Профессор отдал флешку, когда Чарльз уже садился в такси, не забыв прокомментировать его рассеянность. Потом Эрик вернулся в дом чтобы помыть кружки и приготовить что-нибудь вкусное к приезду ещё одного гостя. Если быть точнее, гостьи.

Эмма Фрост — доктор экономических наук, преподающая в институте на два года больше Эрика. «Женщина, которая продала мир» — в шутку называл её Эрик. В ответ Эмма называла его студентов папарацци, хотя Эрик вёл не только у журналистов. Считалось, что между ними существует что-то сродни вражды.

На самом же деле, все подколки были дружескими. Тёплые отношения между ними зародилась ещё несколько лет назад, когда Эмма подала жалобу на распускающего руки декана, а Леншерр оказался единственным из мужской половины коллектива, кто её поддержал ещё до официального выяснения обстоятельств. Впоследствии декана уволили, а Эмма с Эриком стали улыбаться друг другу при встрече, чаще разговаривать и обсуждать работу. В какой-то момент профессор Фрост решила серьёзно с ним поговорить по этому поводу. Эмму не интересовали мужчины, ровно как и женщины. Она хотела убедиться, что дальше дружбы ничего не зайдёт. Эрик выслушал это, рассмеялся, и на следующий день пригласил её к себе на чай с печеньем. И, заодно, познакомиться со своей женой.

Эрик достал с верхней полки коробку смеси для печенья и внимательно прочитал рецепт на задней стороне. Он почти не ел выпечку до того, как познакомился с Магдой, которая и приучила его к сладкому. Только вот всю выпечку она делала сама, а сейчас… Сейчас Эрику, для которого начинать утро с булочки или печенья стало привычкой, приходилось покупать разводимые смеси. Вместо муки, приправ, дрожжей и сахарной пудры на его полках стояли коробки с надписями. «Клубничный кекс». «Шоколадное печенье». «Сырная лепёшка по-итальянски». Они не шли ни в какое сравнение с блюдами Магды, но всё лучше, чем ничего.

Засыпав содержимое одной из таких коробок в миску, Эрик налил молока и полпачки масла, как было сказано в рецепте. Он уже успел стать мастером готовки: за те полгода, когда ему приходилось готовить себе самому, его выпечка из пересахаренных загогулин с подгоревшим дном превратилась во вполне симпатичные кексики.

Психологическое состояние после развода, пусть не так быстро, но тоже стало сносным. Не в последнюю очередь благодаря поддержке Эммы.

Когда в дверь постучали, Эрик как раз вынимал печенье из духовки. По всей кухне пахло ванилью и немного горелым маслом.

— Доброе утро, — улыбнулась Эмма, заходя внутрь. Эрик закрыл за ней дверь и повесил протянутое пальто на вешалку.

— Пахнет обалденно, — отметила она, после чего обернулась к Эрику и с интересом оглядела его внешний вид.

— Что? — спросил Эрик.

— Мило выглядишь.

Кухонный фартук, который он надел поверх рубашки, остался ещё от Магды и, к счастью, был не розовенький и даже без сердечек. Зато сердечками пестрила прихватка на его правой руке.

— Лучше, чем посадить пятно на одежду, — резонно заметил Эрик.

— И всегда ты ходишь в рубашке с утра?

Нет, только когда не хочу показываться в домашней одежде перед студентом, который ввалился ко мне в дом и провёл у меня ночь.

— Сегодня обстоятельства так сложились.

— Ясно, — сказала Эмма, решив не лезть не в своё дело, и прошла на кухню. Эрик проследовал за ней.

Он снял фартук, разлил по чашкам чай и переложил ещё горячее печенье в тарелку. Уже через пару минут они сидели за столом, впервые за долгое время разговаривая в неформальной обстановке.

— Ну рассказывай, — протянул Эрик. — Как дела? Как первокурсники?

— Просто чудо, — усмехнулась Эмма, откидываясь на стуле. — Чудо, как они в институт попали.

Эрик усмехнулся. Ещё не было поступающих, про которых Эмма бы сразу сказала доброе слово.

— Насколько всё плохо?

— Вчера мне на вопрос о разнице между постоянными и переменными издержками ответили, что у них разное название, — Эмма отпила чай, — Шутки это хорошо, но не когда это единственный вариант ответа ученика. Ужас. С такими знаниями только в журналисты идти.

Эрик поднял брови и Эмма очаровательно улыбнулась.

— А твои как?

— М-м-м, — протянул Эрик, улыбаясь, — Пока сложно сказать.

— Что-то ты подозрительно весёлый, — заметила она.

Леншерр задумался, что, пожалуй, он действительно давно не улыбался так часто, как за последние два дня. Дождавшись, пока Эмма начнёт пить чай, он сказал:

— Один у меня ночевал сегодня.

Эмма чуть не подавилась, но вовремя замерла с кружкой в руках, медленно сглотнула и поставила чай на место.

— Специально ждал, пока я пить начну?

— Не надо меня демонизировать.

