Ходить по болоту опасно. Ходить по болоту ночью — опасно вдвойне. Ходить по болоту ночью, вздрагивая от каждого незначительного шороха и безостановочно озираться по сторонам — вообще смертельно. Но выбора нет, в описании маршрута чётко было указано направление именно сюда.

Уилсон напряженно потёр друг о друга вспотевшие руки и прижал к себе фонарь. Неприятно получилось, что добрался он до столь устрашающего места именно ночью, но страх перед неизведанным после подъёма всё время толкал вперёд. Глупо было игнорировать кремнем выложенное послание совсем рядом с его местом пробуждения.

«По стрелке прямо до берез, затем направо, на болото, до конца».

На ум приходили догадки, кто же мог быть этим самым «таинственным» благодетелем, рядом с посланием оставившим рюкзак, до краёв набитый едой и всякой утварью, необходимой для выживания, и было очевидно, что встреча с ним ни к чему хорошему не приведёт, но, раз сделан такой дружелюбный жест, нет смысла отказываться. Уилсон слаб, с трудом держится на ногах, ощущает постоянную сухость во рту и резь в глазах от ядовитого дневного света. Чувства к нему вернулись, но, к сожалению, этот процесс не оказался безболезненным. Тысячи самых разных звуков кромсали перепонки, насыщенность мира красками позволяла долгое время смотреть только прищурившись или вовсе зажмурившись, бессчетное количество запахов мутили и без того затуманенное сознание и замедляли движение. Слишком велик шанс, что, в одиночку он не сможет долго продержаться хотя бы из-за того, что невозможно мгновенно переключиться с одного способа поддержания жизнедеятельности на другой. И, к тому же, ему есть о чём поговорить с демоном. Он обязан выяснить, что произошло.

Маршрут оказался долгим, но не настолько утомительным, как ожидалось. На пути Уилсону несколько раз попадались или кострища, или холодильники с сундуками. Обычно, в них не было ничего ценного, но данные находки наталкивали на мысль, что здесь кто-то живёт, и причём давно. Ну не стал бы Максвелл так ради него расщедриваться.

В голову сразу лезли образы тех, с кем ему довелось сожительствовать до мрачного заточения. Мускулистый мужчина с львиным аппетитом, пожилая женщина в очках, белокурая девочка с нежным розово-фиолетовым цветком в руках, мальчик получеловек-полупаук, бородатый дровосек, ходячее железо и… поджигательница. Уиллоу. Она была последней, кого он видел, и именно в её компании он чувствовал себя спокойнее всего. То ли темпераментами они сошлись, то ли быстро смогли найти общий язык, то ли вообще всё дело в причёсках — никто не знает. Известно лишь, что она словно стала камнем преткновения между Уилсоном и Максвеллом. Со всеми остальными сожительство проходило более-менее спокойно относительно тёмных властителей. Что стало причиной того, что демиург так среагировал, видя дружеские отношения между ними, за что он так поступил с ним и жива ли она вообще? Ладно бы очередная пробежка по уже не помнится которому по счёту кругу ада — этим уже не удивить, но не такое длительное заточение во мраке.

Учёный поёжился. Все эти вопросы который день звучали в голове и всё никак не могли найти своего ответа. Какие только предположения он не озвучивал, доводы не приводил и заключения не находил. Всё бессмыслица, всё пустота. Нельзя найти то, о чём ничего не знаешь.

Неуверенный шаг. Ещё один. Неприятная субстанция под ногами бурлила и пачкала обувь, но угрожающих замахов огромных щупалец нигде не было слышно.

Сглотнув волнение, Уилсон неторопливо продолжил свой путь вглубь.

Может быть, потому, что возвращение ощущений само по себе — полная неожиданность, но каждый нерв, даже без его желания, напряжен до предела. Собачий нюх, орлиный взор, кошачий слух. Кто знает, может это всего лишь иллюзия и ему просто так кажется, но то, что есть — неоспоримая реальность. Его реальность.

