Воскресенье растворяется в тумане, теряется в бесконечно тянущемся времени и постоянно льющемся потоке воды. Весенняя гроза приходит неожиданно, громом разрывает воздух, молнией делит небо — и носа показывать на улицу не хочется.

Сакура вздыхает, никакой тебе прогулки, чтобы привести чувства в порядок. Поэтому она меняет белые тканевые перчатки на ярко-жёлтые резиновые, закатывает рукава растянутой домашней кофты повыше и принимается за уборку.

Голова гудит то ли от похмелья, то ли от постоянно лезущих в голову мыслей, и Харуно по-своему с ними борется. Упорно оттирает засохшую грязь с плиты, надеясь, что руки заболят так, что больше ни о чём думать не захочется.

Огромное пятно въевшегося жира никак не хочет поддаваться, даже ядрёная химия не действует — оно на плите с первого дня заселения Харуно в квартиру, когда она решает побаловать себя и поджарить свинину. И один кусок предательски вылетает из сковороды, плюхается прямо возле конфорки и оставляет после себя жирную кляксу — не ликвидированная сразу, с каждым включением огня она всё больше въедается.

Пятно так и остаётся на гладкой поверхности до сегодняшнего дня.

Сакура наконец покупает новое средство и трёт усерднее, понимая, что раньше просто прикладывала недостаточно усилий.

Она пыхтит, чуть высунув кончик языка, едва не прикусывая его, и проводит странные параллели.

Саске ей напоминает это самое пятно. Он запомнился-понравился с первой встречи, девичье сердце в пляс пустилось при одном только взгляде на эту холодную скульптуру. И мысли сразу зацвели розами — ну Сакура-то сможет однажды на эмоции развести его. С ней он определённо научится чувствовать и любить!

И она пытается, бьётся усердно, пробует новые и новые методы и женские хитрости — безрезультатно. Наконец, спустя несколько долгих лет, оставляет его в покое. Прикладывает немного усилий — и вот, пожалуйста, Саске как не было в её жизни, за исключением небольшого напоминания.

На плите остаются царапины от слишком усердного трения, впрочем, и они не особо заметны. Зато без пятна явно комфортнее и приятнее.

Сакура устало проводит рукавом кофты по лбу, выдыхает с хрипом.

Да, Саске — просто старое пятно, напоминающее о себе невидимыми шрамами, затянувшимися ранками. Если не присматриваться, можно и не разглядеть. А спросит кто — вполне можно сделать вид, что так было всегда.

А вот Какаши…

Сакура скашивает глаза на россыпь мелких пятен вокруг любимой правой конфорки. На ней Харуно всегда поджаривает блинчики, и масло озорно стреляет со сковороды во все стороны противными капельками.

Какаши — как эти капли, да. Как аккуратно ни старайся, как ни протирай всё время начисто — новые пятнышки обязательно появятся. Так и он. Сначала сенсей, позже — боевой товарищ, ещё позже — Хокаге деревни и почти друг. Всю жизнь он где-то рядом крутится, из передряг разных вытаскивает и поддерживает, появляется раз за разом, куда ни пойди.

Только сейчас Какаши — господин Шестой, и никаких тебе чаепитий, когда Сакура случайно встречается с ним в кафе. Только приказы и дисциплина.

И пьяные звонки ночью.

Мигрень ударяет с новой силой. Ну как Сакура могла позвонить ему? Чем вообще думала? Где этот хвалёный мозг был, когда она решила набрать Шестого в два — или сколько тогда было — ночи и так говорить с ним?

Шестой убьёт её. Точно убьёт.

Взгляд мечется по кухне, ища ответы, но находит только пыль и разводы. Если уж Сакуре суждено умереть, нужно хоть квартиру выдраить — мать её из могилы достанет, если увидит этот ужас. А отдохнуть хочется хотя бы на том свете.

Она фыркает, вымачивает тряпку в ведёрке и сильно скручивает, выжимая. Хотелось бы и вчера себя так скрутить, чтобы глупостей не натворила, так ведь поздно уже.

Обидно.

К вечеру, когда Сакура без сил валится на кровать, гудят не только руки. Спину неприятно ломит, коленки от постоянного ползания по полу раскраснелись и почти вибрируют, шею сводит. И голова болит. Только всё равно продолжает прокручивать события ночи-утра стареньким фильмом.

