Лицо Торна на титульном листе последней главы получилось как надо: мрачным и решительным. Красные пряди лежали небрежно, отражались в зеркальной поверхности скафандра. Микки много времени потратил на то, чтобы все предметы искажались в соответствии с рельефом костюма. Теперь, дорисовав мелкие детали, Микки сидел за столом, поставив альбом перед собой, и довольно рассматривал свое творение.
— Феликс говорит, пора обращаться в издательства, — гордо сказал он.
Джереми мысленно схватился за голову, но, вспомнив во что вылился разговор в прошлый раз, посчитал до десяти и только потом ответил:
— Сначала закончи. Никто не станет рассматривать комикс, готовый всего на три четверти.
— Тебе все не так, — насупился Микки. — Феликс говорит, звонить им надо уже сейчас.
Джереми обернулся от компьютера и постарался, чтобы голос прозвучал нейтрально.
— Что он еще говорит?
Микки смерил его подозрительным взглядом, но Джереми виртуозно умел сохранять внешнюю бесстрастность.
— Говорит, что у меня оригинальный сюжет. И стиль не похож на другие, и никто не скажет что это рисовал не профи…
Джереми прищурился. Тревожный звоночек. Это было так знакомо… Слишком болезненно-знакомо, чтобы не заметить.
— Вы встречаетесь у Фостера?
— Не всегда, — тряхнул кудрями Микки. — Иногда в парке около бара, куда Феликс после работы заходит. И он подарил мне книгу! — с горящими глазами воскликнул мальчик. — Ту самую, представляешь?! Я всю ночь не мог оторваться, заснул только в пять!
Звоночек взвыл пожарной сиреной. Джереми уставился в потолок и сложил руки на груди.
— И на черта ему это? — как можно более мирно поинтересовался он.
— В смысле? — подскочил Микки. — А тебе все это на черта?! Зачем вообще люди дружат?
Джереми не нашел ответа. Действительно, со стороны их с Микки дружба выглядела гораздо более странно.
Но назойливая мысль не давала покоя даже после его ухода. Зачем Феликсу проявлять такое участие к мальчишке? Микки работает у Фостера не первый месяц, отчего же санитар стал общаться с парнем лишь теперь? Да еще сделать такой подарок, который сам Джереми не мог купить вот так, с маху? Он откладывал деньги, чтобы подарить том к Рождеству… Но даже если отставить в сторону досаду, ситуация казалась странной. Говорить об этом с Микки не было смысла, он в любом случае сделал бы вывод, что Джерри просто ревнует. Посвятить в свои опасения Кейт казалось еще худшим вариантом: Джереми менее всего хотел бы стать причиной размолвки между Хоранами. А рассказать о себе… Один раз он уже это сделал, и воспоминания о том вечере и последующей ночи, которую Джереми бы не пережил без успокоительного, были еще свежи.
Подсадить человека на приманку безграничного одобрения несложно. Только у любой ловушки есть цель… Поймешь ее — избежишь сети. О цели Феликса Джереми мог лишь строить догадки. А может, ее не существует. Просто в довесок к шизофрении добавилась паранойя, только и всего.
Вечером Джереми не стал ужинать дома с Фростом, а накинул куртку и вышел на улицу. В последние летние ночи уже вползал сухой осенний холод, воздух прояснился. Ленты фонарей и далекие лучи из центра города светились ярче обычного.
Бар казался выцветшим от плывущего сигаретного дыма, Джереми взял стакан колы со льдом и сел в тени, разглядывая обстановку. Не заметить Феликса было сложно. Санитар прямо-таки купался в лучах восхищения простых работяг, слушающих очередную байку о богаче Фостере. Джереми увидел пустое место ближе к стойке и пересел, прислушиваясь к разговору.
Это глупость.
Его собственные ассоциации могли не иметь ничего общего с Феликсом. Год назад Джереми хотел только одного: домотать свой срок, желательно, в полной изоляции, а теперь уже готов влезть в чужую жизнь? Какого хрена?! Себя нужно контролировать. Своих демонов — держать на привязи…
Но хоть колу-то надо допить, если заплатил.