Страх каплями пота соскальзывал с лица и всеми силами старался остановить путника. Казалось, чем дальше он отходил от берёзового леса за спиной в объятья недружелюбной местности, тем плотнее окружающие кошмары приближались к нему. Хотя, что здесь вообще можно назвать дружелюбным? Дорога, ведущая все глубже, чётко обозревалась, и Уилсон старался ни в коем случае не сбиться с ведущего пути, но на душе всё равно было неспокойно. Нигде ни намёка на присутствие вблизи хоть одного живого существа, не считая монстров.

Вдруг странный звук, пойманный его чутким слухом, как птица в паутинистую ловушку, заставил остановиться. Внимательно приглядевшись, Уилсон остолбенел от немого удивления. Большое пламя от костра вдалеке весело играло с ночью, нагло облизывая её черные длинный руки. Каменная стена выглядела спасительной крепостью, а мрачные силуэты совсем рядом с огнем внушали трепетную надежду. Но, подождите, кто они и почему их двое?

От гаммы разных ощущений, нахлынувших потоком, Уилсон выронил из рук фонарь и теперь отчаянно пытался поймать его до того момента, как единственное спасение от мрака не исчезнет. Да, он готов даме из мрака руки целовать за то, что она помогла ему окончательно не сойти с ума в заточении, всеми силами оберегала и была единственным лучиком света, этот свет, кстати, и подарившим. Но он вернулся, и совсем не хотелось специально проверять, будет ли здесь она к нему благосклонна.

Пока путник был занят столь душещипательным процессом, он не мог увидеть, что силуэты тоже его заметили. Один из них с громкими радостными возгласами со всех ног побежал к нему навстречу и даже не прихватил с собой факел, ринувшись в ночь, в то время как второй встал с земли и немного отошел от прохода в лагерь, внимательно наблюдая за светящимися от счастья людьми.

— Уилсон! — столь знакомый голос шёлком ласкал каждую клеточку измученного тела.

Названый, таки успевший спасти фонарь, но всё ещё сидевший на корточках, хотел было проговорить это огненное имя летящей ему на встречу и встать в устойчивое положение, но его лишили такой возможности, накинувшись с распростертыми объятиями и окончательно повалив на влажную землю.

— Триста тридцать крампусов, ты вернулся! — радостный возглас так и пригвоздил к болотистой поверхности, в чём после ему, вдобавок, помогло весомое женское тело.

С секунду погодя и придя в состояние спокойного понимания, что фонарь, спасенный от падения, но не от возникшей из темноты девушки, не разбился и откатился совсем недалеко, спокойно освещая территорию, Уилсон сам обнял Уиллоу, прижавшись щекой к мокрой, возможно, от слез щеке рядом. Такое необходимое ощущение тепла человеческого тела и нерешительная мысль о том, что теперь уж точно всё будет хорошо, раз столь дорогая для него персона жива и, судя по всему, не мучилась в плену мрачных комнат подобно ему, наполняли собственные глаза ненужной влагой.

Внезапно Уиллоу резко приподнялась, опираясь руками о землю, и повернула голову в сторону лагеря, сощурив глаза. Раздраженная усмешка слетела с её губ, и пока путник пытался предположить, в чём дело, она уже успела резво подняться на ноги и протянула ему руку.

— Пошли, будем тебя откармливать, а то совсем как мертвец, — от оценивающего взгляда не скрыться, но и от помощи отказываться смысла нет. Уилсон действительно очень сильно исхудал, но разве это сейчас должно волновать?

Боязливость подземных жителей не скрыть, её выдает каждое движение, потому пироманка, не спрашивая согласия, крепко прижала сейчас лёгкого как листья на ветру учёного к себе сбоку и бодрым шагом потащила его к огню. Уилсону только и оставалось, как поспевать за её скоростью.

