Тишина на остановке разбавлялась только глухими пьяными смешками нескольких женщин, слишком ярких на фоне высоких серых домов. В свете фонарей их тесные платья блестели, переливались, как чешуя каких-нибудь тропических рыбок, по ошибке заплывших в канаву.

         Кроули комкал ткань на острых коленях. Докурить он так и не смог, слишком уж сильно зубы стучали. Ярче, чем тропические рыбки, блестела только вытекшая на асфальт кровь в оставленном за квартал переулке, и она никак не шла прочь из его головы.

         Азирафель клятвенно заверил, что труп не восстанет и не побежит следом. Хотя Кроули хотелось бы верить на слово, но сам Азирафель сначала кинул его на заблёванной остановке, а затем вернулся взъерошенный, взволнованный и порядочно отсыревший. Кроули не спрашивал, только молчаливо продолжал анализировать всё, пытаться найти рациональное объяснение. И не думать о нежити.

         Но никаких мыслей, кроме как развести Шедвелла на осиновые колья и распятие, в его голову так и не пришло.

         Азирафель сверял свои старомодные часы на цепочке с электронным табло на остановке, вздыхал тяжко и кусал губы. Автобус задерживался, а он топтался в каком-то полуметре, как заведённая игрушка, повторяя одни и те же действия. Чуть-чуть быстрее, чем человек мог бы себе позволить. Чуть-чуть более гладко. Плавно. Самую малость. Если хихикающие пьянчужки на обочине и не замечали этого, то Кроули уже успел достаточно протрезветь, общипать себе колени и постучать зубами, чтобы сконцентрироваться и пялиться на одни только движения.

         Всё это не было нормально, это даже вменяемо не было.

         Он предполагал, что в клубе его самого попросту накурили или отравили чем-нибудь. В конце концов, он мог запросто перепутать шоты, а затем свалиться на ближайшей помойке вниз лицом и задохнуться вусмерть. Только вот кислородное голодание давно бы кончилось светом в конце тоннеля, а не прикатившим автобусом.

         Под тарахтение двигателя хихикающие тропические рыбки завалились в салон.

         — Нам нужно поспешить, или уедут без нас, — сказал Азирафель с неуверенной улыбкой и протянул руку. Кроули поднялся самостоятельно, пусть и шатаясь, демонстративно расправил пиджак. Азирафель вежливо промолчал.

         До автобуса Кроули добрёл зигзагами. Чудом не споткнувшись о собственные негнущиеся ноги или полусонных пассажиров в салоне, он завалился на сиденье у окна. Чем там платил Азирафель и платил ли вообще, его не слишком волновало, с тем же успехом он бы остался сидеть на остановке до самого рассвета или пошёл пешком, всё ещё оставаясь в том же ступоре.

         Когда Азирафель беззвучно подсел рядом, Кроули сложил руки в замок и уставился на набирающий скорость чёрно-бурый массив из домов и теней. Все эмоции у него выгорели вместе с потухшей зажигалкой, а люди вокруг всё же оставались людьми. Хотя бы с виду. Азирафель же не вписывался от самой белобрысой макушки и до отсыревшей обуви: ни в полусонное царство вокруг, ни в род людской вообще.

         Делить метр общего пространства с чем-то настолько неестественным под тихое сопение пассажиров и тарахтение двигателя было невыносимо. Кроули мог бы сидеть рядом с зелёными человечками в Зоне 51, испытывая меньше дискомфорта: те хотя бы не мимикрировали под людей. Наверное, не мимикрировали. Кто б теперь поручился?

         Кроули поморщился и сильнее сжал пальцы. Молчание давило, выводило из отупелого ступора, но и всё, к чему его приводили собственные мысли, не лучилось позитивом.

         Разделяя судьбу бедолаги из подворотни, он мог разве что сказать самому себе: «Но я ведь хочу жить!»

         А вот что творилось в голове у существа рядом с ним, он предположить не решался. Единственное, что оставалось очевидным: свидетели не нужны.

         — Свернёшь мне башку, когда доедем до Татфилда? — спросил он хрипло и оглянулся. — Или ещё в пути?

         — Нет! — выпалил Азирафель яростно. Кто-то позади громко всхрапнул, и Азирафель тут же перешёл на возмущённый шёпот: — Я дал слово, и я не один из этих монстров! Я бы ни за что не сотворил с человеком такого!

         Кроули выгнул бровь скептично.

         — Да? Ещё скажи, что с тем чокнутым кровососом ты познакомился в кружке вязания.

         — Пожалуйста, будь чуть тише, — Азирафель насупился. Сырые волосы и клетчатые штаны выглядели нелепо, как и вымазанные в иле ботинки, и светлая одежда, собравшая всю грязь с асфальта. Кроули цыкнул, снова обращаясь к стеклу. В горле у него до сих пор першило от хватки Хастура, но больше царапин на нём не было.

         — Тот оборванец, — заговорил Кроули сипло, прокашлялся в кулак, но помогло мало. Азирафель встревожено ловил каждый его вдох, только за сердце не хватаясь и пульс не порываясь измерить. Кроули кашлянул громче, но отогнать от себя накатывающую неловкость не сумел. — Тот оборванец ведь мог бы и голову тебе проломить.

         — Не исключена вероятность, — согласился Азирафель до тошноты серьёзно. — Но любой на моём месте вмешался бы.

         Кроули зашипел сквозь зубы, как сдувшийся шар, сполз в кресле и недовольно уставился в окно.