— … и возвращаюсь, а ковер весь зеленый! Оукс со своим щенком постарались, — захлебывался смехом Феликс, и ему вторили слушатели. — Ковер за двадцать тысяч! Прислугу нельзя оставить ни на секунду!
Джерри повернулся к стойке.
— А я слышал, ты этому «щенку» подарил альбом за двести баксов.
В баре стало тихо. Джереми допил последний глоток, припечатал стаканом стол и выжидательно поднял бровь. Санитар оторопело вытаращился на неожиданную помеху, затем в глазах мелькнуло понимание. Конечно, Микки рассказывал ему о Джереми — у паренька язык без костей… Феликс быстро нашелся:
— А что такого? При чем это здесь вообще? Мальчишка в принципе неплохо работает, старается. Рисует. Надо же поддерживать молодежь! — широко улыбнулся он.
Джереми поморщился, встал и прошел к выходу сквозь толпу, задев Феликса плечом. Он был готов к любому развитию событий, но санитар предпочел сделать вид, что не заметил вызова.
На следующий день у школьников началась учеба. Солнце спряталось за тучами, ветер крутил по асфальту ломкие серые листья. Джерри подошел к дому Хоранов к тому времени, как Микки должен был вернуться с работы. Он хотел поговорить насчет плана цикла статей: мнение настоящего живого подростка осязаемее сотни комментаторов в паблике. Кроме того, хотелось как-то наладить пошатнувшиеся отношения. Например, показать, что сам Джереми тоже может быть объектом критики.
Но Микки, увидев его у калитки, не улыбнулся. Соскочив на землю, отбросил велик к забору.
— Чего ты цепляешься к Феликсу?! — выпалил он с неожиданной злостью. — У меня немного хороших друзей! Хочешь, чтобы я только с тобой разговаривал, так что ли?
— Это он тебе внушил? — поинтересовался Джереми.
Лицо Микки из румяного стало багровым, из чего Джерри заключил, что попал в яблочко. На громкий голос из дома вышла Кейтлин.
— Ты его совсем не знаешь! — крикнул Микки.
— А ты знаешь?
Холодный тон окончательно разъярил мальчишку.
— С чего вдруг ты меня пасешь?! Кто ты мне вообще…
— Микки! — резко одернула сына Кейт.
Он рванул калитку и вбежал в дом, хлопнув дверью. Кейтлин всплеснула руками.
— Подожди, я сейчас, — извиняющимся тоном сказала она и последовала за ним.
Джереми дождался, когда щелкнет, закрываясь, створка и пошел домой.
***
Идиотский кусок тоста! Вот что значит завтракать на бегу…
Горячий рубец на внутренней части щеки отличался даже на вкус и страшно мешал. Феликс не мог перестать трогать его языком, каждый раз содрогаясь от отвращения. Ранки, язвочки, сыпь — вся эта гадость могла случаться с другими, но не имела права вторгаться в его собственный мир.
Горящая царапина во рту нарушала правила.
Феликс стукнул чашечкой о блюдце громче, чем требовалось, на звук обернулась кухарка. Санитар послал ей холодную улыбку, аккуратно разложил на зеркальном подносе ложечки и, ловко подхватив его, понес в сад, откуда доносились голоса. По мокрой от росы траве бегала маленькая девочка в длинном белом платьице. Ленты от развязавшегося на талии банта волочились по газону, пропитываясь зеленым соком. За ажурным столиком на террасе сидели Уэб и Ричард Фостеры. На появившийся поднос с чаем они не обратили внимания, поглощенные разговором. Феликс вскинул подбородок и вернулся ко входу в дом — на место вышколенного слуги, который должен не мешать, а покорно ждать, когда и если позовут… Он вновь провел по щеке языком и сжал зубы, глядя на семейную сцену в саду. После скандала младший Фостер не приезжал к отцу, Феликс ни разу не слышал, чтобы Уэб говорил с кем-то из семьи по телефону. Но вот поди-ка — стоило сынку объявиться и привезти девчонку, как сердце старика растаяло… А верный Феликс, что дневал и ночевал в поместье, выхаживал хозяина после простуды и удовлетворял его идиотские капризы, снова превратился в обыкновенную прислугу. Почти мебель…
День клонился к закату, Феликс исполнял свои обязанности автоматически, все более раздражаясь. Кухарка, привыкшая к холодному спокойствию хозяйского компаньона, теперь поглядывала на него удивленно, и это злило еще больше. Феликс велел служанке расстелить гостям постели в западном крыле и сервировать ужин внизу. Девочку уже раздели и приготовили ко сну.
