Уговаривать Льюиса не пришлось. Повеса сам явился на борт на второй день после того, как «Звездочёт» встал на ремонт. Сияющий белозубой улыбкой, благоухающий модным парфюмом, нарочито прихрамывающий на новенький протез и совершенно неотразимый. В общем, всё как всегда, кроме протеза.

       За спиной Повесы маячила его очередная пассия — на редкость белокожая, светловолосая и длинноногая, словно сошедшая с ретро-голограмм, стилизованных под визуальную рекламу периода освоения Дальнего Космоса. Ничего общего с чаще всего сопровождавшими Льюиса копательскими дочками.

       — Я с девушкой, хорошо? — вместо приветствия декларировал пилот, подходя к трапу. Вопросительной интонации в его словах почти не угадывалось. — Покрутись тут поблизости, мне надо с капитаном пообщаться, — не менее декларативно заявил он спутнице, решительно двинувшейся за ним следом.

       — А с тобой нельзя? — поинтересовалась та, хлопая длинными густыми ресницами.

       — Нет, прости, радость моя. Но и тут много интересного — ты походи, посмотри! — Повеса привык, что его пассии в жизни не приближались к космопортам и звездолётам и всякий раз впадали в ступор от восторга, оказавшись в непосредственной близости от настоящего космического корабля.

       Но не похоже было, чтобы девушке звездолёт был в новинку. Она безучастно стояла посреди технической площадки и больше была заинтересована своей объёмистой сумкой, зажатой под мышкой, чем окружающей её машинерией. Сумку она время от времени приоткрывала и заглядывала внутрь, после чего снова со скучающим видом принималась осматривать ангар, явно витая в каких-то своих эмпиреях.

       Проходя шлюз, Льюис Беккер приложил ладонь к обшивке и на миг задержался, словно обменявшись со «Звездочётом» приветственным рукопожатием. Если бы кто-то его спросил, пилот бы уверил, что корабль ему ответил, едва ощутимо качнувшись.

       — Кэп на месте? — поинтересовался Повеса в пространство, оказавшись на борту.

       — На месте, — немедленно отозвался Хирш через корабельные динамики. — А ты тут какими судьбами? Неужели решил вернуться?

       — Видел, с какой я девчонкой? — увильнув от ответа, похвастался Повеса.

       Шон замялся, но всё же произнёс довольно сдержанно:

       — Да, хороша… Просто… не в моём вкусе…

       — Эй, ты что, мужик?! Как так может быть? Она ведь прекрасна!

       — Прекрасна. Но не в моём вкусе.

       — Оу, только не говори, что ты сменил пол! — ужаснулся Беккер, уже подходя к капитанской каюте.

       — Да, сменил, — хохотнул Шон, — но как только наступят критические дни, тут же поменяю обратно.

       — Ты серьёзно? — уточнил Повеса. Зная нравы их с Хиршем соотечественников, он бы не удивился такому повороту.

       — Нет, конечно, — развеял его опасения Хирш, — я не сменил пол, я его утратил. Вместе со всем телом.

       — Как так? — опешил Беккер.

       — Долгая история, но кэп тебе её наверняка расскажет. А что это твоя девица всё в сумку заглядывает? Что у неё там?

       — Пончик, — ответил Льюис, но пояснить не успел, поскольку Резвый в этот момент распахнул дверь своей каюты и впустил новоприбывшего.

       Хирш не постеснялся проникнуть следом, однако продолжать диалог с Беккером, конечно же, не стал.

       — Надо понимать, мальчик не справился? — со снисходительными нотками поинтересовался Льюис, покончив с приветствиями. — Ради нашей команды я согласен его подменить. Даже подучить, если ещё не поздно. Ему же лет тридцать, ещё есть шанс… Так что я готов лететь.

       — Ну, как тебе сказать, Повеса… — вздохнув, ответил Резвый и принялся рассказывать.

