Естественно Спок остаётся на корабле! Могло ли быть иначе с его-то удачей? Доктор точно знает, кто был в курсе этой... подставы. Начинающему Иуде злой Маккой на очередном обследовании вкатывает пару болезненных уколов. Джим смотрит глазами несправедливо обиженного щенка и пытается отговориться тем, что в тот вечер не хотел ещё больше портить ему и так поганое настроение.

       Боунз ему не верит.

       Однако после признаёт, что и правда погорячился, потому что ничего страшного не происходит.

       Они со Споком просто спорят. При любой возможности, забывая о людях вокруг. Вулканец всё ещё (Боже, до сих пор, Спок!) не понимает некоторые аспекты человеческого общения. Боунз отменно веселится, наблюдая за попытками Джима объяснить ему их. Леонарду приятно наблюдать за тем, как потихоньку оттаивает Спок в обществе Кирка.

       Самоубийственная выходка упрямого вулканца с вулканом (что за убогий каламбур?!) едва не становится причиной ранней седины доктора. Он совершенно теряет контроль на мостике, слушая резкие слова Спока, чем заслуживает пронзительный взгляд Нийоты и сочувственный — Джима. Когда зеленокровного идиота, наконец, поднимают на корабль, мужчине абсолютно плевать на то, как это будет выглядеть. Он несётся через все палубы к транспортерам, только чтобы убедиться, что засранец жив и относительно цел.

       И что, черт возьми, Маккой видит, когда наконец удовлетворяет это желание? Живой и невредимый (пусть сначала докажет) вулканец с порога начинает отчитывать Джима!

       — Он в порядке, — раздраженный собственным беспокойством и неблагодарным Споком бросает доктор. Ответ ему — вздёрнутая в недоумении бровь и удивлённый взгляд.

       Чертов гоблин.

       Маккой сосредоточенно проверяет его, хотя Спок и не видит в этом никакого смысла. Однако некоторое время вулканец стойко терпит все бессмысленные процедуры, внимательно следя за каждым движением мужчины и почти медитируя над точными скупыми и резкими действиями.

       — Доктор...

       — Слушай, Спок. Если ты решил в качестве примера для подражания выбрать Джима с его шилом в заднице и склонностью к бессмысленному геройству, то после того, как наиграешься, будь добр сидеть на этой самой заднице ровно и терпеть всё, что я захочу с тобой сделать. Уяснил, гоблин ты остроухий?!

       Хотя короткий гневный спич человека не может иметь другого толкования, Спок чувствует, как неявная двусмысленность последних слов растекается теплом по телу, щекоча нервы и пробуждая воспоминания. Доктору же и дела нет до вулканца. Его наконец-то отпускает. Разглаживается складка меж бровей, под синей формой расслабляются закаменевшие плечи. Напряжение последних часов уходит из чужого тела и резкие движения доктора вновь обретают привычную плавность.

       Спок не находит слов для ответа. Точнее, слова у него, как раз-таки есть, много слов: оправдывающих и противоречащих, обличительных и поддерживающих. Но никакие из них вулканец не находит удовлетворительными. Так что, да, Спок не находит слов для ответа. И Маккой, годами споров натасканный именно на этот тип молчания, определяет это с первой секунды. Поднимает на своего "пациента" хмурый, как предгрозовое небо, взгляд с остатками злости на глубине зрачков и усмехается, разглядев на лице вулканца нечто ведомое только ему.

       — Что, Спок, никаких возражений? — Подначивает мужчина, чьи глаза теперь больше напоминают озеро с золотистыми бликами от жаркого южного солнца.

       — Всё, что я мог бы вам сказать, уже наверняка приходило в вашу голову, так что я не вижу смысла в озвучивании.

       Маккой продолжает усмехаться, слегка качает головой и заканчивает осмотр.

       Когда Маккой с беспокойством наблюдает, как Джим со Споком ссорятся в шаттле, он думает, что, возможно, поторопился с "оттаиванием" вулканца. Может быть ему просто показалось или Спок создавал эту видимость намеренно. Во всяком случае доктор не собирается спрашивать. Во-первых, они не в тех отношениях, чтобы спрашивать о подобном. А во-вторых, Боунз вовсе не горит желанием услышать что-то вроде: "Это было логичным решением, призванным улучшить отношения между офицерами, находящимися на руководящих должностях, от которых зависело функционирование корабля".

       Джим очевидно обижен, но то, что Спок — коммандер, ясно говорит о его упорном желании стать тому другом и это хорошо. Видит Бог, Спок — тот, кто нуждается в верных друзьях, способных принять всех его тараканов. И Кирк может стать именно таким другом. Но, судя по тому, что он видит, до этого момента ещё далеко.

       — Бог ты мой, он умеет ругаться?! — Неверяще выдыхает Джим.

       Ухура, едва удостоив Спока взглядом, молча проходит мимо. Кирк, бросив непонятную ему, но явно призванную обидеть, фразу, также проходит мимо. Вулканец отправляется выполнять свои обязанности, но его мысли крутятся вокруг давнего воспоминания. Вокруг единственной ссоры, которая была у них с Леонардом.

       — Черт подери, я знаю тебя, Спок! Не смей говорить мне о своём мнимом спокойствии, когда его и в помине нет!

       — Леонард...

       — Ты сейчас же пойдёшь и возьмёшь этот грёбаный академический отпуск. И проведёшь его с матерью!

