Я впервые так сильно засмотрелся на небо. Синеву снова затянули серые облака, и на землю, порхая в воздухе в некоем танце, опускаются снежинки. Они летят вниз таким плотным полотном, что я с трудом могу разглядеть вату туч. Это выглядит красиво… очень даже красиво. Кроме того, облака совсем не серые, тяжёлые и грустные. Рыжий закат спрятался за завесой облаков и окрасил её в яркие цвета. Красный, розовый, оранжевый… У самого горизонта облака похожи на клубы огня. Игра цветов, ветра и снега развернулась над головой.

С Виллом под боком я стал слишком меланхоличным. Мой брат совсем меня разнежил, и я начинаю всё меньше смотреться колючим кактусом. Новые вещи, от которых я давно отвык, или которых вообще в моей жизни не было, крепко засели в моей повседневности. Например, стоит мне вернуться из универа полумёртвым, как Вилл сначала сверлит меня заинтересованным взглядом, а после убегает на кухню, ставит чайник и вытягивает из меня всё то, что осело тяжёлым грузом на душе. И тогда он показывает мне то, что я, в силу, наверное, своего характера, никогда не замечал — что чай становится словно расплавленное золото, если на него падает лишь свет небольшого светильника на стене; что если закрыть глаза, то можно оказаться где угодно, где только захочешь, и для этого ни колдовать, ни билет покупать уж точно не нужно; что только ночью в нашем районе настаёт такая тишина, которую невозможно пронаблюдать в другое время суток. Вилл научил меня улыбаться безо всякой причины — даже из-за пёрышка в волосах, с которым я чуть половину дня не проходил. Особенно Вилл ценит облака — пушистые белые, свинцовые тучи, редкие перистые… всякие. Он сравнивает их с ленивыми котами, спящими на небе клубочком или растянувшись во всю длину.

«— А ещё они мурлычат!

— Когда это?

— А когда гроза начинается… Начинают на своём голубом покрывале крутиться, тереться мордочками о небо и пролетающих мимо птиц. И их громкое мурлыканье слышно в самых отдалённых уголках.

— А молнии?

— А это искорки! В их глазах… они блестят на фоне туч, когда кошки играют друг с другом.

— А дождь?

— Слюна — коты устают, голодные становятся. Ну, или слёзы — мало ли, может, заиграются, поранятся… Блин, Билл! А это уже грустно…

— Тогда примем первый вариант. А чем же кормить таких больших животинок?

— Солнцем.»

Так происходит почти каждый вечер. Мы с Виллом просто проводим время вдвоём, за чаем и разговорами вообще ни о чём — о разноцветных кошках, золотом море в кружке, перьях и том, что частенько нас тревожит. Главное, что итогом этого становятся полная тишина на душе, покой и несравнимое ни с чем тепло. И всё равно на непонятки с преподом или на мать, от которой Вилл даже звонка так и не дождался — всё плохое резко уходит далеко-далеко, предоставив своё место подоспевшему смеху. Как раз именно Вилла я сейчас и жду у главного входа школы. Это стало своего рода традицией — мы вместе с Виллом возвращаемся домой, окружив друг друга какой-то неизвестной, но такой приятной аурой, описания которой я не могу найти.

Как будто где-то в сердце разжигается какой-то огонёк и начинает бежать вместе с кровью по всему организму. Он наполняет теплом все мышцы, органы, в особенности — лёгкие, что начинаешь задыхаться этим огнём. Жар слетает с губ, обжигая их до глубоких ран; лёгкие сжимаются, когда пытаешься что-то сказать; дым застилает глаза, став слёзной пеленой. Это что-то совсем новое… Огонь горит внутри, не утихая, когда я нахожусь рядом со своим братом. Это приятное ощущение, даже очень! Тело будто заново рождается — глаза видят яснее; любой звук становится намного звонче; с тела будто бы слезает старая кожа, подобно змеиной. Я на всё начинаю смотреть иначе, всё начинаю любить иначе. И всё потому, что рядом появляется весь всё ещё таинственный, лёгкий и до невозможного милый голубоволосый человечек.

