Когда за Чонгуком и Тэхёном закрылась дверь, Намджун расслабленно выдохнул. Он прекрасно осознавал необходимость нахождения поблизости этого рассеянного несамостоятельного паренька, но всё ещё не доверял ему, даже несмотря на столь щекотливую ситуацию.

        Тэ не удалось бы справиться самостоятельно, он слишком многого не знал о внешнем мире, и, сколько бы книг не читал, никогда бы не сумел содержать себя в одиночку. Помощь Чонгука была как раз кстати, и, признаться, Намджун скорее склонялся к мысли, что он — чудо, посланное с небес, которое можно использовать в собственных целях, нежели опасное проклятие, коего стоит сторониться.

        Остальные были постоянно заняты своими собственными делами: Чимин — работал не покладая рук, жалуясь на боли в одеревеневших конечностях, а также посещал психолога, чтобы решить личные проблемы. Ему редко удавалось выспаться, так что к чему говорить о его возможной кандидатуре в роли няньки? Джин — трудился в банке, садя зрения, шарясь в тысяче бумажек с мелкой механической печатью. Да и когда Тэхён превращался в ребёнка, парень предпочитал держаться поодаль, а всё из-за личных травм, нанесённых той сукой, что сейчас спит спокойно где-то за городом. А сам Намджун занимался важными перевозками груза и содержал собственный магазин, отравляя наркотой этот город. И если Хосок, ежедневно появляющийся ровно в восемь в маленькой комнате сувенирной лавки, испытывал угрызения совести из-за того, что делает, то вот Намджуну было совершенно наплевать. Он знал, на что способны люди — эти мерзкие черви, которые с годами стремились к земле и без его помощи. Всё, что он делал — всего лишь подсоблял, надавливая на их потаённые желания и страхи. Хочешь расслабиться — прими немножко. Трудная жизнь не даёт продыху — прими немножко. Хочешь развлечься, почувствовать что-то новое — прими немножко.

        В любом случае, нет ни одной такой проблемы, когда бы немного сыпучего порошка не улучшило настроение. 

       Впрочем, Намджун всё-таки кое о чём да жалел. Например, о Юнги. Этот парень сначала ему совсем не понравился — низкорослый и худой, весь растрёпанный и нахохлившийся, он всегда сидел в одиночестве и выполнял всё, что только ему не скажешь. Но при этом, если задеть его резким словцом, можно было отхватить по самые гланды, и это было тем единственным, что заинтересовало Намджуна в те неприятные времена, когда он коротал срок в тюрьме в Тэджоне. Или, правильнее сказать, в институте коррекции поведения, чёрт бы их побрал. Суть была одна — строгий режим, отвратительные сокамерники и ежедневные стычки ради развлечений или угнетения слабых. Самореализация. Некоторые пользовались этим термином, когда описывали свои действия Намджуну. Он, оказавшись в компании совершенно чокнутых парней, страдающих маниакальными идеями, чрезмерной жестокостью и манией величия, сам не успел понять, как завёл столько друзей среди остальных заключённых. И также не успел и моргнуть, как один из его «приятелей» вручил ему первую порцию сыпучего порошка для продажи. Несмотря на свою скверную репутацию и нестабильное поведение, тот человек был не беспросветным тупицей, и знал, что с чем смешать и где что достать, чтобы обрадовать остальных заключённых и нажиться на их слабостях. Он сидел далеко не первый год, и как понял Намджун, выходить на свободу надолго он не собирался. Этому человеку доставляло невероятное удовольствие доминирование над более слабыми, а здесь он мог найти всё, что нужно для этого — и маленькие камеры и пять соседей с чокнутым нравом его совсем не смущали. Он был здесь главной звездой, и он подыскивал тех, кого можно сделать своими подчинёнными. 

       Его глаз пал на Намджуна, который, переполненный яростью после попадания в тюрьму, был готов на всё, чтобы остудиться. Его не волновали жестокие условия, небольшое количество еды и тот факт, что на него постоянно пытается кто-то нарваться. Он был зол, и эти эмоции питали его изнутри, превращая в жестокую бесчувственную машину, разносящую смерть. 

