Мир за стеклянными стенами сходил с ума, но и внутри было не лучше. Верхушка мафиози рассыпалась по штату, чтобы запутать ищеек, в небоскребе остались немногие. Перенести лабораторию оказалось гораздо сложнее, но Уилла берегли, как зеницу ока, отходных путей в случае чего было целых четыре, а в самой лаборатории установили маленькие детонаторы с удаленным доступом, что не добавляло спокойствия.

После того, как итальянец подмял остальные «семьи», обострилось напряжение между ним и Птахой. «Избранные» Птахи обладали бесстрашием, которое Уилл про себя называл идиотическим безрассудством, талантом в применении дара и беспрекословно слушались своего лидера. Он сам еще подчинялся capo*, однако споры, переходящие в открытое противостояние, уже имели место. Бианки позволял Птахе больше, чем другим приближенным, тот все еще был нужен. Кроме того, мафиозный босс не верил, что Птаха посмеет оспорить его авторитет. «Семья» это не звериная стая, чтобы возглавить ее мало просто убить предшественника. Уильям был уверен, что Птаха не хочет этого — парню достаточно просто творить бардак космического масштаба и упиваться безнаказанностью. Однако его действия не всегда точно совпадали с приказами и планами босса.

Чайную снесло во время одного из устроенных пожаров. Теперь Птаха приходил в квартиру и рассуждал о приятных для себя аспектах будущего. Ладно хоть прямо не спрашивал, на чьей Уилл стороне. Сам Бианки несколько раз устраивал своему химику настоящий допрос о главаре «избранных» и его настроениях. Уилл отвечал честно: помещения прослушивались и Птаха не осмеливался дерзить и обсуждать босса. Уильям понимал, что ему не позволят вечно сохранять нейтралитет, стеклянная клетка лопалась, грозя обрушиться. Ночью он просыпался от этого невыносимого звука, отдающего ломотой в зубах.

Интернет был полон съемками очевидцев, паранормальное перестало казаться невозможным и пугало гораздо больше. Массовая истерия на улицах, гнущиеся металлоконструкции и левитирующие объекты, люди в масках, невредимыми выходящие из огня очередного лесного пожара…

Уилл смотрел на ленту новостей с такой же необъяснимой жадностью, словно в детстве — на то, как хирург зашивает его руку, распоротую неудачным падением на гвоздь. Дырочка за дырочкой, ноющая боль от протяжки нити, несмотря на обезболивающее…

Страну парализовало в тот день, когда на главных соединительных трассах встала дыбом земля и десятки машин рухнули по обе стороны новоявленных пиков, ощетинившихся ломаным асфальтом и обрезками труб. На устранение последствий была брошена армия, незанятая масштабными происшествиями в других местах, власти объявили чрезвычайное положение, а на экранах появилось первое обращение Capo* к народу, которое премьер-министр назвал шантажом в масштабах страны.

«Мы просим вас не противиться новому. Не ищите свободы, лишающей вас себя самих*. Демонстрация силы была необходима, ведь другого языка вы не понимаете. Нам не нужно захватывать ни Белый дом, ни Пентагон, чтобы нажать на красные кнопки, но мы не хотим до этого доводить. Мы любим эту страну свобод не меньше вашего. Но пришли сместить ваш лживый порядок и установить свой».

***

Теперь Лорейн не нужно было скрывать материалы и согласовывать список доверенных лиц с начальством. Агент Фокс перестала быть уникальной: уже несколько дней делом занимались все департаменты, хотя Лорейн знала больше других и руководила следствием. Чем больше глаз, рук и мозгов, тем быстрее закончится этот кошмар. Счастье, что родители Лорейн успели улететь на острова до того, как были заблокированы аэропорты. Безумные твари поймали несколько пассажирских самолетов на взлете и обрушили на землю, десяток боевых джетов взорвались, едва выйдя на полосу… Общественные места закрыли и запретили собираться толпам, чтобы предотвратить масштабные теракты. Счастье, что родители уехали. Лорейн надеялась, что брата, где бы он ни был, они тоже успели предупредить. При мысли о Рауле в горле привычно закололо, она шмыгнула носом и переключилась на происходящее вокруг.

