Долго мы не мешкали, и сразу отправились в Забвение. Долгие сборы были без надобности - все были одеты прилично, у нас с Франки документы и все необходимое было уже при себе, как спускались в зал, а остальное не надо было брать, так как с моим пространственным кармашком мы не пропадем - там было все что нужно и что нет. Так что ступили мы на территорию Забвения заинтересовано оглядываясь. Никто не чувствовал особого дискомфорта, малышня была заинтересована абсолютно всем, что творилось вокруг, а потому были непривычно тихими и спокойными. Отлично их понимала, даже у меня, взрослой детины, при первом посещении Забвения чуть челюсть не укатилась восвояси. Правда, я не знала, хорошо ли поступаю, и точно ли это безопасно тащить детей в подобие царства мертвых, но уже прыгнули, так что смело можно говорить "гоп". Образно, конечно, так как песню звездного пространства никто не смел нарушать прежде времени.

- Дедушка Лакрицияр! - обрадовано вскричал Генрих, завидев, как к нам приближается папа, и мы втроем, я, Франки и Лакрицияр изумленно глядели на картину того, как малышня смело бежит к богу, тут же его облепляя как пиявки. Первой перебороть ступор получилось мне и я с некоторым облегчением рассмеялась.

- Привет, дедушка Лакрицияр, - с бесенятами в глазах подошла к божеству под ручку с Франки, глядя как тот готов испепелить меня взглядом. Правда, смешок, что то и дело срывался с моих губ, глядя на эту картину вполне можно было наречь нервным. Я же не знала, можно ли детям быть в Забвении и не будет ли чревато, но по другому переместить их мне не представлялось возможным. Остановившись перед Лакрицияром я невинно захлопала глазками и попыталась улыбнуться без всякой подоплеки, а искреннее. - Мы тут это... Ко мне в мир отправляемся. Ты ведь в курсе, что со мной происходило? Мог бы ты обезопасить детишек, пока я тут немного накачаюсь энергией? - мой ровный тон и деловая расстановка вопроса, похоже, немного умаслили божество, и тот, явно сдерживаясь от того, чтобы применить крепкие словца, только выдохнул.

- Конечно, помогу тебе, Оленька, я же абсолютно ничем не занят, скучал вот, ты же портал в мир Алекси поставила себе для прикола только, - ворчливо и с сарказмом отозвался Лакрицияр, но явно подобрел, глядя, как я смущенно отвела взгляд. А вот Франкенштейн бросил на него полный задумчивости взгляд, но поделиться своими мыслями со мной явно не желал, по крайней мере, пока что, и отпустил мою ладонь, позволяя мне воспарить и сдаться на милость моего отца.

Прикрыла веки, стоило мне только ощутить, как твердость пола под ногами исчезает, будто это от самого начала, до победного конца было только миражем и иллюзией. Позволила себе глубоко вздохнуть и полностью расслабиться, отпуская свое тело на вольные хлеба и давая ему подчиниться Забвению, которое, будто обладая своим разумом, тут же взяло меня в оборот. Хвосты вырвались на свободу, аура развернулась чуть ли не полностью, я ощущала мужа и детей, будто стояла возле них и улавливала каждое, даже самое не значимое изменение энергии. Пожалуй, так было потому что они не подходили своей энергией под частоту вибраций звездного пространства. Ведь того же Лакрицияра я не чувствовала. Когда энергия стала потоками омывать все мое физическое и астральное тело, я облегченно выдохнула, чувствуя как не значимая боль, которую я до того даже не замечала, отступает и появляется заряд энергии. А мысли тем временем все время возвращались к заинтересовавшему меня и мужа вопросу - чем же так занят Лакрицияр? Но ответа я не находила и даже не ведала причины такой его занятости. А потому, как только почувствовала себя полной сил, "спустилась" на пол к остальным.

- Теперь вы готовы к отправлению, - с едва уловимой грустью, смерил нас внимательным взглядом отец, остановившись в итоге на моих глазах. - Тебе отдельно желаю удачи. Мне Нуэрра поведала, какое непростое путешествие тебя ожидает.

- Да ладно, как-то справлюсь, думаю, - я немного смущенно улыбнулась папе, а потом одним слитым движением сократила расстояние между нами и обняла. - Спасибо за теплые слова, но поверь, мне они уже никто. Ты мне стал настоящим отцом.

- Мне невероятно льстят твои слова, дорогая, - погладив меня по голове и не отталкивая, он приблизился к моему уху. - Но не обманывай себя, прошу. Ты все еще тянешься к ним в глубине своей души, и это естественно. В тебе все еще теплиться надежда.

- Да, - ответила ему шепотом, уставившись на звездное полотно абсолютно невидящим взглядом. - Но я собираюсь сегодня убить в себе это чувство. На любовь ребенка каждый родитель должен себе заслужить, а они - явно этого не заслужили.