***

      Призрак, как и было договорено с капитаном, озаботился подбором команды. К делу он привлёк Громовержца, мотивируя это тем, что абордажники проходят по его ведомству. Теперь старпом и штурм-лидер второй день занимались своеобразной охотой и выслеживанием: просматривали сообщения в Информсети и открытые данные агентств по найму, даже бродили по кабакам, забегаловкам и дешёвым гостиницам возле основного космопорта, ненавязчиво расспрашивая барменов и администраторов и стараясь при этом особо не афишировать свою заинтересованность. Несколько раз они начинали разговор с потенциальными кандидатами, но ни один из таковых в достаточной степени не соответствовал их запросам. Из всей многочисленной когорты рекрутёров, обслуживающих Адмиралтейство, Призрак рискнул обратиться только к одному, самому надёжному, но имеющему обширную базу данных. Тот особо порадовать Леона не смог, сослался на шумиху вокруг новой «червоточины», из-за чего возник переизбыток официальных вакансий, моментально закрывающихся. Бойцы, конечно, были не самыми востребованными в деле колонизации, но просто крепких парней к работе привлекали охотно. А из них редко кто специализировался строго по части космических абордажей и боёв на тверди.

       В обмен на дозированную инсайдерскую информацию о «кротовьей норе» рекрутёр всё же признался:

       — Есть одно любопытное резюме, пару часов назад в базу данных упало. Я ещё толком не смотрел. Там как раз вояка. Нам не сильно интересен, а вот вам может подойти полностью. — И дал его координаты, подключив коммуникатор Призрака к рекрутинговой системе.

       Остановился означенный вояка в маленькой гостинице для фермеров и копателей. Призрак предложил сначала заглянуть в кафетерий при ней, чтобы вкусно поесть перед возвращением на корвет и провести собеседование в комфортных условиях.

       — Смотри, уж не наш ли это медведь, — отставив в сторону опустевшую тарелку из-под рагу, обратил внимание Призрака Чен. — Если бы не человеческая голова и пропорции тела, я бы его за урсулида принял!

       Призрак осторожно обернулся.

       Мужчина за столиком возле барной стойки действительно впечатлял: даже сидя он был на голову выше низкорослого Чена, а шириной плеч мог бы поспорить с покойным Глыбой. Его комбинезон-мезоскелет армейского образца, но без знаков различия, очерчивал укреплённые по силовым линиям бугры мышц на могучей спине и руках, придавая его и без того мощной фигуре поистине медвежьи очертания. Голубой берет, аккуратно сложенный, покоился «под погоном». Нежно-розовая, безволосая кожа на лице носила следы недавнего глубокого восстановления, об этом же свидетельствовали слишком резкие, будто рубленые черты лица: хищный, тонкий нос, высокие скулы, ниточка бледных губ. Едва уловимую, остаточную скованность некоторых движений мог заметить только Чен Лей благодаря своему опыту и генным модификациям, от всех прочих она бы ускользнула. Даже от Призрака.

       — Рус? — с лёгким удивлением произнёс старпом, опознав гражданство по характерной одежде. Многофункциональные комбинезоны с технологией мезоскелета позволяли при необходимости следить за физиологическими показателями организма, поддерживать опорно-двигательный аппарат и увеличивать мышечную силу. В них можно было интегрировать множество разнообразнейших модулей, приспособив под любые выполняемые задачи. Если подумать, мезоскелеты действительно были весьма удобны, но только русы до такой степени их ценили, что ввели даже в повседневный обиход.

       В то же время, удивление Призрака было вполне обоснованным. Фронтир — место интернациональное. Здесь каждый был своим, откуда бы ни прибыл и в каком бы возрасте ни подался в Стражи. Однако русы среди пиратов и каперов, а уж тем более — среди фермеров и копателей встречались очень редко.