Сакура соврёт, если скажет, что на какой-то короткий миг ей не захотелось дать Саске шанс. Что, если она ему небезразлична всё-таки и у них есть возможность счастливой семейной идиллии? Сакура почти может это представить: маленькая дочурка — обязательно пошедшая больше в клан Учиха, нежели Харуно — тянет ручки к новоиспечённому папе, а Саске с огромной любовью в глазах треплет её коротенькие волосы, пока что больше напоминающие иголки ёжика.

Но Сакуре уже не двенадцать, и она фыркает своим мыслям, разве что в голос не смеётся. Сакуре двадцать пять исполнилось, чувствует она себя на десять лет старше порой, более того — не строит никаких иллюзий по поводу учиховского характера. Скорее всего будет так: папочка свалит из деревни в ближайшие несколько месяцев, оставив её с дитём одну, может Наруто попросит присмотреть, чтобы не обидел никто, и скроется с глаз — он ведь глава семьи, ему нужно выполнять важные задания и обеспечивать жену и ребёнка.

И одиночество ему нужно. Вряд ли Саске изменится из-за такой банальной причины — подумаешь, ребёнок —, а Сакуру вечерами будут ждать его холодные, вымоленные объятия или лёд постели матери-одиночки при живом муже. Ещё неясно, что хуже.

Ей не хочется такого финала. Уж лучше Харуно засидится в старых девах, отбиваясь от нападок Ино и её извечных свиданий вслепую.

Сакура фыркает — как будто на такие свидания ходят нормальные парни. Она бы таких в жизни не выбрала, была на парочке встреч стараниями Яманаки и зареклась. Хватит. Не её типажи, совершенно.

А если уж выбирать…

Уставший разум неожиданно подкидывает образ Какаши, и девушка резко округляет глаза, садится на кровати и ошарашенно глядит в никуда. Приехали.

Сакура похлопывает себя по щекам, приводя в чувство. Ещё чего не хватало — он старше на тринадцать лет, даже если красивый, совершенною ею не интересуется и вообще.

Что ещё «вообще» додумать не получается, потому что воображение опять подсовывает странные мысли, вырисовывая Шестого с букетом роз. Бессмыслица, ей богу.

Впрочем, никто ведь ничего не сделает и не узнает даже, если Сакура самую малость обдумает шальную мыслишку? Так, всего лишь из любопытства праздного.

Она падает обратно на подушки и прикрывает глаза, давая волю фантазии. Пусть, потом разберётся, что и к чему.

Представить Какаши примерным семьянином сложно. Харуно никогда не видела, чтобы он вообще с девушкой встречался, водил куда-то, хоть и не сомневалась, что такое бывало. Должно было быть, верно? Он ведь здоровый мужчина, самый расцвет сил, как говорится. Просто уж больно скрытный — издержки профессии, как говорится.

Сакура задумчиво наматывает прядь волос на палец, тянет-распускает её и снова наматывает, давая потоку мыслей унести сознание.

Какаши-сенсей был бы замечательным парнем — добрый, понимающий, терпеливый и забавный. Он спокойный, рассудительный, но шутящий и творящий всякие забавные шалости. Какаши-боевой товарищ был бы не менее приятным, на него можно положиться и он окажется рядом всегда и поддержит.

А вот господин Шестой…

Она хмурится. Парнем представить его совершенно не получается, он слишком… другой. Сакуре временами кажется, будто он специально натаскивает маску поверх себя настоящего, чтобы держать всех в узде. Иначе она объяснить не может, почему создаётся ощущение совершенно другого человека, будто он притворяется. Изредка снимает маску, он же не наорал на неё сразу по телефону, а отнёсся довольно… понимающе. Значит, он всё тот же Какаши-сенсей. Замечательный человек и строгий руководитель, порой слишком разграничивающий эти личности. И мужем он был бы…

Не был бы — Сакура себя одёргивает и прикусывает губы. Дурость какая-то получается. Совсем ошалела на своей работе.

Но мысль, определённо, интересная.

***

Наруто мечется по кабинету, третий час пытаясь отыскать нужный документ. Причитает себе под нос, в сотый раз допрашивает всех, кого ещё не успел достать. И кого успел тоже по сотому разу достаёт — «Сакура, ну пожалуйста, где мой документ, помоги».

Сакура не помогает — она вообще-то важной (во всяком случае, так хочется думать) работой занимается и некогда ей отвлекаться ещё и на чужие проблемы. К тому же, она правда не видела нужную Наруто бумажку.

