Беккет цепко держал её ладонь и покрывал поцелуями каждый палец Шарлотты. Холодные, в натопленной комнате кажущиеся ледяными, губы бродили от запястья выше, к изгибу локтя — в наиболее чувствительное место даже под прикрытием ткани, затем предплечье, на котором Беккет остановился подольше, и Шарлотта затрепетала, сутулясь и смущённо освобождая руку из его ставшей вдруг ненадёжной хватки.

Кровь прилила к голове и пульсировала в висках. Ещё никогда Шарлотта не сталкивалась со смущением, которое могло быть столь болезненным.

— Вы можете пообещать, что будете нежны со мной? — слабым от волнения голосом спросила она, невольно отстраняясь от севшего слишком близко мужчины в ночной рубашке.

— Разве я дал вам повод усомниться?

«Да» — хотело сорваться с её языка. Всё это обман, морок, дымовая завеса, ей только кажется, так только сейчас, потом станет плохо, очень плохо, потому что в его глазах… и всегда… этот взгляд, в нём ведь что-то страшное… и он вечно преследовал её перед свадьбой, во снах, в зеркале, когда веки устало смыкались, а сейчас и наяву. Почему он не может смотреть иначе? Пусть хотя бы притворится, хоть на миг, чтобы не было столь коварной лжи и фальши, когда руки и губы делают одно, а в глазах совсем другое… И оттого прикосновения кажутся жёсткими, хотя кожа на его руках мягче, чем она себе представляла, а поцелуи слишком жгучие, ах, разве служанки не щебетали однажды неподалёку от её детской, что поцелуи напоминают касание распустившегося бутона цветка к коже? Почему же у него они такие, словно на ней ставят клеймо раскалённым до бела железом?

Шарлотта потупила взор, зябко обняв себя. Как же боязно, как же неприятно…

Большим пальцем Беккет очертил линию её губ, нарочито медленно поглаживая нижнюю. Шарлотта не осмелилась поднять взгляд, до побелевших костяшек вцепившись в край кровати. Не приведи Господь Бог он это заметит…

— Вы позволите?

Исподволь Шарлотта нахмурила брови, опустив глаза ещё ниже, с исправной тщательностью изучая едва видный в свете пяти свечей узор на ковре прямо возле её ступни. Он ведь уже протянул руки к воротнику расшитого весенними цветами халата, зачем спрашивать? Насмешка? Определённо она. Не может ведь Шарлотта не позволить, как отказать?.. Не подобает. Она — ему?

И всё же…

Сглотнув колючий комок в горле, Шарлотта робко закивала и не успела даже опомниться, а халат уже оказался настойчиво стянут до пояса. Рефлекторно её руки дёрнулись и зачем-то смяли лёгкую ткань халата, а она закусила губу, мгновенье назад обласканную Беккетом.

Нет, никак нельзя… Он ведь муж, он ведь должен, какой бы ни был. Так и должно быть. Отец обещал Шарлотту ему в жены, этой договорённости почти восемь лет, ошибка исключена, ничего плохого с ней не может произойти…

Ох, тогда почему её бьёт дрожь, будто в спальню прокралась беспощадная стужа?

От осознания, что она сейчас сидит наполовину обнажённая перед взрослым мужчиной, Шарлотта почувствовала, как в груди и животе всё горит, точно внутренности крапивой отстегали.

Она собралась с духом произнести ещё что-то, но язык словно в узел завязался.

Шарлотта пугливо вздрогнула, когда Беккет встал, и тут же облегчённо вздохнула, видя, как он, повернувшись к ней спиной, наливает коньяк в хрустальный бокал. На смену робкому страху пришёл иной, с примесью неуверенности. Она что, недостаточно хороша для него?

— Не стоит стыдиться того, что естественно, — произнёс Беккет ровным голосом, подходя к ней и протягивая бокал, наполненный почти до краёв.

Обхватившая себя за плечи и прикрывающая грудь Шарлотта подняла понуренную голову и после недолгих колебаний взяла его в руки, но пить не спешила.

