Этой ночью Избушка не останавливается.

       — Спать ложитесь, — мрачно говорит устроившаяся у окна со свечой Яга, не поднимая головы от очередной книги.

       — А ты? — интересуется Муромец.

       — Следить буду за Избушкой.

       Их прерывает громкое ойканье Алексея. Парень терпеливо сжимает зубы и, чуть повернув голову, косится на стоящую за его спиной Василису. Девушка мило улыбается и продолжает плести богатырю тугую косу. Ведьма тихо хмыкает, слабо улыбаясь, а Ваню слегка расстраивает мелькнувшая в её глазах печаль.

       — Что, по Мокрому скучаешь?

       Яга кидает на него острый взгляд, поджимая тонкие губы, но всё же отвечает:

       — Скучаю.

       Парень легко толкает её в плечо в нелепой попытке подбодрить.

       — Да ладно тебе, старая, хандрить. Мы ж ненадолго: туда-обратно, заметить не успеешь.

       — Дурак ты, Ваня, — качает она головой и отворачивается, доставая пожелтевший свиток. — Чем только Кощею приглянулся.

       Ваня от этой фразы замирает, будто пойманный на преступлении. Сердце уходит в пятки, а в мыслях бьётся одно слово: «спалился».

       — В смысле, «приглянулся»?

       Ведьма смотрит так неодобрительно, что ему даже совестно становится за свой вопрос.

       — Ну точно дурак. Кощей с темницы с тебя глаз не сводил, будто ничего краше не видел, и камень тоже ради тебя разбил, только чтоб ты обиду не держал. Тьфу, безбожник. Охальник. — Срывается Яга на ворчание. — Да и ты туда же. Лежат они, о звёздах разговаривают, романтики бесовы, нормальным людям поспать не дают, чтоб вам пусто было.

       Муромец не знает, что на это сказать. Ему себе признаться страшно, а другие уже давно заметили, что у него на душе творится. На мгновение хочется сбежать, притвориться, что он ничего не слышал, а Яга ничего не говорила. Но Ваня и будучи Найдёновым не пасовал, а сейчас и подавно стыдно отступать. Парень пытается засунуть руки в карманы и, не найдя их, скрещивает на груди. Слегка вздёргивает подбородок, стараясь казаться бесстрастным.

       — Ну и чего скажешь?

       Ведьма осторожно сворачивает видимо оказавшуюся бесполезной бумагу.

       — Чего-чего… Я вам не нянька. Сами разберётесь. Кощею чай не двести лет, сам решит с кем полюбовничать.

       Её слова не очень то похожи на одобрение, но это лучше, чем неприязнь. Словно только теперь вспомнив о том, что они не одни, Ваня оборачивается на Василису с Алёшей. Девушка, по-прежнему плетущая тёмно-русую косу и словно не заметившая их разговора, поднимает голову и слабо ему улыбается. От этой улыбки, спокойной, ободряющей, у Муромца будто камень с души падает. Попович, глядя на него, хмурится. Когда он уже собирается что-то сказать, Ваня готовится к худшему. Однако слышит лишь громкое ойканье. Вася ласково улыбается обернувшемуся к ней Алёше.

       — Волосы спутались.

       — Спать идите, ерохвосты.

       — Сейчас, бабушка, — весело обещает Василиса.

       — Ты тоже, шлында. Нечего тут крутиться, с мысли сбиваешь, — недовольно косится Яга на Ваню и вновь зарывается в записи.

       Подобное пренебрежение слегка обижает. Муромец совершенно по-детски показывает сгорбленной спине язык.

       — Засушу, — грозит Яга в ответ.

       Ваня вскидывает руки в притворном жесте, пытаясь скрыть улыбку.

       — Молчу-молчу. Не горячись.

