Василиса ничего не имела против поездов. В детстве она любила поездки на море: оживлённый плацкарт, где любой соглашался сыграть в карты; верхняя полка, как неплохой пункт наблюдения за проходящими пассажирами; купленная на пятиминутной остановке курица-гриль; разгаданные за сутки кроссворды; личные разговоры с незнакомцами, которых ты больше никогда не увидишь. Будучи взрослой, её выбор всегда падал на купе: нижняя полка, бегущие за окном леса и посёлки, собственный чай в термосе, чтобы лишний раз не выходить в коридор.

Хогвартс-экспресс не казался чем-то волшебным и необычным. Яркий, он несомненно притягивал к себе взгляд, но на деле ощущался как электричка эконом класса, которая очень старается притвориться люксом. Первое, что проверила Василиса, переместившись на платформу за час до отправления, это наличие вагона-ресторана. И он был нерабочим. Путь занимал около восьми часов, соответственно, обед и полдник она пропустит. Блестяще.

Пенка, следующая за Василисой по пятам, сокрушённо качала головой и ругалась на весь свет: где это видано, чтобы хозяйка пропустила не по своей воле приёмы пищи, кошмар! Только хозяйка может решать, когда ей есть, а когда — нет!

Василиса, проследив за отметинами, накарябанными мелом на плитке, залезла в последний вагон — в него, по логике, должны садиться первокурсники, хотя она очень сомневалась, что хоть кто-то соблюдает это правило. Выбрав купе посередине, Василиса придвинулась ближе к окну, положив рядом кожаный кейс — хранить вещи в огромном недоразумении, которое ей так старательно впихивали в магазине волшебных сумок, казалось неуважением к самой себе. Какой смысл мучиться с чем-то габаритным и неподъёмным, если можно выбрать деловой чемоданчик. Тем более, вмещали они в себя одинаково.

Сову она решила не покупать. Не только в связи с её продолжительным сроком жизни (вполне вероятно, что эта магическая сова пережила бы саму Василису), а из-за нежелания в принципе заводить каких-либо животных. Василиса не хотела к кому-то привязываться.

Почту Василиса получала всегда с рук Пенки. Сначала — это было удобством и срочностью, сейчас — ещё и мерой предосторожности. Домовушка проверяла на заклятья письма и не раз снимала с них сглаз. Бывшие подруги Лаванды, с которыми Василиса не собиралась поддерживать какие-либо связи, очень яро отреагировали на прекращение еженедельной переписки. С учётом того, что говорили они обычно о замужестве или модных тенденциях, ничего важного для себя Василиса не упустила.

Василиса заправила вылезший локон за ухо, перелистнула страницу «Прославившихся Побеждённых» и вздохнула, краем глаза наблюдая за прибывающими на перрон детьми. Проснувшись после практически двух месяцев сна, пришлось записаться в салон — волосы отрасли до пят — и обновить гардероб — сантиметров пять в росте она точно прибавила. В стандартном письме для первокурсника ничего не говорилось о школьной форме, кроме мантий, шляп и драконьих перчаток, поэтому Василиса справедливо решила, что никого не должна волновать начинка. Василиса — с пышным каре, в хлопковой белой рубашке и оливковых штанах кэжуал — выглядела очень свежо. 

Шум нарастал. Время подходило к одиннадцати. Старшекурсники давно заняли свои места и копошились до последнего только дети. Хлопали двери, стучали колёса чемоданов, кто-то носился по коридору, сбивая на пути встречных. Василиса, ненавидящая шум и суету, обреченно подумала, что поездка будет долгой.

Раздался вежливый стук и дверь купе аккуратно открылась. На пороге замялся мальчик.

— Здравствуй. Ты не против, если я?..

Василиса подняла взгляд, осмотрела неловко мнущегося на месте ребёнка с дрожащими руками, и кивнула. Огромный чемодан взлетел под потолок и опустился на полку. Мальчик смущённо улыбнулся, сел напротив и начал мять край мантии. Снаружи засвистело — поезд тронулся.

— Я Лонгботтом, Невилл, — он практически шептал.

— Браун, — Василиса замолчала, собираясь с мыслями — имя ей всё ещё было непривычно, и она вспоминала о нём лишь при заполнении важных документов. — Лаванда.

Краем глаза Василиса заметила, как грузная женщина буквально закидывала своих детей на уходящий поезд — растерянная девочка, оставшаяся на месте, махала им вслед.

Книга «Прославившиеся Побеждённые» была спорным чтивом. Найденная на дальних полках домашней библиотеки, в ней не было и толики магии — она не завывала, не дралась, не кусалась и не пыталась разодрать лицо или обжечь руки. Читая о жизни знаменитых, но погибших глупой смертью волшебников, Василиса не уставала удивляться чужой недальновидности. Кого-то поймали маглы, кто-то убился током, кого-то слишком самонадеянного застрелили. Месть магов магам, конечно, была подана под другим соусом — ядом, точнее. Но проклятья оказались распространены более массово. После того, как прервались рода лучших знатоков ядов (они перетравили друг друга), этот способ популярностью не пользовался. У англичан, по крайней мере. Самые умные могли заказать яд за границей.

Что-то влажное дотронулось до ноги. Корни, обвивающие щиколотки Василисы, стремительно схватили маленькое тельце. Она осмотрела находку, перевела взгляд на покрасневшего Лонгботтома и передала ему в руки жабу.

— Не теряй.

Дверь с грохотом распахнулась. Мимо кто-то пробежал, громко топая и смеясь. Лонгботтом, испугавшись, выпустил из рук питомца.

— Тревор!..

И был таков.

Василиса закатила глаза, ничуть не оценив чужую выходку, и махнула рукой — дверь с щелчком закрылась. А ведь ей с кучей детей ещё учиться, терпеть их крики и выходки.

Пенка, чувствуя недовольство хозяйки, поставила на столик чайник и разложила тарелки с выпечкой. Ожерелье, сплетённое из лиан — Василиса даже не рассматривала вариант, что ей придётся полгода быть отлучённой от своего детища, — зашуршало и переползло на голову, превратившись в ободок. 

Через какое-то время к ней подсели — очевидно, уже знакомые друг с другом ранее — трое чистокровных. Их выделяли манеры, размеренные и серьёзные разговоры и зарождающееся чувство такта. Конечно, они всё равно были детьми: иногда повышали голос, словно крик поможет переубедить собеседников, но быстро затихали, воображая в голове строгий голос родителя. Видя незаинтересованность Василисы, они не лезли к ней, ограничившись приветственными кивками и единичной вежливой просьбой приоткрыть окно.

