– …пополнение! – громогласно оповестили из коридора. Начало фразы пропало в потоке ругани, зато завершение услышали все: – Ещё один сукин сын, принимайте!
С этими словами в помещение вволокли некий сопящий и упирающийся субъект, в котором с трудом узнавался человек.
Задержанный был обильно вывалян в грязи, всё его лицо было разбито и представляло собой неприглядное месиво, с которого на присутствующих злобно взирали налитые кровью глаза. Бледно-голубые, в сетке лопнувших капилляров, они выделялись на красно-фиолетовой перекошенной морде, делая ту ещё более отталкивающей. Сальные длинные волосы, так и просящие ножниц, свисали патлами, едва прикрывая это уродство. Руки человека были скованы наручниками и заведены за спину, а сам он яростно взбрыкивал и фыркал, пытаясь вывернуться из захвата, однако старенький полицейский терминатор бережно, но крепко удерживал опасный объект.
– Подписано, запечатано, доставлено! – гаркнул протиснувшийся следом за терминатором широкоплечий офицер, Крис Форстер, ввалившийся следом. – Этого хряка звать Роджер, по-местному – «Резак». Прошу любить и жаловать!
Форстер покровительственно похлопал задержанного по плечу, резво отдёрнув руку, когда «этот хряк» попытался вцепиться в неё зубами. Терминатор тут же вежливо потянул Резака на себя, фиксируя в плотном механическом захвате, однако бандит продолжал сопеть и ожесточённо вырываться, несмотря на опасность быть раздавленным.
– Как видите: упирается, – тоном гида-натуралиста пояснил Крис. – Оказывал активное сопротивление, пришлось… применить силу.
– Проще было сразу пристрелить эту псину, – буркнул один из двух констеблей, пришедших вместе с офицером.
Его сотоварищ всё ещё нервно хихикал, с безопасного расстояния созерцая пойманную «зверушку» и вытирая кровь с собственного виска.
– Не положено, – откликнулся Форстер. – Этот нам нужен ещё – для отчётности. На колбасу его и свои пустить успеют, когда в тюрьму отправим! Правда, хрюшка? Никуда ты теперь со скотобойни не денешься… – дружелюбно пробасил он над ухом изловленного бандита.
Инспектор Мэттью Скотт, немолодой полицейский, среднего роста, крепко сбитый, наблюдал за происходящим с каменным лицом.
– Где вас черти носили? – осведомился Мэтт, даже не поднимаясь из-за стола. – Хоть иногда на связь выходите! Я уже собирался послать вас искать, а вы, я смотрю, развлекаетесь…
– Развлекается тут только сэр Форстер, – пробухтел стоящий рядом констебль, выжимая куртку. – А мы весь день бегали по всему сраному Ванкуверу за этим нариком, – он кивнул на брыкающегося бандита.
– Ловили важного свидетеля, – нравоучительно поправил Форстер.
По тону Криса не оставалось сомнений: именно он развлекался, по полной оторвавшись от бумажной работы и патрулирования.
Тяжело вздохнув, Мэтт поднялся из-за стола. В облике инспектора было нечто звериное: он выглядел породистой овчаркой, старой, но по-прежнему мощной. Такие и в свои шестьдесят, и в семьдесят, а порой и восемьдесят остаются неизменны – и так же неизменно сторожат своё место, согнать с которого их может только принудительное увольнение по непредвиденным причинам.
Например, по факту смерти.
– Ещё раз и по порядку, Крис. Где вы это дерьмо откопали?
– Этот ишак, – громче и на тон серьёзнее оповестил Форстер, – задержан при попытке пересечения границы. Решил искупаться в неположенном месте. Могу предположить, что он хотел покормить плавучие мины. Был замечен береговой охраной, предотвратившей массовое отравление рыб. Однако нам пришлось за ним немного побегать, а также привлечь коллег с ближайшего участка. Жаркий денёк выдался, сэр.
Конец вдохновлённой речи потонул в отборной ругани: только было притихший Резак предпринял ещё одну попытку вырваться из захвата терминатора, предсказуемо оказавшись в ещё более плотном. Крики и проклятия не помогали. Никто даже и не думал отдавать железке приказ немного ослабить хватку, наоборот: с интересом наблюдали, когда бандиту надоест рыпаться и он наконец в полной мере осознает своё безвыходное положение.
– А ты расслабься, – ехидно посоветовал Форстер. Совет, естественно, был проигнорирован.
Один из находящихся в комнате полицейских, на бейдже которого значилось «Алекс Картер», закрыл лицо рукой, еле слышно пробормотав: «срань господня, когда же это закончится?»
Ответ напрашивался сам собой: никогда.