       Намджун худел, но продолжал посещать спортзал и тратить все деньги, переданные родственниками и честно заработанные, на еду, которую мог без труда отбить, если кто позарится. 

       И всё это время от наблюдал за Юнги, безынициативно слоняющегося по корпусу. Его не интересовали ни кружки музыки или каллиграфии, ни самообразование, ни спортзал. Каждый день он тратил свой «час свежего воздуха» на то, чтобы посидеть в сторонке, уперев взгляд в небо — не важно, какого оно было цвета, пестрило синевой или было заслонено надувшимися облаками. И при этом, несмотря на всю его апатичность, к нему никто не лез, и Намджун не до конца осознавал, почему. Что-то в нём было такое, пропитанное отчаянием, что-то, знакомое ему самому, напоминающее о том вечере, когда в дом вломились представители закона и связали по рукам и ногам, плюнув в лицо на желание всё объяснить.  

       Ему никто не поверил.

        Впрочем, это уже не важно. Ему никто не поверил, и он попал в эту тюрьму, и только это было важно в его знакомстве с Юнги, который отирался в одиночестве до определённого момента, пока кто-то не решил-таки прижать его и продемонстрировать свою силу. Кто-то — здоровый и сильный, как бык, во время «часа на свежем воздухе», когда все радовались своей свободе словно псы, подошёл к нему и грубо толкнул в плечо, опрокинув на пол. Намджун вместе со своими верными спутниками находился неподалёку и услышал, как тело Юнги ударилось о землю, после чего раздался свист воздуха, выпущенного из его ушибленных лёгких.

        Намджун сочувственно кивнул головой, хоть и знал, что парень ничего не заметит. Ему приходилось в своей жизни участвовать в довольно жестоких потасовках, но из всех он выбирался в полном здравии. Этому же несчастному, судя по его комплекции и физическому состоянию, ничего светлого данная ситуация не сулила.

        Однако Юнги удивил всех наблюдающих, ловко оттолкнувшись ладонями от земли и перевернувшись на спину. И тот, кто тянулся к нему, чтобы схватить за ноги, за грудки, с намерением поднять и продемонстрировать всё своё превосходство, вдруг откинулся назад, хватаясь за нос. Юнги же, не теряя времени, подтянулся и вскочил на ноги, после чего ударил здоровенного амбала прямиком в солнечное сплетение — и дал стрекоча.

        Оба отделались лёгкими ушибами. Всё произошло слишком быстро, чтобы надзиратели успели взволноваться и направиться разнимать их двоих. Заметив наметившуюся потасовку, они лишь сделали ставки, как делали это обычно, пока дело не заходило слишком далеко, и невероятно удивились, как и Намджун, увидев, что какой-то худощавый юркий парнишка одержал верх и скрылся до тех пор, пока кто-то успел подоспеть амбалу на подмогу.

       На следующий день Намджун уже намеренно подошёл к Юнги, который спрятавшись в закутке здания, ловил последние лучи уходящего за тучи солнца. Вздрогнув, тот взглядом зашуганного зверя смерил приблизившегося, после чего сказал: 

      — Я не хочу проблем.

        В его голосе не было ни тени страха. Он словно предупреждал, что проблемы ждут его нежелательного собеседника, если ему не вздумается тотчас уйти. Но Намджун чувствовал, что его предложение будет расценено положительно, потому что весь вид этого парня говорил о том, что…        Ему хочется принять немножко. Самую малость, чтобы улучшить положение дел. И Намджун, который хотел зарекомендовать себя среди таких же верзил, что днём ранее чуть не надрал жопу Юнги, совсем не жалел новоприбывшего.

        Однако он не мог сходу сунуть ему шуршащий пакетик незнакомцу в руки. Намджуну объяснили, как стоит действовать, прежде чем толкать наркоту, и он придерживался инструкции.

       — Проблем не будет, — сказал он, опустившись рядом на бетонный пол. Юнги, явно не доверяя незнакомцу, прижал колени посильнее к груди и прохрипел от боли. — Эй, не нужно так напрягаться. 

