***
— Алекс, как ты себя чувствуешь?
Голос молодой леди звучит приятной мелодией. Такой чарующей, нежной и трогательной, что в ней хочется раствориться.
Ее улыбка едва трогает губы, и оттого она кажется какой-то печальной. А взгляд смутно знакомых глаз чудится уставшим.
— Алекс, ты меня слышишь?!
Она сидит на корточках, держа в тонких и миниатюрных пальцах чужую бледную ладонь. И заглядывает в глаза так преданно, с такой надеждой на узнавание, что даже мне, глядя на всю эту картину со стороны, хочется подойти и потрясти замершего истуканом парня.
— Алекс… Алекс… Леш…
Она зовет его по имени, вглядываясь в непроницаемое лицо. Невольно пытаюсь уловить хоть какие-то крупицы эмоций в этом парне, но, к сожалению, не вижу их. Со стороны он кажется безвозвратно потерянным для мира и общества. Я бы назвал его овощем, но все-таки он нет-нет да реагирует на что-то, хотя на что-то совершенно не то.
К примеру, секундой ранее он пристально разглядывал напольную плитку, находя в цветной мозаике что-то жутко увлекательное и интересное. А заслышав барабанную дробь дождя по карнизу, перевел все свое внимание туда, в то серое небо, на грозовые тучи и на те капли воды, что неровными дорожками струятся по стеклу.
Тоже бросаю взгляд на водяные разводы, непроизвольно морщась. Сегодня погода откровенно дрянь. А ведь еще в квартиру добираться как-то предстоит. И машина, как назло, в ремонте, и пригонят ее оттуда еще не скоро.
— Леш, ты меня слышишь?! Леша-а-а!
У нее такое отчаяние на лице отражено, что становится слегка не по себе.
Я не помню ее имени, что с моей стороны дико непростительно и непрофессионально. Было бы. Если бы мы были знакомы. А так… Историю болезни этого пациента я читал в такси, пока ехал из аэропорта, что называется, с трапа и сразу на передовую, багаж завезти в съемную квартиру некогда было. А как переступил порог клиники, то сразу же сюда дернули, кофе хлебнуть не позволили, только сумку с вещами в кабинет успел закинуть и пальто с плеч стащить.
Везде всегда одно и то же. А я так надеялся, что хотя бы здесь будет чуть спокойнее. Все ж мечтать не вредно.
— Леш…
Она едва не роняет лицо на его колени, отчаянно сжимая его пальцы в своих. Могу поклясться, что знаю о ее переживаниях, терзаниях и тяжелых мыслях. Знаю, просто потому, что сам переживал нечто подобное. И самое важное для нее сейчас — это…
— Он вас не слышит.
Смириться. Смириться с любым исходом. Растоптать собственную надежду на хороший исход, чтобы перестать цепляться и быть готовой к любому. Быть готовой отпустить. А это бывает чертовски сложно. Реанимировать веру в светлое будущее куда легче, чем кажется. Реанимировать легче, а проститься с ней неимоверно сложно.
— Он теперь никого не слышит.
Голос одного из сотрудников клиники звучит глухо, но почему-то именно его слова и отрезвляют молодую леди. Она резко вскидывает голову, воззрившись на человека в светлой робе. Честно, но я рад, что она буравит недобрым взглядом не меня. Эгоистично, но рад.
— Что это значит?
Она еще не кричит, не срывается на весь диапазон тональностей собственного голоса, но уже набирает в легкие воздуха больше, чем положено для спокойного и размеренного разговорного тона.
Меня она будто бы и вовсе отказывается замечать. Хотя, как можно не заметить громоздкий шкаф в дверях палаты?!
Мне становится интересно, что стряслось за те пару дней, что я, как преемник предыдущего главврача, потратил на дорогу. А я ведь с персоналом познакомиться не успел, только из такси вышел и ко мне тут же подлетела молодая девчушка, без умолку начиная тараторить о назревающем грандиозном скандале. Она же сюда и привела, и до сих пор здесь стоит, за моей спиной прячется, к руке прижимается и дрожит как осиновый лист.