На мои слова Лакрицияр никак не ответил, только чуть отодвинул, похлопав по плечу в жесте молчаливой поддержки. Абсолютно не притворно ему улыбнулась, и сделала шаг назад, к своим. Дети, сосредоточенно молчавшие и наблюдавшие до этого сцену моего прощания с отцом подобрались, показывая свою готовность. Я взяла на руки Генри, второй рукой приобняв близняшек и Франкенштейна и прикрыла глаза, представляя себе конкретное место в городе, где хотела оказаться. Уточнять в каком мире не пришлось, так как Забвение уже уловило мое намерение стоило только нам тут появиться. Так что довольно быстро и безболезненно мы оказались в подворотне недалеко дома Алекси. Я улыбнулась, глядя на многоэтажку, где без труда нашла окна подруги и тут же повернулась к детям и мужу. Малышня заинтересовано оглядывалась, а вот Франки, узнав район, известный ему доселе только из моих воспоминаний, вскинул бровь. Немедля набрала номер Алекси и после пары гудков расплылась в улыбке.

- Ну привет, родная. Пришла спасительница твоей задницы, - хмыкнула в трубку, слыша немного удивленное мычание. - Ты же дома?

- Дома конечно я, дома! - тут же радостно воскликнула в трубку Алекси, видимо, сложив дважды два. - А вы где-то недалеко? Приходите на чай, я соскучилась по малюткам!

- Мы уже поднимаемся, нас выкинуло возле твоего дома, - улыбнулась, глядя в окна, ожидая там увидеть мордашку подруги и не прогадала. Помахала ей рукой и подбив на это обрадованных детей, тут же направилась в сторону подъезда.

- Ой, тогда я отключаюсь и скину смс-кой код к домофону, - обрадовано выдохнула подруга и скинула вызов, а я выдохнула, будто только что выиграла партию в покер. Это не укрылось вниманию Франкенштейна, что вопросительно вскинул бровь, на что я только смущенно улыбнулась, и тут же переключилась на детей, что засыпали меня вопросами разного характера, начиная от названия города, где мы находимся, заканчивая тем, сколько мы пробудем у Алекси и чем будем там заниматься. Были даже робкие вопросы, можно ли будет им посмотреть мультики, когда мы будем заняты. На все ответы я отвечала с высшей степенью благосклонности, радуясь, что малыши меня отвлекают от мыслей о предстоящем. Возможно, именно по той причине я даже не до конца заметила момента, когда нам уже открыли дверь.

- Олечка, мое ж ты золото, пришла, ура! - возопила чуть ли не на всю лестничную площадку подруга, на что я только хохотнула, и чуть ли не сразу почувствовала, как руки подруги меня отпускают. - Генри, Фрэнни, Вика! Боже мой, как же вы вымахали, елки-молки! - Алекси не притворно всплеснула ладонями, правда потом стала всей тройке разрушать прически в знакомом мне жесте. - Я же вас чуть ли не карапузами помню, а вы мне уже по пояс! Совсем немного осталось, и вы меня догоните и перегоните, - Алекси повела распрямленной ладонью на уровне своей головы, намекая на рост нашей нескромной оравы, на что дети тут же рассмеялись.

- Эх, тетя Алекси, ну мы же обеща-а-али, что быстро повзрослеем, - Фрэнни хитро-хитро улыбнулась, прямо как я, когда пакость задумала, и дергая за руку Алекси, сделала вид, что на ней повисла, как на турнике. То есть, повисла она только для виду, чтобы так мог подумать случайный наблюдатель, а сама в то время левитировала, не причиняя неудобств моей подруге. Она, немного подзависнув от действий и слов моей дочки, вскинула удивленно брови, а потом широко улыбнулась, глядя то на меня, то на малышку.

- О-чу-меть, - выдохнула Алекси почти неслышно, чтобы только мы, с нашим улучшенным слухом это уловили, а потом перевела на меня взгляд и смущенно потупилась. - Ой, а чего это я так? Давайте, проходите, смелей, чайку выпьем, поболтаем немного, - подруга тут же нас загнала в квартиру, давая осмотреть обстановку. Теперь тут все больше напоминало человеческое жилище, более обжитое стало окружающее пространство, видимо, подруга уже успела все свои вещи распаковать и устроить уют по своему вразумлению. Коротко ей кивнула, показывая, что заценила обстановочку на пять с плюсом и уже хотела подойти к детям и предупредить касательно поведения, но не успела - те заметили Родиона и теперь с заинтересованными мордашками наблюдали за царской дрыхнувшей мордой, не смея даже касаться.

- Ой, если хотите, то погладьте, но осторожно, - тут же стала предупреждать их моя подруга, подойдя чуть ближе к детишкам. - Родион немного разбалованный, и когда ему не нравится, может начать драться. Он очень любит почесывание за ушком, поглаживание между ушками и по спине, но терпеть не может, когда его пытаются погладить под подбородком. Если не будете там гладить, а только там, где он любит, то все будет хорошо, - Александра с хитрой улыбкой подтолкнула детей к коту, на что я только вскинула бровь. А потом подруга тут же подхватила мячик с ярким перьишком на резинке, которая крепилась к палке. - А когда этот засоня окончательно проснется, можете поиграть с ним этим, - передала она игрушку Виктории, не иначе, как на правах старшей и без слов метнулась в сторону кухни, уделяя уже внимание нам с Франки. - Кофе или чай? Последний есть только в пакетиках.

- Тогда кофе, - решительно ответил за нас двоих Франкенштейн, и подруга скрылась на кухни, только показав большой палец. Но почти сразу же раздался ее повышенный на несколько децибелов голос, чуть ли не крик.

- Вы идите в зал, присаживайтесь! Я сейчас к вам подойду!

- Да ты не ори, мы очень не глухие, если не забыла! - с искренней улыбкой и той же громкостью ответила подруге.