Фостеры не явились в столовую по звону гонга и Феликс пошел в кабинет, чтобы пригласить их к столу. Он услышал сочную порцию ругани, пробившуюся сквозь толстую дубовую дверь и насторожился. Отец и сын опять грызлись, с полузабытым упоением вспоминая старые обиды и грешки. Ричард Фостер вылетел из кабинета, едва не сшибив Феликса с ног, и взбежал по лестнице наверх, к спальням. Его зычный голос приказывал немедленно одеть Розалин и спустить к машине. Они ни на минуту не задержатся в этом доме…
Феликс помог хозяину умыться, ощущая брезгливую жалость к молчаливому, кипящему негодованием старику. Уэб не бормотал себе под нос, как обычно после телефонных разговоров с дельцами, которыми был недоволен. Потому что семейные тайны и дрязги с простыми слугами не делят.
Но не может быть, чтобы Феликсу совсем ничего не осталось! Он так долго обдумывал, полировал свою мечту… Рассматривал со всех сторон, будто бесценную коллекционную вазу. И мечта ожила, мешало лишь маленькое слово «почти». Мешал неожиданный приезд Фостера-младшего, и Микки с его раздражающе-правильными представлениями о мире, и этот беловолосый придурок… Феликс ощущал, как баланс нарушился, весь стройный план готов был рассыпаться. Дружок Микки не мог знать о замысле, но сама встреча в баре вывела Феликса из равновесия.
Феликс убедился, что из спальни старика доносится зычный храп и отправился в соседнюю комнату. Стащил с шеи галстук, тщательно прополоскал рот мятной водой.
Мальчишкой все еще можно воспользоваться, пусть первоначальный сценарий и обречен на провал. Двести тридцать долларов, потраченные на книгу, это не слишком много, но и не мало, чтобы терять их просто так. Двести тридцать долларов придали мечте плоть. Почему-то эта сумма казалась очень важной. Тонкая граница отделяла грезу от реальности, надо было лишь сделать решительный шаг…
Феликс переоделся в пижаму и лег на узкую кровать, сложив руки на животе.
«Только кретин надеялся бы на то, что старый скряга так просто перепишет свое завещание… Что же, можно и по-другому».
***
Последний день работы с Оуксом выдался ветреным, садовник сначала вообще хотел перенести смену назавтра, но после обеда распогодилось и потеплело. Служанка в этот день заболела и взяла отгул, а кухарка, миссис Джонс, наготовила разных вкусностей и уехала на два дня к дочери.
Оукс велел Микки срезать последние чайные розы под окнами малой гостиной — цветы уже облетали и повисли обрывками грязной бумаги. Микки осторожно вынул зазвеневший мобильник, сняв толстую рукавицу, которой придерживал розовые стебли, ответил на сообщение и положил телефон на подоконник. Под кустами тоже было чем заняться: сухие листья скрыли обиталище небольшой змейки, уже, видимо, собиравшейся устроить себе зимовку в углу между стеной дома и розами. Увидев мелькнувший черный хвост, Микки сначала отпрыгнул, потом разглядел змею получше и понял, что это обычный уж.
— Сынок, поторопись, — крикнул Оукс. — С севера ползет туча!
Микки поспешно затолкал в мешки последние листья и побежал к телеге, куда Оукс складывал растительный мусор, чтобы позже превратить его в удобрение для весенних всходов.
