Черная Бентли неслась по ночному шоссе по направлению к Лондону. Водитель и пассажир оба молчали, однако молчание это не было натянутым. Скорее, задумчивым и самую малость печальным.

— Мне кажется, нам не спустят этой выходки, — первым нарушил тишину Азирафаэль.

— Да уж, — фыркнул в ответ Кроули. — И Внизу, и Наверху сейчас все одинаково злы и наверняка ищут, на ком бы отыграться. И мы с тобой тут наилучшие кандидатуры.

— Ты поэтому не стал забирать Еву от Янгов? — после небольшой паузы уточнил очевидное Азирафаэль.

Кроули стиснул зубы, делая вид, что его внимание полностью поглощено почти пустой дорогой. Ангел его не торопил, и в конце концов тот произнес:

— Нас накажут, Азирафаэль. И совсем не так, как Артур Адама. У нас с тобой нет добрых папочек, да и мамочке мы давно уже не нужны. У нас есть только вредные старшие братья и сестры, которые жаждут показать всем, кто в семье главный. А мы с тобой не просто отменили Армагеддон, чем обломали всем так давно ожидаемое веселье, мы еще и поставили под сомнение их авторитет. И вот этого нам уж точно не простят.

Азирафаэль вздохнул. Кроули был прав — и от этой правоты хотелось выть на луну. Он никогда не видел Гавриила таким, как в тот вечер, однако нутром чуял, что это и есть его истинное лицо. И что тот, сияющий верховный архангел, по сути ничем не отличается от мрачной княгини Ада. Эти двое так быстро и так легко нашли общий язык, что невольно закрадывались сомнения: а в первый ли раз они вели переговоры? Возможно ли, что отношения между Раем и Адом давно уже были закреплены на самом высоком уровне, в то время как они с Кроули, два наивных идиота, так боялись сделать хоть что-то сверх Соглашения, до которого они тоже добрались с большим трудом?

С досадой прикусив губу, Азирафаэль покосился на Кроули. Тот явно думал о чем-то подобном, иначе ни за что бы не спросил:

— В Аду казнят святой водой. А как развлекаются ваши?

Несмотря на свой скептицизм и невысокое мнение о большинстве ангелов в целом, Кроули никогда раньше не подозревал их в кровожадности по отношению к своим. Он был убежден в ангельской нетерпимости к врагам, однако верил в их внутреннюю сплоченность. Кроули беспокоился за Азирафаэля, когда тот был на Земле — и никогда во время его визитов на Небеса.

Теперь же все кардинально изменилось.

— Насколько мне известно, — Азирафаэль постарался ответить спокойно, но посреди фразы судорожно сглотнул, — в Раю еще никогда никого не казнили. Самое большое наказание для ангела — это изгнание.

Кроули нервно дернулся, отчего машина опасно вильнула в сторону.

— Но, — поспешил добавить Азирафаэль, — про отдельные случаи Падения мне тоже ничего не известно. Думаю, все, кто мог бунтовать против Небес, отсеялись еще <i>тогда</i> все разом, и больше ничего подобного не случалось.

— Однако сейчас — случилось, — сквозь зубы процедил Кроули.

Азирафаэль снова тяжело вздохнул. 

— Я не думаю, что мне позволят Пасть, — произнес он мягко. — Не тогда, когда на меня зла и <i>другая</i> сторона. Даже если Небеса откажутся от меня, Ад все равно не примет — вряд ли им нужны будут <i>два</i> непокорных демона. Значит, Небесам будет проще… избавиться от меня сразу.

— И как же избавляются от ангелов? — хмуро поинтересовался Кроули. Он сжимал руль так, что костяшки его пальцев совершенно побелели.

— Адским огнем, надо полагать, — выдвинул гипотезу Азирафаэль. — Это единственное известное мне средство окончательного уничтожения.

Кроули вдруг издал нервный смешок, чем изрядно обеспокоил Азирафаэля. Однако под встревоженным взглядом ангела демон лишь покачал головой.

— Я просто подумал о том, — заявил он, все еще криво ухмыляясь, — что Аду и Раю <i>придется сотрудничать для того, чтобы наказать нас за то, что мы сотрудничали!</i> Ну не прелесть ли!

