Говорят, у всего есть свое начало. В том числе и у становления злодеями. Только в одних случаях людей можно оправдать. А в других... Никак нельзя. Особенно если на душе не осталось ни капли тепла или сочувствия. И Себастьян Дарк был как раз из таких. 

Он ненавидел людей, ненавидел живых существ. И, наверное, не любил никого, кроме себя. Если вообще знал значение этого слова. У него не было привязанностей ни к живым, ни к предметам. Разве что, к самому этому чувству, которым он упивался. К насилию над женщинами и детьми. К насилию над животными. К доставлению боли окружающим и превращением их жизней в Ад на земле. 

Он считал, что это нормально. Что все люди такие. Все. Просто лицемерят. Скрывают себя настоящих под маской морали и ответственности. А на самом деле просто лгут. Ведь он слышал их мысли. Видел воспоминания. Видел души. И только сильнее заражался этим. Особенно когда видел все это от родителей. 

— Иди ко мне сюда, маленький. — Инна мягко улыбается. Но в мыслях читается совершенно иное. 

Господи, за что мне это? Я никогда не хотела так рано заводить детей. Теперь мучайся с этим.

— У меня нет времени, сын. — Александр переворачивает страницы газеты, когда Себастьян приносит мертвого котенка с улицы. 

Почему этот молокосос еще бесполезнее, чем мой первенец?

— Ты уверен, что хочешь заниматься этим делом? Впрочем, уверен, у тебя все получится. — Велиар неуверенно пытается его приободрить. 

Талантливее Инны явно не станет.

— Я не нанимался сидеть с детьми. — шипит Алан, старше его лишь на десять лет. И собирая вещи, навсегда покидает дом. 

К черту все. Ненавижу их всех. Я не обязан этого делать. Они мне не семья. Пусть сами воспитывают своих великолепных отпрысков. 

Себастьян слышал все это. И понимал. И наверное, понимал и Алана, который не хотел иметь с родителями ничего общего. И презирал за то, что тот не захотел что-то сделать для брата и сестер. Впрочем... тот был и не обязан. Но за то, что слова не особо расходились с мыслями, он его тоже ненавидел. Потому что так было удобнее. 

Он сходил с ума, но никто не заметил. Он хотел внимания. Искреннего. Но его ему не дали. На него все время не было времени. И его все время тыкали носом в то, что он хуже Алана. Хотя тот отличался одним. Не имел доступа к магической силе. 

Что не мешало тому научиться делать артефакты и зелья. 

— Неплохо, но тебе есть над чем работать. 

— Мистер Дарк, сожалею. Но этого недостаточно. Вашим братом уже была поставлена планка для вашей семьи. 

— Себастьян... Алан и то был аккуратнее в твоем возрасте. Почему ты просто не можешь научиться прибирать за собой вещи?

Это злило. Вызывало отчаяние. Но Себастьян лишь послушно кивал и смущенно улыбался, скрывая за иллюзией спокойствий и доброты закипающую ярость. Сваливать вину на других он также хорошо научился. И даже если мать могла его прочитать, то просто этого не делала. 

Потому что вечно не находила времени. Зачем, если воспитанием твоего ребенка могут заняться другие? Вот только и другим зачастую не было дела. 

Он чувствовал себя обделенным, хотя у него было все. Ему покупали то, что он просил. Не запрещали читать запрещенные книги или экспериментировать над зельями в одиночку. Главное, быть удобным. А что на душе — никто не знает. 

И из всего этого накопилось желание изменить мир. Вытащить все самое гнилое из людей. И... Уничтожить все живое. Потому что мертвые не лгут и не лицемерят. 

Живые должны страдать. Ведь в боли и рождалось истинное наслаждение. 

                                                                                                       ***

— Может, мы были слишком плохими родителями? — прошептала Инна, чувствуя, как защита, что они установили над Академией, теряется под натиском Тварей. Просто стирается, съедаемая ими. 

— А мы были родителями? — Александр презрительно фыркнул. — Я и не собирался никогда заводить детей. Дети омерзительны. 

— Как обычно. Орган детородный мы значит совать умеем. А нести ответственность — нет. — язвительно произнес Велиар. 

— Заткнись. 

— Нет уж, ты меня не затыкай. Ты породил этого кретина. Ты его и успокаивай. Он ведь на твою модель поведения повелся. — прошипел Велиар, явно разозленный. — Вы оба — нескончаемые идиоты. Алан прав. Только мы во всем виноваты. 

— Да неужели? 

— Велиар, ты не понимаешь...

— Вы оба идиоты и слепцы! Сколько раз я вас предупреждал, чем это обернется? Сколько раз я просил хоть что-то предпринять? Вы хоть раз прислушались ко мне? Нет! Только Томас Дарк меня и слушал! Наверное поэтому только у моего крестника мозги и оказались из всех четырех ваших детей. 

— Велиар!

— Что?

— Барьер!

С грохотом, барьер оказался разрушен, и маги схватились за оружие. И свободной рукой за медальоны. 

— Матерь наша, боже праведный. Услышь наши мольбы и веру нашу...

— Храни мир наш, и души невинные и подверженные силе твоей. 

— Защити от созданий темных, души губящие. 

— Да осветится имя твое, Ноя. 

Силы столкнулись. Темная волна тумана прошлась по замку, стирая все, что было в нем. И достигая комнаты, где прятались трое оставшихся в живых. Мир, казалось, замер. Лишь стук сердец был за отсчет времени. 

Стук. И волна достигает комнаты. 

Стук. Армия тьмы прорывается внутрь и рыча, набрасывается на них. 

Стук. И лязг металла, вой Тварей. 

Стук. И медальоны начинают светится. 

Стук. Взгляды Себастьяна и возникшей Нои пересекаются. 

Стук. 

Стук.

И мир окончательно канул во тьму. 

                                                                                                        ***

Алан закрыл книгу, и снял очки. После чего выключил верхний свет и взглянул на спрятавшегося под одеялом ребенка. 

— Пап, а что было потом? Зло победило, да?

— Не совсем, Джеймс. Победить-то победило... Но в том оказался и проигрыш. Мир получил новый отсчет. Только тех, кто ушел, было уже не вернуть. — мужчина грустно улыбнулся. — Впрочем, это всего лишь жуткая сказка. Спи, сын. 

Он наклонился и мягко коснулся губами лба ребенка. 

— Спокойной ночи, пап. 

Алан вышел, тихо претворяя за собой дверь. И прислонившись к стене, закрыл глаза. 

— Да. Всего лишь сказка. Для этого мира. Но это был их выбор. — прошептал он себе под нос. И кинул взгляд на стену, на которой висел портрет трех людей. Рыжеволосой женщины с завязанными глазами. Такого же рыжеволосого мальчика, лет пяти. И мужчины со светлыми волосами, и протезом вместо руки. Семья... о которой он помнил. Пусть её ему дал лишь один человек. 

Который сам сделал свой выбор. Решив последовать за той, кого любил. 

— Прости, крестный. Жаль, что мы уже никогда не встретимся. Лучше бы я действительно все забыл. — горько прошептал он. И поспешил вернуться в супружескую спальню. 

По крайней мере, в этой реальности, его Джоан была жива. А это стоило того, чтобы бросить все и исчезнуть из Эннойра навсегда.