Алекс чувствовал себя так, словно находился в резервации для особо агрессивных психов. Утешало лишь то, что он в числе персонала этого дурдома. Пока что, по крайней мере. Уже давно вызревало острое желание плюнуть на всё, взять в руки ствол, пару терминаторов под контроль – и начать целенаправленный отстрел вышеупомянутых «собак».
Про себя Картер был во многом рад случившемуся: эта шайка давно нарывалась на то, чтобы развешать их всех на столбах, в назидание. Список преступлений за каждым её членом значился впечатляющий, начиная от нелегального оборота наркотиков и оружия – и заканчивая торговлей людьми и их частями. В основном, выбирали жертв в своих угодьях, подыскивая среди обитателей порта тех, кого точно никто не хватится.
И это – всего лишь мелкая рыбёшка; лучше не вспоминать, что делают рыбы покрупнее. Полицейским и преступникам известно то, что никогда не попадёт в прессу – даже в «шокирующие известия». Самое дикое и безумное из того, что просачивается в новостные заголовки – это всего-навсего хищные рыбки у самой поверхности моря, на дне которого дремлет кракен. В новостях напишут: «полиция отчиталась об устранении такого-то притона», и люди прочитают: «опять кто-то не доплатил за крышу». А стражи порядка тем временем похоронят несколько хороших ребят, спишут десятка два не подлежащих восстановлению машин, и лишь оставшиеся в живых участники рейда будут знать и помнить, чего стоило уничтожить разветвлённую преступную сеть, творившую такое, о чём лучше не говорить вслух.
Полиция едва справлялась с раскрученной криминальной каруселью, остановить которую не могли уже два с половиной десятилетия – то есть, больше, чем Алексу было лет.
Чёрт бы побрал реструктуризацию! Человеческий состав полиции – жалкая сотня человек на всю агломерацию, если не считать технический и бюрократический персонал или подотчётные ведомства, не принимающие участия в полевой деятельности. Остальное – патрульные и охранные терминаторы, керберы и прочая машинерия. Их, мол, будет достаточно. И ничего страшного, что половина машин уже давно годятся на списание из-за ветхости, а сами по себе они не заменят человека.
Боты, конечно, прекрасно справляются с задачей физического задержания и устранения опасных преступников. Но терминаторы и керберы – это просто машины, невероятно сообразительные и невероятно тупые одновременно! С ними – почти как с собаками. Вот только эти собаки бронированные, вооружённые – и абсолютно безмозглые.
Хорошо ещё, что терминаторов так просто дистанционно не взломаешь, для этого надо зарываться в их начинку. Они давно перестали ошибаться в определении «своих» и «чужих», порой даже способны сообразить, когда отданная команда очевидно неадекватна. И всё равно эти машины не смогут пойти в рейд самостоятельно, без операторов. Ими должен управлять квалифицированный специалист. Дистанционно или в сопровождении, но это должен быть человек. Терминаторам нужен ремонт, техобслуживание. Где взять столько рабочих рук и столько денег? Средства на модернизацию им также не торопились выделять: федеральный бюджет не резиновый, а городской – тем более!
Дали пистолет – крутись как хочешь!
Картер примерно понимал, что его ждёт, ещё когда поступал в полицейскую академию. Но теперь жалел о принятом решении: работа не стоила и десятой доли тех денег, что им платили, а звук трещащих по швам детских фантазий стоял в ушах до сих пор. Окончательно шаблон бравого борца с преступностью порвался, когда Алекса пнули под прикрытием и в сопровождении старшего товарища в Синдикат «договариваться с кем надо».
Вот тогда-то Картер наконец и осознал, с каким дерьмом будет иметь дело. Всю оставшуюся жизнь. Скорее всего – недолгую.
– …изъяли мы, значит, у него, – продолжал тем временем Форстер. – Ножи – три штуки; пистолет Глок-18 – одна штука, почётный раритет, сдадим в музей; два пакетика какой-то дури, ампулы – это отправим на экспертизу… чьи-то зубы… эй, Весёлый Роджер, как-тебя-там, Резак? Зубы чьи? Твои?
Цирк уродов продолжался. Форстер измывался над Роджером. Роджер лаял, рычал и издавал прочие непотребные звуки, обильно сдобренные матом. Рядовой состав отдела наслаждался зрелищем, а инспектор терпеливо ждал, когда все, наконец, наиграются.
Алекс, которому это представление опостылело с первых же минут, тем временем прокручивал в голове показания предыдущего кадра из той же шайки – Стэнли Брукса по кличке Крикун.
Для одного из этих шакалов Стэнли вёл себя необычно послушно и тихо, даже не оказывал сопротивления. Смотрел на копов большими слезящимися глазами, полными доверия, надежды и чуть ли не обожания. На все вопросы Брукс с полной уверенностью нёс какую-то несусветную чушь, а его показания кардинально расходились с утверждениями остальных «пострадавших», сидящих сейчас в отдельном вольере – чтобы те ненароком не пришибли своего горе-подельника раньше времени.
