле запершило, заслезились глаза, и голову повело так, будто он залил в себя несколько шотов неразбавленной водки, и они подействовали незамедлительно.

Что ты делаешь? Что?..

Натан хотел задать Штефану этот вопрос, но язык не слушался. Сознание теряло связь с действительностью. Вокруг летали противно жужжащие мошки. Это было последним, что Натан запомнил.

Теперь, когда сознание к нему вернулось, он снова и снова возвращался к событиям уходящего дня. Сомнения не рождались на пустом месте. Тот, кто встретил его у дверей, не мог быть Штефаном. Он им не был. Очередная, неизвестно откуда вылезшая копия. Перестав отыгрывать роли восставших из небытия мертвецов, это создание взялось за живых. Какие цели он преследовал? Чего хотел? На что надеялся? Ради чего устраивал показательные выступления?

Натан не знал ответа ни на один из вышеперечисленных вопросов. Но кое в чём был уверен на сто процентов. Ничем хорошим встреча с имитатором закончиться не может.

В комнате, где он находился, было прохладно, темно и очень тихо. Его снова привязали к стулу, связали по рукам и ногам. Заклеили рот. Наверное, это должно было напугать, однако его приводило в ярость. Он дёрнулся с ожесточением, пытаясь выбраться из пут, но успеха не добился. Стул качнулся в сторону, слегка накренился, но устоял. Повторять провальный фокус Натан не рискнул.

Прислушался. Тишина. Бесконечная. Звенящая. Заполнившая всё пространство.

Ни намёка на постороннее присутствие.

Натан прикрыл глаза, мысленно досчитал до десяти. Если бы он мог громко выматериться вслух, стало бы легче. Но он не мог. Тишина не отступала. Онемевшие запястья и щиколотки неприятно покалывало. Холод забирался под одежду.

«Может, стоило прислушаться к совету Джейсона и остаться в офисе?», — подумал Натан.

Может, согласился с внутренним голосом. Может, и стоило. Но какой смысл думать об этом теперь, если время не поворачивается вспять?

Поток его размышлений нарушил звук шагов. Вначале звучавший в отдалении, теперь он становился громче и отчётливее, свидетельствуя о приближении похитителя. Ключ повернулся в замке, в помещении вспыхнул свет. Натан зажмурился. Слишком яркое освещение ударило по глазам, они едва не заслезились. Когда открыл их снова, увидел перед собой до боли знакомое лицо. Вместо родственника близнецов компанию ему составлял Густав. Впрочем, в свете последних событий, Натан окончательно разочаровался в легенде о чудесном спасении. Тот, кто стоял перед ним, был точной копией Густава исключительно внешне.

В телефоне сработала камера. Густав ухмыльнулся.

— Видите? Я вас не обманул. Он жив и отлично себя чувствует. Во всяком случае, пока. Ищите лучше и ваши старания будут вознаграждены сполна. Конец связи. «Дикая охота» началась.

Выключив телефон, Густав не отложил его в сторону, не убрал в карман. Размахнувшись, разбил гаджет о стену. После чего подошёл к столу, открыл ноутбук и принялся настраивать изображение со скрытых камер, которыми, судя по всему, здание было напичкано до отказа. Звука не было, только чёрно-белое изображение с нескольких ракурсов. Рассмотреть что-то удавалось через раз, потому что Густав мельтешил перед монитором, закрывая собой большую его часть. Когда справился с настройкой, перетащил стол ближе к Натану, обошёл стул, к которому тот был привязан, остановился за спиной и оперся обеими ладонями на плечи.

— Теперь мы с тобой посмотрим кино, — произнёс с воодушевлением. — Надеюсь, милые сиротки оправдают все ожидания и устроят настоящее шоу, а не унылую резню.

Перестав до боли сдавливать плечо, потянулся, цепляя ногтем край скотча и резко его дёргая.

Натан неотрывно наблюдал за тем, что творилось на экране. На близнецов, стоявших перед закрытой дверью. Их старательно заманивали в ещё один мёртвый дом. На этот раз куда лучше сохранившийся. Здесь не было запаха гари, не просвечивало сквозь дыры в крыше звёздное небо, не рушились перекрытия. Комфортным он не был, но и отторжения, как предшественник, не вызывал. Горы строительного мусора, правда, созданию атмосферы уюта не способствовали, а вынужденное соседство с психопатом наталкивало на мрачные мысли.