От скуки Василиса выписала несколько забавных способов проклясть собеседника, совершенно случайно подслушанных из чужого разговора, и подремала с открытыми глазами. Под конец она дочитала книгу, выбрала в магическом каталоге новые обои в комнату и составила список фруктов, из которых стоит сделать вино в уходящем году. Перед выходом Василиса накинула себе на плечи мантию, взяла кейс и неторопливо покинула вагон. Лонгботтом же до высадки из поезда так и не объявился.

Сам путь до замка восторга не вызвал. Старосты, считающие на входе детей, то и дело чистили или сушили чужие мантии. Кто-то из девочек-первокурсниц даже продержала полдороги Василису за руку — видимо, почувствовав, что страх и трепет перед величественным замком она не испытывает.

Василиса, особо за день ничего не сделавшая, чувствовала себя уставшей — жизнь в поместье не сталкивала её с таким количеством людей разом и предполагала только деловые встречи с различными продавцами и консультантами. Приходилось держать лицо, чтобы злобно не оскалиться или не отдать приказ заткнуться — первое бы не подошло детскому лицу Лаванды, а второе вышло бы за рамки — сказывалось ежедневное «общение» с домовыми эльфами. Она только приехала, а желание впасть в недельный сон уже настойчиво царапало по мозгам.

Весь путь до Большого Зала Василисе приходилось следить, чтобы ей не оттоптали ноги. Дети смотрели по сторонам, пялились в потолок, останавливались около машущих им картин, но совершенно не смотрели, куда идут. На лестнице Василисе пришлось подтолкнуть идущего впереди ребенка, чуть не полетевшего кубарем вниз. Настроение стремительно портилось — на что реагировала палочка, обжигая бедро через ткань.

На распределении осталось только порадоваться, что Василиса шла в списке одной из первых — она не любила оттягивать неизбежное.

Факультет Слизерина аплодировал чистокровной Лаванде Браун. Шляпа, снятая с её головы, тревожно трепетала. Василиса же, внешне спокойная, села на свободное место — некоторые студенты молча подняли в её честь бокалы. Она кивнула новым лицам и потянулась к запечённое картошке — ей ещё предстояло найти место, в котором можно спустить пар.

Слизерин оказался не то чтобы спокойным, но явно уравновешенным факультетом. Редко встречалось, что кто-то из сокурсников отказывал в помощи или старосты отмахивались от вопросов. Вечером младшие курсы собирались в гостиной около камина и внимательно слушали старших, обсуждающих политическую ситуацию в стране. Чистокровные, в большинстве своём нацеленные на места в Министерстве или на ведение частного бизнеса, в разной мере, но все поголовно владели ораторским искусством. Они разбирали ошибки нынешнего руководства и планировали, как избавятся от последствий. Приводили примеры зарубежных стран, расставляли по полочкам каждое чужое действие. Встречалось и такое, что мнения расходились, и вот это действительно было интересно слушать. Некоторые, особенно вспыльчивые, последним аргументом предлагали выявить правого на дуэли. Зачастую, после подобных баталий, провинившиеся отправлялись на отработку к декану — зато недовольных не оставалось.

Замок казался слишком большим даже для такой толпы. Дети часто плутали и умудрялись исчезать из вида старост. Иногда заблудившихся возвращали деканы, иногда — школьные привидения. Первую неделю опоздания были простительны всем, и Василиса безнаказанно пользовалась этим, от руки зарисовывая карту Хогвартса. Так, следуя за кучками детей, она нашла проходы в другие гостиные и кабинеты по дисциплинам, до которых было ещё учиться и учиться.

Сам Хогвартс был изменчивым. Помимо основных, не меняющих своего расположения коридоров, были и такие, которые исчезали, перемещались или отпугивали одним своим видом (исключая запретный коридор, в который дети чуть ли не экспедиции устраивали). Многие двери не открывались, стены плыли, портреты замирали — будто застряли в густом сиропе. У Василисы было стойкое убеждение, что замок болел и его лихорадило. Странно, что остальные воспринимали это как должное.

Обучение Василисе ощущалось ужасно растянутым. Конечно, она смотрела на всё через призму «взрослости» — ей казалось, что темы, изучаемые неделями, можно выучить за пару дней. Что-то ей было понятно благодаря знаниям Лаванды, что-то — интуитивно. Василиса не жаловалась на воображение или смекалку, поэтому многие недосказанности преподавателей додумывала сама. Иной раз получалось логичнее, чем было на самом деле.

Зелья, как и трансфигурация, оставляли желать лучшего. Если сами предметы и были как таковыми интригующими, то преподаватели убивали любое желание постараться на корню. Василиса, давно бросившая учёбу, не собиралась терпеть оскорбления ещё и в этом теле — и делала всё на отъебись. Если же задание, данное на паре, казалось интересным, то она игнорировала внешние раздражители, такие как бубнеж шарахающегося меж парт Снейпа или приказы-указания Макгонагалл.

Чары были приятным развлечением, по крайней мере пока: Василиса до последнего не знала, что, оказывается, накладывает на привычно парящие вокруг себя предметы (перья, черновики, бокалы) какую-то там Левиосу. Маленький профессор, попросивший её задержаться, очень удивился, услышав, как именно Василиса поднимает предметы в воздух.

— Я мысленно приказываю им — они подчиняются.

Заработав десять баллов для факультета и услышав в спину потрясённое «ох уж эти слизеринцы», Василиса впервые задумалась, а как она вообще колдует. До школы всё её взаимодействие с магией ограничивалось желанием — даже мысли, что что-то не получится, не возникало. Василиса знала, какой хотела увидеть результат и приказывала ему появиться. Решив, что дело тут в силе воли, Василиса прекратила ломать голову над тем, что, наоборот, помогает ей жить лучше — менять что-либо она не собиралась в любом случае.

Травология, под началом подвижной и бойкой Спраут, приносила сплошное удовольствие. Василиса, ужасно соскучившись по саду (небольших ростков, что поехали с ней в школу, было недостаточно), смогла утолить свою потребность в общении с магическими растениями. Тентакула ластилась под руки, колючки съёживались и теряли иглы, прыгучие луковицы замирали, как перед хищником. Копание в земле было делом привычным — и, в какой-то степени, родным, — и Василиса не всегда замечала окончание урока. Спраут не выгоняла её лишний раз — после юной слизеринки все растения были на удивление покорны.