       Вся их культура, весь образ жизни способствовали гармоничному сосуществованию внутри своего общества, разнообразной работе на благо родного государства и неограниченной свободе выбора рода деятельности. Оказаться изгоем на Фронтире, не найдя себе места среди своих, было чем-то беспрецедентным, непредставимым. Тем более — для солдата элитных десантных войск, принадлежность к которым недвусмысленно выдавал голубой берет.

       — Может, командировочный? Исследователь? Ну, знаешь, русы такое практикуют… Заинтересовался какой-то космической загадкой и сорвался её решать, — предположил Громовержец, не особо, впрочем, веря в собственную версию.

       — Ага, конечно, — не согласился Призрак. — «Загадка Адмиралтейства»? Кто, когда и по какой придури додумался назвать таким образом планету, где Адмирал Армады бывает в лучшем случае неделю в году, терраформирована едва ли седьмая часть, а из официальных учреждений — только ремонтная верфь да космопорт общего пользования? Достойная задача для десантника, чего уж там.

       — Он после серьёзного ранения, — заметил Громовержец. — И восстанавливался тоже серьёзно. Где-нибудь на Кисельных Берегах или реабилитационных базах столичной звёздной системы.

       — Тем более нечего ему тут делать. Кроме как искать работу, конечно, — и, сверившись с показателями коммуникатора, подтвердил: — Да, ты прав, это наш медведь. А что за Кисельные Берега?

       — Курорт руский какой-то. Единственный, который я знаю... — расплылся в хитрой ухмылке штурм-лидер.

       Как оказалось, с «медведем» Чен попал в точку: рус представился как Корд Бер. Он взял это имя по обычаю русов в двадцать пять лет, по окончании длительного комплексного обучения, — как символ основательности и силы, твёрдости духа и умения идти напролом.

       Представляясь, Корд пожал руку Чену во всю мощь своей лапищи, безошибочно распознав в штурм-лидере солдата, а Леону — едва ли в десятину силы. Внимательные серые глаза скользили по собеседникам, те присматривались к потенциальному сокоманднику в ответ.

       — Призрак, старпом корвета «Звездочёт» капитана Резвого, Армада Старины Дрейка, — официально представился Леон. Чен был более краток:

       — Громовержец, штурм-лидер.

       — А что, он правда Дрейк? — не преминул спросить Корд.

       — Правда. Роджер Дрейк. В юности его звали Весёлый Роджер, но потом он стал Стариной Дрейком. И все это приняли.

       — Пират? — продолжал удивляться Корд.

       — Нет, патентованный капер. С того момента, как впервые попал на звездолёт и всю свою долгую карьеру Стража, пока не стал Адмиралом. Теперь он сам выдаёт патенты.

       — А вы, ваш «Звездочёт»?

       — Каперы, — подтвердил Призрак. Кажется, рус не поверил. Но непосредственностью он не уступал всё тому же Глыбе, так что сомнения свои тут же озвучил:

       — Почему тогда рекрутируете частным порядком?

       Призрак ответил сразу же, без паузы, будто ждал такого вопроса:

       — Предпочитаю неформальное общение. Так о кандидате можно сложить более достоверное мнение. Кроме того, твои данные мы получили от официального рекрутёра, услугами которого обычно пользуемся, — Годар кивнул на браслет коммуникатора Корда, мерцавший голубоватым светом, сигнализируя, что его владелец внесён в базу данных рекрутинговой системы. Про возникшие у команды «Звездочёта» проблемы он, разумеется, не упомянул.

       — Ещё о чём-то хочешь спросить? — уточнил старпом и, получив отрицательный ответ, продолжил: — Тогда наша очередь задавать вопросы…

       Как показал дальнейший разговор, предварительные выводы Призрак с Громовержцем сделали правильные. Рус действительно был комиссован из десантуры по причине тяжёлого ранения, проходил реабилитацию на том самом знаменитом курорте Кисельные Берега, продолжать службу больше не мог, интереса к исследованиям не имел и на Фронтир подался по своим собственным, личным причинам, о которых обязался поведать чуточку позже. Работу он искал привычную и подходящую по навыкам и талантам, так что в абордажную команду на каперский корвет готов был вступить хоть сейчас.

