Я проснулся от того, что солнечный свет назойливо бил мне в глаза, не позволяя нормально выспаться. С утра родственники Намджуна отправились на похороны Ынквана, но нас с Чимином на них никто не приглашал, так что мы остались дома. И вот, когда мой организм оказался совершенно беззащитным перед дневным светом, я заставил себя распахнуть свинцовые веки.

        За окном шёл снег, заслоняя белый свет крупными белыми хлопьями, в незамысловатом танце приземляющимися на подоконник. Вдоволь поналюбвавшись за удивительно спокойной атмосферой за окном, я откинул одеяло и, потянувшись, поднялся с кровати.

        В доме было тихо, по крайней мере, никаких разговоров и шагов слышно не было. Чимин, в это время сидевший за столом и что-то рассматривающий, обернулся и улыбнулся краешками губ.

       — Доброе утро, — сказал он.

       — Привет, — ответил я и подошёл ближе. — Что делаешь?

       — Нашёл старые рисунки, — сказал Чимин и отодвинулся в сторону, чтобы мне было лучше видно. — Понимаю, очень невоспитанно рыться в чужих вещах, но мне было слишком скучно.

       — Сколько время?

       — Прилично, — ответил Чимин. — Уже полдень, скоро семья Намджуна должна вернуться.

        Я почувствовал облегчение. Несмотря на то, что за время, проведённое здесь, мне так и не повезло с кем-либо пообщаться, я был счастлив покинуть это место, пропитанное скорбью и сожалением, и вернуться в квартиру Юнги, к работе в пекарне, к тихой и удивительной жизни няньки Тэхёна.

        Несмотря на столь малое время, всё это стало для меня привычным и даже в какой-то степени родным. Также неимоверно хотелось докопаться до истины, узнать сложные судьбы этих людей, окружающих меня, и показать, что, несмотря на то, что с ними произошло, до сих пор можно доверять окружающим и полагаться на них.

        Я чувствовал жажду, потому предложил Чимину что-нибудь выпить. Тот согласился, но отправил на кухню именно меня, а сам продолжил рыться в бумажках. Думая, что в доме никого нет, кроме нас в двоих, я, не переодеваясь, открыл дверь в коридор и босыми ногами потопал по деревянному полу вниз, ловко спрыгнув по ступенькам лестницы, оказавшись на первом этаже.

        Вокруг — тишина. Приятное чувство, наполняющее изнутри. Будто не только семьи Намджуна, но и Чимина нет поблизости, а я один. Так далеко от долбанутой семейки, от прошлого, от переполняющей скорби по отцу и сожалению от того, что сделала с собой мама. Плевать на то, что она делала для меня так давно, уже многие годы она ничего из себя не представляет, а потому, находясь так далеко от неё, я не мог ощущать ничего, кроме блаженного спокойствия, потому что запах, стоящий вокруг, не был ни на йоту приближен к алкоголю — лишь травяной чай и лёгкий сигаретный дым, обуявший каждый предмет этого дома.

        С нелепой улыбкой я пошёл в сторону кухни, бросив на мгновение взгляд в пустую гостиную. Теперь она казалась одинокой и брошенной, с остатками недоеденной еды, грязной посуды и недогоревших свечей со скрюченными фитилями. Столы, на которых ещё вчера возвышался гроб, были раздвинуты и завалены посудой и пустыми бутылками. Кажется, чистота здесь никого не заботила, впрочем, как и меня.

        Подумав об этом, я скользнул на кухню, чуть не столкнувшись со выгнутой спиной, ожидавшей меня у самого порога.

        Из моего рта вырвался непроизвольный крик, и фигура, чьё спокойствие было нарушено, обернулась.

           — С добрым утром, — в спокойном голосе я молниеносно узнал Джина.

        Однако если бы не голос, мне бы пришлось угадывать, кто передо мной. Внешний вид Сокджина меня взволновал, так как ещё ни разу мне не приходилось видеть его в столь расслабленном и неряшливом состоянии. Волосы, всегда аккуратно причёсанные, лохматыми прядями опускались на лоб, закрывая глаза, окружённые глубокими синяками, а идеально выглаженная одежда, в которой он всегда появлялся передо мной, превратилась в широкую футболку не по размеру, и полосатые штаны, нелепо подвязанные какой-то верёвкой.

