Все шло не так, как обычно, уже с первой секунды. Я чувствовала себя обманутой, будто это не меня меняли, а мне подсунули измененного Франкенштейна. В нем не было абсолютно ничего привычного - он не показывал напористости, в нем не было ни толики лидерства. Наоборот, он будто в одно мгновение сменился в существо, максимально послушное мне, ожидающее, что бразды правления возьму на себя я. Если честно, то подобного я не ожидала, совсем, никак, а потому все время ждала момента, когда эта игра прервется. Я ожидала подвоха, чувствовала недоверие в каждом его осторожно-ласковом движении, ожидала, что в один момент он перестанет меня обнажать аккуратно, а резко сорвет одежду, испортив ее безвозвратно. А этого все не происходило, оставляя меня в такой вот растерянности, напряженности, в ожидании. Причем, как бы я не прислушивалась к Франкенштейну, все было неизменно.

Он не скрывал мысли, не отстранял от меня своего рассудка, наоборот, он будто дарил всего себя на блюдечке с голубой каемочкой, искреннее подстраиваясь под меня, всячески лаская. Его губы порхали по моей коже так мягко, будто меня ласкали крылья бабочек, или самые нежные бутоны цветов. Я смотрела в эти честные, действительно честные глаза, где не было ни капли притворства и не верила. Просто не могла поверить, не после того что мне сказали. Но Франки не сдавался, продолжал меня раздевать, лаская, и пытливо за мной наблюдал, будто ожидая от меня какого-то сигнала. Я же только с растерянностью чувствовала, что возбуждаюсь от подобного, мысленно просто вопя от непонимания. Диссонанс казался мне слишком большим, я верила Франкенштейну, только вот интуиция шептала, что все не так просто как кажется. Недоуменно поджала губы, так как все сильнее недоумение вытесняло возбуждение.

Без лишних слов, без ни единой лишней мысли, Франкенштейн стал целовать мои колени, чертовски медленно двигаясь вверх, без единой капли хитрости он тут же прошелся губами по всем чувствительным точкам, даже не пытаясь повременить с моим удовольствием, даря его щедро. Чертыхнулась, все так же не отводя взгляд от его глаз, но раздвинула ноги, чтобы ему было удобнее двигаться по внутренней стороне бедра. И стоило мне только сделать это, как он уже чуть увереннее задвигался, не теряя той умопомрачительной нежности, но подключая к губам влажный, теплый язык. Черт... После таких невинных, нежных касаний губ это казалось мне таким желанным, таким пошлым, что я почувствовала сразу же, как горячее возбуждение, скопившееся внизу, только прибавило в силе. Снова вернулось недоумение вызванное этой нежностью, но ко всему прочему щедро припорошенное желанием, ожиданием более уверенных действий.

Искренность Франкенштейна в каждом его действии возводила мое недоумение в апогей, но вместе с тем наполняла меня очень сильными, теплыми чувствами к нему. Никто не смог бы так идеально притвориться, абсолютно никто, а значит, он испытывал ко мне такие теплые чувства, действительно любил меня так несмело, но вместе с тем так отважно. Ведь его губы не избегали ни единого кусочка моей кожи не только на ногах, но так же на промежности. Те нежные прикосновения к вульве, к клитору, к лобку распаляли меня только больше, от чего я зарычала, тут же превращая этот звук в стон, стоило мне лишь выгнуться. Франкенштейн правильно истолковал язык моего тела и повел себя решительнее - погрузил в меня два пальца, безошибочно находя уплотнение мышц, дарящее такое огромное удовольствие и стал меня стимулировать, дополнительно лаская клитор кончиком языка.

Простонала особенно высоко, чуть ли не взвыла. Я была свободна в движениях, абсолютно не скована ничем, никакие мои движения не стесняли и не смущали Франкенштейна, заставляя его только отвечать на это все более изощренными ласками. Но вместе с тем, я почему-то интуитивно чувствовала, что если не хочу, чтобы это заканчивалось, не стоит даже пытаться хоть как-то повлиять на Франки. Так что я старательно держала руки при себе, не пытаясь даже взять контроль над ситуацией, не смела касаться любимого в попытке направлять его, только отдалась на его ласку, позволяя лишь своим языком тела подсказывать ему, как я хочу и чего. Можно даже сказать, что несмотря на то, что у меня был мнимый контроль над ситуацией, я прогнулась под мужа, давая ему свободу действий. Ведь я молчала, когда он отрывался от меня уже на пике оргазма, лишь позволяла себе разочаровано простонать и ощутить губы и пальцы уже в совсем другом месте.

В один момент я поняла, что меня просто пытали этой нежностью. С одной стороны показывали, какого удовольствия можно достичь простой лаской, аккуратностью движений и любовью, но вместе с тем жестко лишали меня всего того, что я так обожала - драйва, резкости, яркости. Топили меня в той сладкой, медленной и выверенной патоке, заставляли до дрожи в пальцах желать большего, но вместе с тем, росло понимание, что я не смогу об этом попросить, хоть была готова уже умолять. Потому что такой вот медленно-сладкий интим у нас - впервые, и прерывать его у меня не было права. Да и какой-то частью сознания не хотелось, так как я опасалась, что могу все уничтожить своей просьбой, всю обстановку. Мне не оставалось ничего другого, кроме как тонуть в этом сладком омуте и сдаться на милость Франки, довериться его решениям и тому, что он знает, что делает. Уж неуверенности в нем не было вовсе.