— Смотрите, еще один из них открыл канал!

Лорейн подошла к одной из младших агентов, молоденькой темнокожей Юми. Она и ее коллеги шерстили интернет в поисках зацепок: внятной информации о производителе или складах сыворотки по-прежнему не было, преступники берегли свое сокровище пуще глаза.

Рядом с Лорейн встал шериф. Судя по землистому цвету лица, последние недели он жил только на лошадиных дозах кофеина с никотином.

— И у сволочей появляется все больше поклонников, — раздраженно заметил он.

Лорейн вздохнула. Люди порой неприятно предсказуемы.

На экране мужчина в маске сдвинул с дороги перевернутый грузовоз, рассмеялся и погрозил кому-то пальцем. Из-под платка, закрывающего нижнюю часть лица, выбивалась борода. За кадром визжали от восторга подростки.

— Похож на Тони Ловато! — прищурившись, заметила Юми.

— Проверь, — бросил шериф.

Лорейн не стала отмечать нарушение субординации — в конце концов, все они сейчас заодно…

— Сделай, Юми, — тихонько подтвердила Фокс, когда шериф отошел.

Ее беспокоило другое видео, которое не только выложили в сеть, но и внаглую сбросили прямо на официальную страницу ФБР. Пустой аккаунт владельца, конечно, ни о чем не сказал, и зарегистрирован он был с уже несуществующего телефона. Лорейн многое отдала бы, чтобы найти его и оторвать руки и ноги. Ну или хотя бы упрятать за решетку навечно. Видео набрало триста тысяч просмотров прежде, чем его успели заблокировать, и Лорейн не давала покоя мысль о том, кого оно касалось напрямую.

— Мисс Фокс? — позвал секретарь. — Он здесь.

— Проводи ко мне, — отрывисто сказала Лорейн.

Пока она находилась в Нью-Йорке, ей выделили комнатку в полицейском управлении, душную и темную, но вполне подходящую для работы и сна. На туристическом матрасе в углу кабинета спалось спокойнее, чем в гостинице: управление окружал кордон военных, что внушало робкую надежду на безопасность или хотя бы отсрочку в случае нападения.

— Ты уже видел, так? — сразу начала Фокс, закрыв за собой дверь кабинета.

Джереми повернулся к ней от монитора, на котором в сотый раз за день щерилось скуластое лицо с пирсингом на щеке, кивнул и вновь уставился на экран. Лорейн дотянулась до клавиатуры, и кадр ожил.

Энди смеялся, играя парящей в воздухе зажигалкой, телефон тоже очевидно левитировал, повинуясь его жестам. Помещение было скудно освещено, но за спиной Янга у безликой стены  виднелась связанная пожилая женщина. Растрепанные седые космы падали на грудь и лицо, плечи дрожали.

— Я тебя жду, — веселился Энди, обращаясь к камере, — поболтаем.

Он подошел к женщине. Рот у нее был заткнут завязанной на затылке черной тряпкой, а глаза — полны слез.

— Ты был прав, умом она не блещет, — оскалился Энди, — скучно… А ты вот всегда умел зажигать. Точно родной сын, а? — заржал он, потом посерьезнел и склонился к телефону. — Помнишь, мы подрались после днюхи Така? Ты тогда так удачно пошутил…

Экран потемнел.

— Что это значит? — спросила Лорейн, внимательно глядя на Джереми.

— Я не знаю, — медленно ответил тот.

— Уверен?! — недоверчиво нахмурилась Фокс.

— Он еще больший псих, чем я. Понятия не имею, что он имел в виду.

Лорейн подавила желание смачно выругаться: Янг принадлежал к высшим слоям этой быстрорастущей раковой опухоли, заполучив его, можно было бы узнать многое.

Она еще раз цепко оглядела Дэвиса, но не увидела признаков волнения. В юности он не ладил с матерью, может, ему и правда все равно? Или опять нацепил маску? Лорейн прекрасно знала, как легко защитная броня прирастает к лицу… Она закусила губу. Хотелось сказать что-нибудь по-настоящему утешительное, но в голову лезли только до тошноты избитые фразы из полицейских сериалов.