Лирика так и прёт, твою мать!

Иначе я уже не могу себя ощущать рядом с братом. Вилл по-настоящему привязал меня к себе, обратил в совершенно другого человека за считанные месяцы. Я уже перестал капитально париться по поводу проблем брата, но стоит чему-то с ним случиться, как во мне снова просыпается что-то неподконтрольное. Огонь разжигается… Что это вообще за огонь? Чему он подчинён? Из-за чего появился? Почему он горит только рядом с Виллом и только тускло тлеет в остальное время? На это мне, к сожалению, ничего не может ответить — ни кошки в небесах, ни холодный камень крыльца школы за спиной, ни балерины-снежинки, летящие вниз и оставляющие морозные прикосновения на лице и руках.

«— А снежинки… они похожи на балерин. Такие же лёгкие — чарующе кружатся в воздухе, словно на сцене.

— Балерины?

— Да.

— Надо же… раньше я никогда не думал о вещах в таком ключе — облака-кошки, снежинки-балерины…

— Или же… Нет, нет! Снежинки — это перья! Перья ангелов, смотрящих на нас с небес. Да, именно…

— А… перьев так много…

— Ну, ангелы же каждый день прикрывают нас от всяких невзгод. Наши ангелы-хранители не мало перьев потеряли за всю нашу жизнь. Только представь, что с нами стало бы, если бы наш защитник ни разу не обратил на нас внимание?! Все их страдания и их утерянные перья — цена нашей жизни. <b>А иногда…</b> бывает так, что ангел находится среди таких же людей. У такого ангела нет крыльев, нимба и каких-то сверхъестественных сил, но есть такое же большое и доброе сердце. Оно кровоточит и болит за того, кого ангел защищает. Ангел бывает вспыльчив, резок, ведь ему не чужды человеческие чувства и порывы. Но он так же резко и пылко любит. Таких ангелов не так и много, они большая редкость. Но некоторым везёт… Как мне, например. Это я недвусмысленно намекаю, Билл… Вернее, Ангел-хранитель.»

Спокойно наблюдать за разноцветным небом мне помешал снежок, прилетевший мне прямо в затылок. Кусочки снега проскользнули дальше под куртку, что заставило меня поёжиться и даже выгнуться в спине от неприятного колючего ощущения. Я озлобленно фыркнул, оборачиваясь в поисках своего раздражителя. Тот сразу спрятал лицо в розовом шарфе и звонко захохотал. Длинные каштановые волосы подскочили в воздухе, заплясали вместе со снежинками. Карие глаза, полные искр и огня, с коварством смотрели прямо на меня, а их обладательница широко улыбалась, хлопая в ладоши.

— Мейбл, — прошипел я, наклонившись и набирая влажного липкого снега в руки. — Я поседел за эти пять секунд, что снег морозил мне спину! О таком надо предупреждать… — я бросил коварный взгляд на Пайнс, выпрямившись. Вплотную подошёл к ней. — Теперь уноси ноги.

— Ха-ха ты меня не догонишь! — глаза Мей блеснули азартом, она сделала шаг назад. — Я быстрее и шустрее тебя.

— Ну, это мы ещё посмотрим…

Мейбл склонилась вниз к сугробу, не переставая весело хохотать. Она подхватила снег в ладони и подбросила его вверх. Снежинки закружились на ветру, ветер сразу отнёс их мне в лицо. Стоило мне зажмуриться, как звонкий смех стал звучать всё дальше и дальше. Ну всё… это война!

Снег летел из-под ног, хитрый смех Мей эхом доносился до самых дальних уголков двора. Мейбл шустро бросала в меня снежки, попадая с завидной частотой, да и я ей не уступал. Снег рассыпался на мелкие крошки, врезавшись в плечо девушки, а с моей головы тут же слетела шапка, метко сбитая вражеским снежком. Лёгкий мороз, под конец дня охвативший улицу, уже не волновал — беготня по двору здорово согревала. Время летело незаметно. Долгий час ожидания стал сокращаться до минут. Дети и подростки с непониманием смотрели на высоченных лбов, бегающих по сугробам и играющих в снежки, но буквально через мгновение и сами пустились в бой друг с другом.

