Эймос не мо­жет отор­вать глаз от Магды: длин­ные во­лосы зап­ле­тены в ту­гую ко­су, но нес­коль­ко прядей пос­то­ян­но ле­зут в гла­за, и она бе­зус­пешно пы­та­ет­ся их сдуть. Ма­лино­вое платье в мел­кий горошек ярос­тно ата­ку­ет­ся вет­ром, и де­вуш­ке то и де­ло при­ходит­ся его поп­равлять. Она сер­ви­ру­ет стол для при­хожан, рас­кла­дыва­ет та­рел­ки, поп­равля­ет бе­лос­нежную ска­терть. Кри­тичес­ки осматри­ва­ет каж­дое блю­до, бо­ясь, что её стряп­ня ма­ло ко­му пон­ра­вит­ся.

— Магда, ты пос­та­ралась се­год­ня на сла­ву, — Эймос улы­ба­ет­ся ей, и Магда сму­щен­но зап­равля­ет волосы за ухо. Ком­пли­мен­ты пас­ты­ря ей не­веро­ят­но при­ят­ны, они заставля­ют её стыд­ли­во краснеть.

— Я пой­ду, пад­ре, мне уже по­ра до­мой. На­вер­ня­ка Билли заж­дался.

— Пос­той, мо­жет, ос­та­нешь­ся?

Магда рас­те­рян­но ка­ча­ет го­ловой и от­во­рачи­ва­ет­ся.

— Не ду­маю, что го­рожа­не за­хотят ме­ня здесь ви­деть. Вы же зна­ете, они ме­ня не очень лю­бят.

— Но ты ста­ралась, по­мога­ла мне. Ос­тань­ся, мне бы­ло бы очень при­ят­но.

Магда в сом­не­ни­ях под­ни­ма­ет гла­за, не­реши­тель­но топ­чется на мес­те, и Эймос одоб­ри­тель­но ки­ва­ет, ока­зывая под­дер­жку. Но де­вуш­ку гры­зут сом­не­ния, ей не хо­чет­ся оби­жать пас­ты­ря, но и ощу­щать на се­бе не­одоб­ри­тель­ные осуж­да­ющие взгля­ды вы­ше её сил.

— Я не уве­рена.

— Ос­тань­ся.

Го­лос пад­ре не то, что­бы влас­тный, но зас­тавля­ет слу­шать­ся, и Магда не­хотя са­дить­ся на стул. Эймос улы­ба­ет­ся ей, теп­ло и лас­ко­во, и его ра­ду­ет, что де­вуш­ка ос­та­лась с ним. Он всё ещё ле­ле­ял надежду по­мирить её с жи­теля­ми их не­боль­шо­го го­рода. Но бла­гот­во­ритель­ный обед ока­зыва­ет­ся нас­то­ящим про­валом, и Эймос впос­ледс­твии ко­рит се­бя за на­ив­ность и ве­ру в лю­дей.

Ста­рые ле­ди во­ротят от Магды нос, не здо­рова­ют­ся с ней и иг­но­риру­ют её ру­ку, про­тяну­тую для ру­копо­жатия. Они фыр­ка­ют и ко­сят­ся на неё, зас­тавляя де­вуш­ку не­лов­ко те­ребить по­дол сво­его платья, пы­та­ясь хоть чем-то за­нять пус­тые ру­ки. Магда не­обы­чай­но блед­на и ско­вана, она ёжит­ся под не­одоб­ри­тель­ны­ми ос­тры­ми взгля­дами, прон­за­ющи­ми её нас­то­ящи­ми кин­жа­лами.