— Мы ее найдем, — наконец, проговорила Фокс, — сделаем все для этого.

Она хотела было похлопать его по плечу, но вспомнив, чем окончилась ее прошлая фамильярность, в последний момент отдернула ладонь.

— Если что-то всплывет в памяти — звони мне в любое время. А мы будем держать тебя в курсе поисков, обещаю.

Он кивнул и вышел, тихо прикрыв дверь. Лорейн тревожно глядела ему вслед.

***

Смесь разнообразной химии в крови сплелась довольно причудливо. Холод не чувствовался вовсе, несмотря на то, что траву покрывал иней, а под косухой на Сайхеме была надета только черная майка. На периферии зрения мелькали радуги, а кончики пальцев онемели. Джерри не почувствовал жара и едва не обжегся тлеющим фильтром сигареты. Тишина на крыльце особняка Гарсиа бесила, даже охранники спрятались в свою конуру. У Джерри не было настроения просто стоять и пялиться на ноябрьскую луну, хотелось выплеснуть чрезмерную энергию в каком-нибудь заумном споре, только все годные собеседники либо разъехались по домам, либо были уже в дупель пьяными. Он щелчком отбросил бычок и вернулся в дом.

Из-за двери родительской спальни предков Гарсиа доносились голоса. Джереми поднял бровь. В эту комнату Таккер не позволял входить никому из приятелей — слишком много там хранилось дорогих безделушек. Сайхем нажал на позолоченную ручку.

Двое на кровати были так поглощены занятием, что заметили вожака далеко не сразу. Пит, сидя спиной к двери, тоненьким голоском читал вслух какой-то рифмованный бред, а на другой стороне широченного ложа устроился непривычно серьезный Энди. Даже серьгу оставил в покое, не пытался, как обычно, оторвать себе ухо…

Джерри усмехнулся. С ума сойти, это сколько же задира-Янг вылакал, что сидит тут с этим дохлячком и слушает… стихи?! Прямо кружок любителей искусства, какая прелесть.

Пит внезапно прервался и улыбнулся, показывая на строку:

— Это так чудесно…

Энди встретился с насмешливым взглядом вожака и растерянно замер. Пит резко обернулся и покраснел.

— О да, — глубокомысленно поднял палец Сайхем. — Чудо. Плохая копипаста с европейских писак, построенная на американской мечте. Чистый Клойстерс*! — он рассмеялся. — Кто этот непризнанный гений? Ты, Питер?

Подошел к кровати и вырвал у него из рук листок.

— Отдай, скотина! — рявкнул Энди, вскочил на ворох шелковых подушек и прыгнул на Джереми.

Они свалились на пол, увлекая за собой тонкий прикроватный светильник, лопнуло стекло, громко вскрикнул Пит. Джереми подумал, что явно ошибся с авторством, рассмеялся и ударил наотмашь, не жалея. Жажда действия ненадолго нашла себе применение. Энди сплюнул кровь и бросился опять, он был настроен всерьез. Джереми вспыхнул мгновенно: щенок получит хороший урок. Отшвырнув листок прочь, они катались по полу, выплескивая давно скопившуюся неприязнь. Ни один из них не применял дар, оба хотели разобраться с этим по-простому, кулаками, рыча, как звери, и едва не кусаясь. Сайхем был опытнее, старше и сильнее, Янг знал, на кого замахнулся, и имел представление о последствиях… Теперь пусть пеняет на себя.

Когда ярость перестала окрашивать мир в багровый, Джерри подхватил полубесчувственного парня за ворот цветастой кожаной куртки, стащил с лестницы и выбросил из дома на первый осенний снег.

***

Последний поезд со станции метро возле Рокфеллер-центра уходил в десять-пятьдесят две. Вечерние улицы словно вымерли, многие рекламные щиты не горели, мегаполис стал не похож на себя. Только ветер орал в голос, трепал рукава, дышал холодом в лицо, бился о стены зданий, ревел в ломких ветвях деревьев, срывая с них рыжую шелуху.

