В преддверии зимы, когда ночь приходит быстрее, чем закатывается солнце, когда снег только-только выпавший хрустит под ногами, а голые деревья приветствует тебя своими ветвями, начинается наша необычная история.

Никто не знал тех странников, что пришли в старый городок N с первыми зимними лучами, да и ни кому в принципе не было дела. По крайней мере, первые два месяца. С чужаками в постоялых дворах обращались как со скотами, словно они и не люди вовсе, а на улицах они сливались с бездушной серой массой толпы и не внешний вид ни повадки не отличали их от местных.

Лицом смуглы — все четверо, — волосом медные, точно на их головах осела деревянная стружка акации, телом крепкие, кроме, впрочем, последнего. Это был молодой князь Евгений Осипович Тихонов. Чьих именно кровей мы, увы, не ведаем, как и не ведаем о том, откуда он и его верные «псы» явились. Надо полагать, с Петрограда, аль ещё дальше.

Он казался каким-то щупленьким на фоне трёх бугаев, с изящными, точно женскими пальцами и острыми скулами. Он был молод, высок и статен, хорошо слажен и будто-бы слегка надменен. В беседы он включался неуверенно, робко, чем был привлекателен и вселял не то доверие, не то лёгкий укор совести, словно бы вы чем-то провинились.

Тихонов часто заламывал руки, переминался с ноги на ногу, показывая своё напускное стеснение и смущение перед другими. Однако ж после нескольких минут разговора он обычно веселился и делался ярче, юнее и красивее. В своём родном городе Тихонов галантно целовал перстни девам, учтиво кланялся мужчинам и приглашал всех без разбора на танцы, если позволяло место и время. Старался много не пить, но после одного-двух бокалов вина у него горели щёки и он всё молодел и молодел с каждой улыбкой. Переговоры, к слову, вёл всегда только он. Трое его попутчиков стояли подле него и слушали, о чём говорит Евгений, иногда с пивом в руках, иногда — с пустым выражением на лицах.

Ну, раз мы уже достаточно ознакомились с ними, прошу пожаловать непосредственно в саму историю.

Все четверо неспешно вышагивали по городским улицам, то заглядывая в бар, подвернувшийся по пути, то ненадолго останавливались — курили. При просьбе подвезти извозчики отказывали резко, Тихонов извинялся мягко, краснея и смущаясь. Вечер давно опустился на заснеженный город, где-то тихо бренчали лошадиные колокольчики, слышался топот копыт и кряхтение старых колёс.

Господа зашли в очередной бар, решив остаться на ночь. Он был пуст, не считая мужичка за стойкой.

— Как бы нам, мил государь, заночевать, — елейным голосом проговорил Евгений Осипович, потирая руки.

— Третья комната сверху как раз освободилась. Кроватей хватит, — хозяин кабака, толстый лысеющий старик, протирал кружки и смотрел на то место, где сидел Тихонов. Трое остались стоять возле входа.

— Вот только у нас, понимаете, мил государь, денег совсем нет! Беда с нами случилась, — продолжал молодой князь, не давая опомниться старику. — Ограбили нас! Да-да! По дороге сюда нас обокрали: забрали лошадей, еду и монеты. Умирать нам в холодных улицах, коль не поможете! Во всех барах нам отказали…

— Значится, и здешний отказ вас не удивит, — хозяин бара нахмурил чёрные брови.

— Позвольте, мил государь! А как Вы смотрите насчёт обмена? — совсем другим голосом пробормотал Евгений Осипович, близко наклонившись к барной стойке.

— Какой такой обмен? Эге! Обокрали же вас, у тебя, поди, и нет ничего за душой.

— А-а, не спешите, мил государь, — улыбнулся князь. — Я ведь не простой бродяга. Я князь, Петроградский, да-да! Правда, можно считать, что теперь не совсем и князь. Папенька мой, да простит Бог его чёрствую душу, выгнал меня из дому, наказал мне найти вещицу одну, без которой путь в отчий дом для меня заказан. А вещица-то не обычная: золотом да янтарём отделанная!

— Ты погоди-то сказки рассказывать! — удивился старик, потёр лоб, и сказал:

— Ну, ежели и так, что же это за вещица такая?

Евгений Осипович воровато оглянулся на своих сотоварищей, засунул руку в кожаный пиджак и достал оттуда маленькую бутылочку, и впрямь отделанную золотом с янтарной крышкой. Внутри бутылки переливались на лампадном свете двадцать маленьких жемчужинок.