На начало третьей недели обучения выпала сдвоенная пара полётов у Слизерина и Гриффиндора. Василисе грифы не нравились: кучка шумных детей с шилом в одном месте, постоянно норовили обозвать или высмеять за спиной по любому надуманному поводу. К змеям они цеплялись постоянно, да и учителя, будто подкупные судьи, занижали баллы. В общем, типичные любимчики. Конечно, факультет Василисы тоже был не без говна, но чтобы первыми и с кулаками бросаться — это фишка исключительно грифов. Змеи предпочитали словесные перепалки, а не грязную слепую мощь.

Василиса выдохнула сквозь стиснутые зубы, поймала подлетевшую на метр метлу и села на неё боком. Перекинуть ногу через это убожество, насадить заноз и повредить штаны ей совершенно не хотелось. Девочки, надевшие на урок юбки, как и мальчики, не оценившие отсутствие сидушки, повторили за Василисой. Лишь некоторые, особо гордые, сделали так, как велела Хуч. Но ни один урок с грифами на памяти Василисы ещё не прошёл без происшествий. И в этот раз, словно кармическое невезение, в воздухе сорвался Лонгботтом. Понаблюдав за суматохой, учинённой всего лишь двумя одиннадцатилетками, Василиса пришла к неутешительному выводу: когда они станут постарше, то начнут кидаться смертельными в спину.

Хуч махала руками, дети кричали, обвиняя друг друга. Василиса, чуть щурясь из-за разболевшейся головы, помянула недобрым словом своё мягкое сердце, помогла подняться Лонгботтому и увела его к школьной медсестре. 

Невилл не был плохим. Забавный стеснительный малый, он часто задерживался у Спраут, возился с растениями, выглядя при этом запредельно счастливым. Василиса с ним не разговаривала; они изредка кивали друг другу в коридорах, могли работать в паре на Травологии, но на этом взаимодействие заканчивалось. Василиса не стремилась завести себе друзей — с детьми ей банально было не интересно, но завести знакомых товарищей это не мешало. И всё же, Василиса видела, что Невиллу рядом с ней спокойно, и она не могла оттолкнуть тянущегося к ней ребёнка. Василиса ещё помнила себя в этом возрасте и то, как ей не хватало стабильности. Во всяком случае, она считала, что гриффиндорец ей не мешал.

Сдав пострадавшего мадам Помфри и получив зелье от разыгравшейся мигрени, Василиса не спеша побрела на обед. Коридоры каменной кладкой, громкие картины, высокие окна; подсознательно она не воспринимала Хогвартс как школу. Скорее, как лагерь по учебной путёвке: кружки для любителей поделок; сомнительного качества уроки; старшие вожатые аля деканы; директор, перед которым надо по струнке вытягиваться и срочно заправлять рубашку в штаны; старшие отряды, которые и сами по себе кукуют и научат младших матерным частушкам. Неизвестно, правда, как на других факультетах, но слизеринцы старших курсов учили молодняк согревающим чарам и другим важным заклинаниям — например, сигнальным: тот же вызов авроров или врачей из Мунго. Грифы вот, скорее всего, учили своих именно частушкам.

Проведя за такими несерьёзными размышлениями оставшуюся неделю, Василиса поняла, что начинает тухнуть от скуки — так и до деградации недалеко. Разговоров и баталий в гостиной Слизерина ей было мало, уроки казались скучными, учебники за первый курс — детской азбукой. Василисе не хватало расчётов и списков, поэтому, особо не мудря, она приказала Пенке каждый день письменно отчитываться о происходящем в поместье. Дело пошло веселее. Каждый день, за завтраком, Василиса сначала читала газету, потом о новостях из дома и еженедельные отчёты из банка — так определённо стало проще вести дневник расходов. Приглядевшись к чужой почте, она даже оформила подписку на несколько журналов — так легче было понять, чем живёт магическое общество.

На некоторое время скуку развеяло неоднозначное событие, заставившее Василису (и весь факультет Слизерина, в принципе) просидеть штаны в библиотеке и заказать несколько томиков довольно специфической литературы. В подземельях — будто подвальная крыса — завёлся тролль.

Тыквенное рагу выглядело многообещающим началом дня. Василиса, любящая и тыкву и Хэллоуин, не отказала себе в шалости и переделала ожерелье в тиару. Оставшиеся корни оплели запястья браслетами. В зелёной мантии, с серьгами в форме листьев и тиаре она выглядела будто эльфийская вечно юная королева (по крайней мере, Василиса на это надеялась). Заострить уши оказалось до смешного просто — однозначно легче, чем подобрать к серёжкам соответствующий перстень. И ведь не зря старалась: внимательные к мелочам слизеринцы не поленились сказать несколько приятных слов про её образ.

Чары прошли серо: Флитвик, знающий, что Василиса уже умеет в левитирование предметов, тихонько попросил её почитать следующие главы учебника — профессор не хотел, чтобы моральный дух учеников, не знакомых с заклинанием, упал. Так что, забежав вперёд по программе, Василиса всю пару занималась своими делами: например, выписывала блюда, которые бы хотела приготовить дома или страны, которые хотела посетить. Видя перед глазами план, она чувствовала себя гораздо увереннее.

Зависнув на одной мысли, Василиса перевела взгляд на свои руки — снова отросли ногти. Она стригла их каждый вечер, как по часам. Раньше ей не приходилось с подобным мучаться — прежние ногти отрастали за полторы недели, если, конечно, не ломались под корень. Здесь же, наблюдая за своим телом, Василиса понимала, что что-то не так. Но не понимала — что именно.

Прозвучал колокол, и Василиса несколько раз сжала пальцы в кулак, прежде чем подняться и убрать в наплечную сумку тетрадь. Она ещё успеет подумать об этом за ужином.

В проходе плечом её задел лохматый мальчишка. Василиса только закатила глаза, не рассчитывая на извинения, — они от грифов и воронов являлись редкостью. Местный Избранный, будто герой глупой книжки, хлопал глазами и собирал себе свиту из нонконформистов. Будь этот мир чьей-то игрой, Василиса бы поразилась, с какими же идиотами ей приходится иметь дело. Но это, во-первых, не её дело. Во-вторых, Василиса в этой истории — героиня второго, даже третьего плана; та самая персонажка с заскриптованными репликами, с которой даже взаимодействовать нельзя — ходит себе кругами на фоне и живёт своей жизнью.

