Это похоже на проклятие: возвращаться каждый раз в одно и то же место, словно плутать в густом лесу без надежды выбраться на опушку, без надежды на спасение. Крыша, с которой видна уцелевшая часть города каждый раз встречает Неро одинаково, и он каждый раз возвращается, слабовольно позволяя себе на полчаса провалиться в зыбкую иллюзию, что все в порядке, и ничего еще не произошло. 
     Воздух сырой и кусает морозом, проникает сквозь прорехи в куртке: Неро не услышал каина, подползшего со спины, пока выцеливал демоническую маску сквозь мелькание ножниц. Вроде бы скоро весна, и занимающийся рассвет бросал алые блики, словно в воду, а не в прозрачное пластмассовое небо, но Неро не чуял скорого тепла в воздухе. Почти уже не верил, словно зима длилась годами, а не всего лишь пару месяцев. Ему казалось, он забыл, как бывает иначе.
     Дни тянулись одинаково. Бес-ко-не-чно. В брошенном городе хватало припасов, хватало в принципе всего, а необходимым можно было разжиться у оставшихся у окраин скупщиков и торговцев, стремящихся нажиться на редких оставшихся жителях города и тех немногих, кто возвращался в него, оптимистично веря, что рано или поздно все вернется на круги своя. Неро увяз по уши в охоте на демонов. Кроме тех самых торговцев и перекупщиков, ни с кем не искал общения. Не думал, что нужно. Кирие поняла первой и звонила изредка, больше для порядка и по привычке, зная, что о себе Неро будет заботиться в последнюю очередь. Сам Неро только кивал во время таких телефонных разговоров, словно Кирие могла его видеть, и не слышал ни слова. Телефон уже второй месяц выключенный валялся где-то. 
     Нико удалось поймать его только раз за все время. Избегать ее он научился лучше, чем демонических когтей.
     Неро понял, что близится весна, когда впервые услышал как в четыре утра засвистела синица. Затянула бесконечные звенящие трели, ввинчивающиеся в стылую зимнюю тишину, прогоняя ее прочь. Он ей почти завидовал: в маленькой пичуге жизни было больше, чем в совершенно здоровом в общем-то человеке. Хотелось так же — одеться в перья и пух, не думать ни о чем, кроме сегодняшнего дня… Не думать о завтра. Не помнить вчера. 
     Потому что памяти слишком много. 
     Неро вдохнул глубоко, до боли, пока не кончилось место в легких. Стало промозгло-холодно, словно холод въелся в кости, в самую его полу-демоническую суть. Стоило закрыть глаза и он слышал знакомый предрассветный гул, когда воздух был все еще тонок и звуки разлетались далеко, пробирались под кожу, минуя уши. Далекие крики выживших демонов причудливо сплетались с шумом трассы рядом с Ред Грейвом, казалось было слышно даже как трещит мертвый ствол Клипота. И квинтэссенция всего  — птичьи трели, как торжество жизни над смертью и разрухой. 
     Неро глухо рассмеялся в ответ на собственные мысли. Надо бы забыть о прошлом. Так было бы проще. Но Ви незримо присутствовал в каждой мысли, его голос следовал за ним неотступно, и Неро не мог не сравнивать, не примерять чужой взгляд на мир вокруг, прикидывать так и эдак, гадать, что бы подумал? Что бы сказал? Какую из цитат вспомнил? Стоило ослабить чуть хватку и плотину прорывало, так что Неро захлебывался в памяти, в чувствах, не мог вынырнуть, как бы не старался. И злился. Потому что ну прошло же время, должно было отпустить, стать легче, ну хоть немного.
     Вдохнуть — выдохнуть. Снова взять себя в руки, зажать в стальные клещи, собрать из трухи и осколков. Ви не существует. Он — часть его отца. Он никогда не вернется. Вернется Вергилий  — точно вернется, потому что пообещал. 
     Нет, не помогало. 
     Край солнечного круга показался из-за горизонта в прорехах между домами, ударил светом по глазам. Надо было жить дальше. 
     Как? Ви, скажи, как?