— Ну, чудеса! — старик хлопнул себя по лбу. — Сколько живу, а такой красоты не видывал!

— Предлагаю вот как: я отдаю Вам эту бутылку, а Вы разрешаете переночевать сегодня здесь, — князь поставил бутылочку на стол. Размером она была чуть меньше ладони. — Для меня это — пустой звук, а Вам вполне может сгодиться. Только с одним условием — никому ни слова о нашей сделке! Иначе позор Вам и проклятье мне!

— Я-я не могу его принять, ваше благородие! — затараторил старик, переходя на учтивый тон, и так разволновавшись, что стакан, который он всё это время протирал, выскользнул у него из рук. — За одну ночь в захудалом кабаке! Разве не хотели вы вернуться в отчий дом?

— Не берите в голову, мил государь. У меня скоро будет ещё одна бутылочка, — улыбнулся Евгений Осипович, покрутив жемчуг в руке. — Мы можем подождать до утра, чтобы Вы удостоверились, что жемчуг настоящий. Нам некуда спешить…

— Верю, чёрт возьми, верю! — старик суматошно собрал осколки с пола, выкинул их и, выпрямившись во весь рост, дрожащими руками взял бутылку с жемчугом. — Ладно, Бог с вами, господа! Коль согласны, то и я согласен!

На том и порешили. Евгений Осипович с его «псами» заночевал в кабаке, как и обещал, отдал бутылку жемчуга хозяину бара и ушёл гулять, обещавшись вернуться к обеду. Обошёл он все мыслимые улочки и скверы, побывал на главной площади и даже дошёл до леса, что протянулся с севера от города. Ветер стоял морозный, но не жуткий, так что нагулялся Тихонов вдоволь.

А когда вернулся, то у него в кармане и вправду была ещё одна маленькая бутылочка, отделанная янтарём и золотом. Трое его товарищей ни слова не сказали, а только переглянулись по-свойски и ухмыльнулись одними губами.

Отобедав, Евгений Осипович поблагодарил хозяина бара и отправился дальше по городу большому. Под вечер с господами стали происходить странные вещи. Извозчики, которые обычно отказывались подвести, услужливо предлагали свои сани и кареты, а двери всех кабаков города словно бы в одночасье открылись перед ними. При встрече на дорогах каждый человек учтиво кланялся им, а Тихонову отвешивали самые низкие поклоны. «Что-то не так, — с раздражением думал молодой князь, — видать, разболтал-таки, старикашка!»

И в самом деле, когда они останавливались где-то, обыкновенно покурить, то мимо них будто бы случайно шли громко щебетавшие девушки:

— Ох, Варька! Мой муженёк всё клянётся, клянётся отыскать мне жемчужные бусы — да всё никак! Представляешь!

— И не говорите, Светлана Васильевна! Одна проблема с этими мужиками! Всё обещаются, да сделать уж не могут!

И подобные сцены стали повторяться чуть ли не по три разу за день, на что, некогда учтивый и скромный в разговорах с незнакомыми дамами вспыхивал недобрым румянцем, кидал сигару в снег и кричал:

— Коль у вас одни мужья на весь город, так извольте же хотя бы умалчивать об этом! — сплёвывал, и шёл дальше.

Так прошла неделя, затем другая и, в конце концов, нервы бедного молодого князя не выдержали от постоянных намёков, сплетен и подхалимства. На третий месяц проживания в городе N, Евгений Осипович Тихонов вышел на пьедестал на главной площади, гневно осмотрел собравшихся вожделеющих жемчуга людей и что есть мочи завопил нервным от дрожи и холода, точно не своим голосом:

— Забирайте! Забирайте всё, ненасытные черти! Подавитесь этим жемчугом и захлебнитесь в собственной жадности и лицемерии, как захлебнулась бедная, бедная девушка, погрязшая в пучине мёрзлой реки! Да-да… Я нашёл её, а вместе с её холодным телом и жемчуг, и золото и янтарь... Нашёл случайно мертвеца и радовался как живому, хоть и знал прекрасно, кто сотворил такое! Я хотел вернуться домой, вернуться к матушке, к сестричке, к отцу, убийце проклятому! даже к нему хотел вернуться! Мне противно смотреть на ваши глупые лица и не видеть в них ничего кроме скупости! Довольно! Забирайте, если таково проклятье моё!

Он открыл бутылку, высыпал жемчуг на скользкие дорожки, выкинул пустой сосуд с янтарной крышкой, и, не оглядываясь, ушёл прочь из города, а за ним попятам покорно вышагивали трое голодных собак.