Метро еще работало по расписанию, в отличие от автобусов. Внизу, на станции, было тихо, в воздухе стоял сырой запах бетона и пыли. Шум подошедшего автоматического поезда казался неслышным в сравнении с воем ветра там, наверху. Внутри царили безмолвие и ледяной свет, создавая атмосферу, максимально далекую от уюта. Еще недавно по вечерам в переполненном вагоне возвращались домой клерки, рабочие, хныкали дети, на коленях друг у друга ерзали и смущенно смеялись припозднившиеся школьники… Нацарапанная на пустом сидении похабщина звучала жалким шепотом. Джереми следил за удлиняющейся полосой огоньков в списке станций. Нужно доехать почти до конечной, в самый тупик.

Когда-то он очень хотел попасть сюда, потрогать старые камни руками, представить, как жили те люди, на другом континенте, в другое время. Осознавал, что в реальную Европу ему не попасть никогда, не выбраться из серой мути «простой» жизни. Поэтому чужой интерес к старым поэтам больно царапнул, заставил снова закрыться гневом от безнадеги. Теперь Джерри мог разобрать самого себя по полочкам и это понять. Правда, если подумать, мог и тогда… просто не хотел.

Желтые столбы нужной станции проводили его взглядами черных таблиц, в лицо снова ударил ветер, светофоры горели предупредительным светом. По белым полосам перехода метались грязно-рыжие листья.

Нужно было бы думать о чем-то другом. Собирать себя в железный кулак, сосредотачиваться… Но на чем? На ждущей впереди тьме и пустоте? Терренса можно было бы переубедить, успокоить. Если бы это был Патрик… хотя рассудительный Патрик ни за что не стал бы участвовать в подобном. А с Энди Янгом, как и с прошлым-Джерри, разум и слова никогда ничего не решали.

Под ногами захрустели неубранные ветки на парковых дорожках. Джереми думал о теплых руках Кейт, о веснушках на ее левой щеке, что были чуть ярче, чем на правой, а за ухом прятались две невесомые родинки. Разговор с ней состоялся сразу после звонка Таккера и был коротким: Джереми лишь сообщил, что должен срочно уехать из города. На запястье еще саднила царапина от когтей Фроста: кот не желал переезжать к Хоранам. Микки провожал друга до калитки вместе с мамой, смотрел тихо и почти сурово. Джереми видел, что мальчик не решается влезть между ним и Кейтлин, Микки прятал руки за спину и отводил глаза. В итоге Джерри притянул его сам. Тепло Хоранов окружало со всех сторон, хоть на один последний миг прогнало сгустившееся морозное онемение. Он не говорил им, куда и почему едет, и никто не задавал глупых вопросов. Джереми всегда ценил это качество — умение не задавать тупых вопросов.

Деревья трещали и жаловались, ветви хлестали по фонарям, метались испуганные змеи теней. Джереми ощутил взгляд в спину, но не стал оборачиваться. Он бы тоже на месте Янга подстраховался, рассыпав вокруг своих людей. Обратной дороги не было.

В мысли полез диспут под последней статьей на новом сайте. Кто-то спросил, а нужно ли вообще изучать древние обычаи, ведь человек ушел далеко вперед. Зачем копаться в примитивных текстах мертвых языков? С ним вступили в спор другие, компания стала рассуждать: прошлое — это груз или базис для роста? Джереми наблюдал, изредка корректируя русло беседы, не допуская излишних страстей и переходов на личности. Вообще-то это была работа модератора, но кому придет в голову мониторить возникшую среди ночи беседу? Джерри смотрел, как они спорят, и думал, что написал бы, будь их ровесником сейчас. Скорее всего, разозлился бы, что кто-то превосходит его в эрудиции, и полез читать все подряд, дабы уж в следующий-то раз…

Башня Клойстерс сквозила провалом в сероватом небе, ветер рвал рекламные штандарты с логотипом Метрополитен*. Пустую парковку перед входом заливал серый свет неба, а взглядов стало больше. Джереми прошел по открытому месту, взялся за ручку двери и, выдохнув, нырнул в темноту.