      — Не тебе мне указывать, — зарычал парень, хмурясь.

      — Меня зовут Намджун, — проигнорировав колкую фразу, представился парень. — Я видел тебя вчера, справился ты… сносно. 

       Это заставило сердце нахмуренного новенького немного смягчиться.

       — Ну… я всё ещё жив, а это уже какой-никакой показатель, не так ли? — поинтересовался он, усмехнувшись. — Меня зовут Юнги.

        Они пожали друг другу руки.

       — За что ты здесь?

       — Ты думаешь, я тебе отвечу? — повторная усмешка, кривой изгиб губ, который заставил Намджуна усмехнуться тоже. — Не думаю, что ты расскажешь мне, за что коротаешь срок.

       — Это так, — подтвердил Намджун. — Но я должен был спросить. И как давно?

       — Две недели.

       — Я видел тебя всего несколько раз, — удивившись, сказал парень.

       — Я просто не попадался никому на глаза, — ответил Юнги невозмутимо. — Мне незачем ходить на работу, развлекаться, а уж тем более общаться со всякими увальнями. 

       «Это отличный вариант!» — просвистела мысль в голове Намджуна, и он кивнул, как бы соглашаясь с Юнги, но на самом деле — с собственным сознанием.

       — Жизнь не мила? — спросил он.

       — Мне просто насрать, — кротко ответил Юнги и вновь нахмурился. 

      — У меня есть кое-что, — Намджун решил, что выбрал лучший момент для совершения выгодной сделки, — что сделает твою жизнь немного краше и приятнее. 

      — И что же это? — без интереса спросил Юнги.

        Намджун достал из кармана небольшой пакетик с белым порошком и покачал им перед глазами парня, который удивлённо приподнял одну бровь, не зная, смеяться или плакать от того, что некий незнакомец хочет накачать его наркотой лишь потому, что он не видел смысла в свой жалкой жизни. 

      — Ядерная смесь, — сказал Намджун и протянул Юнги пакетик. — Для новых клиентов — скидка. 

      — Пф.

        Однако, несмотря на внешнюю незаинтересованность, которую пытался демонстрировать Юнги, глаза его горели ярким пламенем, демонстрирующим то, как сильно ему в самом деле хочется ощутить себя в другом теле, очнуться в иной жизни и затмить реальность яркими красками.

        Намджун не осознавал последствий того, что делает, он всего-навсего хотел зарекомендовать себя как успешного человека, услугами которого можно воспользоваться не единожды, чтобы оставшиеся ему года прошли быстрее.        Намджун не был дураком, и, много работая, ему удалось достичь небывалых высот. Благодаря своему уму, он успевал практически везде, и надзирали многое спускали ему с рук, да и следили меньше, чем за другими. Именно поэтому он стал одним из лучших продавцов, к которому стояла очередь из тупоголовых увальней, желающих скрыться от реального мира.

        Среди этих увальней был и Юнги. Намджун видел его часто, и подмечал, как быстро он худеет и стирается, представляя собой тень того парня, что так ловко дал отпор в первые две недели своего пребывания. 

       Шло время, и Намджун, сам того не замечая, наблюдал за Юнги, время от времени обговаривая с ним последние новости. Несмотря на своё новое пристрастие, парень был всегда адекватен, и лишь его затуманенные глаза выдавали правду, что вызывало в Намджуне смешанные эмоции. С одной стороны, ему было совершенно всё равно, Юнги сам рыл себе яму, и парень ему всего лишь немного помог. Такие, как он, рано или поздно проигрывают в игру под названием Жизнь, и катятся под откос без чьей-либо помощи. Так зачем держать его на плаву так долго, если можно заставить потонуть сейчас, показав ему лучший мир, красочный мир ярких эмоций?