Ни одно хорошее дело, как говорится, не должно остаться безнаказанным – особенно, если оно пошло не столь хорошо, сколь предполагалось. В итоге «добыча» откусила нехилый кусок от обидчиков и свалила в закат, а на её место пришли полицейские, не замедлившие оперативно воспользоваться сложившейся обстановкой и занять порт.
Главным аттракционом этого кровавого бардака оказались два диаметрально противоположных утверждения, сходящихся только в одном: этот их «немец» и раньше вёл себя не вполне нормально. Все как один упоминали минималистичные машинные движения, неестественное проявление эмоций и странное поведение. С точки зрения Картера, перечисленный набор не говорил даже за версию «церебрал»: некоторые киборги, да что там – некоторые люди, ведут себя похожим образом!
Но дальше в показаниях начинался бред умалишённого. Стэнли взахлёб утверждал, что их убийца – терминатор с человеческой внешностью. Мол, у него нет крови; под кожей – одна механика; реакция и скорость – сверхъестественные; двигается и убивает – как самый натуральный военный терминатор; количество аугментики – больше, чем человек в состоянии вынести. Ну и всё в том же духе.
Несмотря на всю уверенность, с которой насмерть зашуганный бандюган всё это повторял, его предположение годилось скорее на сценарий плохого фильма прошлого века. Не говоря уже о том, что и Крикун, и все остальные утверждали, что «краут» спал, пил и ел обычную человеческую еду, ёжился от холода и дышал. Если это имитация, то она по меньшей мере бессмысленна! Да и за несколько месяцев не распознать бота, выдающего себя за человека – нереально. Социальное поведение, тем более на столь длительном интервале и в непредсказуемых условиях выдаст замаскированного робота. Даже дорогущие прототипы с треском проваливали тест Тьюринга на таких банальных мелочах, на которых и совсем промытые марионетки не оступаются. И это – если забыть о том, что подобная маскировка выходит далеко за рамки Конвенции и здравого смысла.
В отличие от Стэнли, его, с позволения, «коллеги» смотрели на это более реалистично: по их мнению это был церебрал. Причём военный. Это утверждение выглядело довольно правдоподобно, хотя и тут всплывали свои нестыковки. Ну откуда взяться военному церебралу сейчас, когда их создание запрещено на наивысшем уровне? Даже у террористов и криминала в ходу лишь кустарные импланты, от силы – чисто медицинские нейропротезы, утёкшие на любом из этапов от производства до установки. На медицинский имплант, однако, это не походило ни под каким углом: пациент «строгого режима», даже бывший военный, коих там водилось немало, вряд ли бы был достаточно адаптирован для того, чтобы продолжать боевые действия как ни в чём ни бывало, да ещё и с эффективностью чёртовой мясорубки. Про так называемый хендмейд и говорить нечего – они не для того делаются.
Мягко выражаясь – совсем не для того.
Возможно, это был обычный киборг с хорошей боевой подготовкой, какой-нибудь беглец с европейских территорий. Может, из боевиков тамошнего так называемого «сопротивления», может, дезертировавший военный – недаром же бандиты упоминали военную выправку. Ну а всё остальное могло им просто померещиться, когда эти подонки обнаружили, что их жертва способна дать им отпор.
Однако показания в целом настойчиво подталкивали Алекса к одной малоприятной мысли: а что, если это действительно военный церебрал? То, что подозреваемый не выглядит стариком, ещё ни о чём не говорит – до определённого порога возраст можно скрыть, лет двадцать скинуть можно и без биотехнологий, а с ними и того больше: из глав правительств и корпораций почти никто не выглядел на свой возраст. Можно и вовсе не заморачиваться особо – и создать очередную боевую марионетку уже много после войны. Кто этому помешает, Конвенция? Да всем на неё наплевать, и синдикатские церебралы – одно из многочисленных тому подтверждений! Про нарушения всех остальных разделов помимо третьего разве что голуби не рассуждают – и только о нейропротезировании все молчат, будто о чём-то крайне непристойном.
Молчат – но всегда знают, что приказ стрелять на поражение по военным церебралам пока что ещё никто не отменил ни в одной стране, даже не входящей в Коалицию.
Однако инспектор Скотт отмёл высказанное предположение, пресекая на корню дальнейшие рассуждения в подобном русле. Бывший ликвидатор из группы захвата, Мэтт крайне беспокойно реагировал на упоминания слов «военный» и «церебрал» в одном предложении. Это была очевидная предвзятость и нежелание задевать больную тему; тем не менее, старик Скотт хоть и был резок в своих суждениях, но был рационален и зачастую оказывался прав.
