Еще одной особенностью Тэдфилда, как выяснилось довольно быстро, была его полная изолированность. Как в оккультном плане, так и в эфирном. Кроули с Азирафаэлем успели провести пару спокойных месяцев, прежде чем сообразили, отчего им не поступают распоряжения от начальства — и вот тогда-то они и пришли к решению время от времени выбираться в Лондон. При той скорости, что развивал на своей Бентли Кроули, это не было проблемой, однако удовольствия от этих поездок невольные напарники получали мало. Особенно досадовал Азирафаэль, который в принципе не любил лишних перемещений. Он не имел ничего против того, чтобы время от времени прогуливаться по парку или по аккуратно расчищенным деревенским дорожкам, но умопомрачительные гонки по трассе Оксфорд-Лондон и обратно ему совершенно не нравились. Кроули же наоборот, всегда готов был разогнаться посильнее, но вся радость от свистящей скорости убивалась прорывающимся в эфир голосом начальства.

— Они же прекрасно знают, что я присматриваю за Антихристом! — не уставал возмущаться Кроули. — Какого черта они вешают на меня такую кучу мелких заданий? Неужели у нас настолько плохо с кадрами, что некого бросить на славное дело искушения?

— Ну, в последние годы ты не отказывался, — справедливости ради отметил Азирафаэль. — Они и привыкли, что ты везде успеваешь. А мои вообще не в курсе.

Он вздохнул. Разумеется, <i>свое</i> начальство он известил о том, что кладет все силы на борьбу за душу Антихриста. И наверху его даже похвалили: за инициативность и самоотверженность. Однако при этом ясно дали ему понять, что считают подобные усилия бесперспективными. Его даже утешали, заранее уверенные в полном провале! И, естественно, ему тоже продолжали присылать текущие задания.

Единственное, чего удалось добиться обоим, так это того, чтобы их хотя бы не гоняли по всей Британии и тем более за ее пределы. Все-таки на носу Армагеддон, и это куда важнее парочки благословений или искушений. Да и как ответственный ангел — и, конечно же, исполненный энтузиазма демон — могут надолго оставить Антихриста, зная, что рядом ошивается коварный конкурент?

Так постепенно и повелось. Раз в месяц мистер и миссис Фелл ранним утром, едва ли еще не ночью, выходили из дома и бесшумно покидали Тэдфилд. Несясь по пустым пока что дорогам, которые еще несколько часов будут обходиться без пробок, они ждали. В какой-то момент Бентли пересекала определенную черту, и тогда перед Азирафаэлем появлялся белоснежный свиток с витиеватыми золотистыми буквами. Поспешно спрятав его в карман пиджака, ангел как можно крепче зажимал уши, ибо практически в тот же миг игравшее в машине радио переходило в распоряжение адской связи.

Азирафаэль, который от души ненавидел разбирать золотистые буквы на белом фоне, в эти моменты был благодарен своему начальству за письменные указания. По крайней мере, сам он был избавлен как от мерзких голосов, сыплющих вперемешку приказами, обвинениями и угрозами, так и от общения с коллегами в целом. Кроули же вынужден был вяло переругиваться, что-то обещать, от чего-то отбрехиваться, и к тому времени, как вновь включалось радио, вид имел самый что ни на есть мрачный.

Плохое настроение у обоих усугублялось тем, что ни одно задание теперь нельзя было отложить. Они не имели ни малейшего желания мотаться туда-сюда постоянно, и поэтому располагали только одним этим днем, чтобы удовлетворить запросы начальства. Сверив поручения, ангел и демон делили их по географическому признаку, Кроули подбрасывал Азирафаэля максимально близко к начальной точке его маршрута, а сам уносился на «свою» половину Лондона.

Впрочем, иногда им все-таки везло. Временами заданий присылали не слишком много, и тогда вечером они могли себе позволить ужин в хорошем ресторане.

— Только не в «Ритце»! — в самый первый раз, когда выпала такая удача, попросил Кроули. — Нас там слишком хорошо знают, а мне не хотелось бы постоянно менять облик, это сбивает с мыслей и ощущений.

