***

— Мне хотелось бы, чтобы однажды он прочитал эту историю.

Упираюсь лбом в стекло, устремляя взгляд куда-то вдаль, будто нахожу там нечто занимательное, привлекающее мое внимание настолько, что можно сделать паузу в речи. Хотя какая к черту пауза?! Если мы молчим с того момента, как переступили порог снятого тобой шикарного пентхауса под самым небом. Ты молча налил мне какого-то крепкого пойла из бара, а я молча водрузил задницу на один из подоконников.

Ты был прав, здесь открывается шикарный вид на город. Ты во многом был прав, и тогда, и сейчас. Сейчас мне меньше всего хотелось оказаться в стенах своей квартиры, наедине с самим собой. Сейчас мне хотелось выпить, но почему-то рука не поднимается коснуться холодного стекла стакана, который минутами ранее держали твои пальцы. А еще мне как никогда хочется говорить, хоть что-нибудь, лишь бы тишина не так явственно давила на плечи. Но это касательно сейчас.

Что касается прошлого. Тогда ты тоже был прав. Я был мудаком, решившим, что мне море по колено. Тогда я думал, что могу все, лишь бы достигнуть своей цели. Тогда я решил, что синица в небе для меня куда более заманчивая цель, нежели… Нежели тот, кто был рядом. До забавного смешно, что именно сейчас рядом оказываешься ты. Тот, кого я много лет назад всеми силами отталкивал от себя и отвергал всякую помощь, исходящую с твоей стороны, бил себя кулаком в грудь и твердил, что могу все сам. Одним словом, был мудаком.

— Но знаешь не как человек, который когда-то был со мной знаком и осведомленный, чем я увлекаюсь на досуге. А как случайный знакомый.

Странно, но именно сейчас слова даются с трудом. Мне, как человеку неимоверно болтливому и неуемному, не получается выдавить из себя внятную мысль, даже если и очень хочется. Сейчас я невероятно немногословен и тих. И чтобы произнести каждую реплику, приходится совершить усилие над собой, непомерно тяжелое и изматывающее.

— Хочется, чтобы он прочитал и не подумал, что это написано о нем, что каждая строчка и слово пропитаны его энергетикой, что образ и привычки одного из главных героев списаны с него. А хочется, чтобы он прочитал и подумал: «О! А ведь в моей жизни случилось что-то похожее».

Слова слетают с губ толчками, растекаясь звуками по коже и пространству, подобно свежей крови из кровоточащей раны. Они бьют по самому больному, искреннему, пережитому. С той поры прошло много лет, а эта кровоточащая рана так и не затянулась. Или же это я не даю ей утихнуть, не позволяю перестать ныть и тянуть своей невыносимой чернотой.

— Это странно, правда?! Желать такого, будучи не уверенным, что тебя помнят.

Веду пальцем по краю бокала. Пожалуй, это максимум, на который я сейчас могу решиться. А ведь мне так хотелось выпить. Так хотелось ощутить крепость на языке и легкий шум в ушах, лишь бы перебить собственные громкие мысли и слова.

— Какова вероятность столкнуться с кем-то знакомым в миллионном городе, бродя разными маршрутами и дорогами? А какова вероятность столкнуться с кем-то в сети, когда к этой сети подключен весь мир, без малого вся планета?

Снова взгляд в окно, на этих самых жителей мегаполиса, которых я не вижу, но которые сидят там, каждый в своем гнезде, в своей крепости, в своих четырех стенах. Все они так близко, хоть руку протяни. И в то же время так нереально далеко, что и стоя вплотную будет не докричаться.

Прикрываю глаза на мгновение, погружаясь в тишину и полумрак ночи, даже твоего дыхания не слышу. А через секунду и вовсе перестаю быть уверенным, что ты меня слышишь, что ты рядом и что я не один приперся в этот чертов пентхаус.

Ты знал, что с моей головой не все в порядке?!

— Я бы вновь столкнулся с парой-тройкой людей, которых когда-то знал и связь с которыми со временем потерялась.