В темноте было сложно понять, где база начинается и заканчивается, но её бескрайние размеры завораживали. Никогда прежде он не видел ничего подобного. Площадь, разделённая камнем словно на комнаты, каждая из которых несла своё значение, судя по находящимся там устройствам и предметам, напоминала большой дом. Осталось развесить вокруг безвкусные картины родственников, по углам расставить бестолковые сувениры и вазы с мертвыми цветами, и обязательно поместить огромную хрустальную люстру по центру — после наверняка не отличишь от настоящего поместья.

— Давно не виделись, мой дорогой друг.

Звучание голоса — как хлёсткий удар по лицу. Уилсон вздрогнул, а когда обнаружил обладателя опасной речи, инстинктивно сделал шаг назад, всем телом вжимаясь в руки девушки.

Звёзды не украшали небо, луна не освещала землю, легкий осенний ветерок давно умолк. Лишь яркое пламя от костра, тёплые руки подруги и тёмный силуэт напротив. Всё это дарило сочное понимание своего действительного возвращения. И, вместе с тем, позволяло волнам страха нахлынуть вновь. Демон обманет, демон обыграет, демон подставит. И только. Таким Уилсон запомнил Максвелла до момента тех устрашающих событий. Теперь же, высокий мужчина, стоявший перед ним, казался совсем чужим и инородным, хотя вершитель сея мира внешне ни на сколько не изменился — лоск и блеск в каждом компоненте образа. Всё та же властная поза, всё та же лицемерная улыбка, всё тот же настораживающий взгляд…

Внутренний жар опалил от души. Даже вздох стал казаться пыткой. Эти глаза пугали до дрожи. Ни грамма надменности, ни грамма демонической злобы. Только спокойствие, слегка приправленное нотками печали, и, в тоже время… неужели дружелюбия?

Прозвучало тихое шипение совсем рядом. Уилсон, мгновенно среагировав, пошатнулся и лихорадочно мотнул головой в сторону звука. А Максвелл тем временем уже успел скрыться из виду. Но, спустя несколько секунд на другом, скорее всего, конце базы вспыхнуло не менее интенсивное пламя.

— Пойдём, — Уиллоу легонько потрясла Уилсона за плечи и кивнула в сторону нового источника света.

Слабость никуда не делась, но негоже демонстрировать её настолько в открытую, потому, освободившись от чужих рук, мистер-совсем-растерянный-учёный двинулся вперёд, осторожно взвешивая каждый шаг. Волнение ни на секунду не оставляло, но всё же глубоко-глубоко внутри хотелось просто упасть на землю и просто улыбаться, ведь, кажется, его мучениям действительно наступил конец. И не стоит путать совершенно разные вещи. Борьба за жизнь — одно. Борьба за разум — совсем другое. Как и сражение с осознанием собственной беспомощности — есть нечто третье. Но, увы, недоверие шуршащими листьями напевало под ногами. А вопросы… Насколько же много самого разного хотелось разузнать и расспросить. Только вот обстановка вокруг нисколько не располагала для этого, а наоборот, заставляла трижды подумать, какие мысли стоило бы озвучить.

Причина? Всё просто. Эти двое. Что именно это за место? И почему они оба здесь? И эти периодические их переглядки… Глупо было думать, что Уилсон ничего не заметит. Он прекрасно знает, нет, чувствует, настолько сильно пошатнулось его сознание и насколько жалко он сейчас выглядит, но война с тьмой окончена и он точно не в числе проигравших, раз всё ещё способен здраво рассуждать и мыслить. По крайней мере, причины обратного не мельтешат на горизонте. К тому же, важную роль играет время. Слишком много его утекло с последней возможности разговаривать или даже просто видеть кого-то разумного и живого.

Да, можно смело заключить, что многие эпизоды промелькнувших ранее картин смешались и спутались. Но невозможно забыть, какими литрами гнева наливалось каждое слово Уиллоу, стоило хотя бы заговорить о демоне, и сколько пренебрежения сам Максвелл проявлял к ней в те редкие моменты, когда сам появлялся во времена совместного выживания двух его марионеток. Если призадуматься, настолько сильными подобными эмоциями он не «награждал» больше никого другого, по крайней мере из тех, с кем Уилсону удалось вместе выживать, да и, по сути, его самого.