Эмма вскинула глаза к потолку, после чего, не без любопытства, спросила:

— И… Что случилось? С каких пор ты представляешь жильё молодым парням. Или девушкам. «Один» это же…

— Парень, — кивнул Эрик, — Но мне совсем не нравится, к чему ты клонишь.

— Извини, — пожала плечами Эмма. — Но ты послушай себя. О чём я должна думать?

— Всё твоя тёмная капиталистическая натура.

— Да-да, уже слышали про это. Расскажи, что с тем парнем.

Эрик вздохнул и начал:

— Вчера сижу у себя, заполняю учебный план, и слышу шум внизу. Спускаясь — а там мой первокурсник на кухне стоит.

Эмма недоверчиво выгнула бровь, но Эрик смотрел серьёзно.

— Ты думаешь, я тебе поверю? — спросила она спустя несколько секунд.

— Я согласен, что звучит неправдоподобно, но это правда. Студента зовут Чарльз Ксавьер, и он…

Эмма подняла указательный палец, что у них двоих означало желание перебить и что-то сказать, но только в том случае, если следующая фраза собеседника может подождать.

Эрик замолчал и кивнул. Эмма проговорила:

— Ксавьер, это же… Он не пытался завести с тобой беседу во время урока?

— Пытался. Откуда ты знаешь? Он успел что-то ещё натворить и пустить про себя слухи?

Эмма улыбнулась. Предположение Леншерра попало прямо в точку.

— Стивенсон вчера сказала. Она ведёт у них социологию, говорит, что какой-то парень Ксавьер постоянно поправлял её слова.

— Это на него похоже, — хмыкнул Эрик.

— Заучка? — спросила Эмма.

— Скорее, энтузиаст. Увлекается мутантами, разными чудовищами, вроде снежного человека…

Эрик надеялся, что она не спросит, откуда он это узнал, потому что ответить ему бы не позволила совесть.

— С такими сложнее всего, — улыбнулась Эмма, — Зато скучно не будет.

— Скучно не будет, — задумчиво повторил за ней Эрик. — Это да.

Эмма допила чай и взяла печенье.

— Так что, как так получилось, что он ночевал у тебя?

— А, — Эрик вспомнил, что чего начался разговор, — Он влез ко мне через окно, чтобы забрать флешку, которую сам же отдал мне днём. Около двенадцати часов, кажется.

Лицо Эммы в этот момент нужно было сфотографировать.

— Ты серьёзно?

— Да.

— Он… Подожди, а почему он просто не постучался?

— Насколько я понял, он стучался, но у меня в кабинете звукоизоляция, — ответил Эрик. — Я прослушал стук, но когда на кухне упал стул, сложно было это не услышать.

— Он уронил стул? — не веря его словам спросила Эмма.

— Он был не совсем в трезвом виде.

Эмма улыбнулась и помассировала пальцами переносицу.

— Так. И почему ты не отправил его домой?

— В общежитие в такой час не пускают. А на улице мороз.

— Подожди, так в двенадцать ночи? — расширила глаза Эмма.

— А зачем бы ему тогда ночевать?

— Я не знаю! Это похоже на какую-то ерунду. Если окажется, что ты мы врёшь…

— Мне бы фантазии на такое не хватило.

Эмма замолчала и поджала губы. Эрик действительно не стал бы так шутить.

— Это невероятно странно, — в конце концов заключила она. — А если бы тебя не было дома, и сработала сигнализация? Это ведь кража со взломом.

Эрик молча кивнул.

— И в каком состоянии надо быть, чтобы решиться вот так просто залезть в окно?

Эрик вспомнил, как вчера Чарльз в слезах начал рассказывать, насколько он переживает из-за последствий всех своих поступков. Он не стал говорить об этом вслух, но, кажется, Чарльз и сам с утра задавался теми же вопросами. С какой-то стороны, его даже было жаль.

***

— Вы что сделали?! — спросила Рейвен, чуть ли не метая молнии глазами. Хэнк нервно смеялся у себя за столом, а Ангел, Алекс и Чарльз втроём сидели на диване. Последний держал в руках флешку с уже законченным номером.

— Блин, я тоже так хочу, — проныл Шон, но под взглядом Рейвен заткнулся.

— Вас ни на минуту одних оставить нельзя. Вы понимаете, что это уголовное преступление? А если бы профессора не было дома, и сработала сигнализация?

— Почему мне кажется, что я это уже слышал? — вздохнул Чарльз. — Рейвен, ну прости. Мы ведь уже достали флешку? И ничего не случилось.

— Это я понимаю, я просто не понимаю, как можно было… У меня даже мысли бы такой не возникло!

— Нестандартное мышление, — неловко сказал Чарльз, — Мы просто творчески подошли в вопросу.

— Чарльз, вы нарушили закон!

— Но сейчас-то все в порядке!

Чарльз не знал, откуда в нём бралась уверенность в споре, и почему вчера, когда он ощущал себя даже менее виноватым, этой уверенности не было. Настоящая тайна без намёка на разгадку.

— Рейвен, может правда уже нет смысла ругаться, — заступился за них Хэнк.