         — Да ни хрена, — шикнул он раздражённо. Азирафель отвёл взгляд, Кроули глянул на него искоса, помедлил, прежде чем заговорить снова, подбирая слова: — В любом случае я должен сказать спасибо. Так что… Спасибо. За сегодня, за тот случай с фургоном. За чердак благодарить не стану, не надейся, у меня всё ещё на хребте твой отпечаток.

         — Ох, это… — Азирафель вмиг смягчился и покачал головой. — Подобное вообще не должно было произойти. Я имею в виду, я бы просил… я бы настаивал, чтобы ты и твои люди покинули Татфилд как можно скорее.

         Кроули уже открыл рот, но Азирафель перебил раньше:

         — Лорд Хастур порой может проявлять недюжинное упорство. Хоть он и покинул пределы Лондона, но это не значит абсолютно ничего.

         — Ла-Манш, что ли, переплыл? — Кроули указал подбородком в сторону сырой насквозь одежды. Азирафель красноречиво поджал губы.

         Кроули мотнул головой, снял очки и помассировал веки устало.

         — Ш-шикарно, — шикнул он раздражённо. — Если этот лохматый не переплывёт ещё и Атлантический океан, чтобы свернуть мне шею, то теперь точно в каждой шторе будет мерещ-щиться.

         — Это исправимо, — заговорил Азирафель тише. — Я обязуюсь приложить все свои силы, чтобы лорд Хастур не вернулся сюда и не взял след.

         Кроули передёрнуло. Почему-то он был уверен на все сто, что речь вовсе не о поиске адресов или контактов. Но противные мурашки побежали по его спине, только когда Азирафель продолжил:

         — А если ты позволишь скорректировать пару твоих воспоминаний…

         — Погоди, ты хочешь сказать, что можешь влезть ко мне в башку? — Кроули нервно хохотнул и покачал головой. — Если я откажусь, всё-таки останусь без неё?

         Азирафель помедлил, прежде чем заговорил с расстановкой:

         — В моих силах лишь стирать память. Возможно, моя формулировка была излишне обтекаема, но я предлагаю помощь и не отказываюсь от своих слов. Если ты согласишься, то даже не вспомнишь, что что-то странное вообще происходило за эти несколько дней. Проснёшься и никогда не задумаешься об этом вновь.

         Кроули нахмурился, Азирафель кивнул серьёзно и закончил:

         — Если откажешься, я ограничусь мерами против лорда Хастура.

         Ни капли осуждения в его выражении не читалось, только излишняя серьёзность проступала в небольшой морщинке между бровей и сосредоточенном выражении мертвенно-бледного лица.

         Кроули всё ещё смотрел на него с подозрением. Всю свою жизнь он имел дело с обманщиками разного калибра, но никогда не был уверен, врут ли ему. Это никогда не поддавалось вменяемой оценке. А существо, так правдоподобно изображавшее человека, с тем же успехом могло фальшивить, утаить что-то, как проблеск в холодной океанской впадине утаивал голодную зубастую образину в темноте.

         Кроули верил, хотел в любом случае. Он не думал, что после всего произошедшего Азирафель бы причинил вред, но и Азирафель мог врать в глаза. Мог играть в поддавки или манипулировать ради какой-то выгоды, и ни единого шанса проверить хоть одно его слово попросту не существовало, как не существовало и вампиров.

         Кроули ухмыльнулся пошире, скрывая волнение, и надел очки.

         — Но где гарантии? — протянул он буднично, Азирафель вздохнул.

         — Было бы крайне неэтично с моей стороны применять подобное к кому-либо без веского на то основания.

         — То есть наличия живого свидетеля тебе мало? — хмыкнул Кроули и тут же прикусил язык. Он сам рыл себе могилу. Титановой лопатой.

         Азирафель его заминку заметил и, когда Кроули шумно сглотнул под его изучающим взглядом, всего лишь улыбнулся едва заметно.

         — Сомневаюсь, — сказал он с всё той же улыбкой, — что ведущему шоу о паранормальном, дважды получившему «Золотую малину»* за худший сценарий, поверят, если он обвинит кого-нибудь в вампиризме.

         Кроули ошарашенно уставился на него поверх очков. В лёгкой улыбке ему теперь чудилась немалая доля ехидства.

         — Уел. Откуда знаешь про «Золотую малину»?

         — Мистер Пульцифер любезно поделился с Адамом этой информацией, — Азирафель улыбнулся чуть мягче. — И всё же я хотел бы, чтобы ты воспринял ситуацию чуть более рационально. Я мог бы её подправить.

         — Мне хватило всяких тронутых, когда мой папаша хотел меня подправить, — отмахнулся Кроули. — Ещё один промывальщик мозгов мне даром не нужен.

         — Прости, но я не… «промываю мозги», — промямлил Азирафель неуверенно.

         — Тогда превратись в летучую мышь и катись к чёрту, — буркнул Кроули и уткнулся лбом в холодное окно. Очки съехали на кончик носа, но он жмурился, различая мелькающие за стеклом фонари только по свету, пробивающемуся сквозь веки.

         Каждый человек на его жизненном пути имел шкаф со скелетами, и сам он исключением не был никогда. Черепа скрипели зубами за деревянными дверьми, выглядывали в тонкие щели и грозились загрызть своего хозяина. Кроули долго учился с этим жить и доверять ключ от этих дверей какому-то странному существу, притворяющемуся человеком, не собирался никогда.