        Но с другой стороны… Их разговоры заставляли Намджуна усомниться в том, что Юнги входит в число людей, которых стоит так быстро списывать со счетов. Он был умён, находчив, но умело скрывал это под слоем депрессивности и чёрного юмора. И Намджун прекрасно понимал, почему изначально разглядел в нём только непроглядный мрак, вырывающийся из мечущейся души — Юнги не скрывал этого, пряча всё самое лучшее, и охраняя это как последнюю кость, оставленную хозяином перед собственной смертью.        Когда Юнги был под кайфом, он принимал две ипостаси. Порой становился разговорчивым, и на «часе свежего воздуха» сам смотрел на Намджуна, молчаливо подзывая его, а порой замыкался в себе и не выходил вовсе, а потом объяснял, что сидел в читальном зале и листал оставленные другими заключёнными журналы. Его мир, построенный из хлипких представлений о счастье, существовал лишь в те мелкие моменты, когда рассыпчатый порошок проникал в верхние дыхательные пути и растворялся в организме.

        Однажды они сидели, скрытые от всех в закутке тюремного двора, и наслаждались последними деньками уходящего лета. Правильнее будет сказать, Намджун наслаждался, в то время как Юнги отходил от кайфа, смиряясь с тем, что яркие краски сменяются на привычно-серые, погружающие в надоевшую до блевоты реальность.

       Он был тихим, много молчал и то и делал, что закрывал глаза, пытаясь удержаться где-то там как можно больше. И Намджуна это в конец достало.

      — Тебе нужно завязывать, — твёрдо сказал он. 

      — Зачем? — спросил Юнги и раскрыл глаза, невидящим взглядом уставившись в голубое небо, яркое и безоблачное, как его ускользающие фантазии.

      — Это вредит твоему здоровью, плюс ко всему, не сулит ничего хорошего. 

      — Ты же сам начал продавать мне эту дрянь, так? — Юнги хитро улыбнулся, зная, что Намджун не ответит на этот вопрос. — Так-то, — протянул довольно он, выйдя победителем.

       — Да… Но всё-таки.., — Намджуну было стыдно за то, что он оправдывается, пытается выставить себя в лучшем свете, но его в самом деле достал этот тупой взгляд, это хлипкое тело, выдающее себя за того ловкого Юнги, что быстро подтянулся на локтях и, оказавшись на ногах, врезал верзиле, решившему на него полезть. — Я совсем не знал тебя, и мне было наплевать. 

      — А сейчас?

        Во взгляде Юнги впервые за долгое время промелькнул интерес. Моргнул — и исчез, заставив Намджуна немного расхрабриться. Они успели привязаться друг к другу за то время, что коротали срок, считая дни и недели, но до сих пор не считались друзьями. Коллеги Намджуна — теперь уже коллеги, потому что он официально вошёл в их состав и стал продавать наркоту, получая неплохие проценты, — ни раз говорили ему прекратить якшаться с Юнги, ведь он — отброс общества, раз принимает ту дрянь, что они втюхивают. «Продавцы не должны баловаться собственным товаром,» — один из законов, что Намджуну сказали сразу, когда впервые всучили пакетик, и он запомнил его навсегда, да и, признаться, не хотел пробовать. Парень прекрасно видел, что случается с теми, кто перегибает палку, кто не может остановиться и лезет на стену из-за отсутствия денег. Кто, в конце концов, исчезает, стирается с лица Земли, превращаясь в могилу из говна и палок на безызвестном кладбище.

       — Послушай, ты должен завязать, чтобы иметь возможность встать на ноги, — проигнорировав вопрос Юнги вновь, сказал Намджун.

       — Мне незачем делать это, — ответил парень, лениво улыбнувшись. — Меня там никто и ничего не ждёт. 

      — Я могу это исправить.

       — В смысле? — не понял Юнги.

       — Если ты дождёшься меня после выхода на свободу и не угробишь наркотой, то, уверяю тебя, заимеешь на свой счёт одного друга, — сказал Намджун, уныло рассмеявшись.

       — Ты серьёзно?

        Снова вопрос, короткий и не содержательный, но теперь Юнги смотрел совсем по-другому. Поволока кайфа куда-то исчезла, явив миру пронзительный взгляд острого ума, и Намджун втайне порадовался, что сумел заставить парня очнуться хотя бы на мгновение.