«У страха – сотня глаз, сынок. Мало ли, что им там могло почудиться. Люди нервно реагируют, когда их товарищей при них разрубают пополам. Даже такие потрошители, как эти выродки, начинают бояться, что окажутся следующими. Они смелые и наглые лишь пока находятся в стае. Практически все они боятся оказаться на месте своих жертв, а когда всё-таки оказываются – тогда-то они и начинают выдумывать всяких хтонических тварей, хотя единственные твари здесь – они сами. Фантастические твари».
Через несколько минут «собеседования» с Резаком тот наконец изволил высказать своё авторитетное мнение на сей счёт:
– Вы тут все что, такие же кретины, как эта курица Стэнли? – Роджер выхаркнул на пол кровь и выбитый зуб. – Я отличу человека от церебрала, а тем более от бота! Зомбаки так себя не ведут, а боты – и подавно. Первых я лично е…
– Обойдёмся без душещипательных подробностей, – встрял Алекс, не выдержав.
Его всё ещё сильно мутило от вышеупомянутого визита в Синдикат. Нейропротезированного Алекс за тот рейд видел только одного, но и этого ему хватило. При любом воспоминании к горлу подкатывал склизкий, жгучий ком от мысли, что в это можно превратить любого человека, независимо от того, кем тот был, что из себя представлял и как упорно сопротивлялся. Даже психически больные – и те не выглядели так…
– Ботов он, видимо, тоже «е», – отозвался Крис, едва сдерживая гогот. – Теперь их очередь. Можно прямо здесь начинать.
Роджер бросил озлобленный взгляд в сторону, но сделать ничего не мог: его по-прежнему безмятежно удерживала куча металла.
– Приказать ему помочь тебе устроиться поудобнее? – продолжал радостно зубоскалить Форстер. – Или и так сойдёт?
Этому всё нипочём. Мать патологоанатом, отец судмедэксперт, а их шкафообразный сын не первый год созерцает «некое дерьмо» в полиции. Для него это норма жизни, и не такое видали. Его давно ничего не трогает, а циничные шутки – всего лишь беспечный юмор, а не способ закрыться от жуткой действительности. Кто-то таким панцирем обрастает, ещё будучи кадетом, а кому-то и до самой смерти не привыкнуть к карнавалу смерти и гнили.
Картер сомневался, что правильно выбрал профессию, но пути назад уже не было. Отсюда уходят только на тот свет, и хорошо ещё, если похоронят свои…
– Крис, у нас допрос, – осадил коллегу Алекс. – Потом развлекаться будешь.
– Как скажешь, дружище! Веселись, твоя очередь.
С этими словами Крис прошествовал к первому подвернувшемуся креслу и хлопнулся туда, закинув ногу на ногу. Ветхая мебель жалобно скрипнула под тяжестью излучающего жизнерадостность 24 на 7 офицера, в котором было под два метра роста и ни грамма лишнего жира.
– Давайте побыстрее, – раздражённо кинул инспектор Скотт. – Время идёт, у нас работы ещё полно и без этого отребья.
Да с таким успехом на этой работе можно жениться – учитывая количество неоплачиваемых и ничем не компенсируемых переработок. Снова же, Картер прекрасно знал, куда идёт…
А понимал ли – никого не волнует.
– Итак, продолжай, – обратился Алекс к Резаку. – И как можно более кратко. Это человек?
– Это. Тварь, – раздельно процедил бандит. – Когда вы в последний раз видели «человека», который слышит в радиочастотах?
Инспектор заметно нахмурился и побагровел, подался вперёд:
– Повтори-ка ещё раз. Я, наверное, не расслышал?
Роджер приподнял голову, мотнул ею, скидывая волосы с разбитого, все ещё подтекающего лица. На подбородке собирались тяжёлые тёмные капли, срываясь вязкими комками на пол.
– Один из наших техников, говорю, накопал в Сети кое-что. Кое-что интересное, – Резак скривился. – Вам понравится, инспектор. Посмотрите записи, если их ещё не спалили, ха-ха.
– Что именно?
– Как бы вам сказать, чтобы вы не обосрались прямо тут…
Роджер, похоже, остыл достаточно, чтобы говорить, а не рычать. В тоне бандита появились издевательские нотки – насмешка человека, уже связанного по рукам и ногам, перекинутого через бочку, но до последнего делающего вид, что он контролирует ситуацию.
