В нос забивается смрад и сладковатый запах крови на прогнивших деревянных досках. Дышать до одури противно, и Эймос задерживает дыхание, стараясь не смотреть на изувеченный труп, подвешенный под потолком. Он всё ещё качается, тросы натужно скрипят, словно кто-то постоянно дёргает несмазанную калитку. Капли крови монотонно падают на пол, хлюпает под ногами бордовая влага.

— Надо бы снять, — задумчиво бормочет шериф Шелтон, оглядывая осквернённую изнутри церковь.

— Будь добр, — раздражённо шепчет пастырь, с горечью собираясь коснуться спинки скамьи.

— Нет, не трогай, отпечатки ещё не сняли, — предупреждает его шериф, и Эймос с сожалением вздыхает. Он даже не может прикоснуться к своему детищу. Изуродованному детищу.

В церкви до ужаса мерзко и грязно, это уже далеко не святое место, где каждый мог бы очиститься и замолить свои грехи. Здание пыхтело и изрыгало скверну, топя окружающую территорию ядом.

Труп продолжает скрипеть, будто вздыхает, и Эймос невольно поднимает глаза: он не знает, кто перед ним, человека не узнать — с него содрана кожа. Одно сплошное красное месиво, пастырь не может различить даже конечностей, непонятно что где находится.

— Церковь придётся опечатать.

— Да, — устало кивает Эймос и выходит на свежий воздух. Дышать кровью больше невозможно, жутко кружится голова.

Сегодня воскресное утро, толпа горожан, пришедшая на службу, в ужасе жмётся друг к другу, в панике что-то громко обсуждая. Как только отец Эймос выходит за двери, паства затихает и смотрит на него, поблёскивая глазами. На лицах у них страх и недоумение, они ждут ответа, будто он сейчас назовёт имя убийцы, но Эймосу нечего им сказать. Он понимает, что должен их успокоить, именно для этого он и нужен, но в голове пустота. Он вымотался и устал.

Пол под ногами скрипит, и на секунду пастырю кажется, что за его спиной стоит труп, но это просто шериф вышел из церкви. Он мельком глянул на толпу, что обратила свой взор на него, и медленно кому-то кивнул. Полицейские грубо, но верно погнали прихожан прочь. Те подняли ропот, но тут же замолчали, даря наконец-то блаженный покой измученной церкви.

— Судмедэксперт говорит, кожу сдирали заживо.

— Избавь меня от подробностей, — просит Эймос, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота.

— Хорошо, — Шелтон морщится, глядя на высохшее багровое пятно от петушиной крови на ступеньках. — Ты кого-нибудь подозреваешь?

— Понятия не имею, кто такое мог сделать, — сущая правда, врать ему незачем.

— Ты уверен? Это уже не в первый раз.

— Я не знаю.

— Зато город знает, — многозначительно сообщает ему шериф, и Эймос резко поднимает голову, словно его оскорбили.

— Ты же понимаешь, что это не она.

— Утверждать не стану, но всё может быть.

— Бред, — для пущей убедительности пастырь качает головой и сжимает кулаки. Ему осточертело слышать обвинения в сторону Магды. — Я не верю. Какой смысл?

— Просто так ничего не бывает. В любом случае надо проверить.

Шериф ждёт, пока Эймос сядет в свою машину, но тот медлит, пытаясь придумать, как убедить полицию, что Магда к ритуальному убийству не причастна. Обвинения кажутся ему кощунственными и необоснованными, но он не знает, что делать с мнением большинства.

— В участок?

— В участок.

***

В отделении пахнет свежими пончиками, сахарной пудрой и крепким кофе, но Эймос всё ещё ощущает запах крови вперемешку с мокрым деревом. Шериф кажется ему безучастным, хотя в его компетентности пастырь никогда не сомневался. Он в очередной раз спрашивает, есть ли у Эймоса подозреваемые, как к нему относятся прихожане, где он был ночью, чем занимался, что он думает о Магде. Эймосу очень не хочется что-либо про неё говорить, лишь защищать, но Шелтон сухо сообщает ему, что уже вызвал её на допрос.

