Сингор помнит их первую встречу так, словно это было вчера. Это была ночь, густой лес, и тихий дым, вьющийся над маленьким костром.

Из-за Зелёного пакта* босмеры разводят огонь не так уж и часто. Их города, выстроенные Говорящими с Зеленью* из дубов-грахтов, отапливаются с помощью древесного сока, текущего в «стенах». Те же, кто живут в домах из привозного дерева и камня, вынуждены покупать уголь и древесину для растопки.

Но иногда, когда Зелень готова подарить им мёртвые ветви, они разводят костры. Ведь нет места для беседы лучше, чем подле живого огня.

Босмерка обернулась, услышав шаги, и встретила Сингора робкой улыбкой. А он застыл, зачарованный пламенем, танцующим в её глазах. Чёрно-прозрачных, как вулканическое стекло.

Он разделил с ней костёр, и беседу, и шерстяной плащ. И осознал, что не позволит этому чудному видению, Аерин — её имя пело у него на языке — исчезнуть из его жизни.

***

Аерин прекрасно помнит день, когда они связали свои жизни в одну. Вернее, церемонию в храме Мары она помнит весьма смутно. Слишком много меров, слишком много лести и наигранных поздравлений, слишком много блеска и роскоши. Хотя, возможно, на её восприятие повлияла разделённая молодожёнами чаша ротмета*. Но то, что было после, навсегда отпечаталось у неё в сердце.

Держась за руки, босые и простоволосые, они торжественно шли к многолетнему дубу, раскинувшему свои ветви над их — уже общим — домом.  Её шёлковое платье — зелёное, как подобает — подолом тянулось по росяной траве. Оно было нежное-нежное, как молодая листва — как его глаза.

Сингор с улыбкой выбирал из её волос драгоценные шпильки и невесомо пропускал через пальцы смоляные пряди, почти достающие до земли.

Они остановились у дуба, как ранее — у алтаря Мары, бережно держащей в руках связанную узлами нить — и застыли друг напротив друга, вслушиваясь в шелест ветра, общее, разделённое на двоих, дыхание и биение сердец. Прикрыв глаза, Аерин могла различить свист тростника — его голос.

У И`ффре нет алтарей. Но он — в каждом босмере, в каждом, кто чтит его заветы и признаёт себя принадлежным к народу древесного сока. И они создают алтари сами.

Пред древом, что стало свидетелем их нерушимого, истинного союза, они разделили поцелуй. И это не тот поцелуй, что они подарили друг другу в храме — холодно-пристойный, дань традиции, от которой всё равно морщатся степенные альтмеры. Нет, в этом поцелуе была жизнь, и страсть, до укусов, до крови. Аерин сыто облизнулась, ощущая терпкое железо на своём языке и видя такую же улыбку на его алых губах.

Разделённая кровь — нерушимая связь. Жизней, судьб, душ... тел. 

Ротмет — лишь жалкое подобие, символизм. Истина же отдана в жертву благопристойности.

Сингор повалил её на траву, и Аерин звонко засмеялась, опьянённая кровью и счастьем, до тех пор, пока с её губ не сорвали первый стон — дрожащий, как тени от пламени.

Они лежали вместе на плаще из спутавшихся воедино волос. На одинаково искусанных губах — алые улыбки, на коже — в основном — его коже — неосторожные царапины и полукружья зубов. Над их головами раскинул ветви величественный дуб, склонившийся, словно заключающий их в бережные объятия.

Каждый год, в этот самый день, на его ветвях расцветают пёстрые шёлковые ленты. У И`ффре нет алтарей, но и ему приятны принесённые из искренней благодарности дары.