В воз­ду­хе ца­рят нап­ря­жение и гне­тущее мол­ча­ние, щед­ро сдоб­ренные че­лове­чес­кой не­навистью. Магда поч­ти ни­чего не ест, ру­ки её опу­щены под сто­л, а не­видя­щий взгляд ус­тавлен в по­лупус­тую та­рел­ку. Слы­шен цо­кот ви­лок о ке­рами­ку, чей-то шё­пот, и Эймос мол­чит, при­дав­ленный пли­той отчаяния. Ему не­веро­ят­но жаль из­гнан­ную из об­щес­тва Магду и чер­тов­ски стыд­но за свою пас­тву. Она не зас­лу­жила та­кого об­ра­щения.

— Пас­тырь, обед прос­то за­меча­тель­ный. Кар­то­фель под сыр­ным со­усом вос­хи­тите­лен. Не поделитесь ре­цеп­том? — сме­ёт­ся мис­сис Ройч. Её го­лос про­резы­ва­ет ти­шину, слов­но ту­пой нож ка­мен­но хо­лод­ное мас­ло.

— Ду­маю, сто­ит об­ра­тить­ся с этим воп­ро­сом к Магде. Это она всё при­гото­вила.

Магда ода­рива­ет Эймоса воз­му­щён­ным и од­новре­мен­но ис­пу­ган­ным взгля­дом. Ти­хий ро­пот поднима­ет­ся над сто­лом.

— Ох, я ду­мала… Свя­той отец, вы не бо­итесь, что она нас всех от­ра­вит?

Нас­ту­па­ет зве­нящая стек­лом ти­шина, обе­да­ющие тут же ми­гом от­кла­дыва­ют но­жи и вил­ки, кто-то шум­но взды­ха­ет и оха­ет. Эймос блед­не­ет от та­кой наг­лости и да­же те­ря­ет­ся. Мис­тер Дже­ннингс да­вит­ся тык­венным пи­рогом и шум­но на­чина­ет каш­лять, но ник­то не бро­са­ет­ся ему по­могать. Все испытующе смот­рят на пас­ты­ря.

— Не смей­те так ду­мать о Магде, — чёт­ко и не­веро­ят­но мед­ленно про­из­но­сит он. Его пра­вая ру­ка, зас­тывшая на ста­кане с во­дой, под­ра­гива­ет. — Я сот­ни раз уже го­ворил, что она обыч­ный че­ловек, как и все мы. Как и вы, мис­сис Ройч. Не су­дите да не су­димы бу­дете. Ник­то не сме­ет об­ви­нять другого че­лове­ка в его ошиб­ках…

— Но, пад­ре… Она же ведь­ма, она свя­залась с дь­яво­лом.

Кра­ем гла­за мед­ленно сви­репе­ющий Эймос ви­дит, как свер­ка­ют гла­за Магды, как её ли­цо на се­кун­ду, все­го лишь на се­кун­ду, прев­ра­ща­ет­ся в зас­тывшую мас­ку — ли­цо де­мона. Пас­тырь мор­га­ет и вот Магда уже уни­жен­но скло­ня­ет го­лову поч­ти к са­мой та­рел­ке. На её гла­зах блес­тят слё­зы. Эймос качает го­ловой, про­гоняя на­важ­де­ние, и не по­нима­ет, от­ку­да взя­лось столь страш­ное ви­дение. Не ина­че ду­хота. Пас­тырь вдруг осоз­на­ёт, что за­был, что имен­но толь­ко что хо­тел ска­зать, и мол­чит. Магда же рас­це­нива­ет его сту­пор по-сво­ему и рез­ко вста­ёт из-за сто­ла. Она ода­рива­ет мис­сис Ройч на про­щание стран­ным взгля­дом, и Эймос про­вожа­ет её оди­нокую фи­гур­ку, по­нимая, что, на­вер­ное, сто­ило про­водить её до до­ма.

На ду­ше ос­та­ёт­ся омер­зи­тель­ное чувс­тво пре­датель­ства и сты­да. На не­го смот­рит дваж­ды дю­жина пыт­ли­вых глаз. По­синев­ший мис­тер Дже­ннингс про­дол­жа­ет да­вить­ся пи­рогом, по­ка Эймос не ки­да­ет­ся ему по­могать.