— Эту церковь построил мой отец, — невпопад отвечает пастырь, и Шелтон, заметив, что тот устал, отпускает его. Кажется, он ему надоел.

В коридоре Эймос встречает Магду, она идёт одна, постоянно оглядываясь в поисках нужного кабинета, и у него сердце замирает, глядя на её фигурку в чёрном пальто. Она кажется растерянной и слегка бледной, неуверенной. И что-то ёкает у него в груди. Магда замирает, замечая его, и улыбается, её лицо словно расцветает нежным цветком, Эймос не может не улыбнуться в ответ.

— О, падре, мне так жаль, — шепчет она, и в её глазах он видит искреннее сочувствие.

— Как ты? — интересуется Эймос после долгой паузы, и Магда пожимает плечами. Синяки на её лице исчезли, разве что тоска плескалась в глазах.

— Меня вызвали к шерифу, — она отвела взгляд куда-то в сторону и вздохнула. — Они думают, что это сделала я?

— Я знаю, что это не ты, — Эймос старается вложить в свой голос как можно больше уверенности и замечает, как Магда облегчённо вздыхает.

— Я рада, что хоть кто-то в это верит.

Эймос смотрит, как её губы дрожат, растягиваясь в недоуулыбке, и она медлит, не решаясь пройти мимо него. Её глаза большие и печальные, но в них столько хитрости, что пастырю на мгновение становится дурно. Когда рядом Магда, его тело заполняет что-то тяжёлое, и угоди он в озеро, обязательно бы утонул, не в силах даже биться за жизнь. У него сердце стучит в горле да так громко, что девушка наверняка слышит. Наверняка, раз так улыбается. Вроде бы и смущённо, но так дерзко, что Эймосу хочется снова запечатать её влажные губы порочным поцелуем.

У участка толпится народ, пастырь сначала не понимает, откуда они взялись, но застывает, не решаясь спуститься по ступенькам. Подозрения грызут нутро, и он оказывается прав, когда кто-то выкрикивает имя Магды и угрозы в её сторону. Эймосу хочется немедленно ответить, но он молчит, лишь хладнокровно ощупывая взглядом горожан. Они злы, и в этом их сила, но правды нет. Их слишком много, они решительны, и Эймос чувствует их ненависть, хоть руками черпай да пей. Они либо его не видят, либо он им больше не интересен, и пастырь возвращается назад, ощущая смутное беспокойство. Возмущение. Он успел напитаться их злобой и теперь не мог найти покой. Люди сходили с ума всем городом, и он сам себе казался единственным адекватным среди них.

Магду приходится ждать долго, вечер пожирает участок, и темнеет на удивление быстро. С улицы слышны крики, каждый раз громче, и Эймос готов защищать Магду до последнего вздоха от гнева обезумевшей толпы. Он должен.

Она выходит растерянная, в сопровождении Шелтона, они явно слышали крики.

— Ты ещё не ушёл? — удивляется шериф, но ответа не ждёт, выходит на улицу, а Магда остаётся.

— Ты ждал?

«Ты», — слетело с губ как птица, легко и беззаботно, и Эймос вздрогнул, словно обжёгся.

— Не хотел оставлять тебя на растерзание толпы.

Магда оглянулась, будто бы услышала возмущённые крики только сейчас, и как-то злорадно усмехнулась. Эймос нахмурился.

— Они ничего не понимают. Им нужен козёл отпущения, и я на эту роль похожу как нельзя кстати.

Пастырь тянется к её руке, невероятно холодной и бледной, сжимает в своих горячих ладонях её тонкие пальцы, и внутри что-то переворачивается. Бьёт ему в голову прицельным выстрелом, и помутневший взгляд Эймос лихорадочно цепляется за золотой блеск крестика на её молочной шее. Словно бы отрезвляя.

Магда смотрит на него уже не затравленно, в ней нет страха. Её губы ломает усмешка и ожидание бойни, кровавой и беспощадной, но Эймос слеп и не видит, как вытягивается девичье лицо в дьявольском лике.

— Наказать ведьму!

— Сжечь!

— Здесь не место таким, как она.

— Человеческая кровь на её руках!

