Всё встало по своим местам, как только перед ними открылись двери очередного мёртвого дома. Когда они захлопнулись за спинами близнецов, в помещении ярко вспыхнул свет. Одновременно с ним что-то вспыхнуло и в голове, отбрасывая на несколько лет назад, заставляя поёжиться от воспоминаний, накрывших моментально и неотвратимо.

— Думаешь о том же, о чём и я? — спросил Матиас, криво ухмыльнувшись.

— Особого разброса вариантов здесь нет, — усмехнулся Штефан.

Матиас вздохнул.

— К сожалению. А ведь я обещал себе, да и тебе тоже, что больше никогда добровольно в это не полезу.

— По собственному желанию ты бы и не полез.

— Определённо.

— Добро пожаловать в прошлое, братишка. Мы его не искали. Оно само нас нашло.

Холл мёртвого дома, в котором они оказались, был до боли похож на холл здания, некогда уничтоженного мощным взрывом. В первый миг наблюдения обоих посетило ощущение дежавю, словно время отмотало назад, и они снова находятся там, ожидая дальнейших инструкций. А игра, в которую оба оказались втянуты по воле случая вот-вот начнётся.

*

Девятнадцать лет назад произошло нечто, разделившее их жизни на «до» и «после».

Десять участников. Девять заданий и уровней сложности. Один мёртвый дом. Одна ночь. Один победитель.

Так гласил официальный слоган, отпечатанный на чёрных флаерах, украшенных красными кляксами.

«Смертельная гонка» — сумасшедшая игра, что, несомненно, вне закона, но популярность которой зашкаливает. В традициях лучших фильмов ужасов. Кровь, оторванные конечности, кишки, развешанные по стенкам. Всё настоящее, а не постановочное. Нереальные рейтинги, запредельные суммы, что тратят на финансирование этого дерьма заинтересованные инвесторы. В сравнении с прибылью затраты на выплату победителю — мизерные.

С наступлением утра из десяти участников в живых останется только один.

Эта игра проводилась в третий раз и именно сейчас вызвала такой ажиотаж, что предшествующим играм и не снилось. Ещё бы! Ведь в ней был не один, а целых три фаворита, двое из которых — сыновья главного организатора и спонсора.

Близнецы, но какие разные.

У одного фиолетовые волосы, сигарета в зубах и чёрный лак на ногтях. Вызывающе оттопыренный средний палец, демонстрацией которого Матиас встретил брата, а потом затянулся и картинно выпустил дым изо рта. Мог бы — прямо в лицо выдохнул, но Штефан держался на расстоянии и подходить не спешил. Матиас, отвернувшись, дёрнул плечом в раздражении. Показательно начал флиртовать с одной из участниц смертельной гонки, которая для одного из них — а, может, для обоих — должна была закончиться плачевно. То ли надышаться пытался перед смертью, то ли какие-то иные цели преследовал.

Хрен пойми, что у него в голове творилось.

Ясно было лишь то, что желаемого результата он не добился, и до начала игры брата на открытое столкновение не спровоцировал. Хотел, притом отчаянно. Штефан видел этот азарт в глазах. Ни с чем бы его не спутал. Успел выучить все сомнительные подкаты, с которых братец начинал перепалки и не успокаивался, пока у обоих кровавые сопли литься не начинали. Правда, успокаивался только на время, потом его снова крыло, и он снова пытался отыскать причину для скандала. Как будто вражды с отцом ему не хватало, стремился со всеми отношения перепортить.

В отличие от эпатажного родственника Штефан выглядел так, словно только что выбрался из стен строгого колледжа. Ни цветных волос, ни сигарет, ни лака на ногтях. Самый серьёзный из числа участников. Он сидел на капоте своей машины, смотрел куда-то вдаль и, нервничая, покусывал губы. Пришёл сюда вовсе не потому, что отчаянно хотел стать победителем смертельной гонки, получив деньги, славу в узких кругах и почётный статус. Преследовал совсем другие цели, и если бы кто-то сумел прочитать его мысли, он, чтец, несказанно удивился бы. Пришедший убивать, как раз это делать и не хочет. Пришёл, чтобы попытаться оградить от опасности брата.

Правила, установленные организаторами игры, гласили, что в смертельной гонке только один может стать победителем. Если близнецы встретятся в финале, им придётся сражаться друг с другом, и кто-то один обязательно погибнет. Штефан отлично это понимал и готов был при случае уступить. Он не собирался убивать. Что сделает Матиас, если оба дойдут до последней черты, он не знал. Судя по испепеляющим взглядам, летящим в сторону Штефана, предсказать итог их столкновения было несложно. Хотелось выть и лезть на стену от того холода, что между ними разливался после возвращения Матиаса из Британии. Как будто совсем другой. Он стал чужим, незнакомым и в самом омерзительном значении этого слова непредсказуемым. Если прежде от него можно было ожидать разве что крепких объятий, то теперь — ножа в спину. Или совмещения обоих вариантов. Улыбка, объятия и нож.

Штефана длительное ожидание бесило. Он хотел, чтобы это всё поскорее началось. Чтобы это всё поскорее закончилось, и он больше не накручивал себя, а оценивал последствия, если умудрится выжить. Или вообще ни о чём не думал, если проиграет, и эта мясорубка превратит его в не слишком аппетитную горстку фарша.

Он растянулся на капоте, закинул руки за голову и прикрыл глаза, вспоминая, как Матиас когда-то прижимался к нему, рассказывая о своих страхах. Просил от них избавить и по привычке хватался за руку, умоляя, не отпускать. Теперь это казалось почти иррациональным. И слова, и жесты, и сам факт того, что они когда-то были самыми близкими существами.

Штефан рассматривал потенциальных противников. Их почему-то насчитывалось только восемь. Когда должно было быть девять. Видимо, тот самый третий фаворит отсутствовал. О нём много говорили. Много слухов, некоторые друг другу противоречили, но интрига старательно нагнеталась.

Имя третьего фаворита держалось в секрете, но было доподлинно известно, что это девушка. Совсем юная, но наделённая необычайным талантом. Лучшая из лучших. Без преувеличения.

Противостояние с ней обещало быть непростым.