***

— Эй!

Пас­тырь бе­жит со всех ног пря­мо на школь­ную пло­щад­ку, на­де­ясь ус­петь до то­го, как тя­жёлая деревян­ная би­та опус­тится Магде на го­лову. Оли­вер Ройч на се­кун­ду за­мира­ет и раз­дра­жён­но скалит­ся, не­доволь­но опус­кая би­ту. Магда си­дит на зем­ле, низ­ко опус­тив го­лову, Эймос ви­дит её разод­ранные в кровь ко­лени и гряз­ные ру­ки, она одёр­ги­ва­ет зад­равшу­юся школь­ную юб­ку и поднима­ет гла­за на сво­его обид­чи­ка. Вок­руг них тол­пятся стар­шеклас­сни­ки и ра­зоча­рован­но вздыха­ют, ког­да пас­тырь под­бе­га­ет к ним. Ройч не пря­чет­ся и да­же не от­хо­дит, лишь с не­навистью смот­рит на пад­ре.

— Что вы здесь за­были?! — Эймос не мо­жет от­ды­шать­ся, его страш­но ко­лотит от од­ной толь­ко мысли, что Магду мог­ли по­кале­чить.

Оли­вер ко­сит на де­вуш­ку, си­дящую в его но­гах, през­ри­тель­ный взгляд, а за­тем ус­ме­ха­ет­ся.

— Мы иг­ра­ем в бей­сбол. Прав­да? — наг­ло спра­шива­ет он у сво­их од­ноклас­сни­ков и те син­хрон­но ки­ва­ют, но мол­чат, то ли ис­пу­ган­ные, то ли не­доволь­ные, что их прер­ва­ли на са­мом ин­те­рес­ном мес­те.

Эймосу хо­чет­ся ска­зать что-то край­не мер­зкое и нра­во­учи­тель­ное, но он мол­чит, с ужа­сом по­нимая, во что прев­ра­ща­ют­ся эти де­ти. Оли­вер всё ещё дер­жит в ру­ках би­ту, за его спи­ной сто­ят ожи­да­ющие зре­лища и кро­ви под­рос­тки, Магда вы­тира­ет с ли­ца за­сох­шую кровь и при­лип­шие тра­вин­ки.

— Не ду­маю, что ди­рек­то­ру шко­лы пон­ра­вит­ся то, что ты со­бирал­ся сде­лать, — жёс­тко со­об­ща­ет пас­тырь, но Ройч сме­ёт­ся пря­мо ему в ли­цо, злоб­но и мес­та­ми жут­ко.

— Вы ду­ма­ете, ему ин­те­рес­на эта ведь­ма?

Эймос ед­ва сдер­жи­ва­ет­ся от то­го, что­бы не уда­рить маль­чиш­ку в ли­цо, он сжи­ма­ет и раз­жи­ма­ет кулаки, по­ража­ясь сво­ему гне­ву. Его не­веро­ят­но вы­беши­ва­ет наг­лость юно­ши, и пас­тырь ед­ва ли мо­жет нор­маль­но со­об­ра­жать. Сер­дце сжи­ма­ет­ся, ког­да он смот­рит на Магду, зак­ры­ва­ющую разбитое ли­цо встрё­пан­ны­ми во­лоса­ми.

— Ду­маю, его боль­ше за­ботил бы ис­пачкан­ный её дря­нной кровью га­зон.

Гла­за Оли­вера свер­ка­ют яростью, и Эймос чувс­тву­ет омер­зе­ние. Под­рос­тки вок­руг них сме­ют­ся, но тут же за­тиха­ют под стро­гим взгля­дом пас­ты­ря. Он бы обя­затель­но приг­ро­зил им, что их ро­дите­ли обо всём уз­на­ют, но проб­ле­ма бы­ла в том, что ро­дите­ли как раз-таки под­держи­вали сво­их де­тей. Не­нависть к Магде рос­ла и пог­ло­щала го­род.