***

Он медленно вел по стене кончиками пальцев, нащупывал ногами ступени. В клуатрах на первом этаже стало светлее, ветер завывал меж колонн. Джереми не торопился. Больше некуда. Галерея превратилась во временной тоннель, гулкие шаги — в обратный отсчет. Что чувствовали люди, которые обтесывали эти камни? Жили в этих стенах? Темнота помогала легко представить приглушенные распевы литургии из монастырской часовни. Увидев отблески на стенах, Джереми снял капюшон. Губы сами собой сложились в давно, казалось бы, забытую едкую улыбку, он вдохнул и вышел из-за поворота.

— Неужели? — протянул Янг, почти черная тень в свете маленького походного фонаря.

Джерри остановился и, прищурившись, оглядел Энди с ног до головы. Голос остался, как прежде, высоким, но сам он изменился, вытянулся и стал плотнее, глаза смотрели все с тем же вызовом, а еще — с нескрываемым торжеством. Когда-то этот вызов и желание идти наперекор приказам злили и иногда забавляли… Теперь — нет. Джереми рассматривал парня, подмечая несущественные детали: неровно завязанные шнурки высоких ботинок, свежая ссадина на предплечье, выпученный глаз рыбы на татуировке у шеи… Лишь бы не смотреть ему за спину, на колонну с каменной вязью у вершины.

— Ты хотел меня видеть — я пришел.

Энди дергано усмехнулся, оглянулся, и Джерри невольно проследил за его взглядом. И уже не смог отвести свой.

Она постарела, сильно, очень сильно. Марго казалась тонкой и серебристой, как часть колонны. Почти бесплотной, безмолвной, только темнела полоска ткани, удерживающая кляп, и горели глаза. Она плакала, глядя на него, и Джерри мог бы поклясться, что это не слезы страха и не истерика приговоренной жертвы. До сих пор она была уверена, что ее сын мертв… Он сам не мог толком понять, что чувствует — слишком много разных эмоций сменяли друг друга, но Джерри с удивлением осознал, что среди них не было ненависти. Привязанная к колонне женщина не имела ничего общего с фантомом, занимавшим ее место все эти годы.

— Нравится? — с наигранной простотой поинтересовался Янг, прерывая поток мыслей. — Помнится, тебя бесил ее голос. Так что… все для удовольствия Его Величества!

— Отпусти ее.

Энди задумчиво постучал пальцем по губам.

— Даже не знаю…

— Она здесь лишняя, — ровно сказал Джереми.

— Возможно, — улыбнулся Янг. — Ты всегда умел выбрать нужные декорации… — он умильно сложил руки у груди. — Только вот захочет ли мать оставить своего малыша злобному дракону?

Джереми перевел на него тяжелый взгляд.

— Захочет, — веско сказал он. — У нее нет выбора.

Он обращался не к Янгу, и отчего-то не сомневался: его поймут.

Тяжелые седые волосы упали на лицо, Маргарита с трудом поднялась и потянулась дрожащими руками к темному следу жгута на щеках, вскинула глаза. Сделала два неуверенных шага и замерла, глядя Джереми в лицо. Губы дрожали, но не издали ни звука.

— Уходи, — негромко сказал он и отступил в сторону. — Быстро.

Она послушалась. Неровный, хромающий шаг отдавался в ушах невыносимо долго, пока не затих за стенаниями ветра.

— Чего ты хочешь? — спросил Джереми.

— Я много всего хочу… даже не знаю, с чего начать, — широко ухмыльнулся Янг. — А ты почему такой мирный? — не выдержал он, — Думаешь, мамочка приведет помощь? Или у тебя, как обычно, есть туз в рукаве?

Джереми покачал головой.

— Чего молчишь? — не унимался Янг, — даже в драку не лезешь?

— А разве это что-то изменит?

Энди рассмеялся.

— Конечно нет.

Он прянул вперед, схватив Джереми за грудки, рванул к себе и прошипел:

— Наконец-то ты, ублюдок, ничерта не сможешь изменить!