В сознании возникает что-то призрачно знакомое, связанное с теми людьми с их отличительными чертами внешности, но никаких реальных фактов, вроде имени или места проживания на нашей неимоверно огромной планете, не всплывает. Видимо, они забылись со временем. А может, ничего подобного никогда и не озвучивалось в разговоре. Да и сами разговоры протекали всегда определенным образом — обо всем и ни о чем конкретном. И вот этого «все» и «ничего» иной раз дико недоставало. Не доставало тех придуманных образов и слов, легких и ничего не значащих.

— Знаешь, они ведь тогда были в чем-то правы. По-своему правы.

И почему-то говоря о них, я имел в виду одного конкретного человека. Его на прощание сказанные слова до сих пор всплывают в памяти. Почему-то плохо помнится то, о чем мы разговаривали, а последние намертво засели в голове и не намереваются покидать ее.

— «Однажды ты тоже уйдешь отсюда. Вырастешь из этого места, повзрослеешь и оставишь всех, кого знал. И будешь двигаться куда-то дальше. Куда-то вперед…»

Усмехаюсь одними губами, резко выдыхая, словно глотнул крепкий алкоголь из бокала. Удивительно, но эти слова до сих пор так действуют. До сих пор звучат строчками текста в голове.

— Это не дословно, но смысл именно этот. И знаешь, что смешно, на том интернет-ресурсе меня действительно больше нет. Аккаунт есть и страница профиля еще висит, но я там больше не появляюсь. Не знаю, почему не удалил с концами, как делал это обычно. Очевидно, воспоминания держат. А может, наивно надеюсь, что кто-то, из ранее знакомых лиц, туда вернется.

С губ слетает такое личное и такое откровенное, которое никогда никому не говорил, не произносил вслух и не оставлял текстом на экране.

— Странно, что он до сих пор цепляет. Тот, из-за кого в свое время образовалась дыра в груди, не волнует настолько, насколько этот, пожелавший удачи.

Собственный голос звучит тихо, едва различимо даже для меня. Но стоит повернуться к тебе и воззриться в неподвижную фигуру, становится ясно — ты слышишь каждое слово, каждый вздох, внимаешь каждому скупому движению. И мне на секунду кажется…

— Ты тоже цепляешь. Задеваешь что-то глубоко внутри, не позволяющее забыть о твоем существовании. Резонируешь где-то здесь…

Пальцами касаюсь груди, там, где у нормальных людей расположено сердце, а у меня же — обычное сплетение механических мышц, гоняющий кровь по венам и позволяющий организму дышать.

Твой взгляд скользит по мне настолько ощутимо, что приходится прикрыть глаза, дабы не сбиться с мысли, дабы не сбилось дыхание.

— Только там ведь ничего нет. Я до последнего был уверен в этом.

Не знаю, до какого последнего: до сегодняшнего дня или до встречи с тобой. Просто до какого-то очередного жизненного рубежа, от которого пойдет новый отсчет. Должен был пойти и, скорее всего, уже пошел, только я слепо отказывался его замечать. До сегодняшнего дня отказывался замечать.

Мне вдруг хочется, чтобы ты хоть что-то сказал. Очень хочется, чтобы подошел и прикоснулся. И, наверное, эти мысли отражаются на моем лице. Наверное. А может, ты слишком хорошо изучил меня за время нашего знакомства. Может. В любом случае ты поднимаешься с дивана, на котором до этого неподвижно сидел, и медленно, неимоверно медленно подходишь ко мне. Будто боишься спугнуть. Будто боишься передумать в последний миг. Потому и взгляда не отводишь, а я как загипнотизированный слежу за каждым твоим шагом.

— Я никогда, до нашей встречи, не был знаком с тобой настоящим.

Это не то, что хочу услышать из твоих уст, но именно то, что оказывается правдой. Той горькой правдой, которая, несмотря на свою горечь, позволяет свободнее дышать.