— Пад­ре, вам луч­ше выб­рать пра­виль­ную сто­рону, — за­яв­ля­ет Ройч, и Эймос не мо­жет сдер­жать вздох удив­ле­ния. Бесс­тра­шие и наг­лость Оли­вера по­ража­ют. — Не­зачем за­щищать от­бро­сов общес­тва. По­иг­рать в бей­сбол мож­но и зав­тра, и пос­ле­зав­тра, и не толь­ко в шко­ле.

Сло­ва пар­ня со­чат­ся ядом, и Эймос не на­ходит, что от­ве­тить. Его прось­бы оду­мать­ся тут же бу­дут ос­ме­яны, лю­бое сло­во при­нято в шты­ки. Тол­па зе­вак рас­хо­дит­ся, шум­но что-то об­суждая. Пас­ты­ря про­вожа­ют не­доволь­ным, да­же злоб­ным взгля­дом, на Магду смот­рят с осо­бой не­навистью. Кто-то гром­ко удив­ля­ет­ся то­му, как зем­ля умуд­ря­ет­ся но­сить та­ких, как Магда. Са­ма де­вуш­ка ода­рива­ет сво­их обид­чи­ков стран­ным взгля­дом, Эймос не ви­дит её глаз, но го­тов пок­лясть­ся, что этот взгляд по­хож на тот, что он ви­дел рань­ше.

— Я мог­ла бы спра­вить­ся са­ма, — су­хо бро­са­ет Магда, иг­но­рируя про­тяну­тые ру­ки пас­ты­ря.

— Че­го он хо­тел?

— За­чем спра­шива­ете, ведь всё и так оче­вид­но.
Эймос чувс­тву­ет се­бя ви­нова­тым, он под­хва­тыва­ет школь­ную сум­ку, тя­жёлую, до вер­ху за­битую учебни­ками, и пред­ла­га­ет Магде её под­везти. Она ста­ратель­но пы­та­ет­ся от­те­реть ис­пачкан­ные грязью ла­дони, по­ка пас­тырь не про­тяги­ва­ет ей бу­тыл­ку с во­дой. Де­вуш­ка ко­сит­ся на не­го, недоволь­но под­жи­мая гу­бы, но по­мощь всё же при­нима­ет.

— Дав­но они так с то­бой?

— С тех са­мых пор, как вы из­гна­ли из ме­ня де­мона.

— Ты в этом не ви­нова­та.

— Нап­ро­тив, свя­той отец. Ведь вы са­ми всем рас­тру­били о том, что я за­нима­лась кол­довс­твом. Магия выж­гла во мне ду­шу и ос­во­боди­ла мес­то для де­мона. Я са­ма ви­нова­та в сво­их бе­дах. Мне не вы­молить свои гре­хи, Бог ме­ня не прос­тит.

— Бог уме­ет и лю­бит про­щать, — Эймос смяг­ча­ет­ся, тя­нет­ся к раз­би­тому ли­цу Магды, уби­ра­ет прилип­шие к ще­ке во­лосы. — Он про­ща­ет всех, кто его об этом про­сит. Он добр ко всем, он не де­ла­ет вы­бор в поль­зу то­го или ино­го че­лове­ка. Все мы для не­го де­ти, и все мы дос­той­ны его люб­ви. Мо­лись ему, и он сни­зой­дёт к те­бе.

Магда в ли­це не ме­ня­ет­ся, всё та­кая же уг­рю­мая, а в гла­зах по­лыха­ет пла­мя.

— Он нес­пра­вед­лив.

Эймос ки­ва­ет, ему не­чего от­ве­тить на столь силь­ный ар­гу­мент. Он и сам зна­ет, что мно­гое в жиз­ни край­не нес­пра­вед­ли­во. Единс­твен­ное, что он мо­жет ска­зать так это то, что там на­вер­ху луч­ше зна­ют.