Я не знала, слушает ли мои мысли Франкенштейн, в тот момент это не было важно для меня. Меня волновало только то, что же он задумал, и черпает ли он в процессе хоть какое-то удовольствие. Правда, вот, стоило мне только сосредоточиться на этом и прислушаться, я провыла. Столько любви, столько обожания, столь сильное желание подарить свою душу, отдать себя всего, без требований в ответном даре, желание видеть меня только и исключительно счастливой. Такие чувства были несколько удушающими, выбивающими почву из под ног, но находили отклик в моем сердце. Я чувствовала то же самое по отношению к мужу, меня накрыло этой волной чувств и не отпустило. Уже было плевать на все условности, плевать на свою интуицию, я хотела только и исключительно показать то же самое по отношению к своему любимому. Я резко, в нечеловеческом темпе приподнялась, сама срывая себя с пика удовольствия, и жарко целуя Франки, желая показать в том поцелуе всю свою любовь. И почувствовала, как он ухмыляется в поцелуй.

- Попалась.

Ожидала ли я в тот момент удара, того, что меня оттолкнут? Да. Особенно после этого слова и предшествующего близости разговора. Да что тут говорить, если я его еще перед всем этим раздразнила красной тряпкой? Меня даже не спасло осознание, что Франки - не такой, потому что отомстить он мне мог. Причем, мог отомстить так, что я бы потом на всю жизнь бы запомнила. В некотором роде, он так и сделал, но более изощренно, не используя насилия. Наш поцелуй продолжался, его пальцы даже еще какое-то время орудовали во мне, даря мне просто заоблачное удовольствие. И только тогда, когда я кончила, содрогаясь в руках мужа, его дыхание стало слегка прерывистым, будто до этого он был совсем равнодушным к тому, что со мной происходит. Но нет, той рукой, что недавно Франки поддерживал мою спину, он поймал меня за подбородок, с немой просьбой смотреть ему в глаза. Зачем, если я и так не могла от него оторваться?

Зачем, стало понятно уже спустя секунду, когда у входа во влагалище я почувствовала нечто холодное. Не лед, конечно, но явно не теплые пальцы. И вот теперь мне очень хотелось опустить взгляд, посмотреть, что же это такое, но я могла только видеть глаза Франкенштейна. Но ничего, я тоже хитростью не обделена. Понимая, что обе руки мужа заняты, я потянулась ладонями на ощупь, вдоль той руки, что пыталась в меня что-то засунуть. С удивлением отметив, что любимый не разделся еще, только скинул лабораторный халат, я тут же замерла, резко растеряв свой интерес. В влажный, расслабленный недавним оргазмом вход это прошло без никаких помех, заставив меня удивленно икнуть. Я сжалась сама по себе, ощутив, что агрегат этот - довольно длинный, фаллической формы, но с неестественными выпуклостями. Причем, в таких стратегически важных местах, чтобы доставить женщине как можно больше удовольствия. Неужели одно из тех дилдо, что нам на свадьбу подарили?

- Не угадала, - вместе с этим жарким, хриплым шепотом в самое ухо, начались вибрации. Невольно ахнула, так как не ожидала что это вибратор, а потом выдохнула громче, но уже не от удивления, а от несомненного удовольствия. Франкенштейн, похоже, хорошо понимал что я чувствую, сосредоточившись на моих мыслях, так как слишком уж точно понимал, когда надо сменить режим вибрации, а когда надо просто изменить угол движения или темп. Это мне давало возможность заняться удовлетворением его самого. Жарко целуя, пылая в этой странной страсти, я старалась незаметно избавлять любимого от одежды. Расстегнуть рубашку получилось незаметно, а вот когда я добралась до ширинки, меня тут же поймали за руку, как вора. Я только шально улыбнулась, стараясь не показывать того, как сильно стон проситься на уста - Франки перестал двигать во мне игрушкой, но одновременно с этим всадил чуть ли не по основание и переключил режим.

- Ну и что ты в самом деле? Давай, снимай все это, разве ты не хочешь сблизиться со мной? - я попыталась ненавязчиво его соблазнить, подразумевая контакт кожа к коже, и не сомневаясь ни на минутку, провела рукой от шеи, по груди, животу, и уже хотела запустить руку в штаны и немного поласкать любимого, хоть самую малость, он с абсолютно невозмутимым лицом толкнул меня на кровать. Сначала я лежала на спине, немного опешив от таковой его реакции на, казалось бы, безобидное и привычное действие, а потом я почувствовала, как всадив в меня вибратор, Франкенштейн обеими руками переворачивает меня на живот и ставит на колени, так, чтобы задница была максимально оттопырена. Ради этого он вжал меня шеей в подушку, приблизившись ко мне. Естественно, чтобы не навалиться на меня, ему пришлось склониться ко мне, и тогда я могла не только мысленно, но и кожей увериться, что все ему очень нравиться. Ну очень, стояк был шикарным, мне даже хотелось потереться об него в немой просьбе.