Лонгботтом, выходящий следом, аккуратно дотронулся до мантии Василисы — его рука так и повисла в воздухе на пару мгновений, когда она обернулась.

— Я хотел сказать, — он замялся, опустив взгляд, но тут же упрямо вздернул подбородок, — спасибо за помощь. Тогда, на полётах. Спасибо, Лаванда.

Василиса удивилась: на Гриффиндоре пропаганда определённых «светлых» ценностей была на изрядном уровне и чтобы так, на глазах сокурсников, поблагодарить слизеринку — нужно иметь недюжинную храбрость. Прямо сейчас, на её глазах, Лонгботтом перешагнул ступень из собственных страхов и предрассудков.

— Не за что, Невилл, — Василиса улыбнулась — впервые, кажется, искренне — и крепко сжала его плечо. — Рада была помочь.

Толпа разделилась: грифы пошли в башню — просиживать попусту время, играя в плюй-камни, а слизеринцы скрылись в подземельях — старшекурсники, устроившие с вечера серьёзный спор на тему «Величайший маг последних трёх столетий», обещали зачитать, как минимум, реферат про своих любимчиков. Василиса, заинтересованная многообещающей дискуссией, поспешила занять лучшее место.

Как бы там ни было, Василисе нравился её факультет: политические дискуссии, словесные баталии, изучение старинных манускриптов ради того, чтобы выпендриться двумя философскими фразами — и не всегда было важно, сказано это в тему или нет. Ценился сам факт вовлечённости, старания оценивали по достоинству, ни одна дельная мысль не пропадала в горячем споре — каждое предложение осмысливалось по-новому и ни раз оппоненты меняли свою точку зрения на противоположную. 

И даже после, факультет, строем вышагивающий на ужин, ни на миг не прекратил обсуждение — вскрывались подробности, находились подводные камни, совы приносили письма с выписками из семейных хроник. Слизеринцы, такие холодные для всех остальных, восторженно делились мнением друг с другом. За стол все уселись разом, оставив интересную тему до возвращению в гостиную — хотя некоторые, самые увлечённые, продолжали переговариваться по сквозным зеркалам. Когда двери в Большой Зал с грохотом раскрылись, Василиса от неожиданности подавилась тыквенным пирогом — сидящая рядом Паркинсон любезно похлопала её по спине.

Начался хаос. Все повскакивали со своих мест, и Василиса, выхватив горячую палочку, чудом совладала с собой — лианы на голове зашевелились, а магия внутри взревела подобно извержению гейзера. Директор, повысивший на детей голос, сделал только хуже — замершие и напуганные, у многих началась паника. Василиса, ощутив, как искры бегут по рукам и дрожит в предвкушении палочка, поняла, что нужно что-то решать. И срочно. Перехватив за талию оседающего на пол однокурсника, она взглядом отыскала старосту Фарли — и беззвучно, но очень чётко сказала «стоп».

И Слизерин послушался: дети, согнанные в колонну, остановились, держась за старшекурсников; остальные факультеты, превратившиеся в одну большую бесхозную толпу, замерли, не понимая, что происходит.

Василиса, оглушённая собственной магией, выпустила цветную молнию — она вызвала авроров. В тишине, прерываемой только стрекотом сигнального заклинания, десятки палочек взметнулись вверх. Потолок залило светом.

Василиса, не ожидающая от школы изначально ничего хорошего, только подтвердила свои многочисленные опасения. Это место, собравшее в себе сотни волшебников, было опасным. Преподавательский состав, обязанный заботиться о своих подопечных, был опасен. Магическая Британия с её закостенелыми традициями и отсутствием рационального мышления — была опасна.

Авроры сделали своё дело быстро: оперативной группой из шести человек, они изрядно покалечили тролля, прежде чем взорвать ему голову. Заплаканные гриффиндорцы, чудом спасённые, на неделю поселились в больничном крыле, заработали моральную травму и в придачу лишились сотни баллов. Слизеринцы же, как самые ответственные, показали себя с самой лучшей стороны. А в гостиной, когда всё улеглось, прорвало плотину: старшекурсники уверяли, что это заговор; особо громкие настаивали, что это всё акция против Избранного; кто-то, громко всхлипывая, диктовал текст для письма родителям — маленький змей так сильно дрожал, что не мог удержать в руках перо. Из медпункта вернулась староста, левитируя за собой ящик с успокоительным. Когда каждому достался маленький пузырёк с зельем, Джемма Фарли повернулась к Василисе, греющей руки у камина, и со всем официозом, на который была способна, искренне поблагодарила её за помощь — неизвестно, что случилось бы, подчинись они все директору и спустись бы в подземелья, где бродил тролль. Со всех сторон послышалось «спасибо» разными словами, и Василиса, опустошённая собственной эмоциональной вспышкой, просто кивнула. Так она заработала благосклонность всего факультета.

На следующий день, проснувшись в восьмом часу утра и спустившись в гостиную, Василиса застала большую часть факультета на ногах. Благо, что пары на этот день отменили — некоторые выглядели так, будто провели здесь целую ночь, не смыкая глаз. Выгнали из кровати же Василису назойливые мысли: что было бы, встреться они с троллем; почему до неё никто не додумался вызвать авроров; как сбежать, если тебя загнали в угол и работает антитрансгрессионное заклятие; почему домовые эльфы, принадлежащие Хогвартсу, не перенесли в безопасное место грифов, пострадавших от тролля. Все эти вопросы Василиса задала кучке сонных старшекурсников, и тем самым подняла лавину. В библиотеку сорвались все: у кого был доступ, тот зарылся в Запретную секцию, остальные же загрузили вопросами мадам Пинс. Василиса, вместе со всеми закопавшись в старые книги, пропустила завтрак и большую часть обеда. Поддавшись порыву, она даже заказала себе несколько изданий, не встретившихся в школьной библиотеке. Слизеринцы собирались найти ответы, ведь под угрозой оказалась их безопасность.

Тем же вечером Снейп пригласил Василису в свой кабинет. Декан лично передал ей благодарность от Попечительского совета — хотя сам выглядел так, будто сражался с цепными псами. Василиса, изрядно утомлённая за день, только кивнула — глаза болели из-за беспрерывного чтения в плохо освещённом помещении.