Только наблюдает за ним, отвлекаясь изредка от работы.

Узумаки смешно морщит лоб от чрезмерного усилия и даже чуть высовывает язык. Он почти со злостью отшвыривает в сторону ненужную сейчас макулатуру, грозясь полностью захламить свой стол и весь кабинет в целом. Харуно боковым зрением замечает, как Шикамару массирует виски и мечет глазами молнии в товарища — явно представляет, сколько потом может потратить времени на то, чтобы просто найти нужную бумагу, не говоря уже о создании прежнего порядка.

Но Наруто не замечает гневных взглядов в свою сторону и с неиссякаемым запалом принимается за следующий отсек стола, пусть и искал там каких-то полчаса назад.

Сакура закатывает глаза, наблюдая за его метаниями. И вспоминает, как сама каких-то несколько часов назад так же нервничала в кабинете Какаши, потому что сегодня он во вредности и строгости превзошёл сам себя.

Его, конечно, можно понять. Только не хочется после этого представления.

Шестой придирается даже к её внешнему виду, и это уже откровенно бесит. Шутит в своей манере, мол, неужели ночка была весёлая да затянулась на сутки?

— Вечеринка удалась, госпожа Харуно? — спрашивает он, нахмурившись и сложив руки на груди. И Сакура в сотый раз сгибается в поклоне, не решаясь заглянуть в глаза.

И потом. Он совершенно несправедливо критикует её дневной план, в пух и прах разбивает концепцию презентации Отдела для Фумы. Правда, предлагает помочь с речью, но кто бы согласился после таких нападок?

Вот и Сакура не соглашается.

И про составление нового плана на день слушать не хочет — сначала она закончит документацию, потом поработает с Шикамару, проверит документы Наруто, и ещё сотня дел. И только после составит новую речь для проверки.

Какаши раздражённо говорит, что Сакура ошибается и неправильно расставляет приоритеты, за что поплатится. Но он ведь сам подсовывает ей эти задания! Правда, настаивает на их выполнении во второй половине дня, но Сакура лучше знает. Чувствует, что потом ей нужно будет ещё с Шестым лично работать, поэтому со всем нужно разобраться сразу.

О том, что во второй половине дня у Какаши запланировано совещание с АНБУ, она забывает.

И начальство, закатив глаза и никак не комментируя, всё-таки соглашается.

— Признай, ты потерял его, — тянет Неджи, методично просматривая задания общего списка.

Сакура ему завидует, до скрипа зубами.

Хьюгу в целом мало трогает происходящее и задания Шестого. Харуно хотелось бы получить такую же свободу в выборе, чем бы занять свой день, и она чуть прикусывает язык от несправедливости. Ей — всё новые и новые мелкие и противные поручения. А вот Неджи Хатаке говорит «на твоё усмотрение», и он выбирает сортировку только поступивших задач и их первичное распределение по отделам Агентства общественной безопасности.

Бесит.

— Ни-ког-да! — почти в ужасе кричит Наруто, вытряхивая коробку у шкафа на пол. Бумаги разлетаются во все стороны, окончательно путаясь.

— Сам складывать назад будешь, — колко замечает Моэги, указывая ручкой на учинённый бардак.

Сакура закатывает глаза. Воображение подкидывает абсурдную картинку, где Узумаки гонится за сбежавшим документом и требует, чтобы он вернулся в Коноху. Хочется отвлечься и поделиться шуткой с друзьями, но она только слабо фыркает и опускает тяжёлую печать на документацию.

Некогда отвлекаться на новые глупости, старых вполне достаточно.

— Он меня просто на во-от таких малюсеньких Наруто разорвёт и проглотит, — Узумаки сжимает два пальца так, что предполагаемого расстояния совсем нет. — И не подавится же, скотина!

— Ты бы поосторожнее, — холодно проговаривает Саске, щуря глаза. — А то вдруг у него камеры по всему Офису. Со звуком.

Наруто оглядывается и становится белее плаща Хокаге, округляет глаза и перепугано просматривает углы кабинета. Видимых камер не находит, но на всякий случай продолжает поиски молча.

Отдел поддержки вздыхает с почти видимым облегчением.

Сакура, кажется, впервые испытывает такую искреннюю благодарность по отношению к Саске и чуть улыбается ему уголками губ.