Азирафаэль вовсе не думал, что это прелесть. И ему совершенно не нравился настрой Кроули. Тот держался с показной бравадой, однако ангел отлично видел, как в нем набирает силу обреченность. Враги были слишком многочисленны и сильны, а Кроули с Азирафаэлем оказались против них совсем одни.

— Знаешь, — с преувеличенной бодростью произнес Азирафаэль, — я так и не успел рассказать тебе про ту замечательную книгу предсказаний.

Кроули выразительно закатил глаза и чуть слышно застонал. Для полного счастья ему не хватало только слушать про книгу, которая на два с лишним дня отняла у него ангела! Однако Азирафаэль, словно не замечая его пантомимы, с энтузиазмом продолжал:

— Там было очень много занимательного, — расписывал он. — В большинстве случаев, как я предполагаю, предсказания касались потомков самой Агнессы, но и для всего прочего нашлось немало места. Ты представляешь, там было даже про нас с тобой!

— Да неужели? — Кроули искренне попытался сделать заинтересованное лицо, но получилось плохо. Будущее его беспокоило куда сильнее прошлого.

— Да, про «пастырей Зверя», — Азирафаэль дипломатично не замечал его мрачного вида. — Думаю, это она про нас. Я был занят, ища координаты отправной точки Армагеддона, которого, по счастью, не случилось, но все же постарался выписывать фрагменты, касающиеся нас с тобой. Ну, или те, что, как мне казалось, касаются нас. Например, насчет того, кто именно «недальновиден с не протекающими панталонами», я, право, не уверен…

— Это очень интересно, ангел, — все-таки не выдержал Кроули, — но, быть может, ты объяснишь мне, почему мы едем в Лондон вместо того, чтобы хватать Еву и валить на Альфу Центавра?

Азирафаэль посмотрел на него с сожалением.

— Дорогой, мы не можем взять Еву на Альфу Центавра, — очень мягко произнес он. — Мы не знаем, пригодна ли она для обитания, неизвестно даже, есть ли там привычная людям атмосфера. Нам-то с тобой, конечно, все равно, однако если Ева — самый настоящий человек, то с нашей стороны будет безответственно везти ее в такое место.

Кроули скривился и прошипел что-то сквозь зубы. Что именно, Азирафаэль не расслышал, но уточнять не стал: он догадывался, что это нечто непечатное.

— Мы сперва должны разобраться с собственными делами, — как ни в чем не бывало закончил ангел. — И затем…

— Да черта с два! — вспылил Кроули. — Это с нами разберутся! Причем в самое ближайшее время! Тебя испепелят в адском пламени, а меня растворят в святой воде — вот и все наши дела!

Азирафаэль перевел дыхание. Демоническую депрессию он уже видел, теперь, судя по всему, настал черед демонической истерики.

— Так вот, по поводу предсказаний, — заявил он, делая вид, что не слышал очередного мученического стона со стороны водительского кресла. — Последние из них заканчиваются сегодняшним днем. Я так и не разобрался, не знала ли Агнесса, что Конца Света не будет или просто воспользовалась этой точкой, чтобы завершить свою работу… Впрочем, не это важно.

С этими словами Азирафаэль достал из кармана своего пиджака несколько аккуратно сложенных листков. Расправил их и в задумчивости перетасовал.

— Это с нами уже было, — пробормотал он себе под нос. — Это тоже… И вот это… Собственно, осталось только одно предсказание. Я не был абсолютно уверен, что это относится именно к нам, однако оно гласит: «Выбирай обличие мудро», но ведь никто из обитателей Земли, помимо нас, не способен этого делать?

— Ну и на какие мысли это тебя наводит? — обреченно спросил Кроули, понимая, что покоя с этими предсказаниями ему не дадут.

Однако прежде, чем Азирафаэль успел ответить, он и сам встрепенулся.