Азирафаэль не возражал: в Лондоне имелось немало приятных мест, где кормили самыми разнообразными, но неизменно вкусными блюдами. А как-то раз им хватило времени даже на Альберт-холл!

Но все же куда чаще они вновь встречались уже лишь глубокой ночью, взмыленные — конечно, в переносном смысле, — усталые и растратившие свои силы почти подчистую. В такие дни они просто молча кивали друг другу в знак того, что вся работа выполнена, садились в машину и в полнейшей тишине ехали домой. По возвращении Кроули падал на кровать и моментально засыпал, а Азирафаэль находил на кухне припасенную сладость и садился с нею за книгу, прогоняя написанными словами суматоху пережитого дня.

Так прошло больше года. Они отметили еще одно «семейное» Рождество на двоих и пережили еще одну морозную и снежную зиму. А новой весной Кроули опять взялся за свой сад. В прошлом году ему удалось найти неплохой баланс между красотой и сдержанностью и даже получить соседское признание. Отказ от цветов долго не находил понимания в женской среде, все заканчивалось снисходительным: «Ну конечно, раз нельзя, то приходится выкручиваться…», однако результат заставил придержать языки. Кроули сумел подобрать растения так, что те самим своим цветом, не говоря уж о размерах и формах, создавали поразительную композицию.

— Как будто часть райского сада… — завороженно обронил кто-то из гостей. — Такая, знаете ли, самая потаенная.

Азирафаэль, из вежливости составлявший компанию гостьям своей «супруги», вздрогнул. Он сам когда-то неловко пошутил про «кусочек Эдема» и помнил, что это задело Кроули. Сейчас же быстрый взгляд, брошенный в сторону демона, не выявил ни следа досады. Лицо с точеными чертами оставалось по-прежнему спокойным. Возможно, Кроули не придавал значения суждениям смертных, которые понятия не имели, как выглядел настоящий райский сад, и отнесся к их словам как к расхожему клише.

И все же, осознал вдруг Азирафаэль, ему бы хотелось, чтобы подобные намеки не звучали. Кроули ни разу не упоминал, что скучает по Раю — да и, собственно, скучают ли демоны вообще по тому, что было когда-то? Однако для чего-то же он создает такую тонкую, почти призрачную иллюзию прошлого.

Азирафаэль не мог сказать, что знает демонов. За те шесть тысяч лет, что он пребывал на Земле, ему приходилось время от времени сталкиваться с коллегами Кроули. Была даже одна весьма некрасивая и неприятная история с демоном, который изображал местного божка, и для ангела, ввязавшегося в противостояние, все могло закончиться довольно плачевно, если бы в самый критический момент не вмешался его старый знакомый. Как потом сам Кроули оправдывался перед начальством, Азирафаэль не представлял, однако из воды тогда сухими вышли оба. И все же, как сказали бы современные люди, процент выборки был ничтожно мал. Имелся лишь один-единственный демон, с который Азирафаэль контактировал на протяжении длительного времени и которому мог доверять.

Наверное, это и было самым странным.

Ангел в принципе не может — а главное, не должен — доверять никаким демонам. И все же Азирафаэль доверял. Он знал, что Кроули может замалчивать что-то, преувеличивать и приукрашивать, подавать немного не той стороной или же не говорить о чем-либо вовсе, но никогда не станет откровенно лгать, глядя прямо в глаза. Если оглянуться в прошлое, то можно было убедиться, что Кроули и людям-то никогда не лгал. Подчас изворачивал факты, подкидывал внезапные идеи, соблазнял, отговаривал — однако не врал. Кроули нравилось, когда люди приходили к решению сами, пусть даже и запутавшимися — но при этом не обманутыми. Ложь в своей работе он считал откровенным, как он выражался, <i>читерством</i>.