— Расслабься, — сообщил Густав, сминая использованный скотч и бросая его в общую кучу мусора. — Я ведь говорил, что тебя не трону.

— Думаешь, я тебе поверю? — усмехнулся Натан, дёрнувшись, но вновь потерпев фиаско.

Ладонь сжалась сильнее, приказывая оставаться на месте и не усугублять положение.

— Нет? А зря. Я действительно не собираюсь причинять тебе вред. Больше того, пытался позаботиться о тебе и честно предупреждал, что лучше держаться от этих двоих на расстоянии, когда я приду их убивать. Ты предупреждение проигнорировал и сделал всё по-своему. Моей вины в этом нет.

— Кто ты? — спросил Натан, пытаясь хотя бы одну руку освободить.

Крови не было, запястья он не разодрал, и они не скользили. Учитывая, как плотно прилегали к коже верёвки, это вообще представлялось чем-то за гранью реальности.

— Неужели не узнал? — раздался тихий смешок у уха.

Натан прикрыл глаза и снисходительно улыбался.

— Ты не Густав. Не пытайся меня в этом убеждать, я всё равно не поверю.

— Кровь, — сразу понял собеседник. — То единственное, что могло меня выдать. Ты славно постарался для своих хозяев, пёсик. Они, наверное, на седьмом небе были от счастья.

— Не расстроились — точно. Но ты разговор в сторону не уводи. Если ты не Густав, то кто?

— Какой вариант тебе больше нравится?

Сосредоточиться на изображении с камер наблюдения не удалось. Незнакомец без лица и с сотней лиц заслонил собой экран. От внешности Густава и следа не осталось. Теперь он выглядел, как Улоф Диггер. Однако и этот облик не был последним его воплощением. Внешности перетекали из одной в другую. Из Улофа он превратился в Штефана, затем в Матиаса, после них стал Кирой Нацуки, ещё через мгновение — тем, кого обвинили в её убийстве. Кажется, его звали Рихард. Имени Натан почти не помнил, только внешность, которую тиражировали в сопровождении громких заголовков на страницах газет.

В распоряжении этого создания было не менее десятка образов, каждый из которых он эксплуатировал хотя бы раз. Натан пронаблюдал полный цикл трансформации трижды, прежде чем незнакомец, снова обратившись в Густава, подался немного вперёд и выдохнул чуть слышно:

— Выбрал?

— Уже давно.

— И какой образ тебе по душе?

— Не отказался бы посмотреть на твой истинный облик, — признался Натан, не особенно рассчитывая на успех.

На чрезмерно узких, отталкивающе смотревшихся губах расцвела улыбка. Как ни странно, просьбу незнакомец выполнил. Избавившись от всех, предложенных на выбор образов, перекинулся в абсолютно незнакомого — ни лично, ни заочно — мужчину. Натан не мог знать наверняка: реальная это внешность или же ещё один из вариантов маскировки, но признал, что, в целом, собеседник его достаточно колоритен. Прикрываясь чужими лицами, затеряться в толпе ему было гораздо проще, нежели прятаться, будучи самим самой. Перед Натаном стоял альбинос, глаза его, правда, не отливали красным, а были пронзительно-голубого оттенка, а вот волосы и кожа оказались белыми-белыми, словно снег. Его можно было бы назвать по-своему привлекательным, если бы не длинный застарелый шрам, тянувшийся от уголка рта до самого уха. Улыбка Глазго. Вряд ли он сам себя так разукрасил. Впрочем, вспоминая его прежние заслуги, такую мысль Натан тоже допускал.

— Нравится? — спросил мужчина без тени иронии.

— Впечатляюще, — отделался общими словами Натан.

— Можешь особо не деликатничать. Я и сам знаю, что уродство — моё второе имя, — хмыкнул тот. — Всю жизнь мечтал получить определённый талант и менять внешность по щелчку пальцев. Раз уж природа мне такой возможности не подарила, пришлось самостоятельно всего добиваться.

— Хочешь сказать...