Уилсон мысленно одёрнул себя. Стоит притормозить. Всё это происходило, когда он был рядом с ней, но опять-таки — загадка, что было до. Наверное, стоит отставить данные размышления в сторону. Сейчас главное узнать, что произошло после.

Чёткими движениями и словами хозяйка базы приказала своему долгожданному гостю сесть рядом с холодильником, вблизи костра. Ловко разложив рядом с ученым всевозможные вкусности, пироманка, наоборот, расположилась поодаль. Максвелл же, будто бы демонстративно игнорирующий относительно бурную деятельность, не побрезговал присесть на соломенную подстилку, устроившись с той же стороны, что и сам Уилсон.

Удивление застыло на губах. Всегда такой аристократичный и деловой, с обязательно сотворенным при беседе креслом рядом, самый мрачный персонаж данной картины всё больше настораживал своим поведением. Что же такое произошло здесь, в сотканном из бредовых иллюзий мире, ведь становится не по себе просто находиться рядом с ним.

— Почему ты так долго сюда добирался? — из потока размышлений вырвал негромкий женский голос. Уиллоу с нескрываемым интересом рассматривала нового собеседника. Её размеренное спокойствие ощущалось на расстоянии. Такая заботливая в каждом прикосновении. А какие же горячие у неё руки. Или это Уилсон так сильно замёрз? — За всё время твоего пути можно было несколько раз прийти туда-обратно.

Странно. Нежность по натуре ей не слишком свойственна, исключая, конечно же, моменты, когда надо что-то или кого-то поджечь. О да, тогда сами властители страсти склонят перед ней колени, признавая свою недалёкость по сравнению с ней. А сейчас… хотя почему это не может быть обычной радостью на возвращение своего друга. А что? Девушкам это вполне свойственно.

— Незачем тратить ограниченные силы понапрасну, — это правда. Мало ли, что ожидало его там, впереди? Вдруг очередная западня или ловушка? Ничто не давало гарантий, что так произойти не может. Именно поэтому, осторожно двигаясь по вымощенной дороге, он максимально чётко запоминал каждое дерево, каждый куст, сундук или домик свина, дабы, при необходимости, не пасть от незнания пути к отступлению.

Усмешка. Гордо оперевшись спиной на каменную стену, Уиллоу повернула голову в сторону Максвелла и теперь сверлила его нескрываемым гневным взглядом. Тот же, в свою очередь, похоже, нисколько не был удивлён реакции данной особы. Всё так же задумчиво созерцал что-то пред собой, и только уголки его губ иногда подрагивали.

— Что… произошло? — нервное. Слишком нервное молчание. Они явно что-то скрывали. Скрывали нечто очень важное и безусловно касающееся самого Уилсона, иначе зачем весь этот немой спектакль на эмоциях? — Почему я, — заминка, — почему я вернулся именно сейчас?

— Интересный вопрос, — неслышимая усмешка. Поза без движения. Фраза в общий унисон.

Пламя нежно щекотало воздух, напряжение разъедало каждый вздох, миска с едой всё норовила выскользнуть из слабых рук. Время словно замерло в ожидании. Никто не решался начать. А может, не хотел? Но тогда где логика? Вопрос очевиден, так зачем было ждать измученного путника и встречать так трепетно, если нет никакого желания излагать ответ?

— Я проиграл твоё заточение, — пора нитями сшивать рассыпающиеся буквы бытия. Пришлось несколько раз проморгаться для осознания услышанного. Любые предполагаемые причины превратились в пыль. — Ей, — слабый кивок в сторону Уиллоу.