— Только не говори, — выпалил Кроули чуть дрогнувшим голосом, — что…

— А почему бы и нет? — перебил его, кажется, впервые за все время знакомства Азирафаэль. — Мне не страшна святая вода, а тебе — адское пламя. Значит, мы вполне могли бы подменить друг друга. А когда они — они все! — увидят, что ничего не могут с нами сделать, от нас просто отстанут.

— Они заметят подлог! — прошипел Кроули, у которого от слов ангела по спине побежали мурашки. — Это только людей можно было дурачить, выдавая демонические чудеса за ангельские и наоборот. А в наших конторах сразу догадаются, кто из нас кто!

— Не догадаются! — упрямо возразил Азирафаэль. — Во-первых, мы знаем друг друга вот уже шесть тысяч лет. Во-вторых, мы последние шесть лет жили бок о бок под одной крышей и ежедневно общались. Мы можем воспроизвести каждый жест, каждую интонацию!

— От меня пахнет серой и пороком, а от тебя — облаками и небесной благодатью! — раздраженно выплюнул Кроули. — Это никак не подделаешь и ни с чем не спутаешь!

Однако Азирафаэля уже было не свернуть с намеченного пути.

— Они знают — теперь уже знают, — что мы работаем вместе, — убежденно произнес он. — Никто не удивится, что такая близость оставила на каждом из нас свой след.

— Нас могут выдать крылья! — использовал Кроули свой последний аргумент, но Азирафаэль лишь покачал головой.

— Наши крылья никому там не нужны, — возразил он. — Нас будут уничтожать, а не рассматривать.

Кроули оставалось только порадоваться, что за разговором они уже успели домчаться до Лондона, и сейчас его Бентли стояла перед самыми дверями старого книжного магазинчика. Азирафаэль говорил ужасные вещи — и при этом говорил их спокойно и уверенно. В его голосе не было ни следа той паники, что бушевала внутри демона. Казалось, ангел продумал все от и до, и спорить с ним сейчас — это еще глупее, чем идти против Великого Плана. И то второе они хотя бы сделали вдвоем, а противостоять аргументам Азирафаэля приходилось в одиночку.

К тому же, осознал вдруг со всей полнотой Кроули, он и сам себе никогда не простит, если не воспользуется хоть призрачным, но шансом спасти Азирафаэля. Разве это не самое большее, на что он мог рассчитывать в их отношениях?

— Ты уверен? — с плохо скрываемым напряжением спросил Кроули. — Что хочешь поменяться со мной обликом? Это потребует от нас…

— Уверен, — твердо заявил Азирафаэль и не дожидаясь новых вопросов решительно выбрался из машины.

Кроули не оставалось ничего иного, как последовать его примеру. Он оставил Бентли припаркованной в неположенном месте и прошел за ангелом в его магазин. Внутри Кроули все уподобилось натянутой до предела струне, готовой лопнуть в любой момент, однако выбора у них действительно не оставалось.

В магазине было очень пыльно. Азирафаэль не посещал свой прежний дом уже очень давно: даже во время визитов в Лондон он старался как можно быстрее покончить с делами и вернуться в Тэдфилд. Впрочем, и ангелу, и демону сейчас не было никакого дела до чистоты, никто из них даже не заметил пушистого слоя пыли, покрывавшего все вокруг.

Они в молчании дошли до задней комнаты, где когда-то провели столько тихих вечеров за бутылками старого доброго вина, и остановились, повернувшись друг к другу. Уверенность не покинула Азирафаэля, однако он вынужден был признаться:

— Я еще никогда не менял тела. Благодаря тебе мне каждый раз удавалось не терять изначального сосуда, так что он у меня первый и единственный.

— У меня тоже, — пожав плечами, хмыкнул Кроули. — Как-то оно всегда обходилось.

— Однако я слышал, — осторожно уточнил Азирафаэль, — что демоны умеют вселяться в чужие тела? В смысле, уже занятые кем-то?

— Да, могут, — задумчиво протянул Кроули. В памяти сразу всплыли несколько знакомых, развлекавшихся подобным образом. — В достаточно восприимчивых смертных, не способных сопротивляться оккультному вторжению. Но уверяю тебя, ни один демон не сумеет вселиться в тело, занятое ангелом.