Своим исключительно правильным поступком — Василиса отрицала, что вообще в состоянии сделать что-то, на её взгляд, неправильное — навлекла на себя излишнюю популярность. Из массовки она резко переквалифицировалась в NPC со скудным, но диалоговым окном. Взгляды в коридорах, повышенное внимание, изменившееся отношение преподавателей — это стало не особо серьёзной, но проблемой — но до репутации Избранного далеко. И если однокурсники гордились смекалистой чистокровной Браун, уберёгшей свой факультет от опасности, то другие — те же грифы — разразились говном. Василиса не вступала в словесные баталии, не отвечала на оскорбления — ей не тринадцать, чтобы кидаться на тех, кто назвал её «злобной уродиной». А то, что мантии некоторых самопроизвольно возгорались — так это никто не докажет, народу в коридоре полно. Но особенно старался рыжий безманерный мальчишка — один из тех, кого застукали рядом с троллем. Как итог, Василиса, с его слов, этого тролля на них и натравила — плохая, плохая-плохая слизеринка. Лезть в эти конспирологические теории — всё равно, что себя не уважать — чем и занимался весь алый факультет.

Всё свободное время Василиса посвящала личным записям — к сожалению, память у неё была не идеальная, но очень избирательная. Листы занимали расчёты, сравнения, затраты на продовольствие, рандомные обрывки фраз, списки (от книг, которые хотелось прочитать, до предположительно опасных личностей, которых стоит избегать) и услышанные, но не изученные заклинания. Встречались также конспекты лекций, рецепты зелий или наблюдения за собственной магией — всё-таки умения её были достаточно необычные, хотя абсолютной уверенности, что за закрытыми дверьми все чистокровные поголовно не впадают в месячный сон или растят огромные сады, у Василисы не было. С тетрадью она, конечно же, не расставалась, но опасение, что кто-то может засунуть в её дела свой грязный нос, не отпускало — мало ли бывает несчастных случаев. Пришлось выискивать, а после кропотливо накладывать чары неприкосновенности. Теперь только Василиса — или кто-то, обладающий её свежим магическим слепком — могла дотрагиваться до тетрадки. Конечно, существовала угроза от взрослых волшебников, но сами по себе взрослые редко воспринимают детей всерьёз — ведь им, как это обычно и бывает, все остальные кажутся тупицами. Так что на несколько лет, но Василиса могла оставить беспокойство на их счёт. 

Впоследствии она не раз прокляла свою недальновидность.

Зима наступила стремительно, и Василиса, имеющая стабильную привычку заболевать под Новый Год, укуталась в шинель. От окоченения её спасали согревающие чары, но выветривались они быстро — в подземельях температура была чуть ли не минусовая. Снег выпал ближе к каникулам — и то, узнала она об этом от промокших после прогулки детей. В холода Василиса становилась апатичной и ленивой — хотелось только пить глинтвейн и читать что-то ненапряжное, вроде приключенческих книжек с непобедимым главным героем. Знание, что у кого-то, хоть и выдуманного, но всё хорошо, грело сердце.

Домой Василиса отправилась с большим удовольствием — крикливые дети и безразличные угрюмые преподаватели её изрядно утомили. В планах стояли проверка территории, вино на каждый приём пищи и долгожданный сон в саду. Василиса, ради соблюдения банальных приличий и из желания дочитать книгу, вслушиваясь в монотонный стук, села вместе со всеми на Хогвартс-экспресс. На платформе, понаблюдав, как школьников встречают соскучившиеся родители, Василиса только вздохнула, не позволяя себе лишнего — обидно или грустно ей не было. Но неприятно — отчего-то да. 

Василиса, кивнув на прощание некоторым знакомым, перенеслась с Пенкой в поместье. Знакомиться с кем-то у неё не было ни малейшего желания. 

Дом встретил её радостным урчанием — будто большая ласковая кошка, трущаяся в ногах. По коридорам прошла ощутимая волна магии, и Василису обдало горячим потоком; домовики, счастливо смеясь, кружили вокруг, утирая слезящиеся глаза. Василиса приняла горячую ванну и только после, распаренная и умиротворённая, с полным бокалом ежевичного вина, принялась обходить территорию. Сад, будто и нет никакой зимы, цвёл и пах. Снег таял раньше, чем соприкасался с зелёными кронами, наливные яблоки тянули ветви к земле. Почувствовав приближение Василисы, корни потянулись к ней, приветственно оплетая щиколотки. Вслушиваясь в шуршание и лёгкий треск, она чувствовала эмоции и оттенки тысячи голосов, сплетающихся в один. Многоликая сущность, рождённая из магии и воли, ластилась к её ногам.

Закончить обход удалось только через несколько часов. Комнаты были вычищены, продуктовые залы — заполнены едой, винные полки радовали глаза пополняющейся коллекцией, которой не стыдно похвастаться (проблема была в том, что Василисе не перед кем было хвастаться — только продолжать тешить своё эго, но она гнала подобные мысли прочь). Родовой зал же, сияющий мягким рубиновым светом, оплетали могучие корни — сад, живой и мыслящий, пророс сюда сам. 

К Рождеству дом не преобразился волшебным образом, стены не украсили гирлянды, в гостиной не стояла ёлка — Василисе всё это было не нужно, а, значит, не нужно никому. Когда в беседке её застала сова с посылкой, она изрядно удивилась — казалось бы, слать подарки ей некому. Но на протяжении дня прилетало всё больше сов: Паркинсон подарила крем для рук; староста Фарли — самопишущее перо, Лонгботтом — книгу про редкие растения. Вдруг перед Василисой встал вопрос ответных даров — она не могла не ответить на знаки внимания. Пришлось спуститься в подвалы и отобрать несколько бутылок вина — искать что-то и покупать времени не было. Для Невилла Василиса попросила у сада яблоко — как маленький презент к фруктовому красному. Не долго думая, одно из вин отошло декану — вот уж кто заслужил расслабиться на каникулах, так это он. Пенка доставила посылки адресатам прямо под рождественские ели (а кому-то и просто под дверь).

К ночи же прилетел важный филин, искусавший домовушке все пальцы — Василиса никогда не брала в руки то, что ей присылают. Письмо с поздравлениями пришло от тётки Лаванды, живущей в Штатах. Лисбет желала ей всего наилучшего и жила надеждой о встрече — слова её были пропитаны тоской из-за долгой и мучительной разлуки с дорогой племянницей.