Микки вымыл руки и лицо и направился в кладовку, где обычно переодевался после работы. Он успел сменить штаны, когда замок вдруг щелкнул, дверь приоткрылась и в комнатку вошел Феликс.
— Привет, — удивился Микки.
Больше он не смог сказать ничего: сильный удар по лицу отбросил его на ворох швабр, а следующий — на пол. Феликс схватил наполовину оглушенного Микки за шкирку и на миг прижал спиной к себе. Микки резко вдохнул, чтобы крикнуть, но рот закрыла широкая полоса толстой липкой ленты, локти стянуло так, что хрустнуло где-то в спине. Последним делом санитар связал ему лодыжки, чтобы Микки не мог пинаться, а потом подхватил за веревку на руках и дернул вверх, заставив Микки вскрикнуть от боли.
— Поднимайся…
Мир распался на отдельные ощущения и звуки, цельной картинки не складывалось. За что?! Почему?! И главное — неужели это происходит именно с ним, Микки?
Он никак не мог поймать взгляд Феликса, видел и чувствовал только руки в тонких медицинских перчатках — грубые, твердые…
— Не дергайся.
В висок уперлось холодное.
«Не может же быть, чтобы…»
Микки скосил глаза. Темный металлический блеск не оставил ему шанса на ошибку. Страх сковал мышцы, Микки едва мог пошевелиться в ответ на едкий шепот в ухо: — Шагай, ну?! Чертов мальчишка…
Темный, как ночь, коридор, сменился золотистым узором на багровом — ковром в малой гостиной. Этот узор устремился Микки в лицо — Феликс толкнул его в спину, ставя на колени, но увидев, что мальчишка сейчас брякнется на пол плашмя, удержал за ту же веревку. Сквозь упавшие на глаза волосы Микки увидел темное пятно кресла мистера Фостера и носки домашних туфель в клеточку. Микки не хватало воздуха от ужаса, собственные вдохи звучали свистом, а выдохи — стонами.
«Неужели это он приказал?!»
В затылок снова уперлось дуло пистолета.
— Я в любом случае убью вас, — сказал Феликс. — Следователь поверит, что вы покончили с собой после ссоры с Ричардом. Но вот как все повернется после — вам решать…
Микки чувствовал текущие по лицу капли то ли пота, то ли слез — не понять. Но зрение словно расфокусировалось, комната и черная фигура старика в кресле плыли перед глазами.
— Я пристрелю парня, мне нечего терять. Или… вы напишете на меня дарственную. С вот такой суммой, — в воздухе упруго хлопнул лист бумаги. — И еще одну — на него, я не так жаден, как можно подумать… Тогда пацан будет жить.
Феликс склонился к уху Микки и прошептал:
— А если кое-кто проговорится… Тогда попробуешь объяснить им, отчего старик передал тебе такой подарочек… Если ты — не соучастник. А? — воскликнул он и дергано рассмеялся.
Молчаливая темная фигура взирала свысока и не двигалась. Микки решился поднять глаза и проверить — жив ли еще мистер Фостер? Старик казался обтянутой бумагой куклой, но тонкие пальцы шевелились, постукивая по закрытым пледом коленям.
— Как скажешь, — наконец, ответил Фостер совершенно спокойным голосом, будто эта сцена ничуть не удивила его. — Но для этого нужны мои бумаги. Ты позволишь мне проехать в кабинет или сам принесешь их сюда?
Феликс выдохнул, давление в стянутых руках ослабло, и Микки, не удержавшись в вертикальном положении, свалился на ковер. Щеку обжег ворс.
— Нет уж, схожу сам, — резко бросил санитар.