       Они ругались около получаса. По итогу ссоры Спок взял выходные и действительно провёл их с тяжело заболевшей мамой, чувствуя некоторое облегчение от того, что может следить за её жизненными показателями, и благодарность к Маккою, который разглядел его тщательно скрываемое беспокойство. Который, несмотря на резкие слова и постоянные обвинения в бесчувственности, ни секунды не сомневался в том, что оно есть. 

      — Отправляясь в тот вулкан, ты вообще не думал о нас! А что было бы со мной, если бы ты погиб? Ты ничего не чувствовал. Тебе было всё равно.

       Слова болью отзываются где-то в груди. Ухура не первая, кто говорит ему подобное. Но те, кто были до неё ничего не значили. Они были лишь лицами в толпе, которые исчезали из его жизни так же быстро, как и появлялись. Девушка же не была просто безликим некто. Она знала его. И оттого больнее было осознавать, что всё это время Ухура его не понимала.

       — И не я одна этим расстроена, — продолжает девушка. На мгновение Споку кажется, что она произнесёт имя Маккой. — Вот, капитан тоже. — К счастью, он ошибается, однако это не избавляет его от необходимости объяснить ей. И Джиму. Объяснить им то, что Леонард понял самостоятельно.

       — Твоё предположение, что мне безразлична смерть ошибочно. Разумному существу нужна долгая и процветающая жизнь, чтобы принести максимальную пользу.

       — Прекрасно.

       — Нийота, ты ошибочно принимаешь мой отказ от чувств за проявление безразличия. Я уверяю тебя, всё обстоит ровно наоборот.

       Слова падают в тишину шаттла. Эмоции душат Спока, разрушают его изнутри и он понимает, что следующая медитация будет гораздо длиннее предыдущей.

       Когда Нийота целует его на корабле, он чувствует опустошение. Нет нежности к этой девушке, нет привязанности, нет разочарования или сожаления. Нет ничего. И это почти пугает.

       — Не надо со мной соглашаться, мне от этого не по себе, — передёргивает плечами офицер.

       — Вам надо научиться владеть своими эмоциями, доктор, — отбривает вулканец, пристально смотря на мужчину карими глазами. — В данной ситуации логика подсказывает, что...

       — Логика! Бог ты мой!

       Раз за разом они продолжают давно разрешенный ими спор, ведь для них двоих он слишком хорош, чтобы оказаться завершенным.

       Маккой впервые видит Спока в такой ярости, как когда Джим "почти-умирает". Выходит он снова ошибся и вулканец действительно привязался к своему капитану. Слава Богам, Нийоте удаётся остановить его амок, прежде чем он совершил непоправимое. Боунзу не жалко этого засранца Хана (разве что совсем немного), но его больше тревожит мысль, что Спок не переживёт, если своими руками убьёт единственную надежду Кирка на жизнь.

       Восстановление Джима идёт медленно и Спок становится частым посетителем медотсека. Каждый раз когда доктор видит его прямую спину в палате Кирка, сердце колет неожиданное и горькое чувство. Ревность, смиренно молчавшая при виде Спока рядом с Ухурой, внезапно поднимает голову, стоит ей увидеть беспокойство вулканца о друге. Это настолько нелепо, что Боунз предпочитает находиться как можно дальше от палаты во время посещений старпома.

       А потом Джим просыпается. Опять смеётся и говорит глупости и Спок перестаёт появляться в медотсеке каждый день. Боунз криво улыбается другу и со стыдом осознаёт, что противное чувство отпускает его бедное сердце.

       Жизнь на Энтерпрайз налаживается.

       Маккою приятно наблюдать за тем, как Спок оттаивает рядом с Джимом. По-настоящему оттаивает. Он не улыбается, но в инопланетных глазах уже можно уловить знакомые искры смеха, можно услышать намеренную насмешку в до последнего звука логичных словах. Капитан со старпомом играют в шахматы и Джим просто светится от мыслей об этом. Доктор не может не видеть пока ещё тонкую нить дружбы между. В остальное время его друга крадёт мисс Маркус.

       Спок вновь милуется с Ухурой, свято уверенный, что их никто не видит. Наивный зеленокровный гоблин. Ухура снова "летает" по кораблю, колко, но без прежней агрессии, отвечая Кирку.

       Даже Чехов, наконец-то замеченный одним из своих кумиров, пытается соревноваться по яркости с Солнцем. Предатель Скотти, неожиданно нашедший в мальчишке благодарного слушателя и увлекательного собеседника, больше предпочитает проводить время в его компании, чем в компании Маккоя и виски.

       Так что всё, что остаётся старому сельскому доктору, это запираться в своей каюте вместе с ромуланским элем. Он повышает температуру в каюте на пару градусов, чтобы это хоть немного напоминало жаркий воздух давно оставленной им Джорджии. Но в памяти всплывают только прогретые комнаты с экзотическими благовониями и чужое тихое дыхание.

       А потом их отправляют в пятилетнюю миссию.

       Кирк, воодушевлённо прогуливающийся по мостику, сверкает широкой улыбкой, столь же очевидно довольный перспективами, сколь ими недоволен доктор.

       — Пять лет в космосе. Помоги мне Господь, — оживляет он своим ворчанием мостик. Спок бросает на него короткий взгляд, в котором Маккою чудится сочувствие.

       — Так как такой продолжительной миссии никогда не было... полагаюсь на ваш здравый смысл, — обращается вулканец к Кирку и Боунз удручённо закатывает глаза. Здравый смысл? У Кирка? С какой планеты свалился этот инопланетянин?

       — Мистер Сулу, выводите корабль.

       Доктор уверен, что всё это — возмездие от мироздания за его скверный характер.