       Три ночи проходят быстро: молодёжь всё это время спокойно спит, отдавая Избушку во власть ведьмы. Дни тянутся не в пример дольше. Избушка стоит на месте, пока Яга отсыпается, отгородившись от солнца, а они трое не знают чем себя занять. Ваня в итоге зарывается в измятые, пожелтевшие листы, что ночами штудирует Яга. Буквы оказываются смутно знакомыми, почти похожими на привычную кириллицу, но смысл многих слов от него ускользает. На помощь приходят Алёша с Василисой. Терпеливо отвечают на его вопросы, объясняют непонятные ему особенности языка. В эти дни они не ругаются, чем немного смущают Муромца. Парочка вроде ничего такого не делают, но парень неожиданно для себя застенчиво отводит взгляд, когда Василиса учит Поповича заплетать волосы, неловко сталкиваясь пальцами. За их тренировками с мечами он наблюдает с куда большим интересом.

       Утром после третьей ночи Яга спать не ложится. Встречает ребят хмурым взглядом.

       — Приехали. Кудыкина гора.

       На горизонте и правда виднеется гора. Вася с Ваней замирают на пороге, поражённо рассматривая возвышающуюся громаду, к которой стремится Избушка.

       — Видела что-нибудь такое? — тихо интересуется Муромец и чувствует как Василиса рядом отрицательно машет головой, а потом говорит вслух:

       — Никогда.

       — Красиво, — отзывается Алёша, получая неодобрительный взгляд Яги.

       А гора становится всё ближе. Высокая, почти отвесная скала с зелёными вкраплениями редких растений. Вершина кажется нетипично, почти идеально ровной, делая её больше похожей на замшелый пень. Сбоку к Кудыкиной горе примыкает постепенно возрастающая гряда скал. Вскоре показывается русло реки, однако истока его так и не видно. Через десяток минут Избушка останавливается на приличном расстоянии и от горы, и от реки. Яга велит Васе и Алёше взять мечи. Сама, бормоча что-то себе под нос, принимается складывать склянки в холщовую сумку.

       — Слушай, старая, может расскажешь уже как воду-то добывать будем? — проявляет интерес Ваня, которому поручений не досталось.

       — Гору эту змей охраняет. Чудище многоголовое. Убить его не убьёшь, а вот прогнать можно. Мы с Василисой и богатырём им займёмся, а ты, темнухайло, по гряде на вершину чеши. Там воду ищи и стрелой обратно! Чудище очухается, никому не поздоровится.

       Муромец понятливо кивает и невольно сглатывает. Предстоящее дело видится ни разу не простым. Василиса рядом крепче сжимает меч и едва успевает поймать брошенный ведьмой зелёно-жёлтый брусок.

       — Мечи этим смажьте.

       Ваня едва сдерживает смех, глядя на то, как девушка брезгливо морщится, пытаясь совладать со стремительно тающим в пальцах бруском. В наказание за неуместное веселье Муромцу прилетает удар веником.

       — Смешно тебе, махоня? — скрипит Яга, грозно потрясая своим «оружием», и вручает парню пару склянок. — Как в скалы войдёшь — выпей. И на обратном пути тоже. А в эту, — она протягивает пустую бутылочку с длинной ручкой, отчего та напоминает причудливый ковш, — воды наберёшь. Только сам её не касайся.

       После этого все наконец покидают Избушку.

       Бегущая в отдалении река, вдоль которой они идут к Кудыкиной горе, устремляется прочь от гряды скал. Видимо где-то там и находится её исток. Ведьма мрачно смотрит на воду.

       — Речку видите? — мрачно интересуется она, вызывая недоумение молодёжи.

       Ребята дружно смотрят в сторону реки, степенно бегущей по отполированным ею же камням.

       — Видим, — коротко кивает Алёша, переводя взгляд на старуху.

       — Больше не смотрите. Всё одно правды не покажет. И не слушайте, если говорить начнёт. Ничего хорошего не скажет. Ребята переглядываются, опасливо косятся на сверкающую под солнцем воду, бегущую в паре метров от них, и спешат за Ягой.