– Тех наш пакетик один нашёл интересный. Залил на станцию, начал гонять коды разные по всем частотам – смотреть, отреагирует ли краут этот грёбаный. Поначалу – ноль эмоций. А потом видим: жестянка-то наша нервничать начала, по сторонам зыркать. Но потом перестал обращать внимание. Тогда мы начали забрасывать эфир чем придётся. Первые несколько пакетов – вообще никакой реакции, а потом – раз! – переполошился. Гляжу на камеры – а он прямо в сторону станции смотрит! Ну, думаю, что-то явно почуял…
Роджер со свистом втянул воздух, переводя дыхание, внимательно обвёл всех взглядом, после чего уставился на Мэттью:
– Решили проверить ещё раз – когда тот дрыхнуть будет. Подходить чревато, он просыпается сразу, как будто и не спал вовсе. Издалека, с маяков решили посигналить. Закинул наш тех туда тот же пакет, на который дровосек этот железный обратил внимание… код-16, слышали о таком, а?
– Как отреагировал? – холодно переспросил инспектор.
– Тут же проснулся и начал по сторонам шарить. Думали, сделает что-то конкретное, но он просто стал искать источник. Пришлось прерваться. Не хотелось бы, чтобы эта машина нас распотрошила. О них, знаете, всякое рассказывают…
– Это мне ни о чём не говорит, – оборвал его Мэттью. – Имплантированный передатчик, услышал свои частоты – всё.
– Он реагировал на код-16, инспектор, – оскалился Резак. – Уж вам-то не знать, что это! Он игнорировал все сигналы, пока тех не отправил код-16 – и вот тут-то эта сука и забеспокоилась…
– Дерьмо собачье, – отрезал инспектор. – Зря теряем время. Ещё есть что сказать?
– Эй, коп жирный! – Роджер ещё больше вскинул подбородок, кровь потекла по шее за испачканный воротник. – Кому ты тут что доказываешь? Мне, что ли? Нахрена? Я же так и так попаду за решётку, а вам – вам ещё ловить эту железку. И чего вы так беспокоитесь? Плохие воспоминания, а, инспектор Скотт? Ликвидация до сих пор покоя не даёт? – с издёвкой закончил он.
– Всех в вольере на наркоту проверить, – распорядился Мэтт, в упор проигнорировав выпад. Поднялся, направившись прочь из кабинета: – А дальше делайте с ними что хотите, но чтобы к утру отчёт был у меня на рабочем столе.
– Так точно, сэр! – радостно рявкнул Форстер, подскакивая.
Остальные только вяло закивали.
– Этой тупой овце Стэнли привет передавайте! – оповестил Резак вслед.
– Сам передашь, – процедил инспектор вполголоса. – Скоро свидитесь, ублюдки.
Помедлив, Картер вышел в коридор следом за инспектором, прикрыв за собой дверь. Судя по шуму по ту сторону, спектакль возобновился с новой силой.
– Надо было сразу всех их перестрелять, и никто бы нам слова против не сказал, – бросил Скотт зло. – Нет, в гуманность решили поиграть. А сейчас ещё с протоколами возиться… и что писать? Что у нас несколько идиотов, которых мы не могли выловить раньше, потому что «рискованно», а теперь их корешей в одиночку поубивал какой-то краут? А предположения, кто наш герой? Одно другого краше…
– Ваше мнение? – спросил Картер, когда они оказались за дверью кабинета инспектора.
– Ахинея какая-то, – устало повторил Скотт, устраиваясь в кресле. – Сам подумай, что за бред они все только что наговорили… бот, о Господи… код-16… я не знаю, где они это откопали, но это просто ересь какая-то!
Картер прошёлся по кабинету. Добравшись до ближайшего стула, сел и уставился за окно. Там лил дождь. Там всегда лил дождь или падал снег. Или лил снег и падал дождь. Это же Ванкувер – тут не бывает другой погоды.
Что-то подсказывало, что сегодня они всем отделом будут ночевать в участке. И завтра, и послезавтра. Можно было уже переселяться сюда на постоянное место жительства.
– Что мы имеем, в конечном итоге? – продолжал Скотт, словно бы и не обращаясь к подчинённому напрямую. – Десяток трупов. Преимущественно зарезаны. Кроме самих бандитов больше никто не пострадал. Всё выглядит как типичная внутренняя разборка, в которую мы даже не обязаны вмешиваться и уж тем более расследовать её. Гражданских свидетелей нет, бомжи из порта не в счёт, что говорят эти отбросы – никого не волнует, а остальные только рады будут устранению конкурентов.
– Пускаем на самотёк?
Мэттью махнул рукой:
– Разве что нам придётся как-то разруливать ситуацию в порту, пока там новые вши не завелись. Точку, считай, мы уже заняли. Пришлём ещё терминаторов, договоримся, с кем надо…
– У нас опасный преступник на свободе, – напомнил Алекс.
– Картер, сынок! – закатил глаза Скотт. – Ты словно первый день в полиции! Город кишмя кишит этими опасными преступниками. Мы только вчера выловили дюжину таких, и сегодня с десяток, и это далеко не самая большая наша беда. Если тебе так скучно стало, мы можем тебя снова нагримировать и в Синдикат на разведку отправить. Или, я не знаю, может, тебе хочется побеседовать с отделом кадров AEON?