- Ой. Забыла, - такое количество смущения в голосе не заметил бы только тупой и мы с Франкенштейном, сдержанно посмеявшись, пошли в зал, в обнимку усаживаясь в большом круглом кресле, больше напоминающем приличных размеров гнездо, особенно из-за покрывала на нем, из очень качественной имитации меха. И только сев, я уловила неповторимый аромат кожи животного и удивленно зарылась рукой в мягкие волоски. Неужели вовсе не имитация, а действительно чья-то шкура? Но несмотря на это, я балдела от этого ощущения, от тепла, что исходило от мужа, от этого чувства защищенности, когда мы так уютно заняли место в этом гнездышке. Так и хотелось прижаться сильнее и никогда отсюда не уходить ни под каким предлогом.

- О, вижу вы уже удобно устроились? - с улыбкой спросила Алекси, поставив на столе печенье и конфеты. Смущенно покраснев от того, что нас застукали, я уже хотела подняться, на что подруга только шикнула. - Да сидите, сидите. Мы с Аку тоже любим тут сидеть и себе взаимно мурчать, я понимаю прекрасно, какая это уютная ловушка, - после этих слов я, почему-то только еще более смутилась, с некоторым раздражением уловив удовлетворение Франкенштейна и от слов подруги и от моей реакции. - Так что пока Паши нет, разрешаю вам занять мое место, цените мою доброту и мурчите себе в свое удовольствие.

Дуростью я не страдала, так что охотно воспользовалась предложением своем подруги, что совсем "случайно" наделала беспорядок на кухне и должна была это быстро убрать. Но когда она вернулась с двумя кружками кофе для нас и чайником чая для себя и детей, мы стали вести себя более прилично, держаться в рамках, так сказать. Александра, кстати, тоже не отличалась дуростью, так что ухватив момент моей благосклонности решила меня осторожненько расспросить об путешествии, не задевая много вопросов насчет всей произошедшей катастрофы, а больше расспрашивая меня об моем отношении к обитателям того мира. Тоже полюбопытствовала насчет Эдгара и охотно поделилась со мной той историей, что произошла до того, как я попала в тот мертвый мир. Оказывается, это тоже был фанфик, и как оказалось, тоже Паулы. Не спорю, меня это заинтриговало. Похоже, та знала намного больше, чем рассказывала мне или Алекси. Подруга на такое мое предложение покачала головой, будто знаток своего дела, но потом мастерски перевела тему. Но моего прищура хватило, чтобы подруга поняла, что я не особо купилась на это.

- Я не хочу, Оля, чтобы ты меня неправильно поняла, но это правда не мой секрет, несмотря на то что мы с Паулой дружим.

- А если я догадаюсь? - посмотрела на Алекси, что удивленно на меня пялила, видимо, не догадавшись что я могу сделать такой ход. Ну а что, Алекси я как облупленную знаю, и по ее реакции пойму, права я была в своих догадках или нет. А это уже не мало. - Скажем так, я предполагаю, что этот мир - черновик Викириэля, - ляпнула то, что предполагала уже давно. Товарищ этот уже не раз показывал чудеса наплевательского отношения. А то что мир ареола Ноблесс - так возможно с того именно начинал, а потом только решил что для него такое - мало. И судя по тому, как вспыхнула Алекси, я попала в десяточку.

- Как? Ну как?! - с недоумением пропищала подруга, вызвав у меня смешок.

- Ну, я просто довольно проницательна. Но у меня тоже к тебе есть вопросы - например, откуда ты достала эту шкуру, а? - зарылась пальцами в мех, чувствуя этот уютный запах. - Настоящая же.

- Пашка приволок, - мягко улыбнулась подруга, отходя от невольного потрясения. - Кто-то у него на работе зоозащитник, получил от бабушки в наследии, выкинуть не смог, но и держать дома "вонь" не мог. И продавать не хотел принципиально, чтобы не зарабатывать на убиенном животном, - пожала плечами подруга и похоже сама не заметила, как углубилась в рассказ.

За все время нашего разговора, где мы успели обсудить пожалуй все, кроме непосредственно моей цели визита в этот мир, я чувствовала на себе внимательный взгляд. Франкенштейн изучал меня тщательно, будто впервые в жизни видит и что-то там оценивал - его мыслей я старалась не слушать, чтобы не нарваться на предложение сделать то же самое в мою сторону. Но не было похоже, что любимый от подобного поворота огорчился - то ли понимал, что у каждого из нас есть право на приватность мыслей, то ли... Выжидал. Такое у меня сложилось впечатление, судя по коктейлю его эмоций, в котором был и интерес, и едва заметная насмешка, и желание испытать, и само ожидание, в самом чистом виде. Хотелось от подобного передернуть плечами, но я сдерживалась, вместо этого утопая в ощущении нежности, безкорыстливой любви и заботы, которая так же присутствовала в ауре любимого вместе с этим выжиданием.