Замечает заинтересованный наклон головы в ответ — чёлка прикрывает половину его лица, скрывает глаза, но она чувствует этот цепкий взгляд кожей. Учиха кивает, но не возвращается к работе, рассматривает внимательно. Складывает руки, ставя локти на стол, упирается в них подбородком и чуть поджимает губы. Кажется, раздумывает, не сказать ли что-то. И Сакура спешно отворачивается, прерывая зрительный контакт и не давая и шанса на разговор. Сцепляет руки под столом, зажимает их между коленями и медленно выдыхает.

Встречаться с Учихой после истерики в субботу крайне неловко, хочется провалиться сквозь землю, особенно — во время осмотра. И кто вообще придумал его и, спрашивается, зачем он нужен вообще?

А. Конечно. Господин Шестой лично разработал эту дурацкую систему.

Бесит.

Чёртовы понедельники.

— Сакура, — колокольчики на двери слабо звенят, когда Какаши — помяни чёрта — неспешно заходит в кабинет и вырывает её из мыслей. — Мне нужно, чтобы ты сбегала в канцелярию и отнесла вот это.

Увесистая папка с хлопком падает на стол Харуно. Сакура прикрывает глаза на несколько секунд, чуть поджимает губы и думает, что хочет крепко приложить кого-то вот этой самой папкой. А ещё было бы неплохо…

— Сакура? — Какаши чуть покашливает в кулак, привлекая внимание. — Ты снова потеряла связь со вселенной и забыла, с кем говоришь? Может быть, я лучше позвоню? По телефону ты более разговорчива.

Сакура до скрежета сжимает зубы, но умудряется улыбнуться и даже не покраснеть. Разве что самые кончики ушей чуть охватывает жар, выдавая стыд, но под волосами не видно.

Как же Какаши её раздражает временами, кто бы знал. Ну, она ему…

Но говорит только:

— Да, господин Шестой. Сейчас же отнесу.

Она поднимается, обходит стол и под внимательным — разве что не рентгеновским — взглядом берёт в руки документы. Перехватывает их поперёк груди и быстро осматривает надписи, проверяя, всё ли в порядке. Хочется как-то по-взрослому ответить, найти какую-то оплошность в идеальной работе Шестого, чтобы он захлебнулся её ядом, но она молча шагает к выходу из кабинета, не решаясь язвить.

Только что-то не даёт покоя, какая-то маленькая деталь, поэтому Сакура ещё раз осматривает папку и останавливается в нескольких шагах от двери.

— Вы забыли поставить печать, — она кладёт ладонь на шершавый картон и показывает пальцем на пустое место, чуть улыбаясь.

Какаши закатывает глаза и раздражённо ведёт челюстью, но подходит, на ходу доставая из кармана маленькую печатку.

— Где?

— Да вот же, — голос Сакуры удивительно мягкий, а глаза мило искрятся. — Смотрите, господин Шестой.

Какаши осматривает папку и склоняет голову набок. Поджимает губы, что-то обдумывая, и устало смотрит на помощницу.

— Руку подними, ты закрыла её ладонью, — он разворачивается на пятках, суёт руки в карманы брюк. — Детский сад.

Он делает шаг, и Сакура успевает вытянуть ногу, едва не порвав узкую юбку. Какаши спотыкается, но вторая нога стоит крепко, и он лишь ступает немного неровно. Его глаза удивлённо распахиваются, кажется, даже рот чуть открывается под маской.

Харуно раздражённо цыкает, улыбка сразу пропадает. Конохомару вместе с Наруто едва слышно хихичут, но осекаются, заметив резкий взгляд Шестого.

— Сакура, — сдавленно произносит Хатаке, оборачиваясь к девушке. Сдерживается, кажется, из последних сил — она замечает напряжённость в движениях. — Ты забываешь, где находишься. Немедленно спускайся в канцелярию. И поправь одежду.

— Да, господин Шестой, — цедит сквозь зубы.

— Не зубоскаль, — твёрдо произносит он, и Сакура чуть стушёвывается под тяжёлым взглядом. Даже стыдно немного. — После — вернёшься, и мы поговорим о твоём поведении. Про обед можешь забыть, у тебя внеочередной урок дисциплины. И кофе захвати.

Нет, всё-таки не стыдно. Пошёл он!..

Сакура шумно выдыхает через нос, резким движением дёргает юбку вниз и выходит из кабинета, громко хлопнув дверью, плюя на последствия. Всё равно уже схлопотала выговор.

Какаши качает головой.