— По­чему я дол­жна быть на­каза­на за свою прос­ту­пок, а они, из­би­ва­ющие ме­ня за это, нет?

— Они по­лучат своё спол­на.

Магда вне­зап­но за­мира­ет и её раз­би­тые су­хие гу­бы рас­тя­гива­ют­ся в до­воль­ной улыб­ке.

— Как ско­ро?

Эймоса пу­га­ют та­кие сло­ва, да и са­ма Магда на­чина­ет его пу­гать. Пря­мо как тог­да в цер­кви, ког­да она за­яви­ла, что Бо­га нет.

— Я не мо­гу от­ве­тить на твой воп­рос, — приз­на­ёт­ся Эймос, на­де­ясь та­ким об­ра­зом пос­та­вить точ­ку в неп­ростом раз­го­воре. Он стру­сил и за­мял­ся. Магда не нас­та­ива­ет, она ду­ма­ет о чём-то сво­ём, по­ка пад­ре об­ра­баты­ва­ет кро­вото­чащие ра­ны на её кра­сивом ли­це.

***

— Requiem aeternam dona eis Dоmine, et lux perpetua luceat eis. Requiescant in pace. Amen.*

На клад­би­ще ца­рит гне­тущая ти­шина, слыш­но, как ве­тер ше­лес­тит лис­твой и нав­зрыд ры­да­ет мать Оли­вера. Его хо­ронят в зак­ры­том гро­бу, и оди­нокие кап­ли дож­дя ос­тавля­ют на крыш­ке раз­во­ды. Пас­тырь зак­ры­ва­ет Биб­лию, мол­ча наб­лю­дая за тем, как гроб опус­ка­ют в све­жевы­рытую мо­гилу. Ба­буш­ка Оли­вера, ста­рая мис­сис Ройч, бе­рёт в ру­ки чёр­ную мок­рую зем­лю и ки­да­ет на гроб. Эймос бе­зучас­тно от­во­дит взгляд и смот­рит по­верх чу­жих го­лов ку­да-то вдаль, на се­рое пас­мурное не­бо. На по­хоро­нах как всег­да мрач­но и жут­ко, чёр­ные во­роны ле­ниво ца­рапа­ют ког­тя­ми мра­мор­ные пли­ты, вя­нут и сох­нут цве­ты.

Пас­тырь приг­ля­дыва­ет­ся и ви­дит у ка­лит­ки оди­нокую строй­ную фи­гур­ку, об­ла­чён­ную в чёр­ное. Он тут же уз­на­ёт Магду и в сом­не­ни­ях топ­чется на мес­те. Его так и тя­нет к ней по­дой­ти. Но ухо­дить дур­ной тон — гроб ещё не за­копан. Дождь на­чина­ет ид­ти силь­нее, мать Оли­вера ры­да­ет всё громче, её плач под­хва­тыва­ют дру­гие.
Эймосу очень стыд­но, он свя­щен­ник, глас Бо­жий, он дол­жен со­чувс­тво­вать и со­пере­живать ут­ра­те, по­могать ду­ше Оли­вера об­рести по­кой. Но внут­ри у пас­ты­ря лишь раз­го­ра­ет­ся лю­тое зло­радс­тво. Этот наг­лый маль­чиш­ка по­лучил спол­на. Смерть его бы­ла по­ис­ти­не ужас­ной: на не­го об­ру­шил­ся по­толоч­ный вен­ти­лятор и его на­мота­ло на ло­пас­ти. Го­вори­ли, кро­ви бы­ло мно­го: на по­лу, на сте­нах, на по­тол­ке. В мор­ге вен­ти­лятор приш­лось раз­ре­зать на час­ти, что­бы ос­во­бодить те­ло.