Она вам обоим прикурить даст.

Так говорил Герхард и тихо посмеивался.

То ли находился под впечатлением от юного дарования и искренне восхищался прирождённой убийцей. То ли заходил в своих фантазиях дальше положенного и представлял, как девчушка расправляется с обоими его сыновьями, избавляя от бесящей обузы. Если второй вариант был недалёк от истины, Штефан не удивился бы. Для Герхарда такие реакции были вполне естественны.

Основную противницу близнецы до начала игры так и не увидели. Штефан до последнего думал, что девчонка струсила и отказалась от участия. История лучшей из лучших, которой их всех старательно закармливали, была фикцией от первого до последнего слова. Просто нагнетали обстановку и привлекали внимание к своему детищу, пиарили профессионально, разбавляя проверенные новости многочисленными слухами.

Девчонка от участия, как выяснилось немногим позже, отказываться не планировала. Она искренне верила, что станет победительницей этих соревнований и отхватит большой куш. А в финале должна была сразиться с одним из близнецов. Или с обоими, если их не прикончат раньше. У каждого было по девять заданий. На каждом этапе один игрок выбывал. То, что игрок остался один, а все остальные были мертвы, тоже победы в гонке не гарантировало. Дом, в котором располагался лабиринт, был нашпигован тротилом под завязку. Если победитель выбраться до взрыва не успевал, его ждали не слава и деньги, а смерть под завалами.

Куда пропадают игроки, обычно никто не задумывался. Их набирали из той среды, где никому нет дела до ближнего. Либо выходцы из неблагополучных семей, либо воспитанники интернатов, исчезновение которых останется незамеченным. Они получали предложение об участии не менее чем за полгода до начала игры. Если отвечали согласием, их выдёргивали из привычной среды, перевозили на тренировочную базу, приводили в порядок и готовили к соревнованиям. У них изначально инстинкт самосохранения отлично работал, ради победы они готовы были пойти на любые жертвы. Выцарапывать её ногтями и выгрызать клыками. Только бы получить возможность — начать новую жизнь, получив неплохой стартовый капитал. А если в итоге не доходили до финала и погибали, в большинстве, всё равно не жалели ни о чём. Последние полгода стоили всех тех лет, что они прожили до попадания в проект.

Третья игра была примечательна ещё и тем, что девушка-фаворит не стала ждать милостей от судьбы и предложения от организаторов. Она сама их нашла, сама подала заявку и предложила рассмотреть её кандидатуру. Зачем ей нужны деньги, разумеется, не сказала, просто уточнила, что ради них готова на всё, без преувеличения. Видимо, Герхарду и его деловым партнёрам аргументы и презентация понравились, раз свой контракт основная претендентка на победу подписала первой.

Позднее Штефан повторил путь этой девушки, попросившись в список участников.

Не то чтобы Герхард очень удивился, увидев в своём кабинете старшего сына. Папочка понимал, что Матиас, уверенный в собственной неотразимости и непобедимости, побежит ставить подпись сразу, как только у него перед носом помашут типовым договором и распишут плюсы участия в игре, забыв сообщить о многочисленных минусах. Ему, в отличие от остальных, деньги не были нужны, он подвизался участвовать, гонимый задором и желанием что-то кому-то доказать.

Наверняка Герхард понимал и то, что Штефан вляпается вслед за братом, желая оградить того от неприятностей. И либо Матиас его прирежет в порыве азарта, либо оба погибнут от рук чудо-девушки, чья жестокость не имеет предела.

Этот план можно было бы назвать идеальным, но он в итоге не сработал.

В том, что беспощадность незнакомки безгранична, Штефан убедился довольно быстро.

Начало гонки для него складывалось не слишком удачно. Он вечно опаздывал и бесцельно бродил по коридорам, ни с кем не сталкиваясь. Зато исправно натыкался на трупы, внимательно их разглядывал и хмурился. Он не видел трупов тех, кто принимал участие в первых играх, но по описанию, они и рядом не стояли с тем, что довелось наблюдать здесь. Их не просто убивали, потому что так нужно было по условиям игры. Их уничтожали максимально зрелищно, при этом явно наслаждались процессом. Едва ли Штефан мог объяснить, откуда в его голове возникли эти ассоциации, но чем больше он наблюдал, тем сильнее убеждался, что без любви к искусству не обошлось. Второе открытие настораживало ещё сильнее. С этими несчастными жертвами сражался не человек и не магическое существо. С ними сражался кто-то... странный. Штефан подумал бы, что к ним в лабиринт запустили химеру, но это было чуть ли ни единственное правило, которое организаторы чётко прописали в контрактах. Никаких химер в числе участников. Только магические создания и люди с оружием в руках.

В остальном действовал принцип: главное правило — никаких правил.

Впервые он встретил непобедимую противницу после выполнения шестого задания. В руках у него оказался нужный ключ, и Штефан собирался уйти восвояси, но впереди мелькнуло что-то белое, и он притормозил. Затаился, выжидая. Белое пятно при ближайшем рассмотрении оказалось той самой загадочной участницей, о которой все говорили, но которую до сегодняшней ночи не видел никто, кроме непосредственных организаторов.

Внешне девушка отдалённо напоминала Йоланди Фиссер из «Die Antwoord». В ней было что-то трогательно-беззащитное, а ещё — очень хрупкое. Как будто она целиком и полностью была выточенной из стекла, словно статуэтка. Разбить такую легче лёгкого, даже особых усилий прикладывать не нужно.

Поверить, что она способна разрывать противников на кусочки голыми руками, не получалось ни с первого, ни с десятого раза.

Факты, однако, говорили сами за себя. Именно столкновения с этой девушкой окончились для большинства участников плачевно. Обманчивая внешность хрупкого, невесомого существа, которое упадёт в обморок от вида одной капли крови, стала дополнительным козырем в борьбе.

Девушка вскоре исчезла из поля зрения, шаги её стихли.

Штефан прислонился спиной к прохладной стене, вжался затылком в вертикальную поверхность и шумно выдохнул. Следовало продумать и разработать план действий. Чем скорее они приближались к финалу, тем меньше времени уходило на сантименты, зато вопрос выживания в крайне экстремальных условиях становился невероятно актуальным.