- Ты, Оленька, похоже, забыла об одной важной детали, - Франкенштейн спокойным, но требовательным шепотом обратился ко мне, все еще держа за шею, а другой рукой вытащив вибратор. - У тебя больше нет права руководить процессом. Можешь, разве что, попросить меня, я уж посмотрю, слушаться или нет, - он провел мокрым, уже не работающим вибратором по моему клитору, мазнув слегка по входу во влагалище, и остановился на анусе. Запоздалое понимание того, что он собирается делать, пришло только тогда, когда он уже провел по входу, чуть нажав.

- Не сме-е-ей, - последний слог утонул в стоне. Нет, он не ввел вибратор в меня, а только его включил, все так же, массажным движением слегка нажимая, точно подготавливая меня к грядущему.

- Хм-м-м, дорогая, как-то ты совсем некрасиво просишь, - с ленцой хмыкнул Франкенштейн, и я повернулась к нему, испепеляя взглядом. Знает же, что я не очень-то склонна к анальному сексу, да что там, с моим горьким опытом, это еще чудо, что у меня нет фобии и отвращения к нему. Я же от таких инсинуаций почувствовала что недавнее возбуждение у меня бесследно исчезает.

- Да ты оборзел совсем, чтобы я еще тебя просила, - взрыкнула я, попытавшись вырваться, но уже заранее понимала, что попытки мои тщетны. - Скотина ты блондинистая, - бросила в сердцах и тут же почувствовала, что Франкенштейн не оставил без внимания тот факт, что я теряю уже настроение. Вибратор переместился на мой клитор, манящим движением мазнув по входу, заставляя меня тихонько взвыть от неудовлетворенности. И застыть в ожидании, полном мольбы, чтобы умопомрачительное состояние вернулось ко мне.

- Успокоилась? - голос мужа раздался со смешинками, но и с долей, хриплости. Похоже, его планы на сегодня на меня исчерпаны не были. Ладони ловко прошлись по вульве, нырнув внутрь меня, от чего я простонала. Да он натурально издевался! - О, и здесь, вижу уже готова, - довольно, с гордостью сказал Франки, и я даже не успела придумать, как съязвить в ответ, как почувствовала, что он вошел в меня. Наконец-то он, а не игрушка. Даже и не предполагала, что такое может так порадовать.

Наслаждаясь долгожданным ощущением любимого во мне, млея от искусных стимуляции клитора вибратором, я не сразу отметила, что Франкенштейн вовсе не отбросил своей изначальной идеи с анальным сексом. Пока я сосредоточилась на других ощущениях, он умело разрабатывал мой сфинктер, пальцами. Удивительно, но боли не было, ни капельки, самую малость. Это меня удивило, и даже немного заинтересовала, признаю. Потому, когда любимый ко мне склонился за поцелуем, я не отказала, а напротив, ответила с жаром и желанием, показывая, что обиды, если и были, то отошли в забытье. И вот не знаю, воспринял ли он мои мысли подобного содержания как сигнал к действию, или же таким сигналом послужил для него поцелуй, но я почувствовала, как вибратор исчез, сменяясь ловкими пальцами мужа. А спустя секунду он уже проникнул в меня. Резко, мать его так, и как минимум до половины. Этот рельефный, изогнутый монстр.

- Да мать твою! - не сдержала я крика, как и того, что из глаз брызнули слезы. Было больно, запредельно, но я понимала, что могло быть хуже. Потому что я не сжималась так сильно, как могла бы - все-таки, Франкенштейн не прекращал ни движений во мне, ни стимуляции клитора. Сжав зубы и подушку между ними, я попыталась сосредоточиться на удовольствии, а не на боли, и тут же услышала проникновенный стон Франкенштейна. Первый за сегодня и такой жаркий, похабный, что я невольно прислушалась не только к этим звукам, но так же к ощущениям мужа.

Потянувшись к его мыслям, почувствовала, как дыхание резко сбилось, вызывая у меня придушенное скуление. Такие ощущения и вправду тяжело было сдерживать в себе. Это божественное ощущение сдавливания, когда я сжималась вокруг его органа, жарко, влажно, и как апогей - вибрации игрушки, словно совсем рядом, ложащиеся на его член дополнительной стимуляцией. Я сжала мышцы сосредотачиваясь на себе, и поняла, что боли больше не было. Лишь удовольствие, ранее мной неизведанное, совсем другие ощущения, которые вкупе с вагинальным сексом и стимуляцией клитора сносили крышу. Я вновь простонала, не сумев, да и не видя смысла показывать, что мне больно, когда мне охуеть как хорошо. Да что уж там, я могу смело заявить, что вошла во вкус, так как активно подмахивала, правда, даже сама не понимала, чему. Мне хотелось всего этого больше, сильнее, быстрее. Решение, как это получить, пришло молниеносно.