Неужели молодая леди будет настолько грозной, что сейчас ощутимо влетит этим двум, которые здесь, похоже, санитарами числятся?!
Молчание затягивается, а чье-то ангельское терпение заканчивается. Это отчетливо видно по ее лицу. А после и по напрягшимся мышцам невысокой и, казалось бы, хрупкой фигуры.
Она вскидывается в одно мгновение, будто возвышаясь над рослыми и крепкими парнями. А те, в свою очередь, мгновенно сжимаются на глазах, становясь едва ли не тараканами под хозяйской тапкой.
— Кто у него был? Кто к нему приходил? Кто, я вас спрашиваю?!
От ее крика невольно морщусь. Не люблю слишком звонких. Девчушка за моей спиной и вовсе всхлипывает, начиная тихо рыдать. Последнее становится причиной намокающего рукава халата.
Ну, потрясающая обстановка. И кого, спрашивается, здесь лечить-то нужно? Пацан вон этот как сидел истуканом, так и сидит, не шелохнулся и не вздрогнул ни разу. Я бы восхитился его выдержке, если бы… Если бы он был обычным вменяемым человеком.
— Ричард. Он представился как Ричард.
Слышу блеяние одного из парней, но цепляюсь совсем не за него, а за произнесенное имя. Слишком оно чуждо для местных широт. Слишком режет слух. Надо бы потом разузнать, что это за перец такой, коего так беспрепятственно пускают к пациенту, у которого действует Особый режим посещений.
Вздыхаю, поймав себя на мысли, что и здесь придется бороться с коррупцией среди персонала. Но лучше бы ошибался. Не люблю ошибаться, но лучше бы было именно так.
— Вы с ума сошли?! Я же ясно сказала, чтобы к нему никого не пускали! И Ричарда в первую очередь!
Я сейчас вижу перед собой злую фурию. Очень и очень злую. И мысленно радуюсь, что час назад сошел с трапа и минутами ранее выполз из душного салона такси, а то орали бы сейчас на меня, а не на этих несчастных санитаров.
Надо бы им внеплановое дежурство влепить за такое самоуправство. А лучше два. Или три. Нет, пять. Чтоб совсем не расслаблялись.
— Нам показалось, что он его узнал.
— И ему же стало лучше. На какое-то время.
Один вторит другому, едва не запинаясь на каждом слове. А еще со стороны выглядит так, будто мать отчитывает своих непутевых сыновей. Сейчас закончит читать нотации и возьмется за ремень. А после, наверное, пожалеет и покормит чем-то сладеньким: пирожками или тортом.
Хм. Какие странные ассоциации вызывает во мне эта особа.
— Да, но сейчас-то он совсем не в себе!
Она вдруг прекращает кричать и, резко выдохнув, разворачивается и вновь кидается к застывшему в одном положении парню. Замирает всего на мгновение и трясущими от волнения руками берет его лицо в ладони.
— Алекс! Алекс, милый, посмотри на меня…
По ее щекам катятся слезы, черными дорожками туши раскрашивая бледное личико. Она до крови закусывает губу, чтобы не завыть в голос, подобно той, что прячется за моей спиной.
Интересно, сколько она готова отдать за один его осознанный взгляд?! И я сейчас не о материальных благах рассуждаю. Совсем не о материальных.
— Леш… хороший мой…
Гладит пальцами его щеки, брови, скулы, а он как сидел неподвижно, так и сидит, и взгляд до сих пор в окно обращен, не моргает практически. И, пожалуй, последнее добивает ее больше всего. Она снова срывается с места и едва не кидается на этих двоих провинившихся.
Хочется верить, что останавливает себя сама, вынуждая восхититься ее выдержкой. Что не мой шаг навстречу останавливает изящную девушку от желания накинуться с кулаками на неугодных. Хочется верить. Странно, что хочется верить именно в это.
— Вы идиоты! Я запрещаю пускать к нему кого-то, кроме лечащего врача! Вы меня поняли?! Поняли?!
Больше не срывается на крик, но по-прежнему давит своим авторитетом.