Он не должен был жалеть эту девушку, независимо от того, насколько хрупкой и трогательной она выглядела. Сейчас она была врагом. Она-то их — стопроцентно — жалеть не собиралась. С самого начала обещала яркое, незабываемое шоу и, судя по тому, с какой выдумкой убивала противников, действительно выполняла обещания. Церемониться с ними она тоже не станет. Переступит с лёгкостью и сделает последний шаг на пути к заветному выигрышу.

Было ещё кое-что, не дававшее Штефану покоя. Понаблюдав за своей противницей непродолжительное время, он окончательно убедился, что с девушкой что-то не так. Она действительно была странной. Он чувствовал это на уровне интуиции, но объяснить как-то не мог. Не получалось. Не было никаких доказательств. Он просто тыкал пальцем в небо и активно пестовал паранойю, что расцветала буйным цветом.

Второй странностью гонки стало появление в лабиринте ребёнка. Организаторы игры, в подавляющем большинстве, были довольно отмороженными типами с напрочь атрофированным чувством меры и такими же моральными принципами, но даже для них — запустить в лабиринт ребёнка было слишком. К тому же, возраст участников строго оговаривался. Стать участником гонки могли лишь люди и существа, перешагнувшие планку восемнадцатилетия. Девочка в праздничном белом платье с кружевами прогуливалась по пустым коридорам, что-то тихо напевала и расписывала стены кровью. Вела себя при этом абсолютно естественно, словно забавлялась с безобидной акварелью, а не обмакивала кончики пальцев в раны, используя вязкую багровую жидкость в качестве подручного материала для творчества.

Штефана замутило от того, что он увидел, и он бросился прочь, так и не увидев, что за послание оставила маленькая обитательница лабиринта. Это было запредельно глупо, но в тот момент он решил не забивать голову посторонними проблемами и убедил себя в том, что никакой девушки, на самом деле, не существует. Она не более чем призрак этого места, привлечённый запахом свежей, недавно пролившейся крови. В стенах мёртвых домов какой только гадости не встречалось. В пользу теории о призраках говорило и мягкое свечение, исходившее от девчушки. Её словно окутало золотистым дымом. Штефан даже зажмурился ненадолго, потом глаза привыкли.

До того момента ему не доводилось сталкиваться с призраками, но он много о них слышал. Одни из них помогали мертвецам поскорее уйти, другие затевали игры, обезображивая трупы до неузнаваемости. Девчонка вон стены расписывала...

Они находились в паре шагов от финала. Близился рассвет, датчики, выданные каждому из игроков, сообщали, что количество участников сократилось до трёх. Семеро погибли, в живых остались лишь явные фавориты гонки. Близнецы и незнакомка с белыми волосами. Ставки росли, при этом Штефан считался явным аутсайдером гонки. На его счету в эту ночь не было ни одного яркого сражения, ни одной победы. Тот случай, когда до финала добирается осторожная, тихая мышь, умеющая прятаться до поры, до времени. Типичный середнячок, но зато продуманный.

Выдернув из-под двери последний оставшийся конверт, Штефан отправился на поиски места, отмеченного на карте красным маркером.

Уже знакомая ему девочка была там. Праздничное платье в кружевах, казавшихся неуместными, были уделаны кровью. Волосы оказались припорошены пылью, спутались. Девочка больше не оставляла послания на стенах. Лежала на полу, закрыв глаза, прижимала к груди окровавленную руку. Словно она стала жертвой химер, и они, по своей любимой привычке, вырвали ей сердце.

Нужно было открыть дверь и шагнуть внутрь. Но Штефан снова помедлил. Как будто всем своим видом и поступками демонстрировал откровенное пренебрежение к затее. Играл, но по своим правилам, а не по тем, что навязывали организаторами. Неудивительно, что большинству зрителей, отваливших деньги за хлеб и зрелища, он не нравился. Его противники сияли гораздо сильнее. Они делали шоу, они поднимали рейтинги, а он... просто ждал.

Первый шаг сделал Матиас. Толкнул дверь, отделявшую его от нужной комнаты, и оказался один на один с девочкой. Покрутил головой, осматриваясь по сторонам и явно разыскивая камеры скрытого наблюдения.

— Вы совсем ебанулись, да? — спросил, обращаясь, очевидно к организаторам.

Ответа, разумеется, не последовало.

Никто из близнецов не ждал угрозы со стороны ребёнка. Тем более тяжелораненого, находящегося при смерти. Фатальная ошибка. Крючок, на который могли попасться оба, но попался Матиас. Свою самую большую ошибку он совершил в тот момент, когда вместо того, чтобы прирезать бедняжку, как будто бы истекавшую кровью, решил ей помочь. Для начала хотя бы посмотреть, что с ней случилось. Он спрятал нож, подошёл максимально близко и присел на корточки. Протянул руку к малышке. Её по-прежнему окружало золотистое свечение, и эти мерцающие частицы гипнотизировали. Кажется, не только Штефана, находившегося за стеклом. Матиаса — тоже. Даже сильнее.

Всё произошло стремительно, будто по мановению волшебной палочки. Девочка распахнула глаза, глядя прямо перед собой. Схватила Матиаса за запястье, сдавливая. Судя по тому, что он коротко вскрикнул, сил вложила немало. Вторая рука её стремительно трансформировалась. На месте аккуратных ногтей появились огромные острые когти. Матиас попытался выхватить нож, но не успел. Девчонка была, как молния. Поражала столь же быстро, при этом улыбалась и наслаждалась каждым моментом своей жестокости. Подобная кровожадность не вязалась с ангельским личиком и доброй улыбкой. Слишком резким получился контраст.

Штефан попытался открыть дверь, но она не поддавалась. С запозданием он вспомнил: как только два участника оказываются в закрытом пространстве, для других входы и выходы блокируются. Они могут наблюдать за поединком, изучая методы ведения боя, чтобы затем применить свои знания на практике, либо покинуть свои посты и отправиться на поиски нового задания. Штефан не собирался уходить. Он должен был попасть внутрь помещения и остановить сумасшедшую фурию, всё глубже запускавшую когти в Матиаса.