— До обеда ещё пятнадцать минут, продолжаем работать, — говорит он твёрдо, обводя взглядом подчинённых. Останавливается. — Саске, для тебя есть дело.

***

Сакура хлопает дверью канцелярии, и стены отзываются лёгкой вибрацией.

Слишком уже.

Её обязанности — медицинский осмотр, печать документов, ведение документации. Но хочется делать что-то более полезное, более важное. Хочется менять систему к лучшему самой, а не документировать чьи-то достижения. И уж точно не выслушивать замечания по поводу «неподобающего» поведения.

Кто он ей, воспитатель в детском саду, чтобы так отчитывать?

Сакура давит на кнопки автомата с такой силой, что пальцы слегка белеют.

— Издевательство какое-то, — бормочет она под нос. — Права Ино, какой я помощник, так, госпожа секретарь.

Горячий кофе сквозь стаканчик и перчатки греет ладонь. Хотелось бы взять ещё один для себя, но свободных рук больше нет. Папка от Какаши сменилась кучей макулатуры из канцелярии, а в одну ладонь два стаканчика никак не поместятся без ущерба самим себе или новой блузке.

Ей бы сейчас клона создать, только сил нет да руки уже заняты.

Из двух зол Сакура выбирает третье и, печально взглянув на автомат, марширует к лестнице. На втором пролёте интуиция как-то странно отзывается — Харуно ускоряет шаг.

Когда она подходит, улавливает приглушённый голос Саске, полный негодования, но расслышать, с кем он спорит, не получается.

— Я в сотый раз повторяю. Нам нужна регулярная армия, — Учиха отрезает каждое слово и бросает им в оппонента. Ответ Сакура не слышит, пусть и подошла почти вплотную к кабинету. Кое-как подцепляет кончиками пальцев ручку двери и чувствуется лёгкое дежавю. — Патрулирование границ и армия — основа выживания, и это не только мне известно после войны.

Колокольчики звенят, когда Сакура входит в помещение. Напротив Саске стоит Какаши, и пусть он спокоен на первый взгляд, она видит напряжённые желваки и чуть прищуренные глаза. А ещё он опять раздражённо ведёт челюсть вбок.

— Это бессмысленный разговор. Я не буду даже рассматривать такой проект, Саске. Разработай другую стратегию.

Сакура замирает, сделав всего два шага внутрь, и наблюдает, чуть склонив голову.

Шестой говорит спокойно, будто на прогулке с другом в солнечный день, но слова пронизаны арктическим холодом. Устало трёт глаза и опирается одной рукой на стол Наруто.

— Я принесла, — начинает Сакура, но осекается.

Наруто кладёт руку ей на плечо, и Харуно дёргается, едва не проливая кофе. Узумаки с прищуром смотрит на подругу, замечая нервное движение, но заговаривает о другом.

— Не стоит, — он выглядит потерянным и сбитым с толку. Будто не знает, на чью сторону встать. — Они ругаются всё время, как ты ушла. Дай им высказаться. С первого дня не заладилось, видишь же.

Сакура хочет спросить, откуда у Наруто такие мысли, но снова осекается.

Он прав. Действительно не заладилось.

Утром Какаши делает акцент на сформировавшейся команде и на том, что Саске придётся подстроиться под их правила. Принять дисциплину, атмосферу и запомнить алгоритмы общения и работы. Но есть одно «но».

Учиха так ни разу и не обращается к Хатаке «господин Шестой», избегает любых формулировок, где необходимо использование «вы» и постоянно возражает.

Введение Неджи в курс дела обходится без подобных прелюдий, и Сакура обдумывает контраст.

Конечно, Хьюга проще характером. В каком-то извращённом смысле проще. У него тоже есть своё мнение, сформированные принципы, он считает себя несколько опытнее других, но зовёт Какаши «господин Шестой», спокойно-уважительно разговаривает с ним и выполняет все поручения. Даже добивается своего собственного графика — в конце концов, ему даже разрешают самому подбирать себе задания. Хотя бы первое время.

Саске же… С ним сложнее. И Сакуре кажется, что создавать конфликт ещё и здесь — глупость какая-то. Она совершенно не видит никакого смысла в споре. Но пусть поговорят, может быть, разберутся так.