       — Да, разве я когда-нибудь врал? 

       Юнги покачал головой и, подумав, протянул Намджуну руку.

       — Если не врёшь, то поклянись мне.

       — Если только ты перестанешь принимать наркотики, — сказал Намджун.

       — Блять, да какое тебе до этого дело?! — взвился Юнги, одёрнув ладонь. — Ты ведь получаешь прибыль!

       — Дурак, это называется за-бо-та, — ответил парень твёрдо, — придётся привыкать к таким словам, если собрался заводить друзей.

       — Хорошо, — согласился Юнги, — но только после выхода на свободу.

       — Что после выхода? — уточнил Намджун, потеряв ход разговора. Ему казалось, что, несмотря на прояснение сознания, у его непутёвого друга всё ещё путаются мысли.

       — Перестану принимать, — пояснил Юнги и вновь вытянул руку. — О’кей?

        Намджун вложил свою ладонь и закрепил обещание рукопожатием. Поверил, как дурак, в то, что наркоманы способны так легко отказаться от любимого занятия. Когда Юнги вышел, парень искренне надеялся, что он не угробит себя, пока Намджун досиживает своё, и был в самом деле рад, когда увидел его живым и относительно здоровым в супермаркете после своего собственного освобождения.

        Юнги выглядел хуже прежнего, и это подчёркивали круги под глазами, чёрные и болезненные, цвет кожи, землистый, как у мертвеца, неестественная худоба и отсутствие доброй половины волос. 

       Он чуть не угробил себя, и Намджуну ни черта не сказал. 

       Несколько позже этой встречи они сидели на лавочке посреди ночи, попивая пиво и позволяя холодному ветру пронзить свои бренные тела насквозь. Юнги курил, выпуская объёмные облака дыма, пропуская через лёгкие сладкий яд, а Намджун вновь смотрел на него, как тогда, на «часе свободы» и думал о том, насколько близок его друг к смерти. 

       Как вдруг Юнги сказал, что хочет бросить. Это невероятно удивило Намджуна, и он сначала подумал, что это шутка. Но когда его друг, докурив третью сигарету, вытащил четвёртую, парень заметил, как сильно трясутся его руки. 

      — И как давно ты завязал? — спросил он.

      — Четыре дня назад, — ответил Юнги, и Намджун понял, что он считает не только дни, но часы и минуты с того момента, как разобрался с последним. — Уже пятый раз пытаюсь, но нихрена не получается. 

      — А где ты брал наркоту?

      — Это не важно, — отмахнулся Юнги, чуть было не выронив сигарету из дрожащих пальцев.

      — Ты брал в долг? — продолжал задавать вопросы Намджун, напирая на друга без продыху.

      — Да… Но уже расплатился с последним, — сказал Юнги и посмотрел на Намджуна. — Я правда всё. Честно.

        Парень вновь поверил ему, а потом был вынужден терпеть его ломку, слушая по телефону о том, как ему плохо, следить за ним ночью, насильно притаскивая к себе, и осматривать руки в поисках новых следов. Юнги за время отсутствия Намджуна перешёл на более серьёзные вещи, и теперь вкалывал наркотики в вены, тлея на глазах. Поэтому Намджун и увидел его таким тогда, в супермаркете, потому что Юнги бросал и начинал снова, а потом вновь бросал и плакал, кричал, разнося всё на своём пути, а потом сворачивался калачиком и тонул в собственных слезах, соплях, размазывая всё по лицу окровавленными пальцами.

       Он видел его всяким, но всё не решался спросить о причине. Уж неужели его напугали россказни о вреде здоровью или что-то подобное? Вряд ли. Юнги был одним из тех, кто был счастлив умереть молодым, улыбаясь в лицо пришедшей Смерти. Он не видел причин, чтобы существовать, да и не хотел этого делать. Он попал в тюрьму по собственной глупости, ввязавшись в крупную драку, повлёкшую за собой разнос алкогольного магазина, и вышел из неё с ссадинами и синяками, в то время как самые невезучие оказались в больнице с тяжёлыми увечьями. Если бы не Намджун, Юнги угробил себя ещё там, в тюрьме, став соучастником какого-нибудь изначально провального плана по побегу, просто потому, что ему было нечего делать, и он изнывал от вечной разочарованности в этой жизни. 