— Хочу. И говорю. Я не был метаморфом от рождения. Это приобретённая способность. По сути, я такая же химера, как и многие другие. Просто, в отличие от них, мне не нужен хозяин, я сам могу управлять кем угодно. Например, ими, — махнул в сторону экрана. — Кто бы мог подумать, что они действительно прибегут за тобой? Когда мы встретились впервые, они казались мне зацикленными исключительно друг на друге. Люблю ошибаться в людях и магических созданиях. Иногда они оказываются лучше, чем я о них думаю. Правда, от гибели их это всё равно не спасает.

Натан закусил щёку.

— Кем ты был до обращения? — спросил, поднимая взгляд и неотрывно глядя на собеседника.

— Человеком. Во всяком случае, до определённого момента я был в этом уверен. Не только я, окружающие — тоже. Правда, меня находили странным. Чёртов альбинизм, из-за которого меня считали уродом и старательно травили, отсутствие запаха... Я был не таким, как все. Таких обычно не любят, вот меня и не любили. Позднее, начав самостоятельно познавать своё тело и изучать генетику, я понял, что к человеку имею столько же отношений сколько и к магическим созданиям. Если в полукровках есть что-то и от первых, и от вторых, то во мне не было ни того, ни другого.

— Зеро? — изумился Натан.

Он слышал о подобном явлении много лет назад. Не то, чтобы кто-то намеренно скрывал информацию о существовании подобных созданий, скорее, её просто не было. Нули появлялись на свет так редко, что их можно было по пальцам одной руки пересчитать. А если рождались, то непременно привлекали к себе внимание, и это приводило к очевидным проблемам.

То, чего не знаешь, неизменно пугает. Редкие родители захотели бы превращать своих детей в объект пристального исследования, а потому большую часть нулей тщательно маскировали. При умелом подходе, они ничем не отличались от обычных людей и существ. Жили и умирали, так и не узнав, кто они, на самом деле.

Того, кто стоял перед Натаном, процесс активной интеграции в общество, очевидно, обошёл стороной. Родители об этой стороне его жизни не заботились.

— Ну да. Иногда нас так называют. Но мне не нравится быть нулём, — хмыкнул собеседник. — Предпочитаю определение «Чистый лист». Оно куда приятнее. Ноль — это пустое место, а чистый лист — основа для творчества. Пиши на нём, что хочешь. Результат будет отличный. Своим примером я это доказал неоднократно.

— Отличный?

— Ты не согласен?

— Умение проливать кровь мало тянет на отличный результат.

Мужчина засмеялся.

— У тебя странные суждения. Как будто ты из тех, кто принципиально делит мир на белое и чёрное. Но это же совсем не так. И ты об этом не хуже меня знаешь. Оттого суждения становятся вдвойне странными. Я говорил, что эти двое получают по заслугам. Я не преувеличиваю. Они умрут, зная причину. Наверняка вспомнят. Не могут не вспомнить.

— Что за причина?

— Ну уж нет. Меня ты не проведёшь. Я на такие фокусы не куплюсь.

— Это не фокусы. Мне действительно интересно знать.

— Я не из тех придурков, что треплют языками в любой ситуации. Не из тех, кто охотно делится своими мотивами. Это в детективах разной степени паршивости злодей к финалу становится сентиментальным и рассказывает, почему совершил то или иное преступление. Я оставлю знания при себе. Если меня убьют, унесу их с собой в могилу. Если останусь в живых, избавлюсь от необходимости убивать свидетеля, — он дёрнул плечом. — Могу разве что пару комментариев дать относительно происходящего на экране.

— А если меня интересует не только то, что там творится?

— Неужели отчаянно предвкушал нашу встречу и заранее подготовил список вопросов?

— Нет, сплошная импровизация под влиянием момента. Но послушаю все твои версии с удовольствием.

— Задавай свои вопросы, — милостиво разрешили ему.

— Что такого ты наобещал Густаву, что он побежал за тобой, роняя тапки? Он всегда казался мне достаточно свободолюбивым и независимым. В твоём исполнении он больше походил на фанатика, готового отдать жизнь за свою идею.

— Видимо, ты плохо его знал, потому что именно фанатиком он и был. Знаешь, увлекающаяся натура, загорающаяся вмиг, только подтолкни его к чему-нибудь, и он обязательно ухватится за это. Достаточно показать пальцем и сказать «фас», как он тут же готов бежать и перегрызать глотки моим неприятелям. Смешной и глупый щенок. Я много таких видел, все они поразительно схожи между собой.

— Что вас вообще могло связывать?

— Не догадываешься?

— Увы.