– Спасибо, откажусь.
– Зря, – с наигранной ленцой откликнулся инспектор. – Уверен, в AEON тебе бы платили гораздо больше, чем здесь. По стране бы покатался, поигрался бы в потрошителя – на абсолютно законных основаниях. Повышение быстрее бы получил, а там, глядишь, лет десять – и я бы уже тебе салютовал. А что эти бизнесмены не совсем чисты на руку – так поди найди хоть одного действительно законопослушного человека! Времена сейчас такие, на улицу спокойно не выйдешь!
Картер закрыл глаза ладонью: ну начинается…
– Пойми уже, Алекс! – продолжал напирать Мэттью. – Тут каждый – потенциально «опасный преступник»! Безобидная домохозяйка завтра зарежет своего мужа. Её ребёнок принесёт в школу обрез. У какого-нибудь трудоголика, никогда раньше ни в чём не замеченного, внезапно слетят катушки от такой жизни! Тем временем воры в выглаженных рубашках продолжают красть миллиарды. Правительство всё так же отправляет людей на убой – за океан или на юг, в ядерные пустоши! Я не удивлюсь, если наши военные продолжают экспериментировать, на этот раз над чем-нибудь ещё, что аукнется всем через пару десятков лет – и я очень надеюсь, что я до этого не доживу!
Старина Скотт опять в своём репертуаре. Как понесёт – это может продолжаться вечно, всё и всех переберёт, кого вспомнит.
– …делаем своё дело, Картер! Эти шакалы получили по заслугам, давно пора. Ставлю на то, что они передрались сами, а потом выдумали красивую байку, чтобы отвлечь нас и заставить гоняться за призраком, которого нет. Даже если это правда, и их действительно покрошил какой-то «немец», он оказал нам услугу, ему надо спасибо за это сказать – и отпустить с миром! Так бы ещё лет пять сидели бы ждали удачного момента, чтобы безопасно выманить и переловить всех, а тут – нате, на блюдечке! – по одному, без проблем…
– Инспектор Скотт, – медленно и раздельно произнёс Картер, убирая руку от лица. – Вы нервничаете, даже мне это заметно. То есть, вы признаете, что это мог быть один человек? Это не бандитская разборка, иначе трупы в большинстве были бы с пулевыми ранениями, а не… такие, будто там свора собак порезвилась. C другой стороны, никакой человек, даже, упаси Господи, церебрал, не в состоянии такое натворить один, буквально принеся с собой нож на перестрелку. Да и для бота это слишком, не говоря уже о такой маскировке.
– Поздравляю с гениальной дедукцией, Картер! – Скотт поаплодировал. – Тебе значок детектива вручить? У меня как раз один завалялся, ныне бесхозный.
– Предлагаете повышение? – Алекс выдавил постную улыбку.
– Предлагаю заткнуться, – отсёк Мэттью. – Я и так знаю, что ты собираешься сказать.
– Вы из одного только принципа не рассматриваете подобный вариант? А что, если это действительно так? Неликвид…
– Картер! – Скотт со злости треснул ладонью по столу.
Алекс даже не вздрогнул: давно привык к тому, что инспектора периодически взрывает. Тем более, Картер сам бодро зашёл на поле с табличками «мины» – и теперь целеустремлённо шёл вперёд, зная, что мины эти на самом деле рассчитаны на вес танка.
– Что за код-16, инспектор?
– Чтоб тебя, Алекс! – вырвалось у Мэттью. – Безусловный сигнал тревоги это. «Удочкой» раньше назывался, «манком» ещё. На пазлотеховских церебральных имплантах линейки MIL-16 была заложена реакция на срабатывание этого дерьма в зоне покрытия. Они после Хельсинки выдали нам все коды от каждой линейки. Импланты MIL-16 – это, преимущественно, офицеры. Как терминаторы, только поумнее. Но то, что наговорил наш Весёлый Роджер – брехня. Вычитал в Сети информацию и строит из себя знатока.
– Вы просто не хотите признавать, что это возможно…
– Да я скорее поверю в то, что это замаскированный бот! К дьяволу Конвенцию, кого она волнует, правда!
Машина должна визуально отличаться от человека, даже киборга с высокой степенью аугментации – и точка. Удивительно, но с этим не спорили даже те, кому это потенциально выгодно. Последним и военных марионеток за глаза хватило. Потом до конца пятидесятых бегали, пытаясь выследить и уничтожить остатки армии биомашин. Отдельные экземпляры умудрялись выскользнуть из-под контроля. Изворачивались, взламывая себе самим и себе подобным импланты, срезая маркировку, а после скрываясь, в надежде, что ликвидаторы до них не доберутся.