Пироманка аж вытянулась по струнке, как от самого благородного комплимента, который когда-либо слышала. Наградив Уилсона донельзя миролюбивой улыбкой, она соизволила досказать начатое, продолжая перебирать огонь от костра рукой, словно вату:

— Мы заключили спор. Ставка — твоя свобода из заточения, в которое вот этот мрачный негодяй, — она сжала руку в кулак и ткнула большим пальцем на Максвелла, — решил тебя закинуть.

— Спор, — самостоятельно озвучить как бы пробуя на вкус. Так странно… Спорят глупцы, простофили, или же по пустякам, а здесь…

— Именно, — уверенность Уиллоу охватывала своей могущественной силой всё вокруг. Ни нотки страха или осторожности. Наблюдая за ней сейчас, можно было поймать себя на мысли, что убеждение о том, что всё вокруг ею лично возведено, только укреплялось. Очень в её стиле охватывать огромную территорию для создания базы. И пусть раньше, как помнится, всё всегда плачевно заканчивалось, сейчас не было сомнения, что у неё всё-таки получилось.

Ком застрял в горле. Если она сумела обуздать, наверное, четверть огромного болота, значит и он потерял ещё больше, чем думал, проклятого времени.

А Максвелл, тем временем, решил перехватить инициативу разговора:

— Весь смысл её победы заключался в попытке прожить в новом мире дольше конкретно установленного времени, — непривычно слышать сказанное. Максвелл всегда потешался, насмехаясь и издеваясь над своими марионетками, наслаждаясь их паникой от зрелища ужаса, когда все пути отступления перекрыты, а здесь почему-то согласился пойти на компромисс. Иначе как объяснить эту «победу»?

«Сколько?»

— Достаточно, чтобы удивить и в то же время не заходить за крайности, — Уиллоу не позволила озвучить свой душещипательный вопрос. Быть может, она знала, что он обязательно прозвучит, а может, прочитала по панически обеспокоенному выражению лица, что так неумело хотелось скрыть. — И нет, он не закинул меня черт знает куда. Были оговорены условия.

Бровь недоверчиво поползла вверх.

— Были оговорены и согласованы условия её выживания, — эти двое перекидывали линию повествования, словно мячик, друг другу по очереди. Так легко и просто, как если бы рассказывали сказку перед сном. Вопрос кому именно.

— Удивительно: ты позволил собственной «игрушке» самостоятельно решать, в каком мире ей жить? — колкость неприятно щекотала нёбо и, в конечном счёте, всё же выпорхнула, как птица из клетки. Досада скреблась когтями по пяткам. Возвращение, конечно, очень сильно осчастливило, но то, что для этого потребовалось воспринять его, человека, что чёрт знает который год сражается за жизнь в его идиотском мире, как бесхозную вещь, спором как бы определяя её «участь», выглядело слишком низко, даже для чересчур «гуманного» демона.

Дьявольские собственники.

— Уилсон, — холод в голосе пироманки полоснул пощечиной. Однако громкий щелчок длинных пальцев послужил словно тормозом для предполагаемых резких высказываний Уиллоу, которые, судя по её поднятым плечам, вжатой шее и сведёнными бровями, она желала озвучить.

— Скучно создавать миры, опираясь только на свой вкус. Хочется разнообразия. Особенно в таком тонком деле. Ты так не считаешь, Уилсон? — усталый, но всё же игривый взгляд как отражение недоумения напротив. В шутку или с издёвкой, но Максвелл всегда ранее обращался к дорогому, как иногда говорил, учёному по фамилии.

Однозначно что-то в нём изменилось. Осталось понять что.

Смех оказался настолько неожиданным, что моментально заставил отвлечься от созерцания сурового режиссёра нынешнего сценария. Что именно так развеселило Уиллоу, понять было сложно, однако её неподдельная радость обдала какой-то удивительной волнообразной силой, позволяя успокоиться и самому. Да, всё абсолютно точно не так просто, как может показаться, однако, раз пироманка навеселе, а Максвелл сохраняет прежнее спокойствие, есть шанс, что эта ночь будет тихой.