- Пожалуйста, - я просипела это, чуть приподнимаясь и оглядываясь на любимого. Как же он соблазнительно выглядел в этой расстегнутой рубашке, на которую каскадом ниспадали прядки волос, слегка влажных. Тут же прикусила губу и растеряла все свои мысли, простонав, когда Франкенштейн решительно толкнулся, одновременно с тем вывернув вибратор так, что мне казалось, будто это его член вибрирует, а не игрушка.

- Не отвлекайся, - решительным голосом, в котором не угадывалось возбуждения вообще, отозвался он, высунув свой член наполовину. - Ты что-то хотела сказать? - он произнес это так ласково, что мне захотелось заматериться вовсю, так как его пальцы на моем клиторе начали двигаться более мягко, будто подстраиваясь под эту интонацию.

- Пожалуйста, еще, - сдавшись, приняв свое поражение в этой игре, я начала просить. Теперь мне уже окончательно стало ясно, что все, прощай ЛЮБАЯ инициатива, теперь все будет так, как хочет Франки. И он непременно найдет способы на то, чтобы я сама, с огромным энтузиазмом, умоляла его сделать то, что он задумал. Только вот представление такой ситуации меня не оскорбляло, не коробило, только перед ним я была согласна прогнуться. Потому что только ему настолько доверяла, и настолько уважала. - Пожалуйста, прошу, не останавливайся.

- Вот, такое поведение мне нравиться, - Франкенштейн еще чуть высунул из меня свой член, и я ахнула. Он выгнул вибратор под таким углом, что он самим кончиком упирался в уплотнение мышц во влагалище, черт, как это было приятно! Даже было плевать на то, что сфинктер ануса от такого изгиба немного болел, теперь эта боль была в кайф. Франкенштейн едва слышно прошипел, и решительно начал двигаться, не меняя положения вибратора, а отодвигая его своим членом, во время продвижения. Мои ноги стали ватными, и губ срывалось скуление, я почувствовала не только свой приближающийся пик, но и Франкенштейна. Желая прочувствовать все максимально ярко, я ощутила, что Франки стал двигаться быстрее, резче, точно так же, как я желала в самом начале. Я хотела кончить, но понимала, что что-то не получается, даже несмотря на то, что я сжималась изо всех сил, чтобы все сильнее прочувствовать.

Только когда любимый стал двигать во мне вибратором, я осознала, что именно этого мне не хватало, той стимуляции сфинктера, чтобы почувствовать полноту наслаждения. Я тут же стала подмахивать, подстраиваться под движения, работать мышцами влагалища, все, чтобы получить такую желаемую разрядку. Франкенштейн стонал, причем так эротично, что сами эти звуки доставляли мне удовольствие, и даже то, что я стала выть на одной ноте не мешало мне воспринимать, считывать и чувствовать наслаждение не только свое, но и любимого. Ноги уже не держали совсем, Франкенштейну пришлось вместо стимуляции клитора поддерживать меня за таз, а мне многого стоило, чтобы не подняться на локти. Боялась, что это может не только испортить угол проникновения, но и разозлить Франкенштейна. Вместо того, чтобы поддаваться этому желанию, я повернула голову вбок, настолько, чтобы видеть Франки. И именно этот зрительный контакт стал той последней каплей, что заставила излиться не только моего любимого, но и меня.

Меня так сильно накрыло своим удовольствием от сквирта, которое раньше не было у меня частым, так сильно накрыло ярчайшим удовольствием Франкенштейна, который тоже не ожидал подобной вспышки и прикусил себе от неожиданности язык, так сильно накрыло этим слиянием наших мыслей и ощущений, которые, похоже, произвел мой симбионт, что я просто сломанной куклой упала на кровать, выскользнув из рук Франкенштейна, так и с работающей игрушкой внутри. Сжала руками разорванную подушку, так как от подобного вибратор, естественно, изогнулся, заставляя меня мелко дрожать всем телом от этой стимуляции так и не схлынувшего оргазма. Из глаз брызнули слезы, причем одновременно радости, как и обиды. Так и не повернувшись, не сдвигаясь с места, я уткнулась в подушку, всласть взыв, стоило мне только ощутить, как Франки заинтересовался этой картиной, добавляя свою лепту и двигая во мне игрушкой, то вытягивая, то загоняя до конца.

Организму, уже разгоряченному одним оргазмом, нужно было абсолютно немного, через пару движений, я почувствовала как дрожат ноги и услышала свой стон словно со стороны. Чуть повернув голову вбок, я выдохнула, почувствовав, что во мне уже ничего не находится. Выдохнула одновременно облегченно и разочаровано. Слезы снова собрались на глазах и я хотела уже вновь уткнуться в подушку, но кто бы мне дал? Франкенштейн откинул мои волосы, всматриваясь в мое лицо. Чувствовалось в его взгляде беспокойство с едва заметной толикой триумфа. Скотина. Блондинистая. Еще и триумфует. Я нарочно громко шмыгнула носом, отвернувшись от него на противоположную сторону, чувствуя как душит обида. Если тело бы не было таким ватным и непослушным, я бы уже сбежала отсюда, даже голой. Я чувствовала себя разбитой, униженной. Анал у меня всегда был под запретом, никогда не был желанным, и меня сейчас коробило просто.