       — Что-то случилось? — спросил я, осторожно обходя его и разглядывая столешницу, у которой он так неудобно расположился.

        Джин попытался прикрыться, но у него ничего не вышло, и вскоре моему любопытному глазу открылась странная картина: пятая открытая бутылка стояла перед его носом, в то время как остальные четыре лежали опрокинутые, а также рядом находилась примечательная оранжевая банка с белой наклейкой, который я ловко сжал в пальцах и притянул к себе, даже не подумав.

        Парень был слишком слаб и дезориентирован, чтобы противостоять мне.

       — «Ксанакс», — прочитал я на упаковке, пока Джин тянулся ко мне с полукриком полувздохом, застывшем посреди горла, — зачем тебе это?

       — Отдай! — потребовал он голосом избалованного ребёнка. — Тебя не просили лезть не в своё дело! 

       Я оскорбился, несмотря на то, что дело вправду было не особо моё. Но желание докопаться до истины превалировало над моей адекватностью, потому я продолжил, хоть и неосознанно, давить на пьяного Джина:

       — Эти таблетки нихрена не просто достать, где ты их берёшь и для чего принимаешь?

       — Тебе-то откуда знать?! — воскликнул Джин.

       — Их принимала моя мать после смерти отца, — ответил я, осторожно присев рядом, боясь схлопотать по голове от человека, настроение которого менялось сейчас по щелчку пальца. — Их выписывали какое-то время, потом перестали. Это отличный транквилизатор, но имеет кучу побочных действий, одно из которых: привыкание.

        Картинка стала проясняться:

       — Так ты что — наркоман?

       — Я — нет! — горячо воскликнул Джин, дрожащими пальцами выхватив баночку из моих рук. — Просто… чёрт, они мне очень нужны.

        Он спешно открутил крышку и вытащил одну таблетку. 

      — Даже не думай! — вскрикнул я, схватив его за руку. — Только не с алкоголем!

        Джин перевёл на меня пустой взгляд, леденящий душу, и процедил сквозь зубы:

      — С каких пор ты стал квалифицированным специалистом?

       — Я не… — запнулся, почувствовав себя неловко, но тут же взял себя в руки, точно зная, что сейчас рядом нет никого, кто мог бы помочь Джину. — Я вообще не шарю в медицине, если ты об этом, но у меня был опыт с человеком, принимающим «Ксанакс» и смешивающий это с алкоголем.

       — Твоя мама, — пробормотал Джин.

       — Да.

       — Почему ты сбежал от семьи, Чонгук? — вдруг спросил парень, отведя глаза от моего растерявшегося существа.

        Столь внезапный вопрос в самом деле поставил меня в тупик, но, думая, что Джин всё равно ничего не запомнит, я честно сказал:

       — После смерти отца мать стала сама не своя. Подсела на антидепрессанты и транквилизаторы, стала много пить, нашла себе мужика-алкаша, который не стремался поднять на меня и неё руку. Её уволили с работы, и она перестала покупать таблетки, которые прописывали врачи, чтобы улучшить её состояние, и…всё. На этом она перестала существовать для меня, как человек. Я не мог терпеть их поведения и издевательства, её равнодушие ко мне и полную несостоятельность… Поэтому сбежал, надеясь, что смогу наладить свою жизнь самостоятельно.

        Джин молчал, будто и не хотел отвечать. И, когда я понурил голову, уже не надеясь услышать его мнение насчёт сложившейся ситуации в моей семье, он сказал:

       — Ты правильно поступил.

       — А? — голос был тихим, потому я сразу даже не понял, что слова адресованы мне.

       — Говорю, что иного пути не было, — Джин повернулся ко мне с лёгкой полуулыбкой. — Порой нам нужно собрать все силы в кулак и кардинально поменять свою жизнь. Пусть это значит даже отказ от привычного существования, любви и… Семьи.