Честно, я отбивался достойно! И то, что Мейбл свалила меня в сугроб в скором времени не опровергает этого. Да… Что-то я расслабился под конец. Я отвлёкся на вспотевшую шею и сбитое дыхание, и тогда Пайнс оказалась непозволительно близко ко мне. Ловким ударом под коленку она сбила меня с ног и повалила на землю, обхватив руками за плечи. Это произошло быстро, а когда я начал попытки подняться и навалять Мейбл, та прижала меня обратно к мягкой рыхлой поверхности. Снег засыпался за воротник куртки, запутался в растрепавшихся ореолом вокруг головы прядях. На мою вполне ожидаемую реакцию — на отборный мат с шипением вперемешку — Мей расхохоталась и на мгновение отпустила меня. Тогда я уже собирался устроить заслуженное возмездие, но меня опередило вмешательство со стороны. Снежок прилетел Пайнс в каштановую макушку, розовая шапка покосилась и упала Мейбл на глаза.

Со стороны главного входа школы к нам направлялся Вилл. На его лице сияла улыбка, а с перчаток слетали снежинки. Было ясно, что это он меня и спас. Мейбл поправила шапку на голове, возмущённо охая, а после внимательно осмотрела нас с братом, даже не дыша. В карих глазах засверкало возмущение, губы разомкнулись в удивлении.

— Двое на одного?! Нечестно!

— Вполне честно, — с отдышкой ответил я, поднявшись с земли и смотря на Вилла. — Меня одного ты завалила, окей. Я с позором провалился, ты сильнее меня, Мейбл. Но вот теперь силы, считай, сравнялись!

Мейбл надула губы, но в глазах сверкнула искра. Девушка явно была готова к новой битве.

— Хей! — Пайнс привлекла внимание ребятни неподалёку. — Не, я одна не останусь. Давайте мы все против вас двоих? — девушка обвела взглядом пятерых подростков.

Ну, в пользу Мейбл значительный перевес. Теперь уже я готов вопить о несправедливости.

Всё возобновляется слишком резко. Снежки снова замаячили в воздухе, смех зазвенел громкими тонкими колокольчиками. Вилл прикрывал меня с тыла, пока я принимал на себя основной удар спереди. Мейбл шустро и ловко уворачивалась; остальная ребятня, что ниже меня головы на две с половиной, слишком быстро мечется из стороны в сторону, так что и попасть в них сложно, и увернуться тоже. Вилл широко улыбался, щёки покраснели от холода, а в глазах прыгали настоящие искорки счастья. Мы с Виллом постепенно отходили к линии забора, возвышающегося вокруг школы. Это самое лакомое место в данной ситуации — широкие деревья являются прекрасным укрытием. Закатное солнце прятало нас в тень, порой слепило глаза. Долгое время выбранное нами место казалось мне лучшим уголком, и победить нам с Виллом не составило бы труда. Да вот только мы оказались окружены. Брат прижался ко мне спиной крепче, озираясь по сторонам. Казалось, он пытался найти выход из ситуации, пока я продолжал пытаться завалить Мей с её компашкой. Снежки представляли из себя чуть ли не сплошную стену, обе стороны отбивались как могли. Но дети потихоньку добирались до победной точки — вокруг нас с Виллом выстроилось почти сплошное кольцо. Отступать было некуда, через сугробы быстро не выберешься.

Провал наступил резко и неожиданно. Один из снежков прилетел мне прямо в затылок сбоку. Вилл отвлёкся на меня, несколько обеспокоился. И совершенно не заметил, как оказался в опасном положении, выглянув из-за дерева. Следующий снежок попал уже в брата, отчего тот склонился низко к земле, схватившись за лицо ладонями. Плотный мячик попал ему в глаз.