— Ведьма!

— Таких стоит убивать!

— Убийца!

Толпа беснуется, в вечернем душном воздухе мелькают транспаранты и самодельные плакаты. Кто-то разжёг посреди площади у полицейского участка костёр, но его то и дело задувал ветер. Люди кричат, задыхаясь в собственных угрозах, и Эймос отчётливо понимает: их терпение лопнуло уже окончательно.

Горожане рвутся к ним, пытаются пройти через оцепление к лестнице. Завидев пастыря, кто-то принимается обстреливать его куриными яйцами. Они бьются о колонну и двери, размазывая по полу липкую жижу. Шелтон хмурится, многозначительно поглядывая на святого отца.

Стоило Магде лишь показаться в дверях, как толпа взревела драконьим рёвом, и на мгновение Эймос оглох.

— Сжечь ведьму!

— Хватай её!

— Дьявольскому отродью — дьявольская смерть.

— Сжечь её в доме!

Шелтон загораживает Магду от десятков ненавистных взглядов, готовых растерзать её прямо там. Она выглядит испуганной, но Эймос чувствует, что всё её нутро беснуется от кровожадного злорадства.

— Дома Билли. Один, — шепчет Магда ему на ухо, и что-то ломается в нём с глухим треском.

Падре видит перед собой лишь озлобленных бесов, а не свою паству. Только чёрные одежды и измождённые слепой яростью лица. Горящие женщины на плакатах, фанатичные призывы убивать колдунов, огненные факелы в руках. Магда беспомощно жмётся к нему, губы её дрожат, но Эймос уже не замечает, что она подталкивает его к толпе. На сжирание.

Глаза пастыря застилает белый занавес. Но падает другой. Он видит перед собой лишь животных, готовых убить из-за несусветной глупости.

— Сделай что-нибудь! — шепчет ему шериф Шелтон. — Тебя-то уж они послушают.

Толпа ревёт, продираясь через полицейских, как сквозь бурьян, и Эймос спускается по ступенькам в бездну ослеплённых яростью чертей.

— Вы все так слепы, — шипит в немом изгибе губ Магда, и Шелтон завороженно кивает.

— Придите в себя. Умерьте свой гнев, оглянитесь. Во что вы превратились? — проповедник качает головой, словно бы не верит. Слишком сильно потрясение. — Ярость ослепила вас, но уберите с глаз пелену. Вы готовы убить человека, считая, что он во власти дьявола, но это бред. Это не так.

— Она убила петуха и подкинула его тушу в церковь.

— И убила Оливера Ройча!

Последняя фраза виснет в воздухе и замирает, сковывая толпу.

— Не доказано, — безапелляционно заявляет пастырь, словно присутствует на судебном процессе. Толпа против Магды, а он — адвокат дьявола. Поднимается ропот, но Эймос вскидывает руку, прося тишины. — Как можно судить человека за уже замоленные им грехи? Это его ошибки, и он несёт за них ответственность, но не вы. Бог любит нас, и он умеет прощать, но он умеет и судить. Но не вы. Не судите да не судимы будете. «Но Иисус, наклонившись низко, писал перстом на земле, не обращая на них внимания. Когда же продолжали спрашивать Его, Он, восклонившись, сказал им: кто из вас без греха, первый брось на неё камень». Готовы ли вы это сделать?

Кто-то кидает наземь транспарант, прямо под ноги пастыря, и изуродованное пламенем лицо ведьмы скалится на него снизу вверх.

Люди смотрят на него с плохо скрываемой ненавистью, они сжигают его в котле собственной нереализованной мести, но никто так и не решается выступить вперёд.

Шериф Шелтон разгоняет толпу, удручённую и всё ещё полыхающую злобой. На всякий случай он посылает пару копов к дому Магды, если вдруг кто-то решится исполнить задуманное.

Эймос опустошён и разочарован, воротник давит шею. Магда берёт его за руку, пальцы её ледяные, и она смотрит ему прямо в глаза. И в них столько благодарности, что одного только этого хватает, чтобы успокоиться.

Сегодня он потерял веру в людей, но при этом безоговорочно верил Магде, словно она была истиной.