На его губах выступила кровь. Девчонка плотоядно провела языком по губам, подалась ближе, пробуя на вкус очередного побеждённого врага.

Звон, разлетевшийся по помещению, заставил девчонку отскочить от Матиаса. Когти её были покрыты тонким слоем багрянца. Нижняя часть лица — тоже. Стекло осыпалось водопадом, пропуская Штефана внутрь. Девчонка ничего не сказала, лишь одарила нового противника презрительным взглядом, перетекла в уже знакомую Штефану форму и бросилась в атаку.

Сражаться с ней было непросто. Она и, правда, напоминала ему маленький ураган, что неизбежно втягивает всё, что на его пути встречается, в самое сердце бури, и не успокоится, пока не превратит это в осколки и обломки. Она была такой быстрой, что моментами казалось: атака идёт одновременно с четырёх сторон. Штефан не нападал, только отбиваться пытался, чудом уворачиваясь от когтей и ножа, мелькавшего во второй руке. Судя по всему, противница его была амбидекстром, потому отлично управлялась обеими руками.

Он отступал до тех пор, пока ментальный щит Матиаса не рухнул, и его, Штефана, не накрыло зашкаливающим количеством чужих ощущений. Боль Матса была не красной, а молочно-белой, с примесью золотистых отблесков. По его губам струилась кровь, она же хлестала из раны, безуспешно зажимаемой пальцами, внутренности жгло и раздирало на десятки частей. Штефана топило в этой боли. Он ею захлёбывался. Она выкручивала не только Матиаса, но и его самого. Вместе с болью пришла злость, перетекающая в дикую ярость.

Его как будто швырнуло вперёд невидимой волной, и от обороны он перешёл в наступление.

Девчонка ненадолго растерялась, но замешательство её было недолгим. Ей тоже было не занимать ярости, дралась она отчаянно. Действительно, с огоньком. Так, что могла не только дать прикурить, но и спалить каждого своего соперника заживо.

Штефан чувствовал, как из брата постепенно уходит жизнь. Дыхание становится всё холоднее, на коже выступают бисеринки пота, а изо рта уже не просто кровь льётся, вместе с кашлем вырываются тёмные её сгустки.

С девкой пора было заканчивать.

И у него появился шанс сделать это.

Оказавшись за спиной у главной фаворитки смертельной гонки, Штефан отбросил последние сомнения и решительно полоснул ножом по тонкому горлу. Та, что столь отчаянно и самозабвенно убивала, больше не ассоциировалась у него со стеклом или с фарфором. Штефан, расправляясь с ней, не почувствовал ни капли удовлетворения или радости. Смерть соперницы была блёклой и непримечательной. Хотя ещё недавно его переполняли сострадание и сожаление.

Нож, вылетев из рук, приземлился на каменный пол с громким стуком. Штефан упал на колени рядом с братом. Коснулся его руки, убрал от влажного лба пряди прилипших волос.

— Не смей, — выдохнул отчаянно и зло. — Я тебе запрещаю.

Матиас на его слова никак не реагировал. Выражение лица не менялось. Он лежал неподвижно. Тяжело дышал. Глаза открыл только после того, как пальцы Штефана скользнули по основательно разодранному животу. Прикоснулись к ранам, надавливая сильнее, чем следовало. Поморщился, закашлялся, вновь сплёвывая слюну со сгустками крови.

— Пришёл меня добить? — спросил, с трудом выдавливая каждое слово. — Поздравляю, Штеффи. Ты — истинный победитель.

— Заткнись, — посоветовал Штефан, чувствуя, что контакт между ними, наконец, установился, и энергия потекла с кончиков пальцев.

Своими силами он бы не справился. Здесь нужны были сильнодействующие лекарства. Он не мог исцелить полностью. Только остановить процесс, запечатав его и слегка облегчив боль.

— Не убьёшь, значит? — прохрипел Матиас.

— Нет. Чёрта с два я позволю тебе сдохнуть.

*

Главное отличие новой гонки от состязаний старого образца заключалось в обилии химер, наводнивших мёртвый дом. Их было так много, что Матиас не удивился бы, начни они отделяться от стен, заполняя собой всё пространство.

От прежних методов воспитания их дрессировщик не отказался. Каждая химера находилась под действием пыльцы фей, о чём недвусмысленно намекали их зрачки, а действия корректировались и координировались при помощи экспериментальных ошейников. Десятки видов, на любой вкус и цвет, десятки разных лиц, за которыми скрывалось всего одно существо.

Их пронзительный, пробирающий до глубины крик звенел в ушах. Шорох их крыльев и скрежет металла, раздававшийся каждый раз, когда ножи скрещивались с когтистыми лапами, бил по натянутым нервам.

Матиас никак не мог отделаться от мысли о том, что в каждую из химер заложены действия того, кто ими управляет. Матс убивал их, но казалось, что десятки раз подряд разделывается не с монстрами — убивает одного и того же противника. Того, кто не отказался бы сотню раз убить его самого, а потом освежевать труп и оставить болтаться на здании новой ратуши. В точности, как подвесил там Герхарда.

Моментами Матиас приходил к выводу, что даже сотня смертей не смогла бы удовлетворить их соперника. Слишком сильной была его ненависть, слишком отчаянными — удары химер, слишком говорящим оказался взгляд, которым их со Штефаном одарили на площади.

Крови было много, слишком много, чтобы он придавал этому хоть какое-то значение, а не просто констатировал факт. В какой-то момент это уже просто перестало иметь значение, превратившись в обыденность, от которой невозможно отделаться.

Они прорывались вперёд, проходя одну часть лабиринта за другой, оставляли на каждом из шести этажей определённое количество трупов, по возможности старались уйти от атак, жрали регенерационные таблетки — пройти эти коридоры, ни разу не попав под раздачу, было бы шикарно, но, увы, нереально. Прихватить с собой по блистеру было отличной идеей. В противном случае, столкновение с монстрами могло завершиться для них куда хуже и плачевнее. На каждый этаж им отвели определённое количество времени. Промедление грозило смертью. На счету была каждая минута, а то и секунда. Они не шли — бежали, натыкались на ловушки, приготовленные крайне гостеприимным хозяином, снова и снова вынуждены были сражаться, уходя от острых когтей и не менее острых зубов.