Казалось, я дергалась от одних только воспоминаний. Как и от тех далеких, когда мой первый опыт с подобного рода близостью был очень горьким, на грани с изнасилованием, так и от тех, что произошли только что. Франкенштейн только что, прекрасно зная мои опасения, зная, как я остро реагирую на любое предложение подобного рода, зная, как я это ненавижу... Он это сделал. Потоптался по моей гордости, поднял из самой глубины души самые мрачные воспоминания, нарушил мои границы и просто сломал их. Вот так вот просто, играючи, уничтожил и сломал во мне это. Сломал часть меня. Своим хорошим отношением, правильно подобранным подходом, он меня мордой тыкнул в то, в чем я была неправа. Показал, что с опытным партнером, которому не плевать на твои ощущения, это может быть приятно. Да даже не "может быть" а "есть"! Франкенштейн даже сделал больше - не только уничтожил мое отвращение, но и заинтересовал меня. И это било меня по больному, извращало мое представление о себе самой. Показывало, как легко меня можно изменить кардинально.

- Так-так, я не понял, - строгим, опасным тоном проговорил Франки, поднявшись с кровати и обойдя меня, прилег возле меня, на ту сторону куда я смотрела. - Чего разводим сырость?

- Иди в жопу, хочу и плачу, - обижено буркнула я и только по похабной улыбке мужа, осознала, что ляпнула и в какой обстановке.

- Так и знал, что ты ненасытная, - хмыкнул он довольно, а я всхлипнула, уткнувшись в подушку, так как понимала, что это действительно так. Что я теперь из вредности буду просить именно анального секса, чтобы найти его минусы и мстительно преподнести их Франкенштейну. Потому взглянув снова на мужа я с долей опаски показала ему фак, глядя как он садиться в позе лотоса.

- Ты сволочь.

- Я в курсе, - хмыкнул муж, очевидно прослушивающий мои мысли в режиме "онлайн". И судя по его улыбке, я сейчас отвечу за свою язвительность. - Итак, подведем итоги сегодняшнего первого урока, - произнес он своей фирменной миленькой интонацией и я огорченно простонала, понимая, что надо мной продолжают издеваться. Глаз задергался сам по себе, не помогло даже то, что Франки легко переместил меня к себе на колени, прижимая к себе, как самое большое сокровище. - Во-первых, скажи, тебе было больно?

- Да, - мстительно буркнула, так как это был факт. Был момент когда больно было и физически, но по большей части больно было морально.

- И наверняка было и унизительно, неприятно? - продолжал дотошно выпытывать Франкенштейн, будто и не пытаясь обелить себя в моих глазах.

- Да, - ответила уже менее уверенно, так как не совсем понимала смысл этого допроса.

- А приятно тебе было? - строго переспросил он, приподнимая меня за подбородок и следя за тем, как слезинки скатываются по щекам. Я буквально только это и видела в его мыслях, будто он совсем не думал о том, о чем говорит, будто за него говорит кто-то другой. - Я открыл тебе глаза на новое, несмотря на твои предубеждения? Заинтересовал, несмотря на твое нежелание и опаску?

- Да, да, да, - затараторила, отвечая на эти вопросы. Но несмотря на то, как я быстро ответила, будто отмахиваясь, любимый уловил суть и искренность в тех словах, улыбаясь мне искреннее, будто был чем-то растроган.

- И ты теперь хочешь повторения этого опыта? - впервые, за время этого допроса Франки коснулся моего лица. Нежно, едва дыша, он стал целовать мое лицо, облизываясь, будто желая впитать всю соль моих слез. - Ты хочешь продолжить свое обучение, даже после того, как опробовала, насколько непросто это будет?

- Хочу, - чувственно, под порывом эмоций я бросилась на шею любимому, крепко обнимая, словно желая удушить. Ну, не спорю, идейка такая тоже была, чисто из вредности и злости хотя бы попытаться. - Ты хоть и скотина, но любимая.

- Вот же умница, - рассмеялся Франкенштейн, причем абсолютно искреннее, радостно поглаживая меня по волосам, спине и останавливаясь на пояснице. Я же не знала, что со мной не так, но стоило мне почувствовать тепло его тела и эту радость, почувствовала, как в горле снова появляется ком. - Так и знал, что ты до победного конца не сломаешься. А слезы... Ты плачь, плачь, - не переставая поглаживать меня, другой рукой он крепче прижал меня к себе, целуя в висок. - Такие слезы - это хорошо. Такие слезы очищают и позволяют тебе смириться с новым. Так что не сдерживай себя, а остальное предоставь мне.