Интересный экземпляр. И где же я мог ее видеть? Я бы запомнил имя, если бы нас хоть однажды представили друг другу. Но лично мы знакомы не были. А ее лицо мне смутно знакомо, не представляю откуда, но знакомо. Не знаю, может, на конференциях виделись, вращаясь где-то в одних кругах. Может. В этой жизни все может быть.
— А если…
Кто-то из санитаров пытается возразить, но не успевает высказать мысль полностью. Леди резко обрывает чужие блеяния твердым тоном голоса:
— Никаких если! За что я вам такие деньги плачу, в конце-то концов?!
— Слушаемся, мэм.
От такого обращения девушка лишь фыркает.
Ну, право слово, какая из нее мэм?! Максимум Леди. Леди Фурия. Так сказать, собственной величественной персоной.
— Если вы не можете обеспечить должный уход и лечение моего брата, то я буду вынуждена перевести его в другую клинику!
Это она по-прежнему умудряется высказывать сотрудникам, только теперь этот вопрос уже в моей компетенции, нежели в их. А еще в моих интересах сохранить численность всех пациентов и работников. И сдается мне, что поспособствовать увольнению этих несчастных для нее совершенно ничего не стоит. А как я уже говорил, здесь каждый на вес золота. Мало кто добровольно идет устраиваться на работу в стены подобных учреждений.
— Не стоит так горячиться. Думаю, подобного больше не повторится. Я за этим прослежу.
Наконец подаю голос, привлекая к себе внимание как леди, так и сотрудников, которые, к слову, тоже впервые меня видят. Ну что ж, хотел познакомиться при других обстоятельствах, но раз уж так вышло, то…
— Позвольте представиться…
Размыкаю губы, дабы озвучить и должность, и имя с отчеством. Не успеваю, правда. Меня буквально на полуслове затыкают. Попросту захлопывают одним взглядом бездонно-темных глаз.
— Вы новый врач, назначенный взамен того шарлатана?! Мне говорили, что вы должны на днях прилететь. Мирон Власович, если не ошибаюсь. Что ж, добро пожаловать! Надеюсь, вы не сильно свихнетесь от этого дурдома!
Леди придирчиво сканирует меня от макушки до пят и, только удовлетворив свое любопытство и кивнув чему-то своему, покидает палату, нагло отодвинув и меня, и плаксу за моей спиной. А я едва челюсть не роняю от подобного приветствия.
М-да. Чуется, будет весело. Очень геморно, но весело.
— Это Ева Юлиановна. Один из спонсоров клиники.
Кажется, это мне говорит та девчушка, которая еще минутами ранее роняла слезы на мой халат. Кажется, мы сейчас идем в мой кабинет. Почему лишь кажется?! Потому что наша дружная процессия со стороны выглядит странно, а как для меня, то очень даже забавно.
Первым номером выступает миниатюрная леди, стук каблуков которой разносится эхом по пустому коридору. Раз-два-три-четыре. Раз-два-три-четыре. Ритм и марш, как в армии. Командир…ша из нее грозная вышла бы.
Далее я с задумчивой рожей, не сводящий внимательного взгляда с впереди идущей особы.
Если ее братец хоть каплю похож на нее, то за мальца стоит побороться. Хотя еще полчаса назад я был уверен в провале своей миссии по излечению неизлечимо больного. Просто есть такие, которые не хотят возвращаться, и пацан казался мне именно таким. Исходя из строчек в его истории болезни, он казался безвозвратно потерявшимся. А я, как бы это эгоистично ни звучало, не берусь за лечение безнадежных. Но тут я готов подумать, чтобы поменять свое мнение на этот счет. Впервые за десяток лет готов вновь за кого-то бороться.
Там, за моей спиной, шествуют еще двое. Это те провинившиеся парни, их я слышу по шагам. А вот особа, что увивается хвостиком и держится по левую руку, ступает весьма и весьма бесшумно. Успеваю улыбнуться, поймав себя на мысли, что нашел для себя подходящего шпиона. Осталось только нервишки ей подлатать и в себя заставить поверить.
Любопытно становится, как долго я здесь продержусь, пока меня, как предыдущего, с поста вежливо не попросят. А еще интересно, как надолго хватит моего запала. Прям жуть как интригует.