       — Стало быть, по обычаю Стражей ты примешь кружку наёмничьего пойла? — спросил Леон, переглянувшись с Громовержцем. Тот явно был доволен своим новым бойцом.

       — Приму, — согласился Корд.

       — Что ж, тогда напоследок расскажи о причинах, — попросил Призрак.

       — А причина одна — моя сестра. Слышали что-нибудь о нападении полиморфов на руский корабль в системе Гагарина в 3084-м?

       — Сорок восемь лет назад я ещё служил Поднебесной, до нас такая информация не доходила, — ответил Чен.

       — А я слышал, — сказал Леон, и в голосе его промелькнуло сочувствие.

       Известие об экстраординарном инциденте долетело даже до Священной Империи. Полиморфы тогда устроили засаду возле «дикой», не обслуживаемой космической базой «червоточины». И это было странным шагом, несвойственным для этих инопланетян, имеющих собственные пути перемещения по космосу и «кротовьи норы» не замечающих. По всему выходило, что они целенаправленно охотились на людей. Зачем — неведомо. Пытаться понять намерения и логику существ, даже телесная форма которых могла изменяться произвольно и сколь угодно часто, — всё равно, что ложкой вычерпывать океан.

       — Она была на том корабле. Моя сестра Лана.

       Дальше можно было не объяснять: в армию Корд вступил для того, чтобы быть на передовой борьбы с ненавистной инопланетной расой. Да и на Фронтир, комиссовавшись, направился по той же причине.

       Растянувшийся извилистой линией на границе людских систем, Фронтир был единственным сдерживающим фактором по отношению к агрессивным чужеродным существам, контактировавшим здесь с человечеством. Сопредельные (насколько в космосе это понятие было уместным) государства предпочитали сохранять эту буферную зону. Им выгоднее оказывалось время от времени осуществлять совместные кампании, снабжать всем необходимым союзнические Армады, вести с ними торговлю, поощрять контрабанду и даже терпеть периодические нападения фронтирных пиратов, чем напрямую столкнуться с враждебными инопланетянами.

       Тому же, кто всеми силами стремился оказаться в самом пекле этой неутихающей войны, прямой путь был на Фронтир. Но всё-таки кое о чём Корд умолчал: к Стражам он подался только спустя тридцать пять лет службы в армии Возрождённого Союза. И этому, разумеется, были свои объяснения, свои причины, не связанные с сестрой. Однако Призрак пока что позволил русу оставить их при себе.

       Вот теперь можно было выпить.

       — У тебя найдётся «ракетное топливо»? — спросил Призрак бармена. Низкопробная выпивка Стражей была частью ритуала найма нового члена команды, обычно эту бурду мало кто пил. А в копательском заведении её могло вообще не оказаться. Но бутылка высокоградусного забористого пойла всё же нашлась.

       На корвет возвращались уже втроём, Корд на сборы потратил считанные минуты, чем порадовал Громовержца, отвыкшего от настоящей армейской выучки у своих подчинённых.

       Впрочем, на этом удача нанимателей покинула Годара и Лея, и больше ни одного подходящего кандидата им не встретилось.

***

      Льюис был безутешен: его сказочная блондинка упорхнула восвояси на следующий день после того, как Резвый вновь утвердил Повесу в качестве пилота.