Шагнув вперед, сорвал с коленей Фостера плед, быстро обшарил халат и кресло, сунул телефон к себе. Затем точно так же порылся в карманах Микки и, не найдя ничего, на миг озадачился и повторил обыск. От прикосновений затянутых в резину пальцев к голой коже на спине и животе Микки затошнило. Он мгновенно вспотел, представив, что будет, если его, с заклееным ртом, начнет рвать, от этого резко стало хуже — паника накрыла полновесно, заставив потерять контроль над телом. Люди в комнате еще о чем-то говорили, Микки не понимал речи, будто они превратились в пришельцев. Мышцы напрягались сами по себе, бессмысленно дергая конечности в попытках вдохнуть глубже или освободить руки… да просто, сделать хоть что-нибудь… Спастись не от Феликса, так от удушья… В этот момент Микки встретился взглядом с мистером Фостером, который подвел кресло ближе и склонился над ним. Старик молчал, но его глаза внимательно и строго смотрели в лицо Микки. Это на миг отодвинуло ужас, позволило осознать себя и прекратить расходовать кислород и силы на бесполезную борьбу.
— Мальчик мой, — шепнул Фостер. — Тише.
Микки дернул головой, пытаясь увидеть, где сейчас его мучитель, и понял, что Феликс вышел из комнаты.
— Дыши ровнее, — негромко уговаривал старик. — Вот так. Хорошо… — он задумчиво потер переносицу. — Надо же, проведал о моем браунинге… В этой комнате нет сигнальной кнопки, сукин сын знал, где нас запереть… — Фостер рассуждал так спокойно, словно времени у них было еще полно. — Развязать тебя я не смогу, телефона нет…
Взгляд Микки упал на окно гостиной, и он внезапно вспомнил о том, что так и не забрал оттуда свой собственный мобильник! Микки замычал, привлекая внимание старика и попытался указать на окно.
Дверь открылась, в гостиную вошёл Феликс, прижимая к себе толстую пачку документов и папок. В руке все еще был зажат пистолет, ярко чернеющий на фоне бумаги. Фостер опустил сухую прохладную кисть, почти незаметным движением провел по щеке и волосам Микки и подъехал к столу, начал перебирать документы.
— Подай очки, — приказал он, и Феликс послушался.
Словно не было никакой угрозы, никакого связанного мальчишки на полу. Словно, как обычно, мистер Фостер собирался заняться бумагами, а потом сделать пару звонков… Где-то на каменном подоконнике лежит забытый телефон. За окном уже спускаются сумерки, но мама не станет волноваться, пока не пробьет десять. А до этого еще ой как нескоро… За спиной стоит Феликс с пистолетом, через несколько минут он взведет курок и убьет их обоих, а если и нет, Микки не сможет жить, зная, что его осудят за такое страшное дело…
— Принеси мне из кабинета голубую папку в левом ящике стола, в самом низу. Там документы на мою яхту «Афродита». Мне она уже без надобности, — усмехнулся старик, — а Ричард ненавидит море. Дарственная только лишь деньгами будет выглядеть подозрительно…
Микки вывернул шею, глядя на Феликса. Тот в сомнении прищурился, но все же согласно кивнул и вновь скрылся за дверью.
— Что ты хотел мне сообщить, Микки? — тихо спросил Фостер.
Микки снова показал глазами в окно, попытался звуками передать нечто похожее на «подоконник» или хотя бы «мобильник». Только поймет ли старик, и если поймет, дотянется ли до задвижки?
Он понял, хоть и не с первого раза указал на нужную створку. До защелки дотянулся, слегка привстав. А Микки был уверен, что Фостер вообще не чувствует ног…
— Есть, — торжествующе проскрипел он, и закрыв окно, вернулся к столу.
Секунды тикали, Микки не видел, что делает мистер Фостер. Только чувствовал, как ковер пропитывается его собственным потом, запах смешался с ароматом средства для чистки ворса, и Микки снова затошнило. Он закрыл глаза, пытаясь спастись от ужаса еще более острого, оттененного безумной надеждой.
Мистер Фостер так и не полюбил телефоны нового образца. Микки не видел, чтобы он часто пользовался своим. А его собственный разблокируется вовсе не так, и глючится на сообщениях, он забит открытыми вкладками, в которых никто ничего не поймет, и…
Хлопок двери заставил Микки подпрыгнуть. Феликс обвел комнату подозрительным взглядом.
