На тебя все и волком, и косо, и с ядом на языках.

А ты равнодушным взглядом их всех

И в прах.

И мимо по коридору в белом халате на широких плечах.

И всегда такой. Хмур. Холоден и нелюдим.

Спустился в свой подвал и неделю не входил.

Третье января века ядерной войны...

Я так увлекся созерцанием своей зияющей пустоты, что не заметил, как эта пустота перестала быть осязаемой и начала заполняться чем-то иным. Я так увлеченно поддался поиску теней прошлого, что едва замечал происходящее вокруг. Я так капитально застрял в каких-то прожитых переживаниях и терзаниях, что отказывался принимать и замечать что-то новое. Я настолько глубоко погрузился в себя, что, кажется, в себе же и потерялся.

От тебя пахнет рыбой, листьями лавра с едва уловимой ноткой эфирных масел, пряным кориандром, черным перцем и розмарином. Последний особенно ассоциируется с соленым бушующим морем. От смеси этих запахов неимоверно хочется пить. Только ты не спешишь утолить жажду, напротив, дразнишь вкусовые рецепторы соком лимона, кислотой мякоти и горечью цедры. Сглатываешь скопившуюся под языком слюну и, не оставляя себе ни секунды на раздумья, берешься за нож.

Острое лезвие крутится подобно спиннеру, встретившись с бетонкой лестничной площадки. Красиво крутится, поблескивая литым боком и отражая свет от единственной неяркой лампочки под потолком. Всего мгновение любования, чтобы осознать, что этот раз мог оказаться последним, решающим и тем самым избавляющим от мук земных и кары небесной.

Не демон и не ангел в бесовской личине.
Не воскрешаю, не казню по чьей-то прихоти.

— Сколько ты без дозы? 

Светишь фонариком в глаза, а у меня ощущение, что мне раскаленное железо в них заливают. Нихрена перед собой не вижу, пелена мгновенно застилает взор, а еще все вновь вокруг превращается в одну бесформенную кляксу.

Тишина настолько звенящая и осязаемая, что сглотнуть набежавшую под язык слюну лишний раз боишься, уж слишком громким этот едва различимый звук покажется. Это не к добру. И убраться бы отсюда побыстрее, пока чьи-то осязаемые на коже взгляды не стали реально ощущаемыми под кожей прикосновениями.

Здесь рутина, мам, тишина и покой. Здесь у всех на глазах и один, как совсем не родной. Тебя всегда встречают улыбкой, мам, но не искренней, а фальшивой.

Все мы Одни кем-то были рожденные Из крови и плоти, и кожей обтянутые. И сдохнем когда-нибудь тем же составом наполненные: Пять литров красненькой, десяток кило беленьких и туша бараньего мяса