Но после того, как Беккет самолично приблизил бокал к её губам и, подложив под ножку два пальца, чуть ли не силком опрокинул в Шарлотту коньяк, она подскочила на месте, шарахнувшись от него, сдавленно вдохнула обжигающую смесь из собственного испуга и коньяка и закашлялась.

— З-з-зачем вы т-ак? — заперхала она, ощущая, как гадко теперь стало во рту. Нестерпимый жар неистовствовал в груди, тысячи тонких горячих игл пронзили плечи и спину, принося странное обволакивающее тепло. Язык онемел.

Её глаза заволокла туманная пелена, не то слезы выступили от коньяка, не то от обиды, не то от всего разом. Посему запоздало Шарлотта почувствовала, как Беккет опаляет кожу, по которой скатывались мелкие капельки коньяка, своим дыханием, и кончик его носа незатейливо касается ключицы, а ладони медленно ползут от бёдер по талии к груди. Секунда, потраченная на восстановление контроля над собой после грубой и бесчестной выходки, и вот она уже в его руках.

Когда Беккет навалился на неё сверху, Шарлотта до скрипа сжала зубы от тяжести и, приглушённо всхлипнув, подняла взгляд к самому потолку, неустанно твердя в мыслях: «Всё пройдёт, всё пройдёт, так надо, всё пройдёт, всё хорошо…»

Мысли спутывались в гудящей голове, руки вдоль туловища сами по себе сжались в кулаки, Шарлотта зажмурилась, как будто ей предстояло выпить горькое лекарство.

Беккет завёл ей руки за голову, прижав запястья к подушке, и устроился между ног. Задрав ещё держащийся благодаря не развязанному поясу на её талии халат, он провёл пятернёй от коленки ко внутренней стороне бедра, чувствуя, как кожа Шарлотты покрывается мурашками, и как учащается её дыхание.

Грудь высоко вздымалась и опускалась, щёки пылали, в затылке ощущалось незнакомое жжение. Она уже молилась, чтобы «это» поскорее настало.

— Миссис Беккет, я сдержал своё обещание?

Шарлотта облизнула вмиг пересохшие губы и неосознанно кивнула. Что угодно уже говорите, только прекратите эту пытку…

— Я рад, что мне это удалось.

Тело Шарлотты пронзила острая боль, но она к ней постепенно привыкла — от падения с лошади в девять лет было хуже. Беккет немного помедлил, давая ей возможность привыкнуть к ощущениям, за что она была ему безгранично благодарна, «это» оказалось терпимым, но страх каким неприятным делом, от которого даже начало мутить.

Беккет судорожно сглатывал, содрогался под свистящие вздохи Шарлотты, постанывал, плотно сомкнув губы, а когда остановился, шумно втянул носом пахнущий молодым, лишённым невинности женским телом воздух. Он отпустил её, прижавшись покрытым испариной лбом к зардевшейся щеке и мазнув губами по губам Шарлотты.

Наконец она могла пошевелить руками, затёкшими за это время так, что она не чувствовала их вплоть до самой кисти, а на запястьях виднелись начинающие алеть следы от пальцев Беккета. Внизу живота не утихали отголоски прежней боли. Голова кружилась от того, что она слишком долго закатывала глаза и напрягала зрение, силясь ни в коем случае не смотреть на мужа.

— Было ведь совсем не больно, не правда ли? — возвращая голосу собранность и властную учтивость, тихо спросил Беккет.

Шарлотта натянула халат до самой шеи, прижав ещё трясущиеся кулачки к груди. Тёмные кудри разметались по подушке, в полутьме кажущиеся клубком змей. Она жадно хватала ртом тёплый воздух спальни и часто моргала, смахивая с ресниц мимолётные слёзы, прежде чем решиться на ответ.

— Вы совершенно правы, дорогой супруг, — слабо прохрипела Шарлотта, блаженно вытянула ноющие ноги, внутренне торжествуя, что через самое страшное она уже прошла.

Уже засыпая, отдалённым уголком сознания ловя журчание коньяка и звон хрусталя, Шарлотта чуть расслабила веки, чтобы увидеть, как Беккет пригубил ещё один бокал и неторопливо погасил свечи.