Ты так знакомо резонируешь где-то глубоко внутри, что я на секунду поверил, что встретил именно того, кого уже никогда не ожидал встретить. Эта бесконечно длинная секунда, перевернувшая все вверх дном, заставившая усомниться в одном и искренне поверить в другое. Бесконечно длинное мгновение несбыточного счастья и легкости. Бесконечно длинный миг маленькой смерти.

Ты останавливаешься совсем рядом, так и не сделав последний шаг, оставляя между нами ту пустоту пространства, которой вполне достаточно, чтобы уйти или чтобы сделать шаг вперед. Тот самый шаг, который должен сделать именно я.

— Знаю. Я бы тебя узнал.

Я говорю то, во что мне хочется верить, и то, в чем до последнего не уверен. Просто потому, что никогда не сравнивал тебя с теми, кого когда-то искал, кого уже отчаялся встретить. Я не проводил параллели. Не был уверен, что они нужны. В случае с тобой, мне всегда казалось, что ты другой, совершенно другой. Из другого мира и вселенной. И одному небу известно, благодаря какому стечению обстоятельств наши миры вдруг пересеклись.

Мои слова вызывают у тебя улыбку, но это не та улыбка, делающая человека счастливее, эта больше похожа на грусть, на толику разочарования, будто я и правда не смог узнать тебя в тебе. Необычное, двоякое чувство облегчения и радости, печали и пустоты.

И эта твоя веселая грусть ощущается жаром под кожей, пульсирует холодом по венам и застревает вязким комом в глотке.

Мне внезапно хочется ощутить тепло твоей кожи. Нестерпимо хочется прикоснуться. Только тело отказывается слушаться, а пальцы деревенеют, стоит тебе разомкнуть губы, чтобы обронить очередную горькую усмешку.

— Я был прав, ты изменился. И такого тебя я никогда не знал.

В отличие от меня, ты отлично управляешь своим телом, более того, делаешь именно то, что хочется, а именно — касаешься меня.

Твои пальцы горячие, обжигающие и, это, в контрасте с моей ледяной кожей, дарует такие нереальные ощущения. И облегчение, и одновременно груз непомерной тяжести опускается на плечи. И только мгновение спустя я понимаю, что тяжесть на плечах дают твои ладони, а до этого…

Скользишь пальцами по лбу, по виску и щеке, цепляя щетину на подбородке и медленно взлетая к носу, ведешь по горбинке, по перелому до самого кончика и по нижней губе, заставляя буквально задохнуться, податливо разомкнув губы. И только после давишь всей ладонью на шею, на затылок, зарываясь пальцами в отросшие волосы, оттягивая их назад и без труда запрокидывая мою голову.

Не знаю, что хочу в этот момент больше: ощутить требовательный поцелуй или заживо быть испепеленным твоим горящим взглядом. А я ведь не заметил, как ты сделал последний шаг, который должен был сделать я сам и, наверное, который сделать не решился бы. Повезло ли мне в очередной раз, когда за меня приняли какое-то очередное решение или же я опять безмолвно обрек себя на муки вечные? Я не знаю. И не хочу знать.

— Почему?

С губ слетает одно-единственное слово, вмещающее в себя все эмоции, желания и терзания.

Я так увлекся созерцанием своей зияющей пустоты, что не заметил, как эта пустота перестала быть осязаемой и начала заполняться чем-то иным. Я так увлеченно поддался поиску теней прошлого, что едва замечал происходящее вокруг. Я так капитально застрял в каких-то прожитых переживаниях и терзаниях, что отказывался принимать и замечать что-то новое. Я настолько глубоко погрузился в себя, что, кажется, в себе же и потерялся.

— Тогда я был занят, а ты не был готов. Хотя ты и сейчас-то не особо понимаешь, что с тобой происходит.

Твой взгляд осмысленный, вменяемый и абсолютно трезвый, хотя я более чем уверен, что свой наполненный бокал прозрачной жидкости ты все-таки влил в себя. Но ты, в отличие от меня, не сделавшего ни глотка, куда более адекватен потому, что я и правда перестаю что-либо соображать.