Вилл всё никак не отнимал рук от лица, тихий скулёж донёсся до моего уха. Как я ни пытался взглянуть на Вилла, тот не позволял мне этого сделать, отстраняясь. Его плечи дрожали, голубые волосы совсем растрепались под шапкой. Снежки всё ещё врезались в раздвоённый ствол дерева, и битва всё ещё продолжалась. Я стянул с шеи белый шарф и замаячил им в воздухе. Мейбл сразу откликнулась громким возгласом, знаменуя свою победу. Но стоило ей оказаться рядом, как радость сразу сменилась на беспокойство.

— Вилл… — голос девушки тихонько дрогнул. — Что случилось? Как это…?

Вилл молчал, его тяжёлое дыхание сводило меня с ума. Мейбл ни на секунду не затихала, остальная ребятня сбежалась и выстроилась вокруг нас в полукруг. Бардак в голове мне всё никак не удавалось унять, даже руки задрожали. Наконец, Вилл аккуратно выглянул из-за ладоней, вздохнул и наконец унял дрожь в теле и голосе. Первое, что я увидел — покрасневшая кожа вокруг левого глаза. Я коснулся руками ладоней брата совсем отвёл их в стороны. Вилл всё никак не мог разомкнуть левое веко, снежинки растаяли на покрасневшей коже и светлых прядках.

— Всё в порядке, — тихо произнёс Вилл, стараясь открыть глаз. — Правда, ничего серьёзного.

Молчание так толком и не перебилось. Брат продолжал смотреть в упор на меня; на его губах появилась лёгкая улыбка, которая иногда искажалась шипением от боли с левой стороны. Я помог Виллу снять с рук перчатки, тот накрыл ладонью глаз и снова мне широко улыбнулся. Огонь разгорается… Пламя вновь забегало по телу и тормознулось в области шеи. Там оно заклокотало, заставило появиться комок в горле, из-за чего я тихонько кашлянул. Мурашки высыпали на груди, а между воротником куртки и разгорячённой кожей шеи сгустился жар. Я совершенно не понимал, что со мной происходит. И совершенно не знал, что с этим делать и надо ли вообще что-то предпринимать. Всё вокруг перестало волновать, сменилось густым угольным туманом. Только сбитый с толку образ Вилла оказался важен. Наконец, брату удалось приоткрыть повреждённый глаз, и я увидел красную сеть капилляров, исполосовавших белок. Вилл с трудом мог держать глаз открытым, но продолжал утешать меня, улыбался во все тридцать два, хоть и немного всхлипывал.

— Ну и кто такой меткий? — спросил я, отвлекаясь от Вилла на подростков и Мейбл.

Те молчали, а один из юношей кусал губу и бегал глазами из стороны в сторону. На него пало подозрение.

— Я-я… не хотел. Я не думал, что попал именно в глаз! — у парнишки началась паника. — Вилл, извини…

— Ладно вам… Билл, это же всего лишь игра. Всякое случается, — Вилл взял меня за руку. — Я ни в коем случае не обижаюсь или типа того.

Абсолютно всех нас сбила с толку такая ситуация, и прийти в себя казалось невыполнимой задачей. И всё-таки, нам уже пора по домам. Уже почти стемнело, да и… ситуация. Снежинки продолжали спускаться на землю, покрывая всё вокруг новым бархатистым слоем, а небо потихоньку стало сиренево-синим. Холодный морозный воздух забирался под одежду, крепчал, укрывал полотном всю улицу.

— Похоже, пора уже расходиться по домам, — начал я, поднявшись с земли.

Вилл пытался успокоить болящий глаз, искусал губы чуть ли не до крови. В воздухе всё ещё стояла напряжённая атмосфера, которая не позволяла ни одному из нас сказать хотя бы слово. Я подал Виллу руку, помог подняться. Он, казалось, тоже был очень огорчён, как и все мы, здесь собравшиеся. Конечно, ему зарядили в глаз крепким снежным шариком. Не будешь тут огорчён. Я обычно за такое мщу пенделем… Но Вилл — не я, и вряд ли кого-то ударит. Он всё ещё тихий, спокойный и добрый — мухи не обидит. Моему брату ещё повезёт, если отделается просто покраснением. А ведь может быть и синяк!

