В понедельник у неё умерла канарейка.

Утром девушка сняла с клетки покрывало, которое накидывала каждый вечер, чтобы найти несчастную птицу на поддоне, нелепо распластанную и уже окоченевшую. Наверное, ночью погибла – и кто разберёт, что случилось.

Может, всё дело было в корме? В дорогом корме, специально для таких птиц, со всеми нужными добавками и длинным списком витаминов. Или в воде, заменяемой несколько раз в день? А, может, проблема была и не в хозяйке вовсе, и это просто сама птица была такой старой или больной, что и года не протянула в доме.

Конечно, девушка поплакала над потерей – аккуратно завернула окоченевшее тельце в белый платок и не пожалела лишних двадцати минут, чтобы похоронить его за домом; всё перед тем, как поспешить на работу. Настроение на день уже было испорчено, не хватало ещё и опоздать.

На работе о её потере никто так и не узнал – но вечером девушка принесла домой несколько веточек с маленькими цветами и поставила их в кружку около клетки.

А ещё через несколько дней она вернулась в дом с коробкой в руках, где кто-то тоненько пищал и стучал клювом о стенки.

Канарейка звонко чирикала на радость девушке, перескакивая с жёрдочки на жёрдочку, ещё напуганная присутствием человека и незнакомой обстановкой вокруг. Но это ничего – обживётся и будет долго-долго радовать хозяйку, которая на следующий день ласково попрощалась с птицей, прежде чем уйти на работу.

Возвращалась она лишь через несколько часов – и часто приносила с собой букет цветов, настолько пышный, что за ним едва было видно саму девушку. Он ставился на стол в большую стеклянную вазу – а прошлый, ещё не успевший толком засохнуть, отправлялся на пол, в простой пластиковый горшок. Вот это поклонники, смеялась время от времени заходящая к девушке соседка; та смеялась вместе с ней. Такие догадки ей нравились, и после ухода соседки она всегда напевала что-то, поправляя букет в вазе.

Канарейка вскоре обвыклась и запела сама – хозяйка долго этому радовалась. Будто она заново привыкла к тому, чтобы иметь птицу; или, может, в другом была причина, по которой девушка словно расцвела, а в один день принесла домой другой букет. Гораздо скромнее тех, что бывали обычно – но из-за которого на пол составили только вчера купленные цветы.

Несколько веточек в кружке засохли, так никем и не выкинутые.

В один вечер девушка привела в дом ещё одного человека – не соседку и не сантехника, грубого, крикливого, от голоса которого канарейка встревоженно прыгала по клетке. Нет, совсем другого: более тихую, немного зажатую, которая хвостиком ходила за хозяйкой по квартире и едва не сбила коленкой букет в горшке. Сморщенные лепестки с шорохом осыпались на пол – до того там было от силы пять или десять, а бутоны медленно засыхали целиком, нетронутые. Теперь же несколько стеблей стояли оголёнными и как-то слишком выбивались из остального букета.

Гостья, конечно, сразу же извинилась и вызвалась убрать беспорядок. Хозяйка только покачала головой, да начала собирать лепестки сама. И брезгливо опускала уголки рта, замечая, что некоторые были влажными – сердцевина цветка подгнила.

Вместе с тем она рассказывала историю – ту, что канарейка за всю свою недолгую жизнь в этой квартире успела услышать много, много раз: про то, как давным-давно девушка пела, как её приглашали на конкурсы и концерты; про то, как одним утром она проснулась среди множества цветов – почти настоящей знаменитостью!

Гостья слушала и вслух удивлялась – как же так вышло, что сама она об этом никогда не слышала, что больше хозяйку никуда не приглашают. Та смотрела словно бы зло, но продолжала рассказывать, не замечая вопросов.

Канарейка за всё это время не издала ни звука.

Вечер тогда не удался – гостья ушла словно бы напуганная, а у хозяйки разболелась голова. Наверное, дело было в долгом, неприятном разговоре. Или, может, в сильном запахе цветов: она поставила на стол другой букет, один из пышных и уже увядающих – с печально обвисшими листьями и осыпающимися бутонами, от которых, казалось, слабо пахло гнилью.

Хозяйка ушла в спальню раньше обычного, забыв накинуть ткань на птичью клетку. Снилось ей что-то яркое, что-то из прошлого.

А утром понедельника у неё умерла канарейка.