        Его взгляд затуманился, отражая глубокую печаль по минувшим дням, и я, ведомый резким импульсом, пылко сжал тыльную сторону его ладони в своей.

        Джин молча поджал губы и спрятал глаза от меня, но я знал, что он благодарен за этот жест. 

      — Если можешь, ограничь приём таблеток и алкоголя, и никогда не смешивай их вместе, — сказал я шёпотом, будто таким образом мог произвести большее впечатление на своего собеседника. — Нет ничего хуже, чем прятаться от своих проблем таким образом.

        Джин кивнул головой.

       — Спасибо, Чонгук, — прохрипел он.

       — Если хочешь поговорить, обращайся, — с улыбкой сказал я и убрал свою ладонь с его.

        Парень задумчиво покрутил баночку с таблетками в руках и спрятал её в карман нелепо подвязанных полосатых штанов.

       — Пожалуй, на сегодня хватит, — произнёс он и поднялся с насиженного места, — пойду прилягу.

       — Конечно.

        Я проводил его взглядом, недоумевая от только что случившегося диалога, после чего заглянул в холодильник, еле вспомнив, зачем вообще изначально пришёл на кухню. Жажда, которая привела меня сюда, отступила, поражённая внешним видом Сокджина. Теперь же, когда всё было более-менее улажено, она вернулась вновь и трепала мои нервы, требуя своего удовлетворения.

        Не желая спорить с ней, я достал из холодильника графин апельсинового сока и, спешно разлив его в два стакана, последовал в нашу с Чимином комнату.

        Парень до сих пор сидел за столом, но рисунки, которые он рассматривал до моего ухода, теперь аккуратно лежали в маленькой стопке по правую руку от него.

       — Чем занят теперь? — спросил я, войдя в комнату.

        Подпрыгнув от неожиданности, Чимин круто развернулся на стуле и, сведя брови к переносице, произнёс:

       — Чонгук! Нехорошо пугать так добропорядочных людей!

       — Хах, — усмехнувшись, я поставил рядом с ним стакан апельсинового сока, краем глаза заметив, что он переписывался с кем-то.

        Это напомнило мне о Джеме, с которым я уже давненько не связывался. Парень наверняка волнуется, ломая голову над тем, что со мной произошло. Раньше мы списывались практически каждый день, но теперь, став членом команды разбитых сердец, я чувствовал себя обязанным окружающим меня людям, и совершенно забыл о своём друге, к которому и уезжал из отчего дома.

        Волна стыда накатила на меня, и, отступив к кровати, я поставил свой стакан на прикроватный столик, опустившись на мягкий матрас. 

      — Что-то не так? — спросил Чимин, заметив, как изменилось моё состояние.

      — Нет, всё в порядке, — поспешно ответил я, осознав, что резкая смена настроения могла вызвать напряжение у моего соседа по комнате. — Я вспомнил о том, что уже давненько не писал своему другу по переписке. Наверное, он волнуется обо мне.

        С этими словами я достал телефон, с радостью обнаружив, что здесь имеется незапароленный вай-фай, к которому сразу подключился.

        Чимин, внимательно следивший за мной, улыбнулся.

      — И как давно вы общаетесь? 

      — Несколько лет, — ответил я, — Джем — единственный, кто понимает меня и знает обо мне всё. 

      — Хорошо иметь такого друга, — одобрительно сказал Чимин. — Однако общение в Сети не заменит настоящего, каким бы не был человек по ту сторону.

       — Тебе легко говорить, — хмыкнув, произнёс я. — Вокруг тебя как минимум четыре человека, которые всегда готовы поддержать тебя и помочь в трудную минуту.

       — Ну, если так подумать, — Чимин выдержал паузу, будто то, что он говорил, было для него настоящим прорывом, — то те же самые люди окружают и тебя тоже.

        Я посмотрел на него, ощущая, как губы тронула лёгкая улыбка. Чимин же, раскрасневшийся, словно человек, переступивший через себя ради короткой реплики, отвернулся, посчитав, что разговор закончен. 

      — Спасибо.