Под подошвами туго зашнурованных берцев растекалась кровь химер. Она же плотной коркой запекалась на лицах, покрывала лезвия ножей и подсыхала на одежде, отчего последняя становилась жёсткой

— Долго нам ещё бродить по этому лабиринту? — спросил Штефан, швыряя изрядно измятую, местами порванную и испачканную карту.

— Кажется, это последний этаж, — отозвался Матиас, перехватывая карту в полёте и тут же её разворачивая.

После шестичасового путешествия выглядела она довольно плачевно, но найти место, отмеченное красным маркером, не составило труда. Где-то здесь, на седьмом этаже недостроенного особняка, должен был находиться Натан.

— Я в это почти не верю.

— Да я, признаться, тоже. Как будто внезапно попал в сказку.

— Прямиком из ада.

— Точно, — усмехнулся Матиас.

Тишина, стоявшая вокруг, настораживала не хуже, чем любые шорохи и скрипы, прежде служившие условным сигналом. Наверное, им стоило мысленно поздравить себя с победой. Порадоваться, что появилась возможность передохнуть и, наконец, избавиться от напряжения, преследовавшего по пятам с самого начала. Однако именно это стало для них сейчас непосильной задачей. По-настоящему расслабиться они смогли бы, только оказавшись за пределами этого дома. И не в паре шагов от него, а на расстоянии миль в несколько.

Резкий звук, похожий на пожарную сирену, разорвал тишину.

Штефан резко остановился, будто с размаха налетел на невидимую преграду. Матиас прошёл немного вперёд, но затем тоже притормозил. Огляделся по сторонам, пытаясь обнаружить источник звука, но ничего не заметил. Экран, смотревшийся здесь достаточно чужеродно и неуместно, вспыхнул. По узкому, полутёмному коридору разлетелся звук аплодисментов.

— Мои поздравления, сиротки, — произнёс лже-Улоф, обращаясь к обоим близнецам. — Вообще-то я нисколько в вас не сомневался, потому результатом не разочарован. Вы прошли все испытания, подарив мне шесть часов напряжённого и захватывающего шоу. О большем, начиная игру, я и мечтать не мог.

— Как насчёт приза? — спросил Матиас. — Кажется, это было оговорено правилами, и хотя я не очень рассчитываю на твою честность, всё равно спрошу. Где Натан?

— Не рассчитываешь на честность? — эхом повторил мужчина. — Это прозвучало, как оскорбление.

— Это оно и было, — хмыкнул Штефан. — Мы не привыкли доверять первому встречному.

— В данном случае, опасения напрасны, — постарались заверить их. — Я веду свои дела честно...

— Поэтому постоянно держишь своих химер под наркотой? — не удержался от колкого замечания Матиас.

— Это мои химеры. И методы, которыми я их воспитываю, вас не касаются.

Замечание — предсказуемо — не осталось незамеченным, задело за живое. Едва ли тот, кто активно занимался разведением и дрессировкой монстров, не знал о негласных правилах, принятых в среде монстрологов. Не только для галочки и ради очистки совести. Он знал, что эти правила почитаются монстрологами наравне с законами, а то и сильнее, чем законы. Он нарушил кодекс на свой страх и риск. Если бы у Матиаса появились реальные доказательства, если бы он притащил своего нынешнего собеседника к Петеру, малой кровью и выговором нарушитель бы не отделался.

Матиас мог напомнить собеседнику о кодексе, но время и место проведения переговоров действительно не слишком подходили для дискуссии о правах монстров.

— Ваш приятель жив. И скоро будет с вами. Не совсем здоров, правда, но это поправимо.

— Что?

На губах мелькнула мечтательная улыбка. Мужчина продемонстрировал окровавленные кончики пальцев, приложил их к губам. На коже осталось несколько красных пятен. Он слизал их, внимательно наблюдая за реакцией близнецов.

Матиас сильнее сжал руку, до боли перехватывая рукоятку ножа и представляя, как разделывается с этим красующимся пересмешником. Штефан тихо зарычал. Они оба понимали, что над ними намеренно насмехаются и пытаются развести на сильные эмоции, но удержать чувства под контролем оказалось сложнее, чем представлялось на первый взгляд.

— Я хотел захватывающее шоу, в котором каждая минута заполнена напряжением. Вы были занимательны не всегда, а только моментами. Тогда мне приходилось самому себя развлекать, — признался мужчина. — К счастью, это было несложно. Ваш приятель отлично справился с отведённой для него ролью. Так искренне кричал, когда я с ним забавлялся. Так отчаянно сопротивлялся... Но изменить что-то было ему не под силу. Возможно, однажды я напомню ему о себе и ещё раз с ним поиграю. У него вкусная кровь. Мне понравилась.

Экран погас столь же стремительно и неожиданно, как и включился.

Ещё мгновение, и в него полетел бы осколок кирпича, лежавший на полу.

Собеседник применил самый очевидный метод эмоциональной манипуляции, но при этом действенный. Ему удалось вытряхнуть близнецов из состояния равновесия, поселить в них сомнения и заставить нервничать.

Не сговариваясь, они сорвались с места, вскоре переходя с шага на бег. Двигались вперёд, надеясь обнаружить Натана как можно скорее. В этом лабиринте найти верный путь было непросто. Если мужчина не солгал, и кровь на его руках действительно была не чья-нибудь, а Натана, каждая минута промедления могла закончиться плачевно. Вряд ли столь беспринципный тип стал бы ограничиваться парой ничего не значащих царапин. Он бы наносил удары, вкладывая в них всю силу и ненависть. Вымещая их на том, до кого добраться было легче, чем до близнецов. На том, кто, будучи обездвиженным, не мог оказать сопротивления и автоматически превращался в лёгкую добычу.