       Пока не появился Тэхён.

        О нём Намджун узнал далеко не сразу, и только спустя полтора года нахождения на свободе Юнги открыл ему правду. Что по возвращении он узнал о свадьбе отца, а его пасынок оказался больным обречённым парнишкой, на которого всем плевать. Рассказал, что он привязался к Юнги, пока тот продолжал радоваться путешествиям в прекрасные страны собственных грёз. И как однажды он с серьёзным лицом попросил его не умирать первым, что стало последней каплей для Юнги, и после чего он решил бросать окончательно.

        Выслушав этот рассказ, Намджун пообещал помочь. К тому моменту он уже плотно занимался развитием собственного «бизнеса» (не без помощи старых друзей), потому имел кое-какие средства для содержания большого дома и маленького магазинчика для сувениров. Намджун пошёл далеко, в отличие от Юнги, который по-прежнему топтался на месте с камнем, привязанным к щиколотке, взяв под крыло второго утопленника.

        Однако парень в самом деле старался, и в один прекрасный момент судьба решила вознаградить его за старания, дав шанс проснуться с чуть меньшим ощущением ломки. Для Юнги это стало настоящим прорывом, и тогда он впервые поверил в то, что сможет бросить. И Намджун, как настоящий друг, радовался за него, не зная, что ждёт его впереди.

        Он искал следы Юнги во всей подпольной паутине. Спрашивал у многих продавцов, называя внешние данные своего друга, но никто его не выдавал. Точнее, абсолютно все в один голос твердили, что ничего парень с подобной внешностью у них не покупал, и Намджун верил, потому что врать им не было никакого смысла. 

       И что теперь? Юнги лежит в больнице, потому что кто-то ворвался к нему в дом, требуя огромную сумму, избил и попытался найти… наркотики.

        Уму непостижимо!

        Смотреть на Юнги, лежащего в кровати, беспомощного и перемотанного бинтами, было ещё больнее, чем на кричащего, плачущего, безынициативного и безыдейного, а также находящегося под кайфом. Он не мог самостоятельно даже глаза самостоятельно раскрыть, что уж говорить о том, что происходит в его голове? Он так много старался для того, чтобы улучшить жизнь Тэхёна, а в итоге чуть не умер из-за собственной дурости! 

      — Юнги, много ты успел задолжать? — спросил Намджун.

        Он молчал, по-прежнему не открывая глаз. Ему было больно или стыдно, а, может, и всё вместе, но Намджуну было наплевать. Он в очередной раз чувствовал себя обманутым, только теперь эти ощущения вызывали в нём злобу отнюдь не из-за этого факта. В самом же деле он боялся за состояние Юнги, и не только из-за Тэхёна. Намджун слишком намучился с ним, и не мог потерять вот так, по щелчку пальцев.

       — Сколько?! — допытывался он.

       — Джун, — мягкая ладонь Джина легла на плечо парня, успокаивая его, но сейчас это совершенно не работало, и, сколько бы они не были знакомы, совершенно не имело веса.

       — Отстань, — зарычал он, боясь закричать, прекрасно осознавая, что тогда они все вылетят отсюда до того, как удастся узнать правду.

        Сейчас чёртов Джин должен был отодвинуться на второй план. В мире не существовало ничего, кроме Намджуна и обессиленного тела на больничной койке.

        В том, что произошло с Юнги, был виноват он. 

      — Тебе не удастся ничего скрыть, — напирал Намджун. — Какие-то люди ворвались к тебе и искали деньги и наркотики, а это значит, что недавно ты покупал очередную дозу, хотя в сотый раз клялся бросить. Так сколько ты задолжал?

       — Восемьсот тысяч вон, — прошептал парень, смежив веки сильнее, так, будто внешний мир причинял ему нескончаемую боль.