Вместе с этими словами он легко поднес меня на руки, давая заценить, какой мы устроили беспорядок. Одно сплошное мокрое пятно на одеяле, разбросанный пух из разорванной мной подушки, раскиданные вибратор, лубрикант, наручники, что были наготове, но которыми никто так и не воспользовался. Немного офигела от этой картины и рвано всхлипнула. Смотря со стороны, я бы сказала только, что здесь кто-то хорошенько порезвился, но простой забавой язык не поворачивался назвать то, что еще происходило тут совсем недавно. Правда, долго полюбоваться на это мне было не дано - Франкенштейн меня принес в ванную, тут же набирая воду в ванную и почему-то застегивая свою рубашку, вместо того, чтобы ее скинуть.

- И что ты, бога ради, делаешь? - спросила, не скрывая своего недоумения. Почему-то, мысли, что умываться мы будем каждый отдельно я даже не допускала.

- Сейчас вернусь. А ты пока набери воды и залезай, - он поспешно чмокнул меня в губы и просто нечеловечески быстро скрылся, оставляя меня в высшей степени недоумения. Но это вполне можно было использовать в свою пользу.

Настроив комфортную температуру воды, я задумчиво постучала ногтями по бортику ванной и тут же оставив воду наполнять ванную метнулась в нашу комнату, воплощая свою задумку. Принесла горсть чайных свечей, несколько больших, декоративных и все их расположила по периметру ванной комнаты. Притянула к себе нити силы отвечающие за стихию огня и осторожно их соединила, создавая маленький огонек на пальце и уже от него поджигала все фитильки. Результатом я осталась довольная, стоило мне только погасить свет - особо светло не было, скорее, царил некоторый полумрак, точечно разрушаемый светом свечей побольше. Хмыкнув, почти все чайные свечи расположила у ванной, чтобы подчеркнуть ее присутствие и тут же залезла в теплую воду, выключая смеситель и расслабляясь. То-то Франки удивился, переступая через порог и глядя на всю обстановку. Я тоже, признаться, не ожидала, что он заявиться тут с графином сока и двумя кружками.

- Хм, похоже, наши намерения несколько совпали, - я хмыкнула, указывая то на свечи, то на графин, а Франкенштейн хохотнул, покачав головой.

- Совпали, совпали, - подтвердил он, поставив свою ношу на корзину с бельем, а сам стал обнажаться, причем, довольно быстро, должна признать. Я же, хмыкнув, тут же взяла одну из кружек и налила себе напиток, простонав от удовольствия. Мой любимый, сладкий, виноградный сок. Судя по цвету, я вначале думала, что это какой-то вишневый или смородинный, а оно в разы лучше оказалось. - Правда, я вот боялся, что в ванной тебя не застану, и что ты в это время будешь уже где-то в Индии.

- Ой да иди ты, - мои недавние мысли о побеге сейчас, в такой теплой, расслабляющей ванне казались абсолютно нелепыми.

- Да-да, в жопу, я знаю, ты жаждешь продолжения, - хмыкнул муж, уже погружаясь в ванную. Я покраснела из-за его слов, но еще не до конца понимала, от злости ли, или от дикого смущения. Поэтому мне ничего не оставалось, как уставиться на Франкенштейна со злостью, красноречиво молча. Но его не проняло, он только налил себе сока и расслабленно облокотился на бортик ванной, разглядывая мое лицо с улыбкой. Не проняло его.

- Франя, дорогой, я все понять могу, но вот этого я издевательства я не понимаю, - резко и серьезно обратилась, показывая и эмоциями и мыслями, что я вовсе не шучу. - Как бы от подобного мое терпение не лопнуло и я не высказала бы свое мнение на эту тему. А ты знаешь, что я девушка импульсивная, сначала ударю, а потом подумаю.

- А ты знаешь, что теперь я буду использовать против тебя все, что тебе не нравиться? - парировал мне Франкенштейн, заставив нахмуриться. Мне многое не нравиться, как к примеру поведение, лишенное уважения и полностью мерзопаскостное. И я не понимала, какая у Франкенштейна была бы цель таковым становиться в отношению ко мне. Я не понимала его мотивации, если он действительно планировал это.

- Я думала, ты вовсе не планировал рассориться со мной, - серьезно заявила, потому что если это так, то я без размышлений это прекращу, все то обучение, каким бы оно ценным и манящим не было для меня.

- А я думал, что ты четче разграничиваешь постельные дела и повседневную жизнь, - таким серьезным тоном отозвался Франкенштейн, обращаясь ко мне так же серьезно, как и я. - Конечно, повседневность состоит так же и с интима, но это не значит, что она вся состоит из нее. Я не собираюсь становиться ублюдком и мерзавцем.

Я прикусила губу, понимая, что он имеет ввиду. То, что он собирается быть решительным и жестким в плане обучения не сделает его плохим человеком. И то его "использовать против тебя все, что тебе не нравиться" не подразумевало, что меня хотели вывести из себя или расстроить в прямом смысле этого слова. Франкенштейн просто хотел таким образом показать мне то, от чего я отмахивалась все годы своей жизни, показать, где у меня есть проблемы, с чем, по каким вопросам и довести до конфронтации, чтобы от этих проблем избавить. Простой психологический трюк с "выставлением зеркала" перед человеком и демонстрации ему самому его проблем. То есть, указание на проблему, чтобы человек, если является довольно смышленым и желает излечиться, мог сам себе помочь, сделать первый шаг к выздоровлению. Осознание того, что проблема у тебя есть. Я угрюмо вздохнула, глядя на Франки обиженно и тот тут же открыл для меня объятья. И я без сомнений прильнула к нему, устроившись так, чтобы слушать его сердцебиение.