Спустя два часа Алекси вдруг подскочила как ужаленная, вспомнив об запеканке, что как раз незадолго до нашего появления поставила в духовку. Пахло от стряпни подруги хорошо, и на вид блюдо тоже было хорошим, ничего не пригорело, так что ничего не пришлось спасать, как мы уже думали. Радужная хозяйка тут же нам наложила по порции и на наш вопрос, зачем она на себя и Пашу готовила так много, она смущенно махнула рукой, но объясняться не хотела. Ну, я и предложила что могу вместо того обеда, что явно не на нашу компанию планировался, выложить что-то из своего кармашка, но подруга грозилась смертельно на меня за подобное обидеться. Согласилась только на бельгийскую шоколадку, и то, под предлогом что как раз на десерт это подойдет отлично. Пообедав, мы включили детям вожделенные мультики, и наши разговоры стали не так интенсивными - рассказывать больше нечего было той, что и так в курсе всего происходящего в нашей жизни.

- Что-то Паши долго нет, - я в очередной раз нашла зацепку, чтобы увлечь подругу в новый разговор, но та лишь внимательно посмотрела как я выгибаю руки в подобии каких-то упражнений, а потом перевела не менее пытливый взгляд на Франки. И снова на меня, но уже очевидно решившись на что-то.

- Я уже как бы уже упоминала, что он будет только вечером, - Александра склонила голову в бок, всегда, когда хотела у меня что-то выведать, но боялась что у меня банально бомбанет. - Подруга, ты не сочти за дерзость, прошу, но мне кажется, или ты оттягиваешь момент ухода к родакам?

- Три часа и тридцать семь минут, - посмотрев на часы, коротко известил Франкенштейн, а я вспыхнула. Так вот чего он там выжидал... Когда уже наконец поднимем тему ухода от Алекси, или соответственно покинем подругу. Стало немного стыдно и я прикусила губу, отводя взгляд. - Мне кажется, уже с самого начала визита у тебя Ольга оттягивает это.

- Да, оттягиваю, - несмотря на смущение и стыд, я подтвердила то, в чем меня подозревали, не желая врать. И тут же выдохнула, с усталостью посмотрев на любимого и лучшую подругу. - Не улыбается мне идти в этот серпентарий. Не спасает ни осознание того, что я сильнее их, ни понимание, что теперь я вполне могу утереть им нос, победить в словесной баталии и дальше по списку. Я просто знаю, что даже если выйду из этой ссоры победительницей, то все равно оставлю там, за закрытой дверью, несколько лет своей жизни.

- Конечно оставишь, - важно кивнула мне подруга, на что я скривилась и уже хотела ее упрекнуть в том, что она не в те ворота играет, как она тут же продолжила, зная, что я любитель иногда и других перебивать. - Оля, ты там не только несколько лет из жизни оставишь, но и так же ужасные воспоминания, страхи, груз на душе. Это твой шанс закрыть безумный гештальт, окончательно хлопнуть дверью. Это твой шанс на свободу, потому что если ты сейчас решительно разорвешь с ними свою связь, у них не будет прав к тебе прикопаться. А так бы надоедали, мол мужа не показала, детей не показала, все такое, - я скривилась, слишком отчетливо представляя это в исполнении отца. - А тут ты покажешь. Ты поведешь себя как паинька, тем самым не дав им повода тобой помыкать больше. Все, у тебя своя семья, ты их гнездо покинула, оревуар, - махнула подруга рукой с экспрессией, на что я почувствовала головную боль. Понимала же, права она.

- Знаю, что так будет лучше, и так собираюсь поступить, - тут же заверила Алекси, чтобы та даже не стала предполагать, что я ее слова сомнению поддаю, тем более, что мы это уже по переписке, в мире Свена, давно решили, но хотелось, чтобы она поняла окончательно. - Но я боюсь. Просто до дрожи боюсь, мне это в подкорку вбили с самого начала жизни. Я боюсь их гнева настолько сильно, будто они действительно способны мне навредить.

- Доверь мне свою безопасность, - Франкенштейн поймал мою ладошку и мягко поцеловал, прямо так же как тогда, когда мы себе тут мурчали. Хитро, настраивал меня на нужный лад. Но я охотно давала себя настроить, не сопротивлялась тому, кому действительно верю. - Мне-то они ничего не вбивали, и я точно найду в себе дерзость ответить им достойно, если они будут вести себя скандально и недопустимо. Просто доверься мне и ты даже не заметишь, как сама наберешься уверенности. Вместе мы сможем это преодолеть, - посмотрела долгим взглядом на своего мужа, потом на Алекси, и прикусив губу, поняла, что ждать больше смысла особого нет. Вечер медленно вступал в свои права, пока доберемся, уже точно будет поздняя пора а разбираться с соседями, если будем громко, мне точно не хотелось. Больше тянуть было просто некуда.

- Хорошо, идем, - я решительно подорвалась на ноги, боясь передумать, но почти сразу повернулась к Франкенштейну, удивленному тому, что я так быстро согласилась. - Но говорю сразу, автобусами. Никаких такси. Я хочу таким образом забыть дорогу, которой столько лет ездила общественным транспортом, - серьезно заявила и к своему удивлению, не услышала брюзжания и не заметила попыток отговорить, а увидела лишь мягкую, понимающую улыбку.