Азирафаэль помолчал немного, что-то прикидывая.

— А при обоюдном согласии? — спросил он.

Кроули нахмурился. Его неугомонный мозг, смирившись с неизбежностью, начал искать способы решения.

— Теоретически — возможно, — произнес он в конце концов. — Но практически тут проблема в другом. Ни один из нас не может бросить свой сосуд: тело, оставшееся без духа, умрет, а в мертвое вселиться нельзя. При этом не представляю, что случится с телом, в котором одновременно окажутся и ангел, и демон — возможно, мы рискуем просто взорваться.

— То есть, — продолжил развивать мысль Азирафаэль, — чтобы осуществить переход, нам надо установить физический контакт и при этом одновременно <i>перетечь</i> друг в друга. Так, чтобы ни одно тело не осталось до конца покинутым.

— Да, — подобрался Кроули, — но тут есть своя сложность. Чтобы проделать это, мы должны максимально открыться друг другу.

Азирафаэль ответил ему удивленным взглядом.

— Дорогой мой, — сказал он очень просто, — мне казалось, что за последнее время мы и так уже вполне открылись друг другу. Не представляю, кто мог бы знать меня лучше, чем ты. И, смею надеяться, я тоже знаю тебя достаточно хорошо.

Кроули слегка замялся, не в силах сразу подобрать нужные слова, но в конце концов несколько коряво сформулировал:

— Не думаю, что мы знаем достаточно, — произнес он медленно, с трудом, словно пробираясь через толщу воды. — Ты прав, мы хорошо обжились со своими смертными обликами и неплохо изучили друг друга за время пребывания на Земле… Но есть ведь еще и то, что было прежде. То, какими мы были раньше — <b>до</b> всей этой истории с Адамом и Евой. Ты уверен, что захочешь заглянуть вглубь демона и увидеть всю его подноготную?

— Ох, но я… — растерялся Азирафаэль. — Я ведь уже видел тебя!

— Видел? — искренне удивился Кроули.

— Ну да, — ангел чуть виновато улыбнулся. — Когда помогал рождению Евы. Поверь, я тогда очень старался не позволить себе ничего лишнего, но чтобы отделить ее сущность от твоей, мне пришлось рассмотреть хотя бы эту границу. И… Кроули, ты прекрасен! Если ты только захочешь показать мне себя, я буду счастлив познать тебя всего!

Он замолчал, чуть запыхавшись от столь эмоциональной речи, а Кроули и вовсе потерял дар речи. Азирафаэль считает его <i>прекрасным</i>? Его, низменного, падшего, лишенного благодати демона? Он желает не просто смотреть, не просто касаться, но и <i>познать</i>?

Этого просто не может быть! Он ослышался, не так понял, принял давно и страстно желаемое за действительное, он…

Кроули не успел уловить за хвост очередную паническую мысль, ибо Азирафаэль очень осторожно взял его за руку и, потянув на себя, приложил ее к своей груди.

— Пожалуйста, — произнес он мягко. — Позволь мне.

Кроули нервно сглотнул. Если его ангел сам хотел этого, то как он мог найти в себе силы отказаться? Он попытался улыбнуться в ответ, однако его губы лишь жалобно дрогнули в уголках. Улыбка Азирафаэля была лишь немногим более уверенной, однако он подхватил вторую руку Кроули и, переплетя пальцы, встал совсем близко к своему демону. Теперь их дыхание смешивалось, и оба ощущали исходящее друг от друга тепло. Кроули прикрыл на мгновение глаза — и растворился в чужой душе.

Он уже не помнил, когда вокруг было так тепло и так спокойно. Последний раз, когда Кроули оказался в Раю, был омрачен скандалом с людьми и опасностью, которая грозила пробравшемуся в святая святых демону. Изначальное ощущение от Небес уж почти истлело в нем, изгнанное за то, что жгло горечью.

Однако сейчас никакой горечи не было и в помине. Все вокруг дышало чистотой и миром. Райский сад зеленел и полнился жизнью, и от этого душа искрилась радостью. Правую руку немного оттягивала тяжесть пламенеющего меча, но тяжесть эта не была досадной. Постепенно до Кроули доходило осознание того, чего он никак не мог понять столь долгое время: отчего такому светлому и доброму ангелу вообще вручили оружие.