У Эймоса дур­ное пред­чувс­твие, он то и де­ло прок­ру­чива­ет в го­лове сло­ва Магды. Пе­ред гла­зами её по­роч­ное ли­цо и не­нависть в зе­лёных гла­зах.

Гроб за­копан, и пас­тырь спе­шит прочь с тер­ри­тории клад­би­ща. Магда смот­рит на не­го ви­нова­то, прис­ты­жен­но, но мол­чит. Эймос хва­та­ет её под ру­ку и уво­дит по­даль­ше от во­рот, зная, что, ес­ли её кто-то здесь уви­дит, ей нес­добро­вать.

— Я не хо­тела.

Зву­чит боль­ше как воп­рос, чем оп­равда­ние, но Эймос не злит­ся. Он в сме­шан­ных чувс­твах. Магда от­пи­хива­ет нос­ком бо­тин­ка ка­меш­ки, и на блед­ном лбу пас­тырь ви­дит ро­зова­тый шрам от крес­та. Он, не осоз­на­вая, что де­ла­ет, ка­са­ет­ся его ру­ками, и де­вуш­ка вздра­гива­ет, не­до­умён­но хму­ря брови.

— Это бы­ла ты?

Магда не­пони­ма­юще мор­га­ет, Эймос смот­рит ей пря­мо в гла­за. Они боль­шие, свет­ло-зе­лёные, зрачок уз­кий, слов­но точ­ка тон­не­ля, но в нём пас­тырь ви­дит своё от­ра­жение. Ли­цо у де­вуш­ки мокрое, ро­зовые гу­бы при­от­кры­ты от удив­ле­ния. На шее мел­ко бь­ёт­ся тон­кая це­поч­ка, Эймос опускает гла­за на зо­лотой крес­тик, по­ко­ящий­ся на гру­ди.

— Ты по­жела­ла ему смер­ти?

— Я по­жела­ла, что­бы он по­лучил своё. Я не ду­мала, что это смерть.

— Ты лжёшь, — вне­зап­но за­меча­ет пас­тырь, и улыб­ка оза­ря­ет ли­цо Магды. Эймосу ста­новит­ся неимовер­но жут­ко, он одёр­ги­ва­ет паль­цы от её лба, слов­но об­жи­га­ет­ся.

— Ты ни­чего ему не же­лала. Ты прос­то сде­лала.

— Я ни­чего не де­лала, пад­ре. Я по­моли­лась, как и вы мне по­сове­това­ли. Я поп­ро­сила Бо­га, что­бы он воз­дал Оли­веру за все его гре­хи. А на сле­ду­ющий день он умер. Я сде­лала что-то пло­хое? Я ведь не про­сила его уби­вать, я лишь хо­тела, что­бы он по­лучил то, что зас­лу­жил. Я не хо­тела, что­бы он умер.

Эймос хму­рит­ся, Магда ка­жет­ся ис­крен­ней, но тре­вож­ный ко­локоль­чик в гру­ди пас­ты­ря зву­чит всё нас­той­чи­вей. Ему хо­чет­ся ве­рить в сло­ва де­вуш­ки, но что-то тут не так. У Магды гу­бы потрескавшиеся, всё ещё в ца­рапи­нах. Си­няк на ску­ле го­рит жёл­тым цвет­ком, и Эймос при­каса­ет­ся к не­му, гла­дя ко­жу.

— Раз­ве тот, кто бь­ёт то­го, кто не мо­жет се­бя за­щитить, зас­лу­жива­ет жиз­ни?

Эймос круп­но вздра­гива­ет и от­во­дит взгляд. Ему про­тив­на и до­нель­зя омер­зи­тель­на мысль, что Оливер под­нял на эту хруп­кую де­вуш­ку ру­ку. И по­делом ему. Эймос про­сит про се­бя про­щения за столь пос­тыдные мыс­ли, со­бира­ясь по­том вдо­воль по­молить­ся в цер­кви, за­мали­вая свои греш­ные мыс­ли. На­вер­ное, он и вправ­ду зас­лу­жил, отс­тра­нён­но ду­ма­ет пас­тырь, хоть и умом по­нима­ет, что Магда со­вер­ши­ла оче­ред­ной грех. Так нель­зя. Си­ла мо­лит­вы ог­ромна.