- Как скажешь, - Франкенштейн поднялся, встав рядом со мной, а потом посмотрел на детвору, что была так тихо, что было совсем не трудно о них забыть. - Дети, идем. Скажите "пока" Родиону и тете Алекси, - дети послушно попрощались с ленивым питомцем поглаживанием по шерстке, и тут же подбежали к Александре, обнимая ее кто куда дотянулся. Но никто не грустил, так как все понимали, что видимся мы явно не в последний раз. И выходя из дома Алекси, ведя за ручку Генри, я без раздумий двинулась в сторону остановки, уже сопоставляя в уме маршрут, самый быстрый и с минимальным количеством пересадок. В этом деле мне помогал Пит, так как многое могло поменяться, некоторые трассы могли изменить, все-таки туда я уже давно не ездила. Но нет, изменилось только расписание, что критичным не было, так как его я и не запоминала, не забивая себе этим голову.

Через час, когда мы уже стояли перед знакомым мне до боли домом, я сама не заметила, как прикусила губу. В голове набатом была мысль по типу "что ты здесь забыла, идиотка, беги отсюда пока не поздно" и даже мой симбионт не был в состоянии полностью задушить во мне этот страх. Мог только смягчить его, подсовывая мне воспоминания того, что это все-таки было моим домом, и что были в тех стенах так же и приятные моменты, и не мало. Я и сама понимала, что слишком критично возможно не будет - родители по своему обыкновению, узнавая новых людей, были миленькими до зубовного скрежета. И этого, будучи честным, я больше всего и опасалась. Потому что не хотела в глазах детей предстать агрессором и истеричкой. А то, что они меня подобным поведением выведут из себя... Ну это было как дважды два. Столько лицемерия в одном лице я еще не встречала.

- Ты уже здесь, - Франкенштейн встал прямо передо мной, поймав мое лицо в ладони, тем самым не давая мне еще больше погрузиться в невеселые думы. - Ты решилась и прошла уже огромный путь. Решись сделать еще несколько шагов. Мы с тобой, - услышав, как он выделил интонацией это "мы" я только с опозданием поняла, что имеет он ввиду не только себя и моего симбионта, но и детей. Посмотрев в его глазах я малодушно ожидала увидеть там предвестники лжи, но увидела только то, чего так не хватало мне. Решительность. Так что, сглотнув в горле ком, я кивнула и решительно набрала до дрожи знакомую комбинацию на домофоне. Думаю, даже если бы я желала забыть этот код, тело бы все равно помнило. Сжала губы в тонкую полоску и быстро направилась в сторону лифта, будто спеша вернуться туда, где когда-то был мой дом. Не время уже давать заднюю. Уже возврата не было, так как нас точно будут встречать на этаже после сигнала домофона.

- Олюся! Доченька, милая, вернулась! - вперед выбежал отец, останавливаясь передо мной на расстоянии примерно двух метров. Протянул руку, будто хотел меня поймать, но будто натолкнулся на стену. В его зрачках на минуту мелькнул самый чистый испуг, но потом на лицо легла маска. Маска любящего родителя. Это ударило по мне больше, чем я могла ожидать. Хотелось заорать, что я не хочу видеть этой фальши, с порога, на который я еще не ступила, обозначить границы, но я не хотела делать шумихи. А поэтому лишь скрипнула зубами и так же надела маску. Маску благосклонности, радости от встречи, прервавшейся тоски.

- Божечки, паинька мамина, как ты повзрослела, - чуть оттолкнув отца, мать набросилась на меня с объятьями, чуть ли не повиснув на моей шее. Ну да, она-то никогда не считалась с понятием "личные границы". Отец отшатнулся от нас, совсем незначительно, стоило ему встретиться с моим пустым взглядом. Не ожидал, что ли, что я уже вне их влияния? Думал, что им получиться во мне что-то всколыхнуть? Ну, судя по его предвкушении во взгляде, все еще возможно. Еще не вечер, цирк только начался. Я вздохнула, отстранив мать, и одарила ее фальшивой улыбкой, от которой та была в восторге. Нет, вовсе не от того, что я проявляю перед ней подобие радости, а от усилий, которых мне это стоило. Не только я в семье была энергетическим вампиром. Нарочито тяжело вздохнула, и отец сразу понял мой намек.

- Так, заходим в дом, - он тут же строго посмотрел на нас с матерью, но на губах была мягкая улыбочка. - Не будем держать гостей на пороге, заходите, - он указал на нашу квартиру и мать тут же зашла туда, гордая собой и довольная. Проводив ее взглядом, едва сдержалась от того, чтобы неодобрительно покачать головой и повернулась себе за спину.

- Виктория, Фрэнсис, идемте, - тепло улыбнулась дочкам, стараясь не показывать в каком я раздрае. Хоть пожар, хоть землетрясение, хоть вот такое вот - родитель всегда должен своим спокойствием показывать детям, что они в безопасности. Нет ничего хуже для мировоззрения ребенка как паникующий родитель, это я знала, пережив на собственной шкуре. А этого, я опасалась, они сегодня насмотрятся на три жизни вперед. Так что по крайней мере в таких мелочах я должна держать себя в руках.

- Итак, - сказала я, на автомате скидывая туфли всегда, где их снимала и безо всякого удивления увидела там свои тапочки. Все сделали так, будто и не было ни побега в другой мир, ни попыток себя здесь похоронить. Будто уехала на какое-то время в другой город. Ждали меня тут, очень сильно ждали, но меня это не растрогало, как наверное должно было. Возле моих тапок была еще и пара для Франкенштейна, что заставило меня нахмуриться. Ну естественно, не было и шанса, что мы застанем их врасплох, когда у них есть доступ до фанфика. И я даже не предполагала, какой сюрприз они мне подготовят по этому поводу. А то что они отомстят мне за мои выходки было для меня делом очевидным, увы. - Я хочу сразу перейти к главному. Зачем вы Александру терроризировали? - строго посмотрела на родителей, что засуетились, накрывая на стол и подбоченилась, даже не думая давать слабину. Но мать только рукой на меня махнула, узрев мою позу.