— И что же со мной происходит?

Это не то, что я должен был спросить, и совсем не то, о чем думала моя голова. Только слова, слетевшие с языка, вновь веселят тебя. А я так рад вживую видеть твою улыбку и слышать твой голос, что натурально хочется сдохнуть от счастья.

— Я?!

Ты вопрошаешь. Перестаешь что-либо утверждать, позволяя шестеренкам в моей голове начать двигаться. А они там неожиданно становятся такими тугими и ржавыми, что я невольно слышу этот противный скрежет. Зажмуриваюсь, чтобы не оглохнуть от этого отвратного звука. А после боюсь открыть глаза. Страшусь узреть черноту вокруг и понять, насколько реален был мой глюк, насколько осязаемо реален. Наверное, еще опасаюсь осознать, насколько сильно поехал крышей. Наверное, не хочу поутру звонить своему лечащему врачу, сиплым от крика голосом сообщая, что приступы вернулись и что мне снова нужна психиатрическая помощь. Наверное, всего лишь боюсь понять, что окончательно и бесповоротно тронулся, потонув в темноте своего безумия и страхов.

— Я не исчезну.

Твой спокойный и уверенный голос врывается в голову, распугивая всех моих демонов. И даруя какую-то призрачную надежду, за которую хочется уцепиться даже своими одеревеневшими пальцами. Собственно, я за нее и хватаюсь, хотя на деле же хватаюсь за тебя, за ворот твоей рубашки, кожей ощущая тепло тела.

— Ну же. Посмотри на меня. Я так долго ждал этого момента.

И готов поклясться, что ощущаю под пальцами, как долбится твое сердце о грудную клетку. Это странно, потому что внешне ты оказываешься нереально спокоен. А я оказываюсь нереально жаден до прикосновений, стоит только выдохнуть и распахнуть глаза, воззрившись в твою черноту. И знаешь, что удивительно?! Твоя непроглядная темнота оказывается для меня спасительной. Она буквально окутывает со всех сторон, заворачивая, как в кокон. Или же это ты заворачиваешь меня в свои объятия? Не оставляя ни секунды на раздумья, на сомнения, на анализ действий.

Ты называешь по имени, по тому имени, которым звал когда-то и о существовании которого никто, кроме тебя, не знал. Сотни раз повторяешь одни и те же слова, вновь и вновь убеждая в реальности происходящего. Держишь крепко, не позволяя скатиться в свою тьму, не позволяя и шагу сделать в направлении скалящихся и рычащих на тебя демонов. Мне начинает казаться, что ты тоже их видишь, ощущаешь их взгляд в глубине глаз, чувствуешь их прикосновения под кожей и слышишь их утробный угрожающий рык, срывающийся с моих губ.

И почему? Почему именно Ты едва не свел меня с ума, чтобы спустя мгновение спасти от моего же сумасшествия. Как у тебя это получается?! Как ты можешь контактировать с моим безумием и оставаться при этом кристально вменяемым и чистым?! Мне приходилось каждый раз подолгу отмываться от этой черни, которая не просто въедалась смоляными пятнами под кожу, а буквально поглощала в себя все нутро, проникая в органы, в мысли.

А ты. Тебе достаточно улыбнуться уголками губ, чтобы мои демоны в страхе кинулись прочь, врассыпную, подальше от тебя, страшась тебя… как сильнейшего из себе подобных.

— Однажды я напишу и про нас историю.

— Пусть она будет несколько безумна в своем воплощении.

Слова разрезают тишину пространства. Мне не кажется, что ты пошутил. Более того, я уверен, что в той моей истории безумного будет много больше, чем было на самом деле. И не до конца уверен, что в той истории безумным окажусь я один. Я вообще уже ни в чем не уверен. Ни в чем, связанном с будущим. А настоящее… Настоящее я еще не способен переварить. Единственное, в чем сейчас убежден, — я наконец нашел того, кого мои демоны боятся по-настоящему. И это необычно. Потому что мне самому рядом с ним ни капли не страшно.