        Намджун охнул и от неожиданности опустился на край койки. Ему казалось, что дрожащие ноги больше не смогут выдержать веса его тяжёлого тела, потому невыносимо нуждался в поддержке извне. 

      — Ты… ты столько в себя вколол? — неуверенным голосом спросил Джин, понимая, что его присутствие здесь несколько не к месту.

       — Нет, — ответил Юнги, — я купил немного, чтобы продержаться. Мне казалось, что я умираю, моя кожа… она… рассыпалась… Я был должен уже очень давно, и возвращал помаленьку… но… они решили, что не хотят больше ждать… боялись, что я не выполню условия… Он замолчал, переваривая сказанное. Но больше всего времени потребовалось Намджуну. Каждое слово, произнесённое Юнги, причиняло ему боль, и не потому, что тот снова взялся за старое, чтобы побороть зависимость. Он корил себя в том, что произошло с Юнги, и что происходит с ним каждый день и будет происходить ещё долгое время. Ведь это он тогда подошёл к нему, он всучил ему этот злосчастный пакетик, он брал с него деньги и приносил новые дозы, он наблюдал за тем, как его друг умирает, потому что хотел стать своим среди чужих.

        Каким же идиотом он был. 

      — Юнги… мне так жаль, — проскрежетал Намджун сквозь зубы, чувствуя, что скоро не выдержит и разревётся, как девчонка, ведь укол вины был столь силён, что вызывал болезненные ощущения по всему телу, и ломал изнутри.

        Парень на койке усмехнулся, и его ладонь, ледяная и кажущаяся такой маленькой из-за постоянного недоедания и стрессов, накрыла тёплую ладонь Намджуна. 

      — Каждый выживает, как может, не так ли? — спросил он.

       — Брось, — горячо зашептал Намджун, — это из-за меня ты начал принимать эту дрянь, а ещё и в долги влез. Только вот… Какого хрена ты покупал не у меня, зачем лез в долги и ввязывался в новые неприятности? На твоих плечах Тэхён!

       — Не надо читать мне нотации, — ладонь Юнги напряглась, и Намджун это почувствовал, — я и без тебя это знаю. Мне казалось, что они смогут потерпеть, а я спокойно всё выплачу. Я… Не хотел тебе говорить, потому что знал, что ты осудишь, а мне в самом деле хотелось бросить, только иногда требовалось перезарядка…

       — Придурок, — констатировал факт Намджун. — И что мне теперь делать с твоим долгом? 

       — Нам, — поправил парня Джин, но тот покачал головой.

        Он твёрдо знал, что всё это — на его плечах, и именно ему придётся тянуть долг Юнги, а также его счета за оказание медицинских услуг, квартплату и медикаменты Тэхёна. Это всё — плата за то, что в один прекрасный день он подошёл к сидящему поодаль парню с заманчивым предложением.

       — Ты не будешь ничего делать, — возразил Юнги. — Я выйду отсюда и продолжу собирать деньги. И всё верну до конца месяца.

       — Восемьсот тысяч? — спросил Намджун. — Конечно, вернёшь. Только вот ты не выйдешь из больницы до конца месяца.

       — Это ещё почему?

        Тут в коридоре зашуршали шаги, и Намджун поднялся с кровати, прижавшись к окну, твёрдо зная, что это тот самый доктор, которого отправились искать Чонгук и Тэхён.

        И в самом деле, в следующее мгновение дверь открылась, и в палату вошёл высокий мужчина в белом халате, демонстрируя свет лучей пробивающегося сквозь окно солнца, преломляющегося стёклами его очков. 

      — Здравствуйте, — он пожал руку Джину, потом Намджуну. — Вы хотели со мной поговорить? 

      — Да, — сказал первый.       — Выйдем в коридор, — предложил доктор, — пациенту нужен покой.  

     — Подождите, — остановил его Юнги, приоткрыв глаза, чтобы посмотреть на Намджуна. — Что будет с Тэ?