- Вот ничего в тебе не поменялось! Только зашла и сразу давай ссориться. Лучше бы помогла детям и мужу раздеться и пригласила бы их побли... же, - запнулась она, заметив что Франкенштейн за моей спиной уже успел все перечисленное сделать и вел себя свободно, щеголяя наглой ухмылочкой. Только и исключительно дети стеснялись, если не сказать, что побаивались, и это явно выбило мать из равновесия. Но так легко проигрывать она явно не собиралась. - О, вы уже? Садитесь за стол, расслабленно поболтаем, познакомимся, в конце-концов, - мама улыбнулась, как божий одуванчик, а отец стоял у стола, держа в руках две бутылки.

- Правильно, а то мы даже толком не знаем как называть твоего мужа, дорогая, - кивнул он, смерив Франкенштейна с головы до ног. - Ну не именем монстра же?

- Если ты не знал, папочка, то Виктор Франкенштейн был ученым, а не монстром, - бросила это насмешливо, но за стол села, усаживая возле себя детей. Франки сел по другую сторону от них, с интересом глянув на моих родных. А прочитав его мысли, что лениво крутились вокруг происходящего, едва сдержалась от того, чтобы прыснуть смехом. Любимый был под впечатлением их наглости, завуалированным хамством, актерского мастерства и умением маскировать свои эмоции.

- Я не вижу ничего неприятного в том, чтобы называть меня именем, что дали мне при рождении, - елейным голоском, от которого обычно у наших ГМО начинались игры в прятки от "лика шефа", проговорил он, невинно улыбаясь. - Но Вы безусловно правы, познакомиться стоит. Как меня зовут, вам уже известно.

- А наши имена Олюся тебе не сказала? - возмущенно хлопала ртом мать, но уловив мою ухмылку мигом опомнилась. - Меня зовут Алина, но для тебя, голубчик, я могу быть и мамой. Мне будет безумно приятно, - добавила она, держа руку на сердце и улыбаясь, и я сама не заметила, как начала качать головой и так же улыбаться. Этот театр абсурда уже заходит слишком далеко.

- Приятно познакомиться, Алина, - хитро прищурившись, проговорил с явным наслаждением мой обожаемый муж. Ну как я не могла не обожать того, кто так тонко подколол мою мать, заставив ее так сильно изумиться, что аж маска с лица слетела, когда та недоуменно и недовольно нахмурилась? Вижу, узрела в моем муже достойного себе противника. Или они действительно надеялись, что смогут подкупить Франкенштейна подобным? Ха! Не только я умею тонко чувствовать настоящие эмоции окружающих, как наивно с их стороны думать, что обманут долгожителя своим обаянием.

- Меня можешь называть Аркадием, Франки, - явно разобравшись в ситуации, степенно бросил отец, наливая по стопкам алкоголь. Мы с Франкенштейном это действие не прокомментировали никак, так как и не думали притрагиваться к алкоголю. - Вижу, Ольга тебя немного... Настроила против нас, - на такой острый комментарий я только вскинула брови и с изумленной улыбкой посмотрела на отца. Видимо, начинается... Интересно даже стало, какую всякую всячину я услышу в свой адрес.

- Любимый, ну как ты мог такое предположить! - возмутилась мама, глядя на отца действительно неодобрительно, искреннее его укоряя. Только в чем, я не понимала пока что. - Лучше давай познакомимся с самыми замечательными человечками, пришедшими в этот дом, - мать улыбнулась нашим детям и я с чудом сдержалась от того, чтобы прикрыть их собой. - Ты, молодой человек, Генрих, да? - восхитилась мать, глядя на сынишку, получив мой угрожающий взгляд. - Смотри, Аркаша, он же вылитая Олюся. Такой чудесный мальчик, - она подергала его за щеку, и я почувствовала, как теряю выдержку - животный, утробный рык вырвался сам по себе. Да и сам Генри от подобного ее жеста в восторге не был, растеряно растирая щечку. Но главное, что инстинкт самосохранения у матери хоть немного заработал - руку она отстранила, и явно уже не собиралась больше их распускать. - А вы, девочки? Кто из вас кто? А то вас прямо не различить, обе прекрасные куколки и такие же неотличимые друг от друга.

- Я Вика, - первой отозвалась, не иначе, как на правах старшей, Виктория. Но не могла не отметить, что из всех детей она сейчас и ко всему прочему была самой уверенной в себе.

- А я Фрэнни, - отозвалась наша вторая дочка, смотря на свою бабушку без особого доверия. Видимо, им тоже не понравился ее жест в сторону Генри.

- Ах, такие маленькие, а такие умненькие, - восхитилась мать, будто в их возрасте представиться - это достижение, и я впервые за наше здесь пребывание увидела, как опасно и неодобрительно прищурился Франкенштейн. Еще бы, оскорблений в сторону детей он точно не потерпит, а тот тонкий намек на их тупость он тоже заметил. - Знаете что, малышки, берите своего братика и бегите в комнату своей мамочки, мы вам там с дедушкой много-много подарков приготовили, - подмигнула она им, явно пытаясь умаслить, я же только на их вопросительные взгляды поднялась.