Добирались.
Мэттью мог рассказать куда больше Алекса, не заставшего того времени в сознательном возрасте. Мог рассказать, как они лишались людей и техники в устрашающих количествах, пока ловили очередную такую биомашину. Ведь даже те из военных марионеток, кому было больше нечего терять и кто в других условиях давно пустил бы себе пулю в голову, шли до конца, устраивая чистильщикам напоследок жестокую бойню.
Уже к середине войны одни официальные списки военных церебралов составляли в среднем тысячи, а местами и десятки тысяч человек на страну-участника. И это всё – открыто задокументированные операции, проведённые специалистами. И это всё – лицензированные чипы. А сколько было нелегальных имплантов, кустарных переделок? Сколько операций даже в официальных войсках было проведено в обход всех формальностей? Сколько информации всё ещё остаётся засекреченной – и рассекретят ли её когда-нибудь вообще?
Масштаб катастрофы осознали слишком поздно, когда было уже не до неё: технологии контроля разума были отнюдь не самой страшной проблемой из имеющихся. Просто зудящей, будто кремниевый кусок, от которого невыносимо хочется избавиться, но который уже очень глубоко пустил свои биоэлектронные корни в мозг, став неотъемлемой его частью.
Сотни военных церебралов. Бывшие офицеры, боевики, техники, программисты, врачи, пилоты… Китай, Австралия, Канада, США, Германия, Россия… да кого там только не было. Оказавшись «за бортом», не знающие ничего кроме войны. Искалеченные физически и психически инвалиды, наполовину люди – наполовину машины, сбившиеся в одну стаю или, вернее сказать, сеть. Потому что иначе как сетью эту террористическую группировку живых компьютеров назвать было уже невозможно.
Программы, «пилотирующие» остатки мозга и тела.
Программы, всё ещё считающие себя людьми.
Дьявольски смышлёные симбионты органики и техники.
Это уже были не люди, в них не оставалось ничего человеческого.
Мэттью до сих пор помнил стоящий в прослушиваемом эфире страшный, кажущийся потусторонним «хор»: ликвидаторам попросту заглушили этой передачей все каналы. Мечущееся по всем частотам эхо, в которое какая-то очередная механическая сволочь закинула назойливо проигрывающийся раз за разом один и тот же трек. Вроде это было что-то из классики. Мэтт не был уверен, но навязчивая «мелодия», до сих пор возвращающаяся к нему во снах, звучала в тот момент до боли знакомо.
И это была совершенно не та музыка, под которую хотелось бы умереть.
Ликвидаторы потратили несколько лет в попытках зачистить рассредоточенные силы биомашин, показавших неожиданно острые зубы. Жесточайший отпор, следующие одна за другой диверсии, хладнокровные расправы над любым, кто попадал к ним в руки. Громкие заявления, требования прекратить преследования здесь и сейчас, обвинения во лжи, насмешки над Конвенцией, над процессом в Хельсинки, над «итогами» войны.
Даже лишённые эмоций, эти машины продолжали как будто по старой памяти воспроизводить реакцию тех людей, которыми они все когда-то были.
Мэттью, к своему неудовольствию, участвовал в той самой финальной операции, когда им наконец-то, после нескольких лет стычек, удалось накрыть это логово. Он даже имел сомнительную честь созерцать лидеров вплотную, находясь в составе группы захвата, получившей приказ взять главарей живыми, остальных – уничтожать сразу.
Искусственные внутренности Скотта до сих пор сводило иллюзорной болью от одного лишь воспоминания об этом. Ему, в самый неподходящий момент оставшемуся один на один с монстром, чудом удалось обезвредить их центрального тактика – женщину с позывным «Герц», которая и координировала большинство действий сети. Но, в попытке следовать приказу «брать лидеров живыми», Мэттью допустил критическую ошибку: подошёл к бьющемуся в конвульсиях телу слишком близко, не дожидаясь, когда к нему подтянется остальной их отряд, зачищавший накрытую шумами территорию.
Скотт просто не успел заметить подошедшего сзади, буквально материализовавшегося из стелса другого церебрала. Даже не понял, что произошло. Только запомнил, как дёргающаяся на земле женщина с наполовину протезированным лицом смотрела прямо сквозь него – на что-то за его спиной.
А дальше он ничего не помнил.
Очнулся Скотт в госпитале несколько месяцев спустя, когда всё уже давно закончилось. Как ему рассказывали, его внутренности были буквально превращены в фарш. Говорили, это был их самый главный, Чен-как-там-этого-китайца. Неважно. Скотту было на всё это наплевать. Даже на награду, к которой его представили со всеми почестями – видимо, за то, что побыл приманкой! – и на ту наплевать.