Она была мудра и прозорлива.

Она смотрела глубже, чем были способны уразуметь ее творения.

Она дала мечи не воинам, но <i>защитникам</i>. Тем, кто любил жизнь более, чем кто-либо иной из ее ангелов. Тем, кто желал оберегать. Тем, для кого ее создания были ближе и ценнее, чем они сами.

Кроули сейчас всей своей сутью ощущал эту уверенную силу вокруг себя. Он всегда подсознательно опасался этого пламенеющего меча, однако сейчас на него снизошла уверенность: тот никогда не падет на его голову. Азирафаэль был призван не карать, а уберегать, и его душа была открыта навстречу тому, кто шагнет к нему с распахнутыми ладонями.

Азирафаэлю уже было немного знакомо неукротимое пламя, в которое он шагнул. Однако то, что он разглядел, полностью погрузившись в сущность Кроули, поразило его до глубины души.

Бескрайний и пронзительно-черный космос окружил его со всех сторон. Холодная бездна, безвоздушная, но <i>дышащая</i> чем-то неуловимо первозданным, показалась ему завораживающей. А когда на кончиках пальцев демона — еще <b>не</b> демона — засияли первые искры разгорающегося звездного огня, Азирафаэля и вовсе охватил всепоглощающий восторг.

Поначалу тонкие, почти невесомые струйки сияющего света становились все ярче и тяжелее. И вот уже они сплетаются в спирали, в клубок, в грандиозный сгусток, во много раз превосходящий былинку, породившую его.

А Азирафаэль ощущал счастье, наполнявшее Кроули. Это не гордость мастера — это влюбленность, словно у Пигмалиона к созданной им Галатее. Кроули пришел в этот мир, чтобы познавать и творить, он не потерял этого дара, даже когда Пал.

Азирафаэль не замечал, как из глаз его физического тела потекли слезы. Он потянулся еще ближе, чтобы не просто дотронуться до такого фантастического создания, но как можно теснее соприкоснуться с ним, переплестись, слиться. Он встретился ртом с узкими и сухими губами Кроули и, не отдавая себе отчета, втянул их в глубокий поцелуй.

 Открыв глаза, Азирафаэль моргнул, смахивая с ресниц слезы. Лишь спустя мгновение он осознал, что и ресницы, и глаза были вовсе не его — его сейчас находились напротив, такие же мокрые и широко распахнутые.

— Ты создавал звезды! — неловко улыбнулся Азирафаэль чужими губами. Впрочем, чужими ли? — Это потрясающе!

— Ничего особенного, — смутился Кроули, отводя взгляд пронзительно голубых глаз. — Просто это было красиво…

— Очень красиво, — согласился Азирафаэль. — Знаешь, я должен был догадаться. Когда рождалась Ева, я невольно подумал о звездах — ее душа сияла, подобно им. Еще одно твое потрясающее творение.

— Ты поэтому зовешь ее «звездочкой»? — хмыкнул Кроули, попытавшись по привычке принять независимый вид.

Азирафаэль вынужден был признать, что в исполнении его собственной физиономии это выглядит довольно забавно, и умилился. Судя по выражению ужаса на лице Кроули, умиление в демоническом исполнении выглядело еще забавнее.

— Ты вообще зовешь ее «кочерыжкой», — парировал Азирафаэль. — Отчего, кстати?

Кроули поморщился. Судя по всему, отвечать ему не слишком хотелось.

— Когда она была во мне, — все же произнес он, — я был похож на кочан капусты. Во-первых, такой же большой и круглый, а во-вторых, во мне нашелся ребенок. Ну и потом все опало, словно листы, и осталась одна маленькая беленькая кочерыжка.

Азирафаэль рассмеялся — искренний смех Кроули, так редко им слышимый, тут же согрел душу — и, ничего больше не стесняясь, обнял своего <i>дорогого друга</i> за шею.

В этот момент он по-настоящему поверил, что у них все получится.