Василиса из воспоминаний Лаванды знала только то, что Ида с сестрой серьёзно разругались. Не нужно быть шибко умной, чтобы понять, что произошло это из-за депрессивного состояния после смерти мужа— мнения их тогда кардинально отличались. Василиса, одновременно заинтересованная и сочувствующая, написала ответ, отправив с филином бутылку яблочного вина. По крайней мере, это могло быть интересно.

Новый Год Василиса встретила в одиночестве. Пригревшись у камина, она пила вино, пока не уснула. Мысли её занимали образы из прошлой жизни и застаревшие сожаления, болезненно сдавливающие сердце.

Перед самым отправлением в школу Василиса посетила банк. Флимлонк, увидев её вживую, широко оскалился — возможно, это была яркая улыбка, а не план по расчленению недобросовестной клиентки. Покатавшись на вагонетках и убедившись в собственной состоятельности (золото красиво и гипнотически блестело в свете ламп), Василиса провела час в кабинете своего поверенного, подтверждая или отклоняя различные предложения. Она купила близлежащие к своему поместью территории — сад должен был разрастись на гектары вокруг. Душу грела мысль о собственном Запретном лесе — правда, неизвестно, смогли бы в нём поселиться магические существа — Василиса не уточняла, но отчего-то знала, что яблони её выросли плотоядными. Пожав гоблину когтистую руку, она с чистой душой перенеслась камином в Хогсмид — от деревушки намного быстрее можно было дойти до школы, вместо целого дня покатушек на поезде. Василиса, понимая, что её ожидают ещё полгода ленивой учёбы и частых мигреней, переступила порог Хогвартса.

Слизерин встретил Василису тишиной, запахом хвои и имбирными пряниками в огромной корзине — подарок от декана. Старшекурсники, оставшиеся на каникулах в замке, обреченно жевали крошащуюся глазурь — лица у них были опухшие, а глаза полуприкрытые.

Учебный год начался стремительно. Василиса, занятая собственными мыслями, практически не обращала внимание на происходящее вокруг. Тем более, что интересных событий не было — разве что Избранный выделился на очередном матче по квиддичу. Игроки сборной Слизерина — в частности, Флинт и Пьюси, матерясь на все лады — до самой ночи составляли план и обсуждали новую тактику против «шустрого засранца», посмевшего выбить Гриффиндору первое место в таблице. Их подготовка зачастую включала в себя постоянные пропуски уроков и короткий сон в гостиной — некоторые даже начали таскать им еду, настолько измученными они выглядели.

Никаких серьёзных склок, кроме стычек с грифами в коридорах, не происходило долгое время — Василиса вдруг начала беспокоиться, что впереди их ждёт как минимум стрелка за школой стенка на стенку. Находясь в поисках книги про магические фрукты и ягоды, ей часто приходилось сталкиваться с кудрявой гриффиндорской девочкой в читальном зале — талмуды, которыми она нагружалась, не выглядели хорошим чтивом для первокурсницы, но у Василисы не было привычки ходить и навязывать своё мнение — хочет ребёнок и читает, что уж поделать. Василиса вообще редко с кем-то разговаривала: в основном, либо задавала вопросы условно старшим, либо вежливо от чего-то отказывалась. Она не собиралась скрывать своё взрослое сознание, не притворялась малым дитём, не задумывалась, как выглядит со стороны, не делала что-то, пытаясь вызвать одобрение сверстников — Василиса была взрослой и самостоятельной, проводя время в исключительно своей компании. Василиса запрещала себе думать, что была очень одинокой — письма ей слала домовушка, по душам поговорить не с кем, а дружить с кем-то своего возраста, являясь при этом одиннадцатилетней девочкой — гиблая и опасная затея. Василиса топила всё самое горькое в важных делах, которые сама же для себя и придумывала.

Пары по Защите отчего-то стали скучнее, чем в начале учебного года — Квиррелл, превосходно знающий свой предмет и с любовью о нём рассказывающий — чему не могли помешать даже его речевые дефекты, — постоянно пребывал в каких-то своих мыслях. Спросить у него что-то после пары, как раньше, оказалось сложной задачей — профессор запирался в своих покоях, часто пропуская при этом приёмы пищи, и подловить его было нереально. На взгляд Василисы, у него начались серьёзные проблемы в жизни, которые и сказывали на его общем состоянии — постоянно терзаемый ими, Квиррелл не находил себе места, шатаясь по территории школы безликой тенью.

Затишье прервал Малфой и его шило в одном месте — по какой-то причине, именно этот чистокровный мальчишка чаще всего влипал в неприятности; старшаки за спиной называли его «своим грифом», но только в шутку. Конечно, виновником его назвать сложно — кучу правил нарушили Избранный и его компашка, но прилетело в итоге почему-то всем. Сначала разумных и осторожных слизеринцев поразил рассказ о драконе в хижине лесничего — младшим курсам было запрещено подходить к ней ближе, чем на десяток метров. А потом, как гром среди ясного неба, отработка в Запретном лесу. Василиса, которую дикий магический заповедник манил к себе с первого дня, сначала ужасно позавидовала, а после — шокировано покачала головой. Это ж надо настолько ненавидеть кучку ребятни, чтобы отправить их в место, имеющее в названии «запретный». Слизеринская гостиная находилась под озером и могла похвастаться прекрасными видами на огромного кальмара и русалочий народ, и окна, как у других факультетов, не выходили наружу, но во время пар по Астрономии отлично было слышно, как из леса доносятся ржание, рычание и чей-то громкий стрёкот. Мелюзге, не знающей ни одного атакующего заклинания, делать там было нечего.

Малфой, прибежавший после отбоя в слезах, всполошил всех разом: староста сорвалась за деканом, однокурсники помогли снять грязную мантию, кто-то притащил плед. Василиса, зачитавшись «Тропою троллей», не сразу сообразила, что вообще происходит, но, увидев впадающего в истерику ребёнка, достала припасённое успокаивающее зелье. Через десять минут в гостиную влетел Снейп — злющий, как тысяча чертей, и очень обеспокоенный. Не то чтобы редкое зрелище, но однозначно приятное — декан был готов драться за своих змеек с кем угодно, и факультет платил ему тем же. Общими усилиями удалось успокоить Драко, узнать цельную историю и уложить ребёнка спать.