— Какое узкое мышление, — раздражается Учиха, и его голос напоминает раскат грома. — Просто так отметать возможность новых войн и жить в вакууме…

— Я сказал, хватит. Я — Хокаге, ты — мой подчинённый, — Какаши чеканит слова. — Мы только подорвём доверие, если созовём весь запас резервистов и выдвинем войска на границы. Для простого патруля подходят шиноби из Агентства общественной безопасности. Есть Военная полиция, этого достаточно. Мы не будем ставить мир под угрозу.

Хатаке выпрямляется и смотрит на Сакуру. Кажется, хочет сказать что-то, но передумывает и просто подходит, забирает кофе и документы из рук. Каким-то магическим образом умещает бумаги на сгибе левого локтя, чуть упирая бумаги о торс, и той же рукой — самими кончиками пальцев — держит кофе.

Наруто облегчённо выдыхает.

— Ну вот, видишь, Сакура-чан. Я же говорил, надо дать выговориться.

Саске, стоящий всё время спиной к дверям, оборачивается. Останавливает взгляд на Сакуре — его глаза становятся темнее ещё на тон.

— Ну хотя бы ты скажи ему, — говорит он чуть тише, но все слышат. — Он неправ. Нам нужна страховка и надёжная защита. Мы не можем знать исход наверняка. Сакура, ты должна…

— Не впутывай её сюда, — холодный голос заставляет Харуно испуганно оглянуться.

Какаши резко разворачивается на месте и в один большой шаг становится чуть впереди неё, загораживая вытянутой правой рукой. Кофе немного расплёскивается.

Шестой, кажется, напрягается, замечая обращённые на неё взгляды, и прокашливается.

Сакура во все глаза пялится в его затылок, едва дыру не прожигает. Он замечает и дёргает уголком рта — «отвернись». Но Харуно слишком интересно, чтобы просто так выполнить приказ.

Поэтому она просто меняет тактику и смотрит исподтишка.

— Саске, — говорит Какаши, отводя руку и беря в неё стаканчик кофе.

Сакура молча анализирует — себя и его. Кажется, что Хатаке просто нужно чем-то занять обе руки, чтобы… Чтобы что — непонятно, но ему это точно нужно. Она слишком хорошо научилась читать его за все годы, что они знакомы.

Он нарочито равнодушно смотрит на Учиху. Оценивает, что Саске успел заметить, продумывает следующий свой ход под всеобщую паузу. Будто в сёги играет.

Сама же Сакура… Она хмурится, потому что чувствует себя странно, когда Какаши вот так резко делает шаг, перекрывая её собой. Выбрасывает почти руку, напрягает плечи и спину как почти когда использует чидори.

Сакуре странно, и она не понимает, что всё это значит.

Где-то сбоку поражённо выдыхает Моэги, и Харуно хмурится.

— Тебе должно быть достаточно моего намёка, не то, что слова, — спокойно заговаривает Какаши, холодно смеряет Саске взглядом. — Я понятно объясняю?

Учиха смотрит не на Шестого. Он буквально препарирует взглядом Сакуру, жмущуюся неосознанно поближе к Хатаке, и ей неприятно. Она только переминается с ноги на ногу, неосознанно отступает на шаг.

Сакура чувствует себя меж двух огней. Мечется взглядом по помещению, цепляется за Шикамару, погружённого в свои мысли. Перескакивает на Моэги, что-то упорно шепчущую Конохамару. На поддерживающего нейтралитет Неджи и на Наруто, не способного выбрать между другом и наставником, рассчитывать не стоит.

Вздох отчаяния срывается прежде слов.

— Я…

— Сакура, — зовёт Какаши, и она смотрит ему в глаза быстрее, чем успевает обдумать мягкую интонацию.

Хатаке секунду мажет взглядом по её лицу и заговаривает тише.

— Что ты выберешь: спокойный мир или напряжение населения?

— Это нечестно, — отстранённо замечает Саске, пряча обиду в голосе.

Какаши чуть поворачивается к нему и поднимает ладонь, призывая замолчать. Только Учиха продолжает.

— Так меняется суть вопроса.

Сакура застывает, погружаясь в свои мысли. Обхватывает себя руками, перебирает пальцами по плечам.

Ей двенадцать, и она очень хочет стать сильной куноичи. Лучшей, способной защитить всех. Такой, как Саске — её тогдашний идеал. Чтобы на неё можно было положиться. Сакура всё делает для этого, учит теорию, не обращая внимания на подколы Ино — «зачем тебе эти книжки, иди лучше тренируйся, хоть фигуру состряпаешь». И она тренируется так же упорно, как учит основы ниндзюцу и гендзюцу, только причина другая.