Окинув сидящих напротив ещё раз внимательным взглядом, словно убеждаясь в действительности их присутствия, Уиллоу бодро встала на ноги, потянулась и с явной заинтересованностью стала осматривать базу.

— Можешь праздновать возвращение и знакомиться с новым местом выживания. И съешь наконец хоть что-то! И кстати, — даже неудобно признать тот факт, что про еду попросту забылось в порыве выяснения нынешних обстоятельств. Нужно это исправить, желудок действительно не откажется от сытного по данным меркам ужина. — Ты не видел мой меч?

Самодельная ложка так и замерла на полпути. Дрожь быстрым танцем пробежалась по телу. Уиллоу совершенно по-дружески обратилась к Максвеллу с озвученной озадаченностью, продолжая хлопать на него своими большими глазами. При любой другой ситуации не стоило бы даже обращать на это внимание по той простой причине, что этого бы и не могло произойти, но сейчас… Очевидно, что возможность издеваться над демоном доставляет ей нешуточное удовольствие. Странна её абсолютная уверенность в собственной безнаказанности.

Ни одна мышца не дрогнула на усталом лице. С откровенно скучающим видом демон указал куда-то в сторону.

— Ах да, совсем забыла, — если присмотреться, данное поведение девушки выглядело сильно ранее не знакомым, и от этого становилось не по себе. — А…

Не дав договорить, Максвелл ловким движением достал из кармана костюма… зажигалку Уиллоу?! и протянул её стоящей рядом.

— Наконец-то, — радостно цокнув, девушка подхватила рюкзак, убрала в него ранее найденный тёмный меч и бодро скрылась в темноте, покинув базу ближайшим выходом, махнув напоследок рукой и кинув короткое: «не скучайте».

Казалось, воздух моментально похолодел. Демон и учёный остались один на один.

Время словно замедлило свой ход. Скромные порывы ветра задевали потрёпанную причёску. Предложенные блюда постепенно кончались. Было их может и много, только сами порции маленькие.

Воцарившееся молчание казалось слишком лишним. Максвелл как замер в задумчивой позе после ухода Уиллоу, так ни разу и не пошевелился. Тяжесть его взгляда казалась непосильной ношей.

Задумчивость. Непонимание. Сомнения. Страх сбавил свои обороты, хоть это не особо и разряжало обстановку. Нельзя забывать, кто сейчас рядом. И он как минимум должен рассказать всё, что нужно.

— Почему ты позволил себе проиграть?

Множество вопросов набатом били в висок. Самый главный, самый важный, самый нужный… вот только куда пропали все силы, когда пришло время его озвучить?

Максвелл вздрогнул. Не ожидал? Бывает. Но, какие бы цели не преследовал, позволить собственной игрушке обыграть себя в как там, споре? явно представляющем из себя не просто десять дней без палатки и казана есть нечто рвущее все устои, догмы и шаблоны. Твоего мира. В котором явно только ты хочешь остаться королём.

— Интересный вопрос. Увы, я не могу на него ответить, — усмешка созвучна яркости темноты.

Губы невольно сложились в едкое сомнение. Леденящая душу язвительность, словно защитная реакция, рвалась наружу. Правда настолько колет глаза? Наверняка, самочувствие преотвратное. А тут, как назло, появился «тот самый третий», узнавший о данном позоре. Должно быть, стало совсем не по себе.

Ком воздуха застрял в горле, заставляя прокашляться. Уилсон, что ты несёшь? Вновь, не зная большую часть произошедшего, строишь «достоверные» умозаключения. Прямо анекдот. Именно. Это не выяснение отношений с братом или другом, а спор с демоном. И наверняка останется большой загадкой, чего он стоил обоим его участникам.

Нетронутая посуда с едой мирно поднялась в воздух и отправилась прямиком в холодильник. Удивиться времени хватило, и с откровенным недоумением посмотреть на соседа по беседе, но сказать об этом — нет.

— Быть может, я поддался её уверенности и жажде твоего скорейшего возвращения.