И в этой странной <i>честности</i> демона было нечто неуловимо милое, где-то даже трогательное. Кроули, разумеется, пришел бы в ярость, узнай он о таких мыслях ангела, но это ни на что бы не повлияло. В памятках и методичках, регулярно высылаемых Раем, Азирафаэль читал о том, что демоны — грязные, низменные, абсолютно беспринципные создания, а затем каждый раз задавался вопросом, как тогда демоном может быть Кроули. Вот уж у кого принципы были подчас тверже, чем у некоторых ангелов! Кроули вообще, несмотря ни на что, являлся на удивление цельной натурой, и даже самые <i>неидеальные</i> его черты аккуратно вписывались в единый образ.

Образ, за шесть тысяч лет незаметно ставший самым близким и почти родным.

Стоило об этом подумать, и Азирафаэль начинал ощущать растерянность. Он осознавал, что это неправильно, где-то в их отношениях закралась ошибка. Не может демон — даже такой странный, такой необычный, такой <i>человечный</i> — стать понятнее и ближе, чем небесные собратья. Однако — стал.

Стал, когда пришел в ужас от гибели детей в Месопотамии.

Стал, когда пожалел распятого Христа.

Стал, когда оплакивал костры инквизиции.

Стал, когда в который раз спас одного рассеянного и наивного ангела.

Когда делал, думал и <i>чувствовал</i> все то, до чего Небесам не было никакого дела.

И то, что вот уже почти два года Кроули пребывал в женском облике, ни капельки не помогало. При всей худобе демона его нельзя было назвать хрупким или беззащитным, однако Азирафаэль все равно ощущал рядом с ним некую неловкость. Будто он чем-либо ущемлял Кроули, словно ограничивал в чем-то. Азирафаэль помнил, что для самого Кроули нет особой разницы, на протяжении веков он без проблем примерял на себя тот облик, который казался ему более удачным для выполнения той или иной миссии, однако не было сомнений и в том, что мужское тело все-таки предпочтительнее. По крайней мере, б<i>о</i>льшую часть всего времени Кроули находился именно в нем. Хотя бы потому, что до последних десятилетий только мужчины имели право свободно ходить по пабам, кабакам и барам!

Для ангелов — и, возможно, для демонов тоже, но здесь Азирафаэль не знал наверняка — пол тела не имел никакого значения. Многие ангелы вовсе никогда не спускались на Землю. Строго говоря, и тело-то выдавалось далеко не всем — вернее, не все оставляли запрос на него. Азирафаэль знал немало ангелов, которые ни разу не облекали свой эфирный дух в «низменную человеческую оболочку» и находили это самым комфортным и приятным. Те же, кто все-таки эту самую «оболочку» имели, относились к ней как аккуратный и рачительный хозяин к не слишком удобной, но дорогой одежде. Это было тем занятнее, что, по сути, само понятие одежды, как и нужда в ней, возникло лишь после того, как Кроули устроил всю эту свистопляску с грехопадением. В отличие от людей, ангелы не были подвержены чувству стыда, хотя бы из-за того, что их эфирная сущность вовсе не имела половых признаков.

Азирафаэль же провел среди людей шесть тысяч лет. И что такое стыд понимал отлично, более того, он даже неоднократно его испытывал. Почему ему должно быть стыдно рядом с Кроули, носящим изящный женский облик, Азирафаэль не понимал, но все равно неизменно смущался. И оттого пытался вести себя как можно аккуратнее, обращался с демоном как можно бережнее, чтобы тот, не дай Бог, не подумал, будто ангел намеревается воспользоваться своим доминантным положением.

Ну отчего Кроули не мог быть как все остальные?!

Никто — ни другие ангелы, ни другие демоны, насколько знал Азирафаэль — не экспериментировал так со своей оболочкой. Если тело выпадало мужское, то жили как мужчины, если женское — то как женщины. Кроули был единственным, кому вообще пришло в голову, что это можно поменять. Азирафаэль осознал это поздно, веке в семнадцатом, когда во время какого-то пышного бала наткнулся на рыжеволосую кокетку, собравшую вокруг себя толпу восхищенных кавалеров. Из всех ухажеров она предпочла именно его, а поздно ночью, укрывшись в дальних покоях и приговаривая очередную бутылку с превосходным вином, они и завели первый разговор на эту тему.