Джерри вырвался, отпихнув его к колонне и тут же почувствовал, как руки стянуло за спиной, а по ногам словно ударил невидимый бич. Неловкое падение на колени отдалось в позвоночнике. Следующий рывок опрокинул навзничь. Раскрасневшийся Янг смотрел на него сверху вниз с нескрываемым удовольствием. Потом развернулся и поднялся по ступенькам, шевельнул пальцами. Джереми потащило за ним по каменным плитам. Ступеней оказалось всего две, их углы прошлись по лопаткам. Потом камни сменились деревом.

— Пока я тут скучал без тебя, имел возможность посмотреть на прекрасное, — говорил Энди, шагая по скрипучим старым полам.

Над головой зажигались светильники и гасли, стоило им миновать отрезок коридора. Джерри невольно прикинул, каким образом Янг это делает: он сам ни разу не пробовал применять дар на электротоке. Внутри заныла глубоко упрятанная пустота.

— Вот! — воскликнул Энди, бросая своего пленника в центр просторной комнаты.

Джереми глянул на стены, затянутые гобеленами с охотой на единорога.

— Какой редкий зверь, — улыбнулся Янг и подошел вплотную, перехватил Джереми за горло и вздернул на ноги. — А смотри-ка, попался все же… Сидит в клетке и не рыпается. Животное… Странные ценности были тогда, — вздохнул он. Он ослабил хватку, позволяя Джереми короткий вдох. — А у тебя их не было… и нет. И у меня нет, — ощерился Янг, снова сдавив ему горло.

Джереми дернул головой и захрипел.

— Что? — склонил голову Энди, — Уже появились?

От разжал руку и отошел на шаг, Джереми упал, судорожно втягивая воздух.

— Ты просил отпустить ее… Зачем? Родная кровь, а? — Энди склонился к его лицу. — Ты и с родной-то всегда обращался, как скотина. А уж кем ты считал нас? Шавками? Хотя нет, вру, — посерьезнел он. — Мы же были… братьями…

Энди поднял руку, и Джереми ощутил, как вокруг тела сплетаются потоки. В следующий момент его шарахнуло спиной о деревянные ребра потолка. Энди опустил руку, оставив Джерри приземляться самостоятельно.

Доски спружинили, но удар по ребрам заставил Джереми, не дыша, корчиться на полу, во рту стало солоно. Энди, заложив руки за спину, прошелся вдоль гобелена, рассматривая картины.

— Ты ни разу не произнес это вслух, Джер. Но прекрасно умел играть словами. Хотел, чтобы мы так думали.

Голос Энди приблизился, Джереми открыл глаза и увидел свою руку. Пожар в ребрах заглушал боль в кисти, распластанной под тяжелым ботинком Янга, как белый паук.

— Ты всегда думал только о себе, — продолжил Янг. — Хотя чего ждать высоких идеалов от сына нищего укурка и деревенской шлюхи?

Он перевернул Джереми на спину, улыбаясь, достал из кармана маленький черный кейс и вынул шприц с голубоватой жидкостью.

— Хочешь?

Он присел, используя дар, расстегнул куртку Джереми, холодные токи чужой силы поползли по коже.

— Предлагаю один раз, Джерри-Джер…

Джереми стиснул зубы и закрыл глаза. Внутри тянуло и ныло, и вовсе не от треснувшего ребра…

— Ну не ломайся, — шептал Янг, покалывая его плечо кончиком наконечника. — Ты же хочешь… Ты знаешь, ты помнишь, что это такое… Чувствовать себя всемогущим…

Джерри открыл глаза.

— Ты так и не понял, — прохрипел он. — Ты можешь чувствовать себя всемогущим… но Богом никогда не станешь.

Он очнулся от резкого запаха бензина и крови, в щеку врезались холодные грани металлического дна машины. Все лицо горело огнем, губам было мокро. Двигатель рычал прямо под ухом, тело стягивали веревки.

Через некоторое время двери открылись, Янг вытащил его, проволок по бетонным катакомбам и швырнул в угол.

— Теперь ты посидишь в клетке, пока развлекаюсь я!