Впервые за долгое время он осмелился взять припорошенную пылью книгу. Впервые за долгое время Неро чувствовал что-то похожее на движение. Словно пробуждаясь от долгого сна. Но пробуждение было болезненным, оно совершенно лишало сил, и Неро не был уверен что это к лучшему. Но он мог дышать. С болью и горечью, словно отказывает печень, но мог. И мог двигаться вперед, даже если впереди — голодные мутные глаза эмпуз и бесформенный шепот люсэчиа. Он мог идти вперед, а это уже что-то да значило.
Неро пришел на крышу засветло и сидел над книгой всю ночь, с фонариком, как дети прячущиеся от родителей под одеялом. Слова оседали в памяти крупной шелухой, и Неро морщился, тряс головой, словно пытаясь вытряхнуть все лишнее, что не вязалось, упорно не ложилось на привычную картину мира и привычный, намертво застрявший в голове образ. Он вздохнул, не желая сдаваться, но все же представил, как эти же строчки произносит другой голос: глубокий, бархатный. Губы скривило ломаной улыбкой, когда Неро с теплотой вспомнил, как Ви говорил всегда так, словно ему не хватало сил на нормальную громкость, и слова приходилось выталкивать со вздохами, им в такт.
Апрельские рассветы чуть лучше мартовских. В них хотя бы пробивалась трогательная нежная зелень, светились как факелы цветущие деревья и вокруг не было черным-черно как в открытой могиле. Неро поежился, когда все еще холодный ветер, разгоняющий робкое тепло, пробрался под ворот куртки. Куртку, помнится, ему оставила Нико, подкараулившая его у дома. Хотя, какой там дом, скорее просто логово. Переночевать, переспать тяжелую мутную дрему, полную кошмаров с бледным изможденным лицом и тонким хрупким телом, рассыпающимся в пыль.
Неро было стыдно, он алел ушами, покорно выслушивая новости о Кирие, о Фортуне, о том, что творится в мире и даже что-то слышал и запоминал, не просто кивал в такт словам. Но Нико куда проницательнее, чем кажется. Она говорила-говорила-говорила, размахивая руками, дымя сигаретой, а потом внезапно умолкла и смотрела тяжело и грустно.
— Ты только не пропадай, ладно? — уронила наконец, совсем не так, как минуту назад рассказывала о новой лавке с оружейником-конкурентом. Неро кивал, конечно, вроде как соглашаясь. Он даже включил телефон и не позвонил, нет, но отослал Кирие пару смсок, что он живой, здоровый, и продолжает драться и вырезать демонов под корень, чтобы люди, которые все же понемногу возвращались в Ред Грейв могли жить спокойно, без страха, без тяжелых мутных кошмаров. Кирие так и не позвонила. Наверное, не хотела снова слушать бесконечные гудки. Наверное, она сдалась раньше Неро. И за это ему было стыдно тоже. Но здесь он ничего менять не собирался. Как и возвращаться в Фортуну.
Книга закончилась к моменту, как солнце показало край из-за горизонта. Неро ослеп на миг от случайного луча, попавшего в глаза, и щурился, привыкая к свету. В этот момент он иррационально чувствовал себя демоном больше, чем когда-либо, хотя крылья и не выпускал. Пришла запоздалая мысль, сдобренная тусклым, словно подернутым пеплом любопытством: а читать при неоновом свете можно?
Птиц куда больше.Запахов и звуков куда больше, воздух плотнее, гуще, полный сладкого цветочного аромата, и рассвет более ранний: день урывал себе все больше и больше времени и Неро почти скучал по длинным зимним ночам, когда можно было спокойно сходить с ума, теряясь во мраке. Сначала — сразу после обретения девил триггера — он боялся пропасть в этом мраке, сравняться с голодными безумными демонами, стать одним из них, поддавшись шепоту в затылке, который неуловимо напоминал голос Вергилия — так Неро, по крайней мере казалось. Сейчас ему почти все равно. Он был уверен в том, что его собственная черная узорчатая тоска не даст ему потеряться. Демоны тосковать не умеют.
На низкий парапет шумно приземлился сонный голубь. Косил глазом на Неро, присматривался. За последний месяц Неро узнал всех местных птиц: он частенько оказывался на этой крыше, к которой привык едва ли не больше, чем к собственному логову. Но бывать в той комнате, в том доме он старался все реже: передремать можно было и на свежем воздухе, прохладно, но замерзнуть насмерть уже было проблематично. А возвращать в коробку из четырех стен, насквозь пропитанную горечью и ночными кошмарами не хотелось совершенно.
Неро насквозь пропах бетонной пылью. Волосы отрасли, на то, чтобы привести себя в порядок не было времени, да и незачем, по большому счету. И он усмехался каждый раз, коряво и насмешливо, вспоминая Данте. Понимая его, как никогда раньше. Лишившийся всего, собственными руками убивший последнюю надежду на то, чтобы вернуть хотя бы часть своей перекорёженной семьи, он продолжал сражаться с демонами, потому что не умел и не знал ничего другого. Шутил и прикрывался бравадой, делая хорошую мину при плохой игре. Неро учился этому виртуозно, лучше, чем хотел бы, наверное, сам. И радовался, что дал Данте шанс. Призрачный и кривой, как и все, что касалось их семьи, но хоть какой-то. Хоть на что-то он сгодился.
Хоть кого-то он спас.
Сердце рвануло болью, так что Неро поморщился, прикрыл глаза, пережидая ощущение, словно приступ невралгии.
Не проходило. Никак.