— Как ты это делаешь? — чуть заплетающимся голосом поинтересовался Азирафаэль. — Как ты меняешь пол?

— Беру — и меняю, — пожал, вернее, на тот момент пожала плечами Кроули.

— Т-так не должно быть, — покачал головой Азирафаэль. —  Помнишь Жанну д’Арк? Михаил являлся к ней.

— Слышала, конечно — пьяно кивнула Кроули. — Об этом кричали на каждом углу.

— Знаешь, как трудно было притворяться? Ему в спешке по ошибке выдали женское тело. Он и внимания сперва не обратил — нашим-то всем без разницы, а на Земле он не бывал очень давно… А тут вроде как ответственное задание. Пришлось переодеваться, благо хотя бы рост позволял. Ну и, конечно, крылья, нимб там — все на общий образ сыграло.

Кроули встряхнулась, пытаясь уловить нить разговора.

— А чего… не поменял? — уточнила она. — Гораздо проще было бы.

— Так говорю же! — вскинул указательный палец Азирафаэль. — Только ты облики и меняешь! Больше никто не умеет.

— Я тоже не… не умею, — икнув, возразила Кроули. — Видишь, глаза менять не могу. То есть могу, конечно, но их постоянно контролировать надо. А стоит чуть отвлечься, как все назад возвращается. И волосы тоже. Когда всех рыжих женщин считали ведьмами, я пыталась стать брюнеткой… Но в самый ответственный момент опять порыжела.

— Да, в собственном теле отчего-то практически невозможно что-либо поменять, — с сожалением признал Азирафаэль.

Он однажды пытался — пытался по-настоящему, — когда хотел придать своему мягкому торсу хоть чуточку более подтянутый вид. Ничего так и не получилось, и ангел, стыдясь больше своей гордыни, нежели неудачи, прекратил эксперименты.

А Кроули вдруг всхлипнула и, падая носом в подушку, перед тем как уснуть, пробормотала:

— И это… грудь не у-у-увеличивается!..

Больше они эту неловкую тему не поднимали до тех пор, пока три с лишним столетия спустя Кроули не заявил Азирафаэлю победно:

— Кажется, я понял, в чем секрет смены пола!

Оказалось, что он сперва услышал по радио огрызок какой-то околонаучной передачи, а потом полазил по Интернету. Найденная теория утверждала, что если общие данные о внешности человека закладываются изначально в генетическом коде, то пол формируется несколько позднее*.

— Понимаешь, — увлеченно доказывал Кроули ангелу, — получается, что есть некоторый период, когда ребенок в утробе матери уже существует, но при этом он пока еще и не мальчик, и не девочка. И имеются различные факторы, которые могут повлиять на то, кем он… она… оно в конце концов станет. А иногда эти факторы так пересекаются, что получаются даже гермафродиты. Или люди с перепутанными хромосомами. Или люди, у который физически одно, а психически другое. Или…

— Хватит! — перебил его Азирафаэль. — Я понял твою идею. Ты хочешь сказать, что можешь менять пол потому, что в человеческом теле изначально заложены оба?

— Что-то вроде этого, — Кроули легкомысленно пожал плечами. — В конце концов, Ева была создана из ребра Адама, то есть, по мнению современной науки, теоретически должна бы стать его клоном. Как минимум — тоже мужчиной. А она стала женщиной.

— Но ты не мог додуматься до этого четыре тысячи лет назад! — возмутился Азирафаэль.

— Не мог, — не стал спорить Кроули. — Я даже в <i>То</i> время к разработке человека никакого отношения не имел. Мне просто никто не сказал, что с выданным телом чего-то делать нельзя, поэтому я с самого начала перепробовал многое. Большинство не получалось, а вот это — получилось. Я только не знал, почему.