        Чимин молча кивнул, так и не посмотрев на меня снова.

      — Это много для меня значит, — продолжил я, — что, несмотря на обстоятельства, я могу задержаться среди вас не только потому, что Тэ нужна нянька, пока Юнги в больнице.

       — Это не мне решать, — сказал вдруг Чимин, бросив на меня быстрый взгляд, — но если бы я мог, то разрешил тебе остаться прямо сейчас.

        Улыбаясь, я открыл диалог с Джемом, обнаружив пятнадцать непрочитанных сообщений от него. Каждое из них содержало несколько оскорблений и вопросов о том, где я, чёрт возьми, и чем занят, пока он пытается до меня дозвониться.

        Мой украденный телефон, должно быть, устал от такой популярности.

        Ответив на сообщения и кратко объяснив своё положение, я отложил телефон, чувствуя на губах ту самую нелепую улыбку, что появилась после слов Чимина.

        Никогда бы не подумал, что он относится ко мне с теплотой. Об этом трудно было догадаться, так как он постоянно игнорирует меня и делает вид, что я всего лишь временное явление в его жизни. Признаться, я и думать не смел о том, что он может быть таким…

       — Этот парень много для тебя значит, да? — послышался голос со стороны моего соседа.       — В смысле? — не понял я.

       — Этот «Джем», вы через многое прошли вместе?

       — Не сказал бы, — признался я, — но мы давно общаемся и доверяем друг другу.

       — Он говорил тебе об этом?       — Множество раз, — сказал я, — и у меня нет причин ему не верить. 

       — Можешь рассказать мне о нём? — попросил Чимин и повернулся ко мне.

        Его розовые щёки — признаки смущения, — всё ещё демонстрировали преобладающие эмоции парня, которые он даже не пытался скрывать.

       — Даже не знаю, — задумавшись, ответил я. — О нём нечего рассказывать. Он — обычный парень, который работает официантом, чтобы иметь возможность оплачивать квартиру, вынужденный мириться с мудаком-начальником. Он весёлый, бойкий, активный, любит читать классическую литературу и дождливую погоду. Он высокий, пользуется популярностью в универе, хорошо учится и изучает ботанику, а ещё всегда попадает в нелепые ситуации.

        Вспомнив о нескольких, о которых Джем мне рассказывал, я ухмыльнулся, отчего Чимин тоже заулыбался. Он подошёл ко мне и сел рядом, подтянув колени к груди и обхватив их обеими руками. Его маленькие ладони были спрятаны за необъятной кофтой на пару размеров больше, но я чувствовал, как крепко он сжимает пальцы, слушая меня.

        Мы впервые находились так рядом друг с другом, и, подумав об этом, я ощутил нелепое ощущение стыда из-за того, что настойчиво пытался влезть в его личное пространство, и даже сейчас вытягивал на разговор, зная, какой он нелюдимый. Но, признаться, это дало свои плоды, ведь за моим трёпом скрывалось желание сблизиться с Чимином, и оно увенчалось успехом.

       — Хорошо иметь таких друзей, да? — сказал парень, тряхнув розовыми волосами. — Которые не имеют никаких изъянов и выглядят идеально со стороны экрана.

       — Не понимаю, к чему ты клонишь, — со смешком ответил я.

       — Ну, ты ведь даже не знаешь его лично, не так ли? Вдруг он совсем не тот, за кого себя выдаёт?

       — А кто он по твоему мнению? Маньяк-педофил? — с улыбкой предположил я.

        Неожиданно для меня, Чимин рассмеялся, рефлекторно прикрывая рот. Кофта, ранее скрывающая его ладони, спустилась вниз, обнажив руку до самого локтя. Не скрывая своего любопытства, я скользнул взглядом вниз по его предплечью, обнаружив еле заметный белый шрам, опоясывающий внутреннюю сторону руки и переходящий на тыльную.

       — Боюсь, педофилы уже на тебя не посмотрят, — сказал Чимин, просмеявшись, и тут же дёрнул рукой, опустив кофту на прежнее место. Но теперь, видимо, перехватив мой удивлённый взгляд, он сжал материю в своих пальцах.