— Моя оплошность. Мы пару раз перепихнулись, а он вообразил, будто я любовь всей его жизни, и начал таскаться за мной хвостом. Умудрился выследить, когда я тщательно замаскировался, и увидел то, что видеть не должен был. Пытался меня шантажировать. Пришлось ввести его в курс дела. Вообще-то сразу после этого я собирался его убить, но в его глазах было столько щенячьей преданности, столько восторга и желания помочь, что у меня рука не поднялась. Я не люблю работать с кем-то, предпочитаю надеяться исключительно на себя, но тут подумал, что ассистент не помешает. В итоге, он оправдал все мои самые мрачные надежды. Пользы от него не было, а вот неприятности...

— Ты про пост с хэштегом? — уточнил Натан.

— И о непродуманном покушении на одного из сироток. У меня были на них совсем другие планы, а этот идиот решил, что сумеет добиться моего расположения, если принесёт мне их татуированные шкуры. Он так и не понял, что в случае с ними, да и со всеми остальными, меня в первую очередь, интересовали вовсе не рисунки на коже. Это был просто приятный бонус. Суть заключалась в другом.

— В чём?

— Стоп.

— Что?

— Стоп. Хватит откровенности. Я и так сказал за сегодня больше, чем планировал. В результате пропустил половину шоу. Давай лучше им насладимся. Эти виды и декорации заслуживают восхищения. Я столько времени потратил на воссоздание аутентичной атмосферы. Надеюсь, гости оценили. То, что ты видишь — это, так называемый, лабиринт Минотавра.

— Мифологический?

— Нет. Гораздо хуже, но названный в его честь. И для тех, кто сейчас по нему путешествует, это название — не пустой звук, потому что в их жизни такой лабиринт уже был однажды. Тогда они из него выбрались. В этот раз удача от них отвернётся. Ой, не надо делать такое лицо. Их смерть будет красивой. Ни одна из моих малюток их не прикончит.

— Такие слабые? — поддел Натан.

Он прекрасно знал, что химеры, натасканные этим созданием, могут быть какими угодно, но только не слабыми. Дрались они отчаянно и самозабвенно. Вымещали на подвернувшихся под руку жертвах всю ярость своего хозяина, транслируемую им с помощью ошейников.

— Нет. Если бы я им приказал, они бы здесь всё с землёй сравняли. Но мне это не нужно. Мои малышки могут потрепать обоих, но не убьют, потому что я этого не хочу. Близнецов оставят мне на сладкое. Я — тот, кто должен уничтожить этих двоих. Только я. И ты мне в этом поможешь.

— Уверен? — усмехнулся Натан.

— Более чем.

— На меня тоже ошейник наденешь и заставишь поступать так, как тебе хочется?

— В твоей схеме слишком много лишних телодвижений. Всё гораздо проще, при этом — эффектнее.

Мужчина улыбнулся, в который раз за вечер. Достал из кармана что-то тонкое и тёмное, помял это в пальцах. Не сразу, но Натан понял, что это было. Кусочек его кожи и шерсти. Тот, что вырвали у него во время полёта с крыши.

Свою внешность этот мужчина, очевидно, ненавидел слишком сильно. Сохранение истинного облика в течение одной ночи было для него тем ещё испытанием. При первой же возможности, он снова спрятался за сторонним образом. Натянул на себя чужое лицо. Когда процесс изменения завершился, кусочек высушенной кожи исчез во внутреннем кармане куртки. Результат был предсказуем, но всё равно поражал. Стопроцентное совпадение, ни единого отличия. На Натана смотрели его собственными, разноцветными глазами, точно так же, как он ухмылялись и убирали волосы назад. Идеальная копия. Та же причёска, одежда, мимика и жесты. Тот же голос и интонации его.

— Сходство фантастическое, не правда ли? — спросил двойник, приподнимая подбородок Натана и заставляя неотрывно смотреть себе в глаза.

— Ты...

— Видишь? Я не обманывал, когда говорил, что ты мне поможешь. Ты мне уже помог, когда добровольно залез в капкан и подарил немного биологического материала, необходимого для трансформации. До встречи с тобой я надеялся, что эти пауки в банке однажды сожрут друг друга, а потом решил всё переиграть. Их сожрёт тот, ради кого они сейчас рискуют жизнью. Это ли не ирония судьбы?