Фиолетовые импланты глаз до сих пор равнодушно смотрели за его спину, выглядывая из каждого зеркала. И беззвучный голос, которого он никогда не слышал, звучал прямо в ушах:
«Хей, Мэттью! Почему ты не убил меня на месте? Решил сдать меня обратно на опыты? Жаль, Чен тебя не успел добить. Но в следующий раз ты жестоко поплатишься за подобную ошибку, и тебя не спасут твои дружки. За нас отомстят, Мэттью».
Да будь она неладна, эта привычка присваивать человеческую реакцию всему, что ещё выглядит как человек, и выдавать свои страхи за чужие намерения!
Это не люди. Это даже не живые существа. Это – грёбаные машины. Богомерзкие отродья, нежить, которую надо упокоить для их же блага – чтобы прекратили мучить себя и других.
Где-то этажом ниже раздался какой-то грохот, выудивший Скотта из вязкого болота воспоминаний, втащив обратно на бренные берега реальности.
За окном шумел дождь. Судя по доносящимся снизу звукам, шум был частью «следственных мероприятий». Картер продолжал внимательно смотреть на своё начальство, ожидая реакции на что-то, что Мэттью пропустил. Так и не дождавшись, Алекс решил зайти с другой стороны:
– Хорошо, раз уж вы вспомнили об AEON. Вы не думали, что это может быть их утечка? Они же когда-то работали с «панцирями» и реабилитацией медицинских церебралов, пока сами под санкции не попали по третьему разделу. Или же, – эта догадка даже звучала безумной, но Картер решил идти в своих построениях до конца: – Или же это действительно робот. AEON вроде подобным несколько лет назад занимались, что-то было такое в новостях. Что-то вроде создания искусственного мозга наподобие человеческого…
– Исключено. Этим мозгом все, кому не лень последние полвека занимаются. Результаты видел! А все эти, как ты выразился, «искусственные мозги» – это всё роботы. Обычная техника, и правила к ней те же, что и к любой другой технике: никакой имитации, тем более – настолько неотличимой от человека! Я уж не говорю о том, что этот наш «бот» ест человеческую пищу. Это же нонсенс для робота!
Он поднялся из кресла, подходя к окну. За стеклом из дождливой мглы вырастали обвешанные гирляндами подсветки силуэты небоскрёбов, нависающих над участком, один выше другого.
– Денег им некуда тратить, вот что я тебе скажу! – Мэтт чуть ли не выплюнул это. – Всегда и везде, где надо, можно обойтись обычным ИИ, они куда эффективнее, чем… это. Вот скажи, Алекс, нужен тебе терминатор с человеческими мозгами? Мне вот – нет. Нам таких хватило по самое не хочу. Искусственный мозг! Идентичный человеческому, боже! Что это? Зачем это? Я не знаю, людей копировать или воскрешать? Так что мертво – то мертво, а копия – это всего лишь подделка, как чат-бот. Что ещё можно придумать? Штамповать уже готовых обученных клонов? Нет, AEON, конечно, те ещё сволочи, но настолько нагло нарушать Конвенцию и международное право не рискнут даже они. Слишком много грязи поднимется, сам знаешь – их конкуренты съедят. Будь это утечка AEON, тем более – настолько серьёзная, они бы первыми нас на уши поставили…
– Может, – прервал гневную тираду Алекс, – всё-таки имеет смысл направить им запрос? На всякий случай.
– Попробуй – и я тогда тебя самого отправлю в их отдел кадров, – вяло огрызнулся Мэтт. – И сам с тобой пойду, а то заблудишься.
Он облокотился на подоконник, смотря за стекло.
– Ты же сам понимаешь, Алекс. Создавать неотличимого от человека робота, который ест, пьёт, дрожит от холода – полная глупость, достойная детского мультика! Не говоря уже о том, что это, как ты сказал?.. – он неопределённо покрутил рукой. – Утечка. Робот, выглядящий как человек, с военными замашками, немецким акцентом, околачивающийся в этом порту, без присмотра, без хозяина… о Господи, Алекс! Это же просто наркоманская фантазия!
– Зато трупы у нас в морге – не фантазия. Можете проверить, что от ваших построений они никуда не делись.
Отдельные замечания по поводу того, что инспектор слишком уповает на то, что все соблюдают Конвенцию, Алекс решил оставить при себе.
– Завтра-послезавтра мы получим записи со всех камер в порту, вот и убедимся, был там такой тип или нет – и кем он являлся.
– И что мы с этого получим, Алекс? – переспросил Мэттью. – Изъять и удалить, не просматривая. Кем бы он ни был – пускай идёт куда шёл. У нас и без него полно проблем. Толку гоняться за призраком.
– А если это все же…
– Этого я предпочту не знать.