Примечание

— Двигайся, ну, — прошипел сквозь зубы Линдеманн, тяжело дыша: подолгу находиться в подобной позе он совсем не привык. Рихард, шепнув в ответ тихое "сейчас", напряжённо замер, чувствуя, как капля пота стекает по виску, а руки предательски дрожат…

 

[Юмор, повседневность и небольшой стёб. Насколько испорчено ваше сознание?]

— Двигайся, ну, — прошипел сквозь зубы Линдеманн, тяжело дыша: подолгу находиться в подобной позе он совсем не привык. Рихард, шепнув в ответ тихое "сейчас", напряжённо замер, чувствуя, как капля пота стекает вниз по лицу, а руки предательски дрожат. — Я не могу больше...

 

— Потерпи, — тихо успокаивал его лид-гитарист, — сейчас будет легче...

 

Круспе судорожно дышал, осторожно, но оттого не менее усердно пытаясь удержать положение и чуть напирая на Тилля, отчего тот шипел, стараясь не дёргаться.

 

— Белка, правая рука на синий, — прозвучало со стороны, и Шолле, злобно сопя, опустил до этого удерживаемую в воздухе конечность на круг названного цвета. Да, стало намного легче, когда вес равномерно распределился на точки опоры, но вот вокалист с этим был явно не согласен: его Рихард ещё сильнее придавил собой, утягивая вниз.

 

— Твою мать, Круспе, — неестественно высоким голосом пропищал Линдеманн, едва удерживаясь на коврике: его руки раздвинулись в позе звёздочки, а ноги разъехались в приличном полушпагате. Ебучий твистер.

 

— Шнай, правая нога на красный, — едва сдерживаясь, чтобы не заржать в голос, проговорил хранитель рулетки (в простонародье — Пауль), представляя, как, мягко говоря, задруднительно будет для ударника принять такое положение.

 

Матерясь и чертыхаясь, Кристоф нагнулся раком, свернулся в полукрендель и кое-как достал до круга нужного цвета, завистливо поглядывая на басиста: Ридель стоял скраю, только одной ногой на зелёном, и чувствовал себя превосходно. Ещё лучше устроился разве что клавишник — его по семейным обстоятельствам сегодня в компании не было вообще.

 

— Умираю, — мученическим голосом прокряхтел Тилль, прогнувшись в спине настолько, что даже Ландерсу больно было смотреть.

 

— Успеешь, — кивнул ему ритм-гитарист, и, крутанув стрелку, глубокомысленно поднял брови. — Олли, левая нога на жёлтый.

 

Хмыкнув, басист переставил ногу на соседний кружочек и пожал плечами в ответ на прожигающие взгляды коллег:

 

— Карма.

 

— Хуярма, — злобно проворчал вокалист, необъяснимым образом удерживаясь на всех четверых. — Верти, ну!

 

— Кручу-верчу, жрать хочу, — бормотал Пауль, колдуя над рулеткой. — Тилль, левая нога на красный.

 

— Су-у-ука, — хныкал Линдеманн, расставляя ноги ещё шире (сузить "шпагат" мешал лид-гитарист, занимавший круги посередине) и чувствуя, что ещё немного, и его благополучно располовинит.

 

— Рихард, правая рука на зелёный.

 

— Гори в аду, — прошипел вокалист, понимая, что, если Шолле растянется ещё сильнее, то его приплюснет к херам. — Все вы горите в аду.

 

— Каждый из нас там будет, детка, — подмигнул Круспе, что в конкретной ситуации больше походило на нервный тик, и вытянул руку на круг зелёного цвета, стараясь не очень сильно давить на Тилля сверху.

 

В очередной раз крутанув стрелку на рулетке, Ландерс зловеще протянул:

 

— Шнай, левая рука на... синий!

 

У Кристофа аж внутри всё похолодело, стоило ему представить, в какую немыслимую фигуру придётся трансформироваться, чтобы изловчиться выполнить указание и не грохнуться.

 

Бормоча непристойности вперемешку с извинениями, он вытянул руку, насколько позволяла обстановка, и кое-как уместил на краю синего круга, всеми силами балансируя над ковриком.

 

Ритм-гитаристу это совершенно не понравилось: по правилам, ладонь должна находиться на круге полностью, а не частично, а значит, ударник наглейшим образом их нарушил. Взяв карандаш, которым отмечал на бумаге результаты игры, Пауль пододвинулся сзади и ткнул им Шнайдеру по жопе.

 

Испуганно ойкнув, Кристоф шарахнулся в сторону и, естественно, шмякнулся на пол. Ногой он случайно задел Рихарда, а тот, в свою очередь, грохнулся следом и завалил жалобно пискнувшего вокалиста, оказавшегося в итоге придавленным к игровому коврику весом двух здоровых немецких туш.

 

Переглянувшись, ударник и Шолле кивнули друг другу и почти что одновременно набросились на вовсю кричащего и протестующего Ландерса. Хоть бы не убили — глядишь, придушат бедолагу. Впрочем, в каком-то смысле ритм-гитарист сам виноват.

 

Скептически смерив взглядом творящуюся ахинею, Оливер снисходительно вздохнул, покачал головой и поспешно эвакуировал беспомощно расплюснутого на полу Линдеманна, утягивая на кухню: гостиная уже успела превратиться в самое что ни на есть настоящее поле боя, и находиться здесь было небезопасно.

 

С подозрением смерив взглядом развернувшуюся вокруг баталию, Тилль тяжело вздохнул и утопал вслед за басистом: чай и какие-нибудь вкусняшки ему бы не помешали. Много вкусняшек.

 

Если Пауль и останется жив после разборок со Шнайдером и Круспе, то ненадолго. В этом Ридель был уверен. Вокалист, конечно, немного в шоке сейчас, но это ненадолго: оклемается — точно прибьёт.

 

Что ж... оставалось только пожелать Ландерсу здоровья и долгих лет жизни.