Рейвен шумно вздохнула и продолжила, уже немного мягче, но всё ещё раздражённо:

— Ваш поступок просто бредовый, я ужасно зла, но, кажется, добавить больше нечего. Просто думайте головой в следующий раз.

— Зато у нас не срываются сроки, — сказал Хэнк примирительно. — Рей, ты пойдёшь на встречу с редактором?

Она задумалась и кивнула.

— Ну вот. Нельзя же идти с таким настроем. Ребята по-своему молодцы.

Рейвен неопределённо пожала плечами и села к нему на колени.

— Как у тебя получается быть таким добрым и спокойным? — проговорила она тихо.

— Ты не видела меня, когда я кодил четыре часа, а программа раз за разом выдавала ошибку.

Шон рассмеялся и предложил свой ответ:

— Да он просто Дамблдор. Они вот гриффиндорцы, а он Дамблдор. Он их любит и прощает, какими бы дебилами они не были.

— Спасибо, Шон, — съязвил Алекс.

— Да не за что, друг.

Спустя некоторое время, когда Рейвен окончательно взяла себя в руки, они разговорились о том, как кто вчера добрался до дома. Тут-то и выяснились довольно пикантные подробности вчерашней ночи.

— Час от часу не легче, — вздохнула Рейвен, пока заинтересованный Шон перебрался на диван, ближе к Чарльзу, и потребовал подробностей.

— Ну, короче, я спал у него на диване, с утра мы выпили чаю и я уехал.

— А почему ты сразу не сказал?

— У нас были новости поважнее, — пожал плечами Чарльз.

— Действительно, ты же просто переночевал у какого-то мужика, которого считаешь лучшим преподом в мире, — скептически проговорила Ангел.

— Но я правда просто переночевал у него. Что в этом такого? — удивился Чарльз. — И, эй, я не говорил, что он лучший препод в мире!

— Тогда назови хотя бы одного лучше него, — предложил Шон.

— Да не в этом дело.

Чарльз смутился и продолжил чуть тише:

— Мне ведь нужно позаниматься у всех учителей мира, чтобы сделать такой вывод.

Шон и Рейвен засмеялась. Хэнк тоже улыбнулся.

— Да что такого-то? — взмахнул руками Чарльз. — Невозможно с вами ничем поделиться.

— Да, — неожиданно вступилась за него Ангел. — Ребят, перегибаете. У Леншерра, вообще-то жена есть.

— О, точно, — обрадовался Шон, — Как она на тебя отреагировала? Как ты остался жив?

Шон придерживался мнения, что у самых строгих преподавателей жёны должны быть просто убойными.

Чарльз открыл рот, но понял, что не может ответить на вопрос, потому что… Это было странно, но, кажется, у профессора никого не было.

— Я не видел его жены в доме, — признался он. — По-моему, профессор живёт один.

— А чё за женщина тогда была на том фото? — удивилась Ангел.

— Агент по недвижимости, — пошутил Шон, и сам же засмеялся. Ангел закатила глаза.

— Может, это его подруга? — предположила Рейвен.

— Кто фотается на новоселье с подругой? — заметил Алекс. — Нет, это точно была его жена. Ну, или девушка.

— А у Леншерра было кольцо? — спросила Ангел у Чарльза.

— Откуда я знаю? Я что, смотрел?

Чарльз покраснел и добавил:

— Зачем нам вообще это знать? Это не наше дело, вот и всё. Есть у него жена, или нет, мир от этого не изменится.

— Интересно же.

Алекс достал телефон и начал что-то печатать, пока остальные обсуждали, является ли личная жизнь профессора Леншерра тайной, достойной их исследовательских умов. Потом Алекс сказал:

— Ребят, у меня есть друг, который учится у Леншерра уже третий год. Он говорит, что в прошлом году от него ушла жена, и он стал странно себя вести. И его принудительно отправили в отпуск.

— Так, — воскликнул Чарльз. — Это уже точно не наше дело. Нельзя просто влезть в жизнь другого человека.

— Лучше в его окно, — буркнул Алекс, который ожидал благодарности за найденные сведения.

— Я сейчас не шучу. Хватит сталкерить моего преподавателя, где ваша этика? Мы же не жёлтая пресса!

— Вот и я о том же, — поддержала его Ангел.

Хэнк, который молчал с самого начала обсуждения, просто кивнул.

Воцарилось молчание, во время которого Чарльз просто следил, чтобы никто больше не заговорил на эту тему.

— Ну-у-у, — протянула Рейвен, спустя несколько минут, — Я пошла к редактору.

— Я тебя подвезу, — сказал Хэнк. — Кого-то ещё надо?

Чарльз кивнул и встал.

Прежде чем уйти, он обернулся к друзьям, неловко посмотрел в пол и проговорил:

— Наверное, это всё прозвучало слишком резко, но просто… Мне ещё учиться у профессора Леншерра несколько лет, так что мне неприятно слушать, как вы его обсуждаете. Если я кого-то обидел…

Но друзья заверили его, что всё в порядке, и они всё понимают. Чарльз улыбнулся и кивнул.

Когда за ним закрылась дверь Шон проговорил: «Ох уж эта химия между учителем и учеником», за что тут же получил от Ангел подушкой.