— Папка была в шкафу, — укоризненно заметил он.
— Старость не радость, — невозмутимо ответил Фостер. — Память у меня уже не та.
Феликс прошипел что-то и встал у своего хозяина за спиной. Белая рука подняла над столом широкий лист гербовой бумаги, тихо зашуршало перо.
У Микки звенело в ушах, и поэтому он принял звук разбитого стекла за галлюцинацию. Но Феликс внезапно заорал и отшатнулся от стола, заваливаясь набок, пистолет упал с глухим стуком, и его тут же подняла с пола сухая рука Фостера. Два мощных удара вынесли дверь и она упала едва не на ноги Микки, пара высоких черных ботинок оказалась у его лица. Окно с жалобным треньканьем распахнулось, и еще один человек спрыгнул в комнату.
— Мистер Фостер, а ведь я рекомендовал вам круглосуточно держать охрану в доме!
За массивным столом кто-то хрипел, послышался звук удара и звон наручников, громко и отрывисто звучали команды охранников…
— Спасибо, Питер, — сказал мистер Фостер. — Развяжи молодого человека, а этот кусок дерьма вы знаете, куда отвезти.
— Он ранен.
— Ничего, — жестко бросил Фостер, — такие твари обычно живучи.
Позади щелкнул нож, руки и ноги обрели подвижность, твердая горячая ладонь взяла Микки за лицо и рывком сорвала клейкую ленту.
— Извини, парень, иначе никак…
Но Микки было не до ожога на губах. Он перевернулся, уперся в пол ладонями и его вырвало прямо на ковер.
— Ничего, ничего, малыш… Вставай.
Это уже снова голос Фостера. Микки кое-как поднялся, цепляясь за его колени и ручки кресла.
— Поехали на кухню, — ласково сказал старик. — Поможешь мне приготовить какао, а то в горле совсем пересохло.
Микки послушался и пошел рядом, опираясь на кресло, чувствуя, как заплетаются все еще дрожащие ноги. Старик выглядел спокойным, и Микки невольно тоже задышал глубже, сердце постепенно замедляло бег.
— Возьми, — Фостер протянул ему телефон. — Оказывается, и от рассеянности бывает толк, — улыбнулся он. — Мне пришлось закрыть все твои вкладки, чтобы добраться до мессенджера…
На кухне Фостер велел Микки достать из холодильника апельсиновый сок. Микки наполнил два высоких стакана, свой выпил залпом и налил еще. Фостер вынул из шкафчика маленькую кастрюльку.
— Какао на той полочке, сахар… где-то здесь должен быть сахар…
Микки под его руководством достал какао, нашел сахар и ложку, налил в мерную чашу молоко, насыпал щепотку ванили… К тому времени, как Фостер выключил огонь, Микки уже совсем успокоился, дрожь и комок в горле отступили, только теперь сильно хотелось спать. Мистер Фостер не заставлял Микки ничего говорить, не докучал пустыми фразами, а просто сидел напротив и пил горячий какао, пододвигая поближе к Микки поднос с булочками.
В кухню вошел высокий мужчина.
— Питер, отвези парня домой, — велел Фостер, и повернувшись к Микки, добавил: — Тебе еще придется дать показания, мальчик мой. Но сейчас отдыхай, успокой мать… Набирайся сил.
Микки вспомнил о велосипеде, прикованном к забору, но ему лень было возражать и вообще что-либо отвечать.
Выйдя из машины у дома, Микки в полусне наблюдал, как мама разговаривает с Питером, свет из открытой двери падал на ее крепко сцепленные на груди руки. При мысли о том, что сейчас она начнет задавать вопросы и на них придется отвечать, Микки совершенно по-детски всхлипнул. По щекам опять полились слезы. Питер хлопнул его по плечу, затарахтел мотор джипа.
Микки не понял, как оказался в родной гостиной, на диване, рядом с мамой. Он уткнулся в ее плечо, хотел что-то сказать, но провалился в теплую темноту.