— Пас­тырь, — Эймос под­ни­ма­ет на неё взгляд. — Это я его уби­ла?

— Нет, — по­думав, от­ве­ча­ет он, и Магда об­легчён­но взды­ха­ет. — Ес­ли так слу­чилось, зна­чит, так дол­жно бы­ло быть.

— Но я всё рав­но ви­нова­та?

Эймос мол­чит, а по­том от­ри­цатель­но мо­та­ет го­ловой. Ему не хо­чет­ся, что­бы эта де­воч­ка нес­ла на сво­их пле­чах груз от­ветс­твен­ности за чу­жую жизнь. Он не хо­чет, что­бы она ко­рила се­бя за смерть та­кого уб­людка, как Оли­вер Ройч.
Магда пос­лушно ки­ва­ет и вдруг под­хо­дит бли­же, вплот­ную, при­под­ни­ма­ет­ся на цы­поч­ках, и в следу­ющую се­кун­ду Эймос по­нима­ет, что она со­бира­ет­ся сде­лать. Магда роб­ко ль­нёт к его сомкнутым гу­бам, зас­ты­ва­ет, слов­но ожи­дая от­ве­та. Зах­ва­тыва­ет его ниж­нюю гу­бу, не­уме­ючи, дрожа от не­лов­кости и сму­щения. Пас­тырь чувс­тву­ет вкус мок­рых от дож­дя губ, их пульсацию и про­ходит­ся язы­ком по раз­би­тым чу­жими ру­ками гу­бам.
Он отс­тра­ня­ет­ся пер­вым, го­ря всем те­лом от ужа­са со­де­ян­но­го. Пас­тырь гло­та­ет спёр­тый воз­дух, в го­лове са­мый нас­то­ящий ту­ман из ра­дос­ти, про­низы­ва­ющей его с ног до го­ловы. Сер­дце бь­ёт­ся как бе­зум­ное, слов­но пти­ца в клет­ке. Магда улы­ба­ет­ся, сму­щён­но опус­кая го­лову.

— Прос­ти­те ме­ня, пад­ре, я не дол­жна бы­ла это­го де­лать.

— Не дол­жна… — под­твержда­ет Эймос, не­воль­но ку­сая свои гу­бы. Магда смот­рит на не­го испытующе, в чёр­ных зрач­ках плес­ка­ет­ся раз­врат.

В го­лове вер­тится лишь од­на мысль: так нель­зя, я пас­тырь, она моя пас­тва. Он толь­ко что пе­решёл гра­ницу, раз­де­ля­ющую их обо­их, по­нимал, что это опас­но и про­тиво­речит всем пра­вилам и законам. Бо­же, как стыд­но и неп­ра­виль­но, но Магда смот­рит на его гу­бы, улы­ба­ет­ся стыд­ли­во-похотли­вой улыб­кой, и на ду­ше вне­зап­но ста­новит­ся так теп­ло, слов­но кто-то оп­ро­кинул тёп­лое мас­ло. Эймос не мо­жет не улыб­нуть­ся в от­вет, и ра­дос­ти нет пре­дела, но так нель­зя.

— Иди до­мой, — шеп­чет он Магде, а она, ду­роч­ка, улы­ба­ет­ся, блед­ные щё­ки ро­зове­ют, мок­рые во­лосы на­лип­ли на ли­цо. Она идёт, ди­ко мед­ленно, ог­ля­дыва­ет­ся че­рез каж­дые два ша­га, непозволитель­но рос­кошно пош­ло ку­са­ет свои гу­бы, и Эймос злит­ся на се­бя за столь не­об­ду­ман­ный пос­ту­пок.