Но детское желание обдаёт холодной водой первое же задание сопровождения. Она чувствует себя абсолютно беспомощной и бесполезной, но всё равно старается идти вровень с командой. Не получается — спотыкается, не удаётся защитить никого, и остаётся только наблюдать, незаметно складывая руки в немой молитве.

Ей четырнадцать, и она постоянно тренируется под чутким руководством Тсунаде. Долгими днями и ночами оттачивает новые техники, усиливает чакру и физические данные, выслушивая едкие комментарии об «операциях над рыбкой — что, человека не доверили?». Проглатывает обиду, глушит чувство вины за собственную беспомощность потом и болью, до крови впивается ногтями в ладони. Продолжает тренировки даже тогда, когда не получается совсем ничего и Тсунаде почти сочувствующе смотрит. Но не предлагает Сакуре сдаться.

Она доказывает самой себе, что может, нужно только постараться. Нужно больше работать, усерднее, не обращать внимания на боль, слёзы и неудачи. Сакуре просто некогда отчаиваться. Она доказывает всем, что может быть лучше. Она догонит друзей.

Сакуре семнадцать, и война треплет тело и разрывает душу. Уходят близкие, гибнут гражданские — сотни смертей за два дня. Тысячи опустошённых глаз, когда с битв не возвращаются ни родители, ни дети. Миллиарды мыслей о совершённых ошибках — можно было лучше, иначе, и погибло бы меньше.

И Сакуре не хочется снова переживать подобное.

— Прости, Саске, — говорит она вполголоса, опустив голову. Не решается смотреть в глаза. — Но если есть хоть малейшая вероятность, что то, ради чего погибли… ради чего мы все сражались, то я не смогу…

— Не продолжай, — обрывает её Саске, осознавая, что зря просил помощи. Закусывает губы. — Не нужно.

— …поставить всё под угрозу, — всё-таки заканчивает Сакура и неосознанно жмётся ближе к Шестому.

Какаши ведёт правым плечом, чуть сжимает пальцы. Харуно чудится призрачное касание к ладони, и она скашивает глаза — он незаметно проводит по её костяшкам и быстро убирает руку. Кажется, движение скорее интуитивное, чем осознанное, и он сам этого не заметил.

Сакура не двигается, замирает, почти не дышит — не мигая смотрит на свою руку. И только спустя секунду, будто Харуно была под гендзюцу и в её реальности прошло несколько долгих часов, поджимает губы и подтягивает перчатку.

Она прикусывает щёку. Обдумает позже. Сейчас есть дела важнее.

На несколько секунд повисает молчание.

— Господин Шестой, — Шикамару поднимается со стула, обращая на себя внимание. Опирается руками на стол. — Я обдумал предложение Саске. Вероятно, нам стоит где-то прислушаться к нему, мы действительно расслабились. И если сейчас какая-то группировка…

— Хорошо, — кивает Какаши, обрывая Нару. Отходит к двери и чуть оборачивается. — Я приму тот вариант, который не вызовет напряжения у гражданских и не подорвёт доверие стран.

Сакура чуть поражённо смотрит ему вслед. Слишком быстро он согласился, кажется, даже не обдумал ничего. То ли принял поражение, то ли признал ничью. Но Харуно кажется, что он уходит победителем, пусть она и не совсем понимает, в чём и с кем он соревновался.

Наруто открывает дверь перед Шестым, у которого обе руки заняты. И Какаши уже почти вышел, но вспомнил что-то, обернулся через плечо.

— Сакура, после собрания АНБУ жду у себя, — говорит, чуть вскинув подбородок. Задерживает взгляд на ней несколько секунд и резко отворачивается. — Работайте.

Чёрт. Не забыл-таки.

Наруто плавно закрывает дверь, и все с облегчением выдыхают.

— Будете должны, вы, оба, — обращаясь к Саске и Сакуре, говорит Нара. Мешком падает на стул, будто вагоны разгружал, а не сказал два предложения.

— А я-то почему?! — поражённо выдыхает Харуно, поправляя идеально сидящие перчатки, прячась за движениями рук от взглядов. — Я какое отношение ко всему этому имею?

Неджи фыркает где-то сзади.

— Ты — слепая, — отвечает Шикамару, и Сакура окончательно теряется.

Саске презрительно хмыкает.