Лабиринт Минотавра полностью оправдывал своё название. Огромный и запутанный, он состоял из множества коридоров и комнат-обманок, отнимавших драгоценное время и периодически пробуждавших раздражение. Казалось, что ты находишься на правильном пути, но уже через пару минут становилось ясно: очередная ловушка, вместо нового коридора — глухая стена, вместо подсказок — засада из нескольких разъярённых, голодных и отчаянных химер. На седьмом этаже монстров не было, но легче от этого знания не становилось. Создатель лабиринта явно всё делал для того, чтобы посетители, попавшие в эти стены, не сумели выбраться на свободу и плутали по тёмным, достаточно узким коридорам до конца дней своих.

Матиас слышал, как Штефан выругался сквозь зубы, в очередной раз сворачивая не туда и оказываясь в до боли знакомом пространстве. Они ходили по замкнутому кругу, натыкаясь на одни и те же двери.

Шум, раздавшийся в отдалении, заставил обоих насторожиться.

— Ты слышал? — спросил Штефан, нахмурившись.

Матиас кивнул.

— Там? — махнул рукой в сторону одного из коридоров, тонувших в пугающей темноте.

— Пока мы здесь, я ни в чём не уверен, — признался Штефан, — но, кажется, правда, там.

В темноте они бродили недолго. За стеной, мимо которой благополучно прошли несколько раз, оказался тайный ход. Вновь пришлось резать ладони и поить камни кровью, чтобы позволили продвинуться дальше. Минуты текли томительно. Напряжение нарастало, словно снежный ком.

За стеной обнаружилось ещё несколько коридоров. Матиас прислушался, в одном из них точно кто-то был. Недолго думая, Матс бросился туда. Перед глазами стоял счётчик, ведущий обратный отсчёт, словно чёртовы неоновые цифры отпечатались на сетчатке и пообещали преследовать его всегда и везде.

Натана он увидел первым. Тот медленно шёл по коридору, едва переставляя ноги и постоянно держась на стенку. То и дело останавливался, чтобы перевести дыхание. Выглядел довольно паршиво. Неудивительно, учитывая его состояние. Даже на расстоянии становилось понятно, что он сейчас — практически точная копия Матиаса двадцатилетней — без малого — давности. Те же раны, те же жесты — бессмысленные попытки зажать раны, оставленные на теле, липкие от крови пальцы и бордовые полосы на подбородке. Губы такого оттенка, словно на них переспелую вишню раздавили.

Взгляды ненадолго встретились. Матиас застыл на месте, как вкопанный. Затылок саднило и разламывало на части, вдоль позвоночника растекалась не просто холодная, а по-настоящему ледяная волна. Натан что-то попытался сказать, но разобрать ни слова не получилось. С губ сорвался неразличимый хрип, Натан закашлялся и стал стремительно оседать на пол, не добравшись и до середины коридора. Невидимая рука, до того сжимавшая затылок Матиаса, перешла на шею, скользнула ниже, легла точно между лопаток и подтолкнула его вперёд.

Он бросился к Натану. Тот всё ещё силился что-то сказать, но вместо слов изо рта доносились только хрипы. На малиновых губах пузырилась чёрная кровь.

— Волчонок... — позвал тихо, опустившись перед ним на колени и прикасаясь к аномально холодной, покрытой испариной коже.

Натан протянул к нему руку, положил её на щёку, поглаживая.

Говорить уже не пытался, только смотрел неотрывно.

— Это ловушка, Матс! — раздался сзади крик Штефана.

С опозданием. Матиас и сам всё понял за несколько секунд до того, как услышал голос брата. Такое с ним уже было, и он не мог не запомнить. Только тогда вместо Натана была маленькая девочка, которую он по дурости пожалел. Она его не щадила, рвала на части, как старую тряпку и адски хохотала, то и дело повторяя всего одно слово.

Неудачник.

Матиас отшатнулся раньше, чем на месте аккуратных ногтей появились огромные когти, готовые то ли располосовать ему лицо, то ли разодрать в клочья сонную артерию. Для тяжелораненого его противник двигался слишком легко и быстро. Убить с одного удара, правда, не смог. План провалился. Вместо смертельного ранения на коже Матса появились неглубокие царапины, на которые он даже внимания не обратил.

Противник зарычал и бросился на Матиаса, сбивая с ног, прижимая к полу и занося когтистую руку для удара.

Любовь к театральщине и зрелищности сыграла с ним злую шутку. Время, потраченное на мимолётный кровавый поцелуй дало Матиасу фору, и он не преминул воспользоваться шансом. Нож вошёл прямиком в сердце несносного создания, пробивая насквозь. Кровь полилась не только изо рта, но и из раны. Матиас повторил удар ещё дважды, отшвыривая противника от себя и ощущая на губах мерзкий привкус его гнилой крови. Теперь это не было иллюзией. Теперь она действительно стекала с губ. Лица существа менялись одно за другим, позволяя увидеть все образы, за которыми он скрывался, начиная с Улофа, заканчивая Натаном. Не только мужчины, но и несколько женщин. Все, кого он убивал. Все, кого планировал убить.

Его собственное лицо оказалось последним.

Показалось смутно знакомым. При ближайшем рассмотрении сомнения окончательно исчезли.

Они знали того, что с ними забавлялся и умудрялся держать в страхе весь город. Знали целых три минуты, если учесть продолжительность их бесед. И девятнадцать лет, если принять в расчёт момент первой встречи.

Душа окончательно покинула тело, и мужчина лежал на полу неподвижно. Мог бы выглядеть безмятежно, если бы не злобный оскал, застывший на лице. Он умер раньше, чем отомстил своим главным обидчикам. Вся его борьба оказалась напрасной. Мастерски выстроенная схема рухнула вмиг, подобно карточному домику.

— Картман, — произнёс Матиас, не слишком удивлённый увиденным. — Надо же, какая встреча.

— Он ведь обещал однажды отомстить, — заметил Штефан, присаживаясь на корточки и закрывая Картману глаза; мизерная дань традициям. — Зря мы ему не поверили.

— Это называется «недооценивать противника по глупости», — признал Матс, неотрывно глядя на брата, отряхивающего руки. — Всё-таки маленькие гении умели удивлять. Что тогда, что сейчас.

— Вот только последний фокус им никогда не удавался. А он у них был один на двоих.

— Напрасно он сделал ставку на этот вариант. Дважды в одну ловушку я бы не попался.