- Пойдемте, я вас проведу, - улыбнулась детям, поймав Генриха за ладошку и уводя за собой. Вика гордо дернув подбородком, явно копируя кого-то из благородных, с грацией пошла за нами, а Фрэнсис, явно желая напомнить о том, кто мы и откуда, не мелочилась, и воспрянула в воздух, левитируя возле меня.

Зайдя в мою комнату я только нахмурилась. Все было так же, как я видела в прошлый раз. Резинки и заколки разброшены, надпись которую я оставила кровью на стене тоже была на месте. Разве что медицинской техники не было, да бинтов с тазиком. Равнодушно смерила надпись взглядом, все еще не веря в настолько грязные методы моих родителей - могли же подарки детям приготовить у себя в комнате, раз не удосужились в свое время стереть эту надпись. Дети не могли не отметить этой надписи, но вопросов пока что не задавали, лишь присаживаясь на кровати и внимательно глядя на меня. Я же улыбнулась им и перевела взгляд на коробки, стараясь не подавать виду, как меня напрягало происходящее.

- Мама, нам лучше не сидеть теперь там? - вопросительно спросила Фрэнни, отлетая от кровавых букв, по которых только что проводила ладошкой. Почему-то я была уверена, что дочка правильно все истолковала, судя по растерянности что плескалась в ее взгляде.

- Мы хочем помочь тебе с папой, - серьезно добавила Вика, глядя на меня решительно, но в то же время с сочувствием.

- Нет, дорогие мои, вы ничем не поможете, поверьте, - погладила всех поочередно по голове, а Генри поцеловала в покрасневшую щечку. - Мне будет намного спокойнее, если будете здесь, понимаете? - участливо посмотрела на детвору, обращаясь серьезно, как к взрослым и увидела смелые кивки головами. - Вот молодцы. Вы посмотрите подарки, поиграйте в свое удовольствие, потому что мы забирать их не будем, - сказала, поднимаясь, и глядя на эту гору коробок. Неужели родители считали, что могут этим подкупить малышню? Хмыкнула, направляясь к выходу, и только уже у двери повернулась к детям. - Там в углу на табуретке радио, если будет громко - можете себе включить. И пожалуйста, если вам какая-то игрушка покажется опасной или странной, не трогайте ее, ладно? - увидев согласие на лицах детей я облегченно улыбнулась. Конечно, я хотела бы с ними здесь остаться, но я понимала, что это далеко не выход. Надо было решить свои дела с родителями раз и навсегда.

- ...И тогда Олюся, ты представляешь, сказала нам, что она просто хотела их понюхать? Представляешь? Такая она у нас в детстве врунишка маленькая была, ха-ха-ха, - остановилась на пороге, с приподнятой бровью наблюдая, как мамуля всячески пытается взять штурмом крепость в виде моего мужа, рассказывая ему позорные истории из моего детства. Получалось это у нее так себе, потому что Франкенштейн смотрел на нее с таким сомнением, что аж становилось смешно. Смешно от этого абсурда, от ее тщетных попыток, от нервов. Не выдержав, я рассмеялась в голос, проходя на свое место и ловя на себе взгляды. Недовольный отца, хитрый, полный триумфа от матери и обеспокоенный, полный поддержки и сострадания от Франкенштейна.

- Дети вышли, вам незачем больше отыгрывать весь этот театр, - бросила расслабленно, зная, что такое подействует на них как красная тряпка на быка.

- Ольга, единственная, кто здесь что либо отыгрывает, это - ты, - серьезно, будто уличая меня во вранье, сказал отец, неодобрительно покосившись в мою сторону. Ну, хоть бросил играть в семейную идиллию. - Сбежала из... Дома, - с легкой заминкой, будто не желая смотреть правде в глаза, стал перечислять он, внимательно глядя в зрачки, будто в саму душу. - Прятала от нас существование своих новых умений. Не спорю, в такое поверить сложно, но неужели думаешь, мы бы и после демонстрации тебе не поверили? Не поверили своим глазам и ушам? Не уважила нас ты, не пригласила на собственную свадьбу, скрывала от нас внуков, - отец с каждым словом повышал голос и я всеми силами пыталась не сжиматься от страха, как это было всегда в моем детстве, когда меня ругали. - Для тебя какой-то там махровый божок роднее собственного отца! Чем ты думала, позоря весь наш род и все наши семейные традиции скажи мне, чем? Явно не мозгами. Ты хоть представляешь, каково мне было читать, что моя родная дочь представляет в страшном сне, что я веду ее к алтарю?! - резко хлопнул он ладонью в стол, от чего опрокинулась его рюмка, уже пустая. Франкенштейн смотрел на них бесстрастно, но я чувствовала его эмоции, чувствовала поддержку. Он едва сдерживался, чтобы поставить отца на место, причем далеко не метким словцом.