Стой он сейчас на ногах — точно подкосило бы. Что за дикость только что прозвучала?

Максвелл, это точно ты?

Названный, тем временем, приглушенно усмехнулся и подвинулся ближе к стене, спиной опираясь на неё. Смятение стало настолько отчётливым, что уверенность в отсутствии реальности снова приблизилась. Что, чёрт возьми, происходит?!

— Это всё, что ты хотел спросить?

Зрачки замерли, не решаясь оторваться от чужого лица. Как колко. Никто не заставлял ждать измученного путника, а значит, желание поскорее уйти выглядит как минимум не по-джентельменски.

Сморгнуть лишние мысли удалось не сразу, однако от этого беспокойство никуда не делось. Уже поднятую руку хотелось протянуть вперёд и слегка потянуть за костюм, дабы убедиться, что происходящее — не подарок от разыгравшейся фантазии.

Если серьёзно, зачем он, явный неудачник — хотя бы потому что, находясь в этом с научной стороны неправильном мире, и здесь умудрился вляпаться в какие-то особенные неприятности, — им обоим сдался, раз за него развязалась целая война? Могущественный демон со «слегка» садистским складом ума и девушка с прирождённой жаждой сжигания всего, что пламени подвластно. В данном мире они находятся в совершенно разных весовых категориях, что по понятным причинам обосновано. Но как им могла прийти мысль сойтись в битве — не на жизнь — из-за него? Ведь ничего не выражало какого-то особенного отношения между ними и иже с ним. Несомненно, Максвелл с наслаждением ожидал момента, когда вдоволь отыграется на грубой, нахальной и бесцеремонной особе. Но всё явно пошло не так, как он задумывал. А если так, даже в мыслях страшно представить, что же это была за схватка, которую они прикрывают столь безобидным словом.

Интересно, насколько нужно быть искренним, чтобы суметь обвести вокруг пальца властителя обмана?

Движение получилось чересчур резким — вместо того, чтобы слегка притронуться к костюму, вышло, что пальцы с силой в него вцепились. Реакция и чужое недоумение подтвердили реальность происходящего. Хоть это радовало.

Складывалось ощущение, что это он стал яблоком раздора между ними. Заставившим их делать точно не предполагаемые ранее поступки. Вести игру по новым правилам. Сеять хаос и вывести взаимоотношения между собой на какой-то новый уровень, что было слишком заметно, стоило ему только войти в этот лагерь.

Холодная ладонь прикоснулась ко лбу. Шок поразил настолько сильно, что не хватило сил даже вздрогнуть. Осторожно подняв глаза, он смог самолично лицезреть, как беспокойство отражается на лице напротив. Конечно, Максвелл старался его скрыть, но острый взгляд цеплялся за каждое, даже мимолетное движение.

— Почему?

Почему ты так поступил? За что я должен был вытерпеть всё это? Как сумел тебя так разозлить? Какую цель ты преследовал?

Впрочем, даже в одном слове могут уместиться все недосказанные предложения.

Выражение его лица тут же изменилось. Порицание, укор, осуждение. В самой глубине, будто разъедая изнутри. Сметая всё на своём пути. Быть может от того ощущение, что демон постарел лет на десять?

Длинные пальцы аккуратно прошлись по заострившемуся от истощения подбородку. Ноль реакции. Нет никакого смысла сопротивляться. Сейчас он не просто сильнее, а может всего лишь парой движений вытрясли душу из исхудалого тела. Так если ещё и растрачивать силы понапрасну, в нужный момент может не хватить их сказать даже и слово.

Неторопливо проведя когтем по коже, Максвелл отпрянул, вернувшись в исходное положение. Негромкий смех казался чем-то аморальным. Лишним. Неуместным. Каверзная улыбка особенно.

— Почему? — столь отрешённо, задумчиво. Демон вытянул вперёд руку, с каким-то особым пристрастием рассматривая её. Дыхание запнулось. Сердце притормозило. — Потому что ревность.