- Черт с тобой, ты прав, - буркнула недовольно, но в противовес интонации, прижалась к нему крепче, с нежностью.

- Вот и умница, - довольно промурлыкал Франкенштейн, прижимая меня к себе с такой же нежностью, несмотря на язвительность в голосе.

Мы будто боролись только и исключительно на языках, так как наши мысли и чувства друг к другу были одинаково теплыми и полными любви. Будто это была битва нравов, характеров, но далеко не личностей и не души. Моя обида как и его язвительность казалась лишь игрой. Причем, в этой игре, казалось, не было победителей или проигравших, только обе стороны, что на свой способ черпали из этого всего удовольствие. Даже я, со всеми обидами и видом поруганной чести. Ведь мне понравилось то, что со мной делал Франкенштейн, я действительно получала удовольствие. И я хотела избавиться от всей этой своей зажатости, стеснительности, что в меня вбивали на протяжении всей жизни, причем, не только родители, но и общество. А это, как можно было догадаться, процесс не быстрый. И я могла только благодарить Франкенштейна, за то что он, так хорошо меня зная, выбрал способ как можно менее болезненный.

- Спасибо тебе, - я тихо прошептала это, хотя и не было нужды. Не уловить ту благодарность, что я излучала, было невозможно. Я буквально ею дышала, даже в момент, когда казалась абсолютно отстраненной, выводя на прессе Франки абстрактные завитушки.

- Хм-м-м, - Франкенштейн с интересом приподнял мое лицо, заглядывая в глаза, внимательно, будто пытаясь что-то там отыскать. И найдя, видимо, искреннее мне улыбнулся. - Вижу, первый урок ты усвоила на пять с плюсом, - не без гордости сказал он, пригубив сока, и почти тут же придвинул кружку к моим губам, давая тоже испить.

- Усвоила, - выпив, я кивнула ему, и слегка приподнялась, потянувшись за поцелуем. Любимый не стал со мной дразниться или заставлять ждать, тут же прильнув и активно хозяйничая в моем рту, даря яркое удовольствие. Но мне было такого мало, так что я, не раздумывая, села на его ноги, чтобы хоть немного быть выше и ласкать его кожу, где захочу.

- А что это мы делаем? Кто разрешил? - он красноречиво посмотрел на меня, мол, я забылась, и мне не стоит забывать о запрете на любую инициативу. Но у меня уже был подготовлен достойный аргумент в ответ на это, так что я только криво ему улыбнулась.

- А мы тебя учим, - я погладила его по щеке очень-очень нежно, едва касаясь кожи и улыбнулась максимально миленько. - Не только я со своими заморочками. Ты тоже, знаешь ли, с приветом. Так что я тоже буду тебя учить, пока что - принимать благодарность, - я жарко поцеловала его и отстранившись, посмотрела на это манящее лицо прикусив губу в предвкушении. - А потом...

- "А потом"? - переспросил Франки, внимательно заглядывая в мое лицо. Было заметно, он понимает, что вовсе не такой идеальный, как может показаться, и та внимательность во взгляде скорее была продиктована любопытством в своих изъянах, которых не замечает. Ну а потом его взгляд уже внимательно следил за тем, как я целую его шею, грудь, и все ниже опускаюсь с этими поцелуями, во вполне понятном намерении удовлетворении своего мужа.

- А потом... Думаю, придумаю что-то, - я подмигнула, хищно облизав губы и тут же принялась за минет, глядя, как он довольно жмуриться, расслабленно откидывая голову. Спору нет, сегодня ему тоже понравилось давать мне урок, тут даже взаимной телепатии не нужно было, чтобы это понять, но мне хотелось удовлетворить его отдельно. Так сказать, сосредоточиться на именно его удовольствии, так как я получила его несравненно больше.

Уже после первых ленивых, мягких касаний языка к его головке, я поняла, что получила разрешение на более отважные действия, получила поощрение. Его рука зарылась в мои волосы, не прижимая, не направляя, а просто лаская кожу головы, перебирая прядки. Вроде и мелочь, но было понятно без слов, без мыслеобразов. Я улыбнулась, прервавшись на секунду и сквозь ресницы наблюдала как он расслабленно приложился к кружке, как двигался его кадык, как смеялись его глаза. Он был так прекрасен в тот миг, что я завороженно смотрела на него, не в силах оторваться. Но действий своих не прекратила, мягко водя рукой вверх-вниз и потом обхватила губами его орган, мягко посасывая. Любимый погладил меня по щеке и вновь улыбнулся, прикрывая глаза. Я чувствовала его ощущения, знала, что он хочет прочувствовать больше, смаковать это, так что незамедлительно подключила к ласкам язык, одновременно посасывая.