*

У того, кто считал себя живым воплощением справедливости и главным её адептом, представления о ней были весьма специфическими. И не вызывали ничего, кроме саркастических усмешек.

Они провели вместе несколько часов. Большую часть времени мужчина, так и не назвавший своего имени, пребывал в образе самого Натана, и это фантастически раздражало. После нескольких провальных попыток Натан не пытался его разговорить. Судя по всему, мужчина готов был болтать без умолку, но только не о том, что интересовало Натана. Он отпускал комментарии относительно каждого действия, происходившего на экране, говорил о своих химерах, но о причинах, толкнувших его на преступление, продолжал умалчивать. Натан плевать хотел на монстров, они его никогда не интересовали. И в комментариях о ходе боя он тоже не нуждался, потому что смотреть на экран ноутбука для него было пытке подобно. Он то и дело прикрывал глаза, а снова открывал их только после того, как непрофессиональный комментатор говорил, что напряжённые моменты остались позади. Натан подозревал, что однажды вера в чужие слова может сыграть с ним злую шутку. Он распахнет глаза и увидит на экране не только трупы химер. Однако пока удача ему улыбалась, а близнецы продолжали подниматься наверх, оставляя позади всё больше пройденных испытаний и мёртвых монстров.

Я не желаю тебе зла, сказал этот странный мужчина, склоняясь к Натану так близко, что его дыхание ощущалось на губах.

Натан подался назад, пытаясь уйти от вынужденного контакта, но к нему придвинулись вновь. Буквально заставляли смотреть в глаза. Впервые за долгое время Натан подумал о том, что смотреть на своего двойника — довольно жутко. У близнецов наверняка было иное восприятие и мировоззрение на порядок отличалось, но ему, привыкшему быть единственным в своём роде, это сходство причиняло психологический дискомфорт. Собеседник это понимал и наседал в разы активнее, как будто пытаясь выжечь в его сознании мысль о том, что убийство близнецов будет совершено именно в таком облике.

И смерти тебе тоже не желаю, повторил то, что уже говорил прежде.

— Только им, — подвёл итог, хлопнув Натана по плечу и отстраняясь.

— Может, тогда будешь так любезен и освободишь меня? — предложил Натан.

Ответа не последовало. Конечно, если не считать ответом заразительный смех.

Догадаться, что так развеселило двойника, было несложно. Он отдавал себе отчёт в том, что стоит освободить Натана, и весь план пойдёт под откос. Натан отправится на поиски близнецов и, несомненно, поделится с ними чужими планами. Иначе и быть не могло.

Изображение со скрытых камер, отображавшееся на экране ноутбука, исчезло. Вместо него появилось окно какой-то незнакомой программы.

— Через полчаса от этого дома камня на камне не останется, — сообщили Натану довольным тоном. — К этому времени я буду далеко отсюда. Ты тоже попытайся спастись, если действительно хочешь жить.

— У тебя омерзительное чувство юмора, — отозвался Натан.

— Жаль, что ты его не оценил.

Едва ли собеседник действительно жалел о чём-то. Скорее, продолжал старательно разыгрывать привычную клоунаду.

Ноутбук остался стоять на столе. На чёрном экране гипнотически мелькали цифры. Шёл обратный отсчёт. И Натан кусал губы в ожидании осуществления худшего из возможных сценариев. Попытки избавиться от верёвок были обречены на провал. Он знал об этом с самого начала, но всё равно продолжал прикладывать максимум усилий. Эффект, правда, получался совсем не тот, который хотелось бы. Ему было знакомо это чувство. Тонкий запах, словно лист железа полили водой. Вначале слабый, но с каждой секундой нарастающий всё сильнее, жжение в пострадавших запястьях, стёртых до крови. Верёвки не скользили по повлажневшей коже, продолжали впиваться в неё. Натан зашипел.

Время, до того тянувшееся, словно расплавленная резина за асфальтом, внезапно ускорилось, и ход его превратился в бег. Полчаса, отмеренных на спасение, стремительно таяли. От них осталась только треть, и Натан очень сомневался, что успеет.

Несколько попыток перекинуться в звероформу обернулись неудачей. Если бы он смог это сделать, верёвки бы лопнули под натиском магической энергии, но он так и оставался в форме человека. Дом противился и мешал его трансформациям. Натан не задавался вопросом: почему. Этот ответ он тоже знал. В прошлый раз ему удалось прорваться через магический барьер, сменив форму. В этот раз его намеренно лишили такой возможности.

Визави всё-таки солгал. Быть может, смерти действительно не желал, но и отпускать на все четыре стороны не собирался. Опасался, что однажды Натан может проникнуться идеей мести так же, как проникся он сам? Не хотел оставлять в живых свидетеля? Не считал тех, кто имел хоть какое-то отношение к близнецам, достойными второго шанса, а сразу же списывал со счетов? Неизвестно, какой из этих вариантов был ему ближе: один или все сразу, но факт оставался фактом.

Натан дёрнул рукой сильнее обычного. Переход в полуформу ему тоже не давался и выпустить когти не получалось.

Предусмотрительная всё-таки попалась тварь.

Боль в запястьях стала невыносимой, верёвки — мокрыми, но не скользкими, а липкими. Запах — насыщенным, концентрированным.

Счётчик продолжал бесшумно убивать секунды, отведённые на спасение.

Натан почти ушам своим не поверил, когда дверь распахнулась. Близнецы синхронно бросились к нему.

— Будь умницей, волчонок, и не дёргайся, — посоветовал Штефан, оказываясь у него за спиной.

К запястьям прикоснулось лезвие, медленно, с осторожностью вспарывающее верёвки. Матиас в это время занимался верёвками, сковывавшими щиколотки. Натан почти не чувствовал ног, но дёрнулся невольно, когда кончик лезвия уткнулся в лодыжку.

— Извини, — произнёс Матиас, покончив с верёвками. — Я не нарочно.

— Как вам удалось? — спросил Натан, поднимаясь и растирая запястье через ткань.

— О, это долгая история, — протянул Штефан. — Но мы расскажем её чуть позже, когда в запасе будет больше времени, а над нами перестанет висеть угроза — превратиться в неаппетитную подливу под обломками этого дома.