Василиса, до последнего прислушиваясь к обсуждениям, задала в пустоту только один вопрос: «Кто хотел убить юного наследника?». Следом кто-то высказался, что Поттер — тоже наследник, неужели он настолько ненужный? Гам поднялся такой, что Снейпу, так и не покинувшему гостиную, пришлось наложить звуконепроницаемые чары. Внимательно осмотрев своих подопечных, он сказал, что разберётся с этим и попросил никуда не влезать — времена настали чересчур неспокойные. 

Палочка в кармане нагрелась — Василиса замерла, почувствовав, буквально услышав, что их предостерегли от опасности — серьёзной и масштабной. Лозы, спрятанные под мантией, зашуршали, перенимая беспокойство хозяйки. Что-то во всём этом творилось неладное, скрытое от обывательских глаз — что-то, похожее сутью своей на подпольную партизанскую войну.

Василиса поднялась в комнату, механически разделась и скрылась за пологом кровати. Пенка, тихая-тихая, поставила перед ней поднос с закусками и полный бокал вина. Взяв в руки палочку ради собственного успокоения, Василиса медленно погладила её подушечками пальцев — внутри, где-то внизу, под рёбрами, всё сжималось в колючий шар. Магия болезненно закипала, но выплеснуть её было некуда — Василиса, сморгнув слёзы, заставила себя проглотить ком в горле.

Слизерин не просто не любили — Слизерин показательно опускали в чужих глазах. У них не было поддержки. Дети, амбициозные и не по годам умные, расплачивались за ошибки родителей и чьи-то надуманные грехи. Их изводили, их отделяли, на них показывали пальцем — факультет злобных, факультет хитрых, факультет безжалостных.

Это было чьим-то полем боя, и их только что подстрелили.

Василиса не смирилась с существующим положением вещей, но сделать ничего не могла — только предполагать и быть вдвое осторожнее. Неизвестные силы пугали, заставляли постоянно нервничать и оглядываться, искать в чужих словах смысл и зашифрованные послания. Василиса стала дёрганной, угрюмой и очень опасной — магия, сдерживаемая внутри, точила ядро, как вода резала скалы — неумолимо.

На последней неделе весны Василиса получила письмо от Иды. Это настолько ошарашило, что больше разозлило — ни единого письма для, вроде как, дочери за всё время с поступления в эту чёртову школу, а тут — весточка под конец учёбы. Василиса, прежде чем вчитаться в строки, решила для себя, что выселит Иду, если она попытается хоть как-то на неё надавить или что-то потребовать. Играть паиньку Василисе надоело.

Но взращенные ожидания не оправдались. Ида сообщала ей, что улетает по работе в Неаполь — случайно найденные туристами захоронения требовали её длительного присутствия, как исключительной специалистки, и вернётся она под конец лета или вообще осенью. Не то чтобы Василиса расстроилась — для неё это было даже в плюс, — но неприятно отчего-то всё равно стало.

К слову, с ней продолжала переписываться тетя Лаванды — Лисбет. В письмах она просила обращаться к себе по имени и, нетерпеливо перепрыгивая с темы на тему, старалась максимально влиться в жизнь племянницы — она заметно опасалась, что интерес у девочки иссякнет и ответа больше не последует. Но Василиса не собиралась — по крайней мере, пока — прекращать общение. Лисбет работала в МАКУСА, в отделе магического правопорядка и была очень сильной ведьмой. Знала она, естественно, тоже многое — и Василиса с детским интересом попросила её почаще рассказывать о своей работе — всё-таки, другая далёкая страна, совершенно отличающаяся от Британии. Несколько строк восхищения, и Лисбет была готова переписывать ей рапорты — чего, к сожалению, не делала, но зато активно делилась знаниями о магической системе в Штатах. Василиса даже подумала, что, в случае чего, переедет за границу — настолько её напрягало происходящее.

Экзамены прошли буднично. Первокурсников никто валить не собирался, и Василиса, с лёгкой тоской вспоминая свою первую сессию, меланхолично передвигалась по пустым коридорам. Особых планов на лето у неё не было — только дегустация вина и долгожданный сон в саду. За мыслями о новом урожае, она не сразу заметила спешащего к ней с другого конца коридора Лонгботтома. Лицо его от бега раскраснелось, но на лице сияла улыбка.

— Лаванда! — Невилл опёрся о колени, тяжело дыша.— Я ищу тебя весь день!

Василиса удивилась — она заметила, что часто испытывает это чувство рядом с пухловатым мальчиком — и вопросительно подняла бровь. Будучи выше на полголовы, смотреть с недовольством и скепсисом было легче. Чтобы не стоять на пути, они присели на широкий подоконник — Василиса привычно подогнула под себя одно колено и скрестила под грудью руки.

— То яблоко, что ты прислала. Его семена проросли!

Василисе понадобилось несколько секунд, чтобы понять, о каком именно яблоке говорит Лонгботтом — видимо, о рождественском презенте.

— Признаюсь, я сначала не понял, но потом! Оно волшебное!

Оу. А вот об этом Василиса действительно не подумала. Раз сад волшебный, то и яблоки волшебные, это логично. Получается, что вино, сделанное из этих яблок, тоже волшебное? Но какой у него в итоге эффект?

— Рада, что тебе понравилось, Невилл.

— Извини, что не попробовал твоё вино, мне не разрешили. Ты делаешь его сама? Бабушка очень лестно о нём отзывалась.

Невилл заметно нервничал — обычно их разговоры не переходили на дружеские или личные темы. Обычно и разговоров-то практически не было, помимо учебных вопросов. Василиса, не привыкшая болтать с кем-то о таких пустяках, чувствовала себя немного неловко. Но опыт казался интересным.

— Да, сама; у меня домашняя винодельня. Думаю, у тебя ещё будет возможность — у меня много сортов.

Они проговорили не меньше часа: Лонгботтом рассказал, как быстро — действительно, всего за пять месяцев вместо, как минимум, пяти лет — вырастил яблоню в форме бонсай. Он только и успевал, что пересаживать деревце, следя за его корневой системой. Василиса, в свою очередь, в двух словах поделилась, что у неё есть любимый сад и большие планы на виноделие. Невилл не обижался на её односложные ответы — скорее, с радостью делился новостями из собственной жизни. Сейчас было как никогда заметно, насколько мальчику не хватает общения и друзей-ровесников. С каким-то непривычным для себя теплом, Василиса подумала, что способна ему это дать — пусть и таким неполноценным аналогом. 