       — О, не волнуйся, — успокоил друга парень, — он будет под пристальным вниманием Чонгука.        Юнги открыл рот, чтобы сказать что-то ещё, скорее всего, высказать своё недовольство этой бредовой идеей, но тут доктор подогнал всех выходить вон, и, не слушая никаких пререканий на этот счёт, указал гостям на дверь. Юнги успел вымолвить только одно, прежде чем дверь в его палату закрылась: 

      — Ничего не делай, Джун, я сам решу свои проблемы.

        Намджун не мог ему этого обещать. Он не собирался позволять Юнги действовать самостоятельно, потому что уже насмотрелся на то, как парень гробит свою жизнь, пытаясь что-то изменить. Юнги совершил дохренища ошибок в попытке оградить близких от переживаний о себе, и теперь Намджун собирался защитить его самого, твёрдо зная, что попадание друга в больницу –всего лишь предупреждение, а самое «весёлое» ждёт только впереди.

        «Господи, какой же придурок,» — рассерженно подумал он, массируя лоб в попытке расслабиться.        Заметив это, доктор сказал:

       — Вы можете расслабиться, на данном этапе Мин Юнги ничего не угрожает. 

      — Что с ним? — спросил Тэхён, прячась за Чонгука, который делал вид, словно совершенно ничего не замечает. 

       Доктор смерил Тэхёна недоверчивым взглядом, после чего вновь обратился к Намджуну, который кивнул головой, подтверждая, что он здесь — самый старший, да и вообще отвечает за всю эту свору. 

      — Пациент поступил со сломанной носовой перегородкой, его прооперировали и вставили кость на место, всё должно будет срастись и выглядеть сносно, — после этого Чонгук и Тэхён заулыбались, видимо, обрадовавшись хорошей новости. — Основная проблема не в этом, — невозмутимо продолжил доктор, перелистывая карточку Юнги, которую он принёс с собой. — У него сотрясение мозга второй степени, и с этим придётся пролежать долгое время, пока нам не удастся определить серьёзность последствий и не установить точную причину. 

      — А он сам ничего не сказал? — спросил Намджун. 

      — До сегодняшнего дня он не приходил в сознание, — пояснил доктор. — Нам удалось оказать ему первую помощь и стабилизировать его состояние, однако адекватного диалога между нами ещё не было. 

      — Он подрался, — сказал Джин, решив, что скрывать это не стоит. 

      — Да, так я и думал, — кивнул доктор, — перелом прямо намекает на неудачную потасовку. Это, конечно же, ничего не обещает в отношении его сотрясения. Подобные случаи, в зависимости от тяжести, лечатся разное количество времени, так что я не могу вам точно сказать, сколько он здесь будет находиться.

       — А телефон ему выдать нельзя? — жалобным голосом спросил Тэхён.

       — Боюсь, что нет. Как вы можете догадываться, Мин Юнги испытывает сильные головные боли, поэтому влияние электромагнитных волн может оказать отрицательное воздействие на его состояние. 

      — Хорошо, — сказал Намджун, всё переварив. — Ему нужно привезти что-нибудь? Вещи, средства личной гигиены?

       — Да, конечно. Могу вам пообещать, что Мин Юнги пробудет здесь не меньше двух недель, так что ему понадобится всё для комфортного проживания. 

      — Я соберу вещи и подъеду вечером, — произнёс Намджун.

       — Лучше завтра утром, — не согласился доктор. — Пациенту нужен покой, и на сегодня разговоров с него достаточно.

        Намджун кивнул головой и поблагодарил мужчину, после чего предложил остальным направляться к выходу. Он чувствовал себя прескверно, и пытался придумать, где достать столько денег, чтобы оплатить долг Юнги, но на ум ничего сносного не приходило. Он имел кое-какие заначки на чёрный день, но не мог отдать всё, даже если бы хотел. Хотя бы потому, что было необходимо оставить что-то выписки, плюс на случай, если состояние Тэхёна ухудшится, и он также попадёт в больницу. 

       Намджун ощущал себя в роли отца, которым он никогда не был, и испытывал острую необходимость помочь всем своим близким, чтобы тем никогда в жизни больше не грозила опасность.