С точки зрения Азирафаэля — лучше бы никогда и не пробовал. Для него лично было бы куда спокойнее, если бы Кроули оставался в мужском облике. Не казался обманчиво хрупким, не смущал всякими женскими штучками, не пугал опасными интрижками.

И потому Азирафаэль ощутил сперва удивление, потом недоверие, а под конец огромное облегчение от того, что однажды утром, выйдя на кухню из кабинета, он обнаружил Кроули в одних пижамных штанах и с голым торсом. Мужским торсом. Кроули был занят варкой кофе, не сразу заметил ангела и оттого пропустил тот миг, когда в небесно голубых глазах сверкнула искренняя безбрежная радость. Азирафаэль лишь на мгновение задумался, как спал Кроули, будучи в женском облике: в ночной рубашке или в пижаме, а потом быстро изгнал из своей головы эту неприличную мысль.

Очень вовремя, ибо Кроули как раз обернулся, обнимая чашку с кофе обеими руками. На бесконечно долгую минуту оба застыли, не двигаясь и даже не дыша.

— Эм… Ну, привет, — выдал наконец Кроули. — Неплохое утро.

За окном снова была весна. Хорошая, светлая, теплая тэдфилдская весна, не имеющая ничего общего с холодной и промозглой весной остальной Англии.

— Да, — невпопад согласился, сглотнув Азирафаэль. — Доброе утро.

— Надеюсь, я тебя не слишком смущаю? — чуть поежившись и отведя наконец взгляд, уточнил Кроули. — Не хочу менять ничего из одежды, боюсь потом перепутать и выйти в чем-нибудь мужском.

Современная мода, по мнению Азирафаэля, давно все смешала и перепутала. Мало того, что многие девушки носили откровенно мужскую одежду, так человечество дошло также до совершенно неприличного понятия «унисекс», при котором различия и вовсе стирались. Однако Кроули в образе миссис Фелл неизменно носил подчеркнуто женственные наряды. Никаких кружев или воланов, разумеется, лишь строгая английская классика — но по-женски элегантная.

«Значит, спит он все-таки в пижаме», — решил про себя Азирафаэль, осознав, что эти штаны были у Кроули в их доме единственными.

— Ты можешь одолжить что-нибудь у меня, — предложил он вслух и тут же поправился: — То есть, оно тебе, конечно, великовато будет, но можно затянуть ремнем…

— Значит, все-таки смущаю, — сделал неожиданный вывод Кроули. — Извини, я сейчас оденусь.

— Нет, вовсе нет! — торопливо воскликнул Азирафаэль. — Я просто подумал, что тебе может быть холодно… Однако если это не так, то ты вовсе не обязан!..

— Одеваться все равно придется, — усмехнулся Кроули. — Мы сегодня с Дейдре собирались прошвырнуться по магазинам.

Азирафаэль озадаченно нахмурился.

— Ты же говорил, что менять облик туда-сюда утомляет, — вспомнил он. — Передумал?

— Нет, — Кроули покачал головой. — Я просто устал быть женщиной. Другие гормоны, другое настроение. Каждый месяц буквально перетряхивает! Я подумал и решил, что в Тэдфилде ко мне достаточно привыкли, так что теперь можно просто переодеваться.

— То есть… — медленно произнес Азирафаэль. — Ты хочешь оставаться в мужском теле, но носить женскую одежду?

— Ты что-то имеешь против? — Кроули выразительно вздернул бровь и наконец сделал первый глоток кофе.

— Напротив! — Азирафаэль даже вскинул руки. — Если тебе так удобнее, то мне… На самом деле, я даже рад!

— Рад? — теперь Кроули удивился по-настоящему.

— Ну да, — выпалил Азирафаэль, смущенно улыбнувшись. — Ты очень… У тебя получается очень красивая женщина, дорогой. Но мне кажется, что мужской облик идет тебе гораздо больше.

В следующий момент он осознал, <b>что</b> только что сказал, мучительно покраснел и поспешно покинул кухню. И не видел уже, как Кроули застыл столбом, растерянно вцепившись в свою чашку.