— Откуда?.. — начал Натан, но его перебили, приложив палец к губам.

— Всё та же долгая история.

— Понятно.

Вообще-то солгал. Ничего ему не было понятно. Единственное, в чём не возникало сомнений, так это в том, что ответы на интересующие вопросы хранятся в прошлом близнецов. Есть у обоих тайны куда более мрачные, чем процесс с несостоявшейся актрисой и её родителями, раздувшими скандал до небес. Есть что-то хуже, чем история с бойцовским клубом и тренировками запрещенных законом химер. Как минимум, что-то на уровне этого. Что-то, до чего он, проводя самостоятельное расследование, так и не сумел докопаться. Одно только это его порядком настораживало.

— Пять минут, — резюмировал Матиас, посмотрев на экран. — Негусто.

— Успеем? — спросил Штефан.

— Должны.

— Волчонок, что насчёт звероформы? Она сейчас была бы как нельзя, кстати.

— Не могу, — признался Натан. — Я пробовал, но не могу.

— Это хуже, ну да ладно. И так постараемся прорваться, — заключил Штефан.

В его голосе не было ни намёка на панику. Лишь уверенность в собственных силах. Он просчитывал всё на несколько шагов вперёд. И явно не ограничивался единственным вариантом. Помимо основного, у него было и несколько запасных планов действия.

Впервые за эту сумасшедшую ночь Натан почувствовал себя уверенно и позволил себе короткую улыбку.

Седьмой этаж, на котором они находились, остался позади. Ноутбук так и стоял на столе. Натан продолжал отсчитывать цифры про себя. Они не укладывались в отведённое время. На преодоление каждого этажа им требовалось не меньше полутора минут. Да и то, при самом оптимистическом раскладе. В этих лабиринтах чёрт бы ногу сломал, потому и предпочитал туда не соваться. А им пришлось.

Осталось шесть этажей и три с половиной минуты. Здесь, на шестом этаже, ощутимо повеяло гарью. Запах дыма мерещился Натану ещё в тот момент, когда они были на пролёт выше, но тогда он отмахнулся от этой мысли. Теперь отмахнуться не получилось. Он явственно ощущал, как огонь подбирается к ним всё ближе. Пространство лабиринта, состоящего из бесконечных коридоров, затягивал сизый дым. Натан слышал треск. Здание горело, и горело основательно.

— Так не выбраться, — резюмировал Матиас. — Остаётся один вариант.

Они с близнецом обменялись выразительными взглядами. Штефан усмехнулся и толкнул дверь ближайшей комнаты, потянув Натана за собой. В мгновение ока пересёк расстояние от двери до окна, рванул в разные стороны ветхие шторы и запрыгнул на подоконник.

— Матс, помоги, — крикнул брату, ударив лезвием ножа по нежелающим открываться створкам.

Натан ощущал под ногами нестерпимый жар, как будто под ними разверзались врата ада. Оставалось две минуты.

Когда время сократилось до минуты, окно, наконец, поддалось. В комнату ворвался порыв утреннего свежего воздуха.

— Приятной посадки не обещаем, но постараемся, — произнёс Матиас.

— Воодушевляет, — хмыкнул Натан, поднявшись на подоконник.

— Хочешь сказать, ты разучился мягко приземляться на четыре лапы?

— Нет, но... Я такое только в боевиках видел. На себе никогда не испытывал.

— Всё когда-нибудь случается в первый раз, — заметил Штефан.

— Особенно, если связываешься с кем-то вроде нас.

— На счёт три.

— Три, — произнёс Матиас, благополучно проигнорировав «раз» и «два».

Он шагнул в бездну первым и потянул остальных за собой.

Натану это ощущение было знакомо до тошноты и до неё же омерзительно.

В который раз его отбросило в тот день, когда он летел с крыши. Сначала с лже-Улофом, а когда тот растворился — в одиночестве. Сейчас ощущения были ничем не лучше. Сердце бешено заходилось в груди, а то и в горле, перед глазами вставали совсем не радостные картины, ветер свистел в ушах; земля неумолимо приближалась.

Он зажмурился, боясь смотреть вниз.

Руки близнецов сомкнулись вокруг него точно кокон, и сами они прижались к нему, закрывая собой. В точности, как в иллюзии, некогда созданной Штефаном, Натан почувствовал, как они обняли его в полёте, зажав с обеих сторон, и место паники заняло умиротворение. Его закружило в вихре хорошо знакомого тепла, и он позволил себе расслабиться, ни о чём не думая.

Обратный отсчёт закончился.

Счётчик замер на нулях, и, кажется, Натан слышал, как через слой ваты или воды, звук взрыва, уничтожившего мёртвый дом. Приземление, несмотря на не внушающую доверия презентацию, получилось мягким. Деликатным даже. Натан чувствовал, что лежит на траве, и близнецы продолжают обнимать его в четыре руки. Матиас шептал что-то успокаивающее на ухо, Штефан уткнулся носом в макушку, по привычке запечатлев на его волосах мимолётный поцелуй, и произнёс:

— Всё закончилось, волчонок. Всё это дерьмо совершенно точно закончилось.

Натан открыл глаза не сразу, но когда сделал это, понял: они всё ещё находятся под защитным барьером, созданным близнецами в момент приземления. Взрыв Натану не привиделся. Здание действительно превратилось в руины, охваченные пламенем.

Он подошёл к краю защитного барьера, прикоснулся к нему обеими руками, словно к стеклянной стене, и неотрывно наблюдал за тем, как дым поднимается в облака, а языки пламени лижут камни.

— Закончилось, — эхом повторил Натан. — А что?.. Он... Чистый лист с десятком чужих лиц...

— Погребён под этими завалами, — моментально отозвался Матиас.

— Вы действительно давно с ним знакомы?

— Достаточно для того, чтобы по глупости успеть списать противника со счетов и позабыть о его угрозах.

— И причины для мести у него, надо полагать, тоже были?

— Были, — без особого энтузиазма подтвердил Штефан.

— В таком случае, вы обязаны всё мне рассказать, — подвёл итог Натан. — Я хочу знать правду. Одну лишь правду. Ничего кроме правды.