       — Да уж, — хмыкнув, ответил я, решив не поднимать тему странного шрама на руке собеседника. — Но тогда к чему ты клонишь?

       — Ни к чему, — признался Чимин. — Я знать не знаю твоего друга, и, может, на самом деле он такой, какой и есть, но жизненный опыт показал мне, что доверять людям просто так не стоит, и сначала нужно дать им возможность проявить себя. А ты по глупости рванул в другой город к тому, кого совершенно не знаешь, потому что устал терпеть свою семью. Возможно, даже к лучшему, что ты нарвался на Тэхёна.        Его слова обидели меня, но, стараясь этого не показывать, я спросил:

       — А ты знаешь что-нибудь о такой ситуации в семье, когда проще вздёрнуться, чем терпеть несправедливое отношение к себе?

       — О да, — спокойно ответил Чимин, однако его глаза стали заметно темнее, будто затуманенные воспоминаниями. — Поверь, я знаю об этом лучше, чем кто бы то ни был.

       — Раз так, ты ведь тоже сбежал? — поинтересовался я. — Как и я, не стал терпеть несправедливость и просто ушёл к лучшей жизни?

        Чимин грустно усмехнулся, но при этом его глаза так и не изменились, остались теми же потухшими, отрешёнными, полностью затерянные в воспоминаниях.

       — Так и есть, — признался он, — однако на это мне потребовалось гораздо больше времени. И, если бы моего брата не убили, я бы никогда окончательно не отвязался от своих родителей. От своего больного на голову…

        Он вдруг замолчал, перевёл на меня взгляд, наполненный животным страхом, и прошептал: 

      — Отца…

        Сначала я не понял, что вызвало столь резкую перемену в его поведении, но потом услышал, как звонит телефон где-то в глубине его сумки, в которую он напихал своими вещами до отказа. И для меня это был всего лишь телефонный звонок, но для парня — какой-то нехороший знак, влекущий за собой нечто ужасное, что пока не доходило до моего сознания.

        Мне было страшно подавать голос, потому что Чимин смотрел прямо на меня, не отрываясь, но при этом был где-то в другом месте, переживал что-то иное, ужасное, отчего он сбежал из дома и полностью отрезал себя от родных.

       И всё, что мне хотелось в данный момент, смотря на него, не отрывая взгляда, это хоть как-нибудь помочь, показать, что он не один, несмотря на своё ко мне недоверие, несмотря на множественные опасения и столь странное поведение для парня его лет.

        Я был готов принять его любым, принять всё то, что с ним произошло, и помочь это преодолеть, ведь мне тоже через многое пришлось пройти, чтобы принять то, кем я стал, и жить с этим дальше, продолжая преодолевать все жизненные трудности. И я всё это время был один, не считая поддержки друга по Интернету.

        А Чимину нужен был друг в реальности. И нужен он был сейчас.

        Я навалился на парня и неуклюже сгрёб его в объятия, чувствуя мелкую дрожь по всему его телу. Телефон трезвонил, разрываясь навязчивой мелодией, доходившей до моего уха лишь урывками из глубины дорожной сумки.

       — Если ты не хочешь, то можешь не брать телефон, — сказал я.

       — Н-нет, — прошептал Чимин, уткнувшийся мне в грудь. Он не поменял положения после моего резкого движения, и продолжал дрожать, опершись о меня, как о стену, чтобы не упасть.

        Какое-то время мы сидели так, в обнимку, пока телефон не зазвонил вновь, и тогда Чимин затрясся ещё сильнее, и предпринял попытку вырваться.

        Я, удивлённый тем, что происходит с этими людьми, окружающими меня, сжал его ещё сильнее. 

       — Тебе не стоит брать, если ты боишься.

       — Ты не понимаешь, — сказал он, ладонью толкая меня в плечо, чтобы отстраниться. — Я должен взять трубку, иначе…

       — Иначе что? — спросил я, перебив его. Мне нужно было увидеть решимость в его глазах, и понять, кто так сильно выбивает его из нормального состояния, но глаза Чимина оставались затуманенными, скрывая хозяина в давно минувших временах.

       — Прости, Чонгук, — сказал он, и я понял, что должен разжать объятия, чтобы отпустить его.

        Что бы там не случилось, кто бы ему не звонил, я буду рядом, чтобы поддержать Чимина, доказать ему, что новым людям тоже можно довериться, если дать им шанс проявить себя. Всё, как он сказал, сейчас воспроизводится в реальности.

        Чимин поднялся, и на трясущихся ногах направился к телефону. Я тоже встал на свои две, и, опередив его, поднял сумку, протянув её парню. Тот, бросив на меня короткий, но многозначительный взгляд, достал телефон и нажал на «принять», на мгновение задержавшись на имени звонившего. Но по его глазам я понял, что Чимин ни капли не удивлён, и что он ждал именно этого человека, и именно его боялся. 

      — Алло.

        Я приблизился, желая услышать, что ему говорят, но Чимин, схватившийся за телефон обеими руками, словно не давал мне этого сделать, выставив перед собой невидимое препятствие. Тогда, вперив в него свой уверенный взгляд, я стал внимательно наблюдать за эмоциями парня, зная, что следует сделать в самый подходящий момент.

       — Я не… — проблеял Чимин, крепко зажмурившись. — Да, знаю, но я не могу сейчас приехать. Слишком много работы.

        Он выглядел ужасно. Пугал меня до чёртиков, потому что трясся так, что еле стоял на ногах, побледнел, как смерть, и напряг пальцы так сильно, что первые фаланги покраснели.

       — Нет, не стоит, я не хочу вас напрягать, — сказал Чимин, открыв глаза и посмотрев в окно, где до сих пор шёл снег. — Я сейчас слишком далеко.

        Это он произнёс с толикой облегчения, что окончательно дало мне понять о ходе этого разговора. То, что причиняло Чимину боль, что доставляло ему неудобства до сих пор, вызывая болезненные путешествия по воспоминаниям, следовало за ним по пятам, дыша в затылок, и вызывая у него приступы паники всякий раз, когда подбиралось слишком близко.

        Мне этот разговор совершенно не нравился, хотелось прекратить его как можно скорее, аж руки чесались.

        И тут Чимин, заморгал быстрее, и, хоть он и стоял ко мне в пол-оборота, мне стало видно, как на его глаза наворачиваются слёзы, и как сильно он пытается их сдержать, заканчивая диалог с неизвестным мне собеседником.

       — Да, я…

        Он сглотнул скопившуюся во рту слюну, и, освободив одну руку, вытер области под глазами, пытаясь скрыть свои слёзы. Я молча приблизился, зная, что Чимин сейчас слишком отвлечён, чтобы следить за моими движениями, и услышал:       

      — Давай, Красавица, не бойся, скажи мне то, что я хочу услышать.

        Теперь дрожь пробрала и меня. Я не имел с этим мужчиной ничего общего, впервые слышал его голос, но тот тон, с которым он разговаривал, заставил бы любого понервничать. Это окончательно убедило меня в том, что от телефона нужно избавиться, ведь это был совсем не тот гаджет, с которым Чимин ходил постоянно. Тот лежал на столе, где Чимин рылся в вещах Намджуна и его брата, а этот, скрытый от чужих глаз, по всей видимости служил для связи лишь с этим человеком, от которого пробирало до мурашек. 

      — Я тоже люблю тебя, папа…

        Он сжал губы так сильно, что они превратились в еле заметную белёсую полосу, а я решил, что это лучший момент для того, чтобы выдернуть телефон из рук Чимина и завладеть им на короткое время. Парень вскрикнул, когда понял, что произошло, а мужчина начал возмущаться, требуя Чимина закончить, но мне было наплевать. В один момент оказавшись у окна и распахнув его навзничь, я выбросил телефон со всей силы, что была в моих руках. Одно мгновение — и я провожал телефон взглядом, и вскоре потерял его в заснеженном окружении загородного дома.

       — Нет! — Чимин подбежал сзади и высунулся из окна на опасную длину. — Что ты наделал?!

        Выставив руку, чтобы он не выпал, я сказал:

       — Помог тебе избавиться от прошлого.

       — Что? — выдохнул парень, повернув ко мне заплаканное лицо. — Ты только что обеспечил мне проблем на пять лет вперёд!

       — Каким образом? — опешив, спросил я, резко сжав плечи Чимина, чтобы отрезвить его. — Твой отец тебе ничего не сделает!

      — Откуда ты можешь это знать? — Чимин начал оседать, и мне пришлось перекинуть одну из его рук через своё плечо, чтобы удержать и помочь добраться до кровати.

        Усадив его, я опустился рядом. 

      — Он убьёт меня, — сказал Чимин, замотав головой, — убьёт меня и глазом не моргнёт, расколет голову, как орешек, и никто слова не скажет, будет смотреть со стороны и в ладоши хлопать, потому что такой дебил, как я, вовремя не сумел приехать и дать ему то, что он хочет…

       — Так, постой! — остановил я этот поток бреда. — Ты ведь сбежал, как и я! Сбежал в другой город, подальше от ебанутой семейки, ведь так?

       — Так, — еле слышно, согласился Чимин.

       — Он знает, где ты живёшь?

        Парень, задумавшись, покачал головой.

       — Видишь, — пытаясь звучать как можно более уверенно, заговорил я. — У тебя нет ни малейших поводов бояться того, что он тебя найдёт. Единственное, что вас связывало — этот телефон, и я от него успешно избавился.

        Наши руки до сих пор были сплетены с того момента, как я помог Чимину опуститься, и он, кажется, впервые заметил это.

       — Что он делал с тобой? — спросил я.

       — Это не важно, — ответил Чимин, освободив ладони из моей хватки. — Куда важнее, что я делал с собой, пытаясь избавиться от воспоминаний.

        Он закатал рукава и продемонстрировал мне покрытые многочисленными шрамами руки. Некоторые порезы были совсем свежими, длинными и глубокими, и мне стало не по себе при их виде. Не контролируя себя, я провёл пальцем по одному из старых шрамов, почти белых и заживших на вид, прикидывая в уме, сколько лет Чимин занимается тем, что режет себя.

       — Сегодня прямо какой-то день откровений, — хмыкнув, сказал я, и тут же пояснил: — Когда ходил за соком, я пересёкся с Джином и узнал, что он подсел на опасные таблетки, которые принимает от тревожных мыслей.

       — Я тоже прошёл через это, — пробормотал Чимин, — только антидепрессанты — такая хуйня, когда жизнь продолжает ломать тебя день ото дня снова и снова.

       — Тебе больше не нужно бояться, — сказал я мягко. — Теперь, когда мы избавились от телефона, твоему отцу больше не удастся с тобой связаться.

        На глазах Чимина вновь навернулись слёзы, когда он поднял на меня глаза и поблагодарил от всей души. Я чувствовал, что он сам давно хотел сделать это, но ему не хватало смелости. Порой нужен кто-то со стороны, кто сделает всю грязную работу, и я был рад, что пригодился здесь.

        Чимину определённо понадобится время, чтобы справиться с новой жизнью, но я уверен, что у него получится. Он был сильным парнем, сколько бы слёз не лил и сколько бы порезов не наносил, и я точно знал, что он сумеет с этим справиться.

        Похлопав его по плечу, я поднялся на ноги, так как услышал хлопок входной двери. Должно быть, это вернулся Намджун со своей семьёй.

        Мне жуть как хотелось убраться отсюда, а потому я вышел в коридор, желая поговорить с ним, и тут же столкнулся с Намджуном, который, вероятнее всего, шёл к нам. Внимательно осмотрев моё раскрасневшееся лицо, он с ухмылкой сказал собираться, и что вскоре мы будем выдвигаться на вокзал. 

       Обрадовавшись, я развернулся на сто восемьдесят градусов и отправился назад в комнату, чтобы поделиться хорошей новостью с Чимином.

        Хочет он или нет, но сегодня ему придётся расстаться с последней ниточкой, связывающей его с прошлым.