       Не то чтобы его никогда раньше не бросали девушки — напротив, чаще всего именно девушка становилась инициатором разрыва. Просто потому, что Повеса сам осторожно подводил её к этому шагу, когда чувствовал, что отношения начинают его тяготить. Он искренне привязывался к каждой новой своей пассии и неизменно какое-то время ходил окрылённый любовью. Даже когда одновременно крутил амуры с парой-тройкой копательских дочек. А потом либо пыл угасал, либо терялась новизна ощущений, либо девушка внезапно начинала вить гнездо и строить матримониальные планы… И наступала пора расстаться. Отголоски недавнего чувства некоторое время продолжали терзать Льюиса, именно поэтому он позволял девушке оставить последнее слово за собой. Пусть хотя бы она, вчерашняя любовь Повесы, не мучается виной и грустью по утраченным отношениям. А он к такому уже привык. В конце концов, он ведь мужчина.

       Расставание в большинстве случаев проходило мирно, полюбовно, с ноткой тихой грусти и запоздалой романтики.

       При этом влюбиться, разочароваться и расстаться Льюис успевал минимум дважды за каждую кратковременную побывку на тверди.

       Но в этот раз всё сложилось иначе.

       Что-то такое было в этой сногсшибательной красотке, что цепляло потайные струны в душе Льюиса Беккера. И вовсе не внешность. Копательские дочки были непритязательны, покладисты и по-домашнему уютны. Во всяком случае, Повеса выбирал именно таких. Эта девушка оказалась другой. В ней чувствовался характер, живой ум, чувство собственного достоинства, не перерастающее при этом в стервозность и заносчивость. Получалось, что именно такой типаж был Льюису больше по душе, пусть раньше он этого не осознавал и знающих себе цену женщин сторонился.

       Кроме того, она его не просто бросила — она исчезла из его жизни в один отнюдь не прекрасный миг, так же внезапно, как и появилась. Обладательница столь яркой внешности не могла просто раствориться в толпе, но именно это и произошло. Он пытался её искать, но безуспешно.

       Впрочем, кое-что осталось от неё на память. Пончик. И Льюис расценил это как прощальный подарок.

       После такой потери заводить новый роман у Повесы желания не было, а значит, оставаться на тверди не имело смысла. Да и финансовой возможности — тоже. Так что Беккер собрал вещи, прихватил подарок и отправился на «Звездочёт».

       Он принципиально никогда не здоровался и не прощался, всякий раз словно возобновляя прерванное общение.

       Поэтому, подойдя к кораблю, заявил:

       — Надеюсь, парни, вы не будете против зверушки на борту?

***

      Против оказалась Рута.

       Льюис, из-за которого случилось нежданное пополнение экипажа, всё ещё был опечален пропажей пассии и не утруждал себя заботой о её оставленном питомце.

       Команда же недоумевала, что с ним делать.

       Кот выглядел довольно необычно. У него было некрупное тело с большой тяжёлой головой, высоко поставленными ушами и лысой «маской» на морде. Тонкие ноги тоже были почти лишены шерсти и оканчивались непомерно широкими лапами с добавочными пальцами — длинными и подвижными. Гибкий хвост утончался к кончику и будто жил собственной жизнью. Шерсть казалась жёсткой и спутанной, как железная трава — настырный и неприхотливый сорняк аграрной планеты Руанар. Но на самом деле была мягкой и густой, пусть и лишённой подшёрстка. Обманчивое впечатление создавалось из-за весьма непривычного окраса — чалого, «соль с перцем», словно волосы рано начавшего седеть жгучего брюнета. Круглые внимательные глаза на лысой морде неотрывно следили за каждым проходящим мимо, будто бы Пончику было дело до всех и каждого.

       Рута собрата невзлюбила с первой секунды. Её настораживал запах кота, его поведение, непривычный внешний вид. Она морщила нос и ходила за подозрительным мелким хищником по пятам, но толком объяснить свои подозрения и претензии хоть кому-нибудь из команды не могла. С тех пор, как не стало Клыка, в числе прочих языков владевшего тигриным-адаптированным, всякий на «Звездочёте» осознал, насколько разум тигроида отличается от человеческого и до какой степени несовершенен коммуникативный аппарат наделённых интеллектом лигров. И даже вмонтированный в ошейник Руты универсальный переводчик, прекрасно справлявшийся с подавляющим большинством человеческих языков и наречий, а ещё лучше — с машинным кодом и мета-лингвой Железной Сакуры, пасовал и сбоил, когда дело касалось звериных средств общения.