Мейбл, видимо, решила разрядить атмосферу, прогнать напряжённость и тяжесть между нами. Поэтому залепила мне сначала снежком в спину, а после повалила на землю. Снег снова взмыл в воздух вместе со смехом, вслед за смехом Мейбл на лицах подростков появились улыбки. Вилл же открыто засмеялся, столкнув Мей в снег и упав туда, утянутый ею. Мы трое никак не могли унять улыбки, что словно по волшебству не желали уходить и всё держали уголки наших губ в одном и том же положении.

[•]

Всю дорогу до дома Мейбл не могла умолкнуть. Сегодняшний день был насыщенным с самого утра, когда сонная девушка вместе со мной перепутала номера автобусов, и мы оказались чуть ли не на другом конце города. И закончился этот день так же насыщенно. Глаз Вилла уже не болел. Брат уже о нём не беспокоился, всё так же спокойно улыбался, пока в моей душе творилось что-то поистине страшное. Всё моё естество перевернулось с ног на голову, лёгкие уже тихо тлели, а пожар бежал по другим органам. Горели вены и капилляры, словно оголённые провода. Сердце болезненно сжималось, когда пламя касалось его стенок. И тем не менее, сердце не горело — только лишь грелось в опасном для живой ткани огне. Этот пожар по-настоящему был приятен жизненно важному органу.

Дома Вилл всё же попросил меня помочь с травмой — мало ли что, и волнение крепко взяло брата за горло. Пока я всматривался в повреждённый глаз и задавал Виллу вопросы по поводу его самочувствия, он ощущал себя совершенно спокойно. От былого страха и слёз не осталось и следа. Вилл держал себя в руках, не позволял слезам появиться на его лице. О большем я и не мечтал с момента появления брата у меня дома. Моя последняя и самая важная мечта сбылась — мне удалось помочь Виллу справиться с проблемами. Но, возможно, лишь частично… И можно ожидать чего-то нового, либо от Брайана Бейкера, либо от чего-то из прошлого.

Я снова не хочу о таком думать. Меня отвлекают от тяжёлых мыслей искорки в голубых глазах напротив. Они причудливо скачут по колечку радужки, тонут в отражении лампочки над нашими головами и вновь загораются сильнее. Я никогда подобного, кажется, не видел. Тёплые моря в чужих глазах настолько меня привлекли, что мои движения стали медленнее, а речь так и вовсе оборвалась. Это привлекло Вилла. Светлые брови сдвинулись к переносице, а в глазах в волнении заплескались беспокойные солёные волны.

— Билл? Всё хорошо?

— Да, да. Тебе не о чем беспокоиться… — я поражаюсь тому, как легко мне удалось вернуть над собой контроль.

— Просто… ладно, не будем. С тобой правда всё хорошо? — тонкие ладони легли поверх моих ладоней, пальчики огладили каждый их сантиметр.

— Да…

Сердце клокочет… Огонь разгорается.

Скоро от меня вряд ли что-то останется.

Горстка серого пепла, нить сизого дыма. 

И чувств полотно, обращённое к Виллу.

[•]

— Трэвис… мне страшно. Ты уверен, что всё сработает?

— Это лишь изначальный набросок, крошка. Я ещё не собрал абсолютно всю информацию, нужную нам. Совсем скоро все части сольются в единую рабочую систему. Только доверься мне и помоги всем, чем только сможешь. И тогда всё будет хорошо…

— Ты же и сам боишься — у тебя пальцы трясутся.

Юноша обратил на себя внимание. И правда — страх следует по пятам, заставляет сомневаться в собственных утверждениях, которые были полностью обоснованы секундами или минутами ранее. Джилл берёт руки юноши в свои ладони, сжимает их крепко и тепло, стремясь приободрить возлюбленного. В сердце что-то вьётся и кружится за него.

— Хоть я и боюсь… я чётко уверен, что вместе с тобой точно справлюсь.

— Ты мне льстишь, Трэвис! — тихая усмешка промелькнула в словах девушки.

— Ни капли, Джилл...