Франкенштейн не думал даже ничего сдерживать в себе, поэтому глубоко выдохнул, активнее поглаживая меня по голове, еще не направляя, но уже немного желая так сделать. Но вздохов для меня было мало, поэтому, не прекращая сосательных движений, я другой рукой провела по внутренней стороне его бедра, чтобы перекинуться на его яички. Стала аккуратно поглаживать мягкую кожу, вместе с тем другой рукой работая интенсивнее, крепче сжимая руку, с усердием лаская уздечку. И да, мне удалось сорвать с его губ первый стон, такой жаркий и соблазнительный. От такого я и сама промычала, заводясь, и тут же услышала следующий стон. Мысленно возликовала, наблюдая за таким расслабленным и разморенным от тепла и удовольствия мужем и сделав еще пару движений, отстранилась с хитрой улыбкой. Рукой я все в том же темпе ему надрачивала, глядя на раскрасневшуюся головку и тут же укрыла ее крайней плотью, чтобы снова обнажить.

Прежде чем Франки успел взглядом или мыслью отметить, что я отстранилась, я тут же принялась за следующий шаг, не мучая и не оттягивая его оргазма. Внимательно наблюдая за его лицом, я, мыча, стала насаживаться ртом на его орган, то пуская за щеку, то проводя головкой по небу, то слизывая и сглатывая предэякулят. И все это параллельно с наблюдением за его прекрасным лицом, со стонами, что ласкали слух, и с теми редкими моментами, когда мне получалось уловить взгляд Франкенштейна. Все это в совокупности меня завело не меньше мужа, и я поймала себя на том, что бесстыдно мычу и одной ладонью ласкаю себя во время минета, чего раньше за собой особо не замечала. Ладонь, которой я все еще надрачивала ему, перенеслась на яички, а сама я, расслабив горло, стала дышать носом, тут же прислоняя его головку к горлу и осторожно заглатывая член, старательно пытаясь принять его все глубже.

Реакция Франкенштейна на такое была живописной - он изменился в лице, выдохнув резко, будто его поддых ударили, удивленно посмотрел на меня, а потом, вдохнув, особо сладко простонал. Я ответила тем же, понимая, как это будет ощущаться любимым и стала посасывать, довольно интенсивно, в противовес очень нежно лаская его мошонку, перебирая яички. Любимый, ощутив, что головка прошла в горло без рвотных порывов с моей стороны, явно почувствовал себя свободнее, так как тут же стал меня направлять, насаживая головой на себя, и я не препятствовала этому, а наоборот, содействовала, двигаясь в том ритме и в нужных моментах делала глотательные движения, прикрыв глаза. Теперь наблюдать за реакцией Франки мне было без надобности, достаточно было слушать его стоны и прислушиваться к тем ощущениям, что он так ярко и щедро проецировал. Но не успела я толком войти во вкус, как муж отпустил меня, дернувшись и вскрикнув. А потом уже подрагивал его член в моей глотке, заливая ее теплым семенем.

- М-м-м, и вот это я понимаю, - я удовлетворенно улыбнулась, облизываясь, чтобы ни одна капля не упала мимо, и очень аккуратно облизав чувствительную головку, я выпрямилась, глядя на такого изморенного Франки, который медленно приходил в себя. Забрав из его руки кружку, я глотнула сока, а потом, напившись, просто набрала в уста, передавая его в поцелуе любимому. Он без единого протеста выпил все, уже чуть осмысленнее глядя на меня, прижимая меня ближе к себе.

- Вижу, такие ответные благодарности могут вылиться во что-то большее, - Франкенштейн, с намеком посмотрел мне в глаза, а потом огладил мою промежность, с намеком растирая между пальцами мою смазку. Я только невинно захлопала ресничками, улыбнулась и развела руками. В конце-концов, не каждый наш секс обязан нести в себе смысловую нагрузку в виде очередного урока? Ну, или всегда можно закрепить усвоенный материал? Франкенштейн, в ответе на эти мои мысли только со смешком покачал головой, резко притянув к себе, собственнически сжав пальцы под волосами, на шее. Жест этот был, должна признаться, очень красноречивым и подливающим масло в огонь нашей обоюдной страсти. Все-таки, как ни крути, как бы Франкенштейн ни уверял меня в начале нашим отношений, что краткую и послушную девицу себе не искал, ему нравилось брать в руки бразды правления, очень нравилось доминировать. И нравилось ему перевоспитывать особо строптивых, а я явно такой была. Я ему еще покажу, как плясать умею, и далеко не под его дудку.

- А что, разве я не права? - переспросила, все так же невинно улыбаясь и получила в ответ тоже улыбку. Правда, на несколько порядков хитрее.

- Права-права. Займемся закреплением материала, - я прикусила губу, с предвкушением глядя на любимого и тот не долго думая, придвинул меня ближе к себе, но не ради того, чтобы поцеловать, а чтобы накрыть губами мой сосок. Да уж, сегодняшней ночью мы с ним точно не сомкнем глаз.