Что?

Минуточку… он точно не бредит?

На одном дыхание Максвелл проговорил, как скороговорку, соблюдая настораживающие паузы между каждым словом и злостно вглядываясь в пустоту:

— Я приревновал тебя к пироманьячке и, в конечном счёте, сорвался. Что было дальше — ты и сам прекрасно знаешь.

Описать наступившее состояние сложно. Как-то быстро мир ужасов успел трансформироваться в дурку. Помогающая Тень, бесстрашная и весёлая спасительница с нездоровой психикой, говорящий о чувствах демон. Выпить, вроде, было негде, на алкоголь не свалишь.

Надавив пальцами на лоб, самостоятельно обличённый романтик закрыл глаза и спрятал лицо в сложенных ладонях. Похоже, столь откровенное признание нелегко ему далось. Но… почему не в демоническом стиле? В его силах заполучить то, что он хочет, не прилагая особо лишних усилий и уж тем более не истязая себя самого.

— Смысл? Будь мне нужно лишь твоё тело, время сильно бы сократилось, — далее более утончённо, — или же ты уверен, что я способен лишь на похоть?

Что правда, то не сгибается под весом обстоятельств.

Негромкий смех. Как быстро его раскусили. Интересно, этот внутренний покой — следствие длительного отсутствия этой самой правды или нынешнего нежелания её принимать? Что до, как он сказал, похоти… раньше возможно, а теперь — чёрт знает.

Оставалось только развести руками. Услышанное предполагало распухшую, в переносном смысле, от изумления голову, оброненную челюсть, выкат глаз из орбит и, в довесок, раскрасневшиеся щеки. Единственное, если поддасться таким глупостям, до завтра можно и не дожить.

— Почему не рассказал раньше? — замершая в молчаливом танце ночь с особым изяществом не прекращала озвучивать данный вопрос. Слишком много его она подарила своим собеседникам, как будто бы вежливо прося их вернуться в самое начало, когда мир ещё был тайной, а встречающий — банальным сторонником зла.

— Не будь настолько наивным, — Максвелл нервно достал сигару и закурил, но стоило только запаху табака соединиться с воздухом, как кашель не заставил себя долго ждать. Не слишком достойно скрутиться в три погибели и упасть на землю, уткнувшись лицом в хотя бы не пропахшую этим мерзостным запахом траву. Поспорить сложно, но факт есть факт.

Никакой оригинальности. Да, ему никогда не нравился запах табака, но настолько ощутимо на него реагировать не входило в планы учёного. Или же это всего лишь та самая ассоциация на долгие года, про которую даже не хочется размышлять.

Чужой голос слушался совсем рядом, но отсутствовала любая возможность хоть как-то отозваться.

Уже приготовившись снова завалиться в обморок — а это не в новинку, спасибо заточению, — Уилсон внезапно почувствовал, как сильные руки схватили его, подняли с земли и прижали к телу в фиолетовом костюме. Ладонь тут же легла ему на голову, словно прогоняя всю ту дичайшей силы головную боль, обрушившуюся как ливень без тёмных облаков.

Максвелл удивлял. Настораживал. Напрягал. Озадачивал. Неужто он сказал правду? Сомнительно. Впрочем, зачем тогда всё это?

— Приятель, ты не в характере, — сдуру выпалил Уилсон, стоило голосу вернулся к нему.

— Допустим, уяснил, — судя по всему, данный аспект волновал Максвелла наименьшим образом. Неторопливо поглаживая чёрные пряди, он будто бы вынимал и отшвыривал в сторону всю ту темноту, что в них запряталась.

Это было так необычно и… не чуждо? Чувствовать, именно, тепло чужого тела, вздрагивать от каждого прикосновения и крутить мысль как заезженную плёнку. Мысль о том, как до всего этого могло докатиться.

Обстоятельства не обязывали, но как же сильно его умоляли не творить мрак собственными руками, когда придёт время вновь встретиться с виновником печальной истории