В ожидании результатов экзаменов, собирая более не нужные вещи в кейс, Василиса получила от Паркинсон приглашение в гости — хотя по лицу Панси можно было понять, что это скорее долг вежливости — совсем недавно она хвасталась планами и предстоящей поездкой на курортные острова. Булстроуд же, не всегда разбирающаяся в полутонах и скрытых намёках, пригласила к себе Василису вполне искренне. Гринграсс показательно в разговоре не участвовала — она была нелюдимой и общалась только с девочками постарше. Василиса задумалась, уже зная, что откажет. Кататься по чужим поместьям настроения совершенно не было — тем более, это включало в себя близкое знакомство с родителями. Конечно, тяжело нарушить этикет, если во время разговора ты молчишь, как воды в рот набравши, но другое дело — лезть в потенциально опасное место, зная, что рассчитывать можно только на свои силы. Чуть что — и о Лаванде Браун забудут, будто её и не было.

Под конец семестра, будто без происшествия учебный год не имеет права заканчиваться, в больничное крыло загремел Избранный. Судачила об этом вся школа, но окончательной правды никто так и не услышал — рыжий мальчик и кудрявая девочка, сопровождающие Поттера по пятам, только загадочно улыбались, преисполнившись гордостью за самих себя — чем ужасно раздражали. Единственное, что удалось выяснить наверняка: профессор Квиррелл пал чьей-то жертвой — от него даже тела не осталось. Василису это выбило из колеи — преподавателем он был отличным и невооруженным глазом заметно, как сильно он любил свою работу. Но больше поражало спокойствие его коллег — к смерти Квиринуса они были явно равнодушны. Будто мучительная гибель человека, с которым они контактировали больше двадцати лет — сначала как с учеником Рейвенкло, а после в качестве учителя — что-то повседневное. Неважное.

Конечно, Василиса не могла упрекать тех, кто не любит скорбеть открыто. Они были не обязаны кричать своим видом, как им плохо, показательно плакать во время приёмов пищи и ходить в чёрном. Но дело в том, что о Квиринусе Квиррелле, прекрасном преподавателе Защиты и магловедения, забыли, будто его и не было.

Торжественный пир по окончанию учебного года выглядел в свете последних событий, как одна большая насмешка. Директор, подливая масла в огонь, накинул своим любимцам-лодырям двести пятьдесят очков — не иначе, как за «красивые глазки».

И всё бы ничего, но за «принципы и дружбу с врагом» Лонгботтому начислили ещё десять баллов — взгляды змеек-старшекурсников, оканчивающих в этом году Хогвартс, застыли в собственных тарелках. И тут уже Василиса не выдержала — она не выносила несправедливости по отношению к себе, а Слизерин, со всеми разногласиями, стал её Домом. Василиса встала со своего места, чувствуя, как внутри неё поднимается буря — магия реагировала на каждую эмоцию.

— Я требую справедливости, — её голос, усиленный заклинанием, волной накрыл Большой Зал. — С ваших же слов, я тоже «вожу дружбу с недругом» и отстаиваю свои желания, идя наперекор чужим домыслам. По-вашему, мои усилия не достойны баллов, раз я принадлежу Дому Салазара?

Рыжий мальчишка, самый громкий из грифов, хотел выкрикнуть что-то гадкое, но заткнулся, заметив направленный на себя взгляд Ужаса Подземелий. Лонгботтом, изрядно нервничающий, подскочил на месте, чудом не запутавшись в мантии, — звякнули задетые им столовые приборы.

— С-сэр, я тоже считаю это несправедливым. Эти баллы… Лаванда права!

Послышался злобный шепот: «Ну ты чего, это же слизни!». Василиса слегка кивнула Невиллу, продолжив сверлить взглядом директорскую кафедру — магия внутри болезненно скручивалась, не находя выхода, и оседала тяжестью в висках и запястьях.

— Что ж, видимо, в этом году у нас ничья! Гриффиндор и Слизерин делят между собой Кубок Хогвартса! Поздравляю, ребята.

Директор, будто ничего не случилось, вернулся на своё место. Василиса, медленно дыша, присела на край лавки — силой её воли злость съёживалась, прячась внутри. Счастливые сокурсники хлопали Василису по спине и плечам, но ей не было дела до чужой радости — накатила слабость. Василиса, опустошённая, не желая больше никого видеть, оставила ужин и скрылась в комнате, так и не выходя из неё до оглашения результатов экзаменов. Получив на руки табель, она собрала оставшиеся вещи, попрощалась с факультетом и, вызвав Пенку, отправилась домой — ждать лишнюю неделю и отправления Хогвартс-экспресса у Василисы не осталось ни сил ни желания.

Поместье встретило её гулом. Василиса, не имеющая возможности даже вдохнуть, скинула вещи домовикам и стремительно прошла в глубь сада, к беседке. Оперевшись руками о гладкие полированные поручни, Василиса позволила себе отпустить скопившийся внутри ком — и чуть не потеряла сознание. Магия, хлынувшая из неё, светилась рубиновым и была очень густой. Неизвестно, как долго это продолжалось — Василиса, потерявшая счёт времени, впервые за год ни о чём не беспокоилась.

Среди детей, волей-неволей, ей приходилось себя сдерживать: от крепкого словца, физических расправ, приказного тона или от реакций на ситуации, выходящие за грань разумности — а таких оказалось в достатке. Василиса всегда была не выносящей чужую тупость, вспыльчивой натурой. Здесь же, на каждую её эмоцию реагировала магия — не хотелось случайно сжечь несколько детей, даже если они и были слишком доставучими. Приходилось копить в себе и терпеть — уединиться в замке оказалось на удивление проблематично.

Одно радовало, в её отсутствие дома никаких трагедий не случилось. Домовые эльфы следили за порядком и усиленно занимались виноделием, расширяя подвалы. Василиса с горечью подумала, что алкоголя ей хватит, чтобы пить всю жизнь, не просыхая — и ещё потомкам останется. Но останавливать производство не стала: планы по открытию своего бизнеса показались не такими плохими, как на первый взгляд — по крайней мере, она могла продавать свой продукт знакомым на Слизерине. У аристократов лучше любой рекламы работало сарафанное радио.

Убедившись, что никаких срочностей не ожидается, а задания для домовиков оставлены, Василиса приняла расслабляющую ванну, поужинала лазаньей, выпила два бокала вина и, оглянувшись на звёздное небо, исчезла среди широких стволов. Отчего-то ей подумалось, что следующий учебный год принесёт только новую головную боль.