       Но, в конце концов, тигроиды создавались как живые машины для убийства, а не как оппоненты для интеллектуальных споров.

       Команда была уверена, что их большая кошка попросту ревнует. Однако ревность была не в характере тигроидов, от своих гибридных предков унаследовавших искренность и открытость в проявлении чувств, свойственные львам. Уж если тигроиду кто-то не нравился, он это давал понять сразу и без обиняков, да и благорасположение демонстрировал столь же прямо.

       Пончик ей был неприятен, потому что непонятен. Но, поскольку решено было оставить его корабельным котом, пришлось Руте смириться. Тем более, что никто тигрицу не принуждал с мелким собратом контактировать.

***

      Как бы ни были серьёзны повреждения «Звездочёта», ремонт приближался к завершению. Были заменены особо разрушенные узлы и детали, впереди предстоял длительный период кропотливой отладки и синхронизации. И именно в этом деле Дугласу, как старшему энергетику, отвечающему за техническое функционирование корабля, остро не хватало Хирша во плоти. В электронике тот был виртуозом. Изнутри же корабля ничего поделать не мог, разве что указать на мелкие, не выявляемые при стандартных инструментальных проверках повреждения. Он и указывал — в тех случаях, когда не рисковал раскрыть постороннему свою маленькую тайну.

       А вот новоявленного абордажника Корда Бера пришлось в неё посвятить — в ту её версию, что стала теперь стараниями Призрака официальной. Церемония знакомства с командой прошла вполне гладко, присвоение прозвища отложили до боевого крещения, как назвал это сам Корд. И поскольку отвязаться от неопределённого, но явного ощущения сходства Бера с Глыбой не получалось, место ему выделили именно принадлежавшее Винни.

       Корд зашёл в каюту, которую Тафари делил с тремя другими абордажниками, аккуратно поставил свой вещмешок возле койки и огляделся. Дверца стоящей рядом тумбочки была распахнута, верхний ящичек выдвинут. Внутри было пусто, личные вещи Глыбы Счетовод уже собрал, но не успел унести. Коробка с ними стояла на койке. Корд пару секунд молча и не шевелясь изучал её содержимое, потом обманчиво невесомым движением выудил оттуда настольную голографию Глыбы. На портрете коротко стриженый темнокожий мужчина улыбался, лучась искренней радостью и наслаждением жизнью.

       Корд поставил голограмму на тумбочку и спросил:

       — Это и есть ваш погибший боец?

       — Да. Это Винни Тафари по прозвищу Глыба. Штурмовик и охотник. И жизнелюб, каких поискать, — подтвердил штурм-лидер.

       Бер ещё раз опустил руку в коробку с вещами, вынул оттуда длинную связку разнообразных зубов — охотничьи трофеи Глыбы. Хватало среди них и человеческих, хотя большей частью зубы принадлежали животным, а кое-какие и зубами-то назвать можно было с оговоркой, ибо были они изъяты из тел поверженных инопланетян, с которыми Тафари довелось столкнуться.

       Коробку с прочими вещами Корд передал Счетоводу, молча наблюдавшему из коридора за тем, как рус заселяется в каюту. Бывший абордажник, Крамер знал и чтил обычаи Стражей, в том числе и местные похоронные обряды. Вот он и следил, готовый вмешаться, если Бер поведёт себя неправильно.

       Но тот всё сделал верно, на рамку голографии повесил связку зубов и тихо произнёс:

       — Чистого тебе Космоса, охотник. И ясных звёзд.

       И тогда Громовержец окончательно убедился, что с новым абордажником они сработаются.