- Я не буду извиняться ни за что, - твердо произнесла, глядя в глаза отцу. Впервые в своей жизни у меня не было ни страха, ни мандража, ни трепета перед ним. Я больше его не боялась, не зависела ни от него, ни от его влияния, и это несомненно было прекрасно. - Я не выбирала, где родиться, не выбирала своих родителей. Я не буду извиняться за свои чувства, искренние, прошу заметить, не буду извиняться за свои решения, что диктовало мне сердце и разум, не буду так же извиняться за сны и свое подсознание, которые в полной мере не под силу подчинить никому в мире. Знаешь почему, отец? Да потому что я не виновата ни в чем. Если кого-то и можно обвинить - это вас. Из-за ваших "методов воспитания", - показала кавычки пальцами, - из-за вашего ко мне отношения у меня такое о вас впечатление. А принять это обвинение или перекладывать на кого-то еще - ваш выбор. Последнее у вас получается превосходно.

- Не выводи меня из себя, дочь, - серьезно отозвался отец, глядя то мне, то Франкенштейну в глаза. Я видела, что за такие слова он бы меня прошлую, довольно хрупкую девушку, точно ударил бы. Но стопор у него был - я уже не была беззащитной, могла в бешенстве и голову откусить без раздумий, да и любимый точно не стал бы смотреть на это сложа руки.

- Какие ты ужасные вещи говоришь, дорогая! - мама схватилась за сердце, да так искреннее, что любой посторонний бы уже насторожился, спрашивая, не надо ли скорой, но я только поежилась. Отец это еще пол беды, он хоть немного пытался логически обосновать свои обвинения. А вот мать, она не такая. Она умела превосходно давить на больное, играла на нервах с упорством маньяка и ловко выводила из себя. И к моему стыду, я не была уверена, что смогу этому ее "особенному обаянию" сопротивляться. - Как ты можешь нас в подобном обвинять? Мы тебе давали все что могли - все условия, всем обеспечивали, растили с любовью и пониманием, - раздался скрежет зубов, стоило мне взглянуть на мать. Обращаясь ко мне, она смотрела исключительно на Франкенштейна, явно перед ним ломая комедию. Меня даже не обрадовало то, как она осеклась, заметив, что ей не верят. Ну и тогда в ход пошла тяжелая артиллерия - слезы. - Но видимо, мы действительно где-то допустили ошибку, раз ты так бессердечно к нам относишься, - посмотрев на моего мужа, мать снова убедилась, что он - "неправильный" человек. Еще бы, многие покупались на ее маску жертвы, а тут ноль сочувствия во взгляде.

- Вы допустили более чем одну ошибку, - Франкенштейн важно кивнул головой, глядя то на моего отца, то на мать. - И я согласен с Ольгой, не понимаю, к чему все это притворство. Вы ведь прекрасно знаете все, что о вас думает Ольга, знаете мое отношение ко всей этой ситуации. Зачем вы тогда пытаетесь все это заключить в какие-то рамки нормальности? - любимый серьезно посмотрел на них, будто действительно пытался понять, и первым не выдержал взгляда отец.

- Франки, вот давай по честному, как мужик с мужиком, - нахмурился он, не глядя в мою сторону даже, будто я для него была пустым местом. Закатила глаза, уже предвкушая то, что он может сказать, и скрестила глаза, нарочно отвернувшись в сторону мужа, пока он вещает. - Ты, с того что мы поняли, долгожитель, должен всю жизнь понимать от и до. Но ведешь себя как эта соплячка, - нервно прыснула смехом, глядя как дорогой в изумлении вскинул бровь на подобное заявление. - Жизнь вовсе не простая штука. Бывают проблемы, ссоры и конфликты - а Ольга была очень проблемным ребенком. Бывают разные взгляды на жизнь и у нас с Ольгой они не совпадали никогда. В чем наша вина в том, что мы с Алиной не так просто можем поверить во всю эту фантасмагорию? В чем наша вина, что мы предпочитаем не вспоминать плохого, что было и жить просто, как все? - с донельзя гордым видом, будто режет правду-матку отозвался отец, заметив что Франкенштейн не спешит его прерывать или ему возражать. Наоборот, он даже на меня взглянул с большой долей скепсиса. Правда, не успела я даже испугаться, что муж принял это их мировоззрение, тем самым отвернувшись от меня, как в голове тут же раздался голос любимого. Теплый и полон сочувствия.

- Я даже не предполагал, что здесь все действительно так запущено.

- Могу вам сказать в чем вы были не правы, с легкостью, - Франкенштейн миленько улыбнулся глядя на тяжелый взгляд отца и слезы моей матери. - Вы не показывали своей любви Ольге, если, конечно, она действительно в вас присутствовала. Вы предпочитали не замечать ее успехов, не поддерживать ее в том, что было для нее действительно важно. Вы видели в ней марионетку, куклу, благодаря которой можно добиться желанного. Вместо любви вы ей показывали равнодушие и насилие, - во взгляде Франкенштейна уже показались опасные искорки безумства, и я поймала его за руку, пытаясь под столом незаметно растереть. Не хотелось, чтобы родители чувствовали триумф от того, что выведут его из себя. Пускай даже и это было бы, возможно, последним что они бы почувствовали. - Вы, только и исключительно вы, виноваты в том, что она показала вам то, что чувствовала все детство от тех, кто должен был быть ее защитниками, а не надзирателями, - с милой улыбочкой я наблюдала за любимым, так отлично подобравшим слова, что даже не сразу отметила подозрительную тишину. Подозрительную, так как против моих родаков редко такое могло прокатить. И я справедливо опасалась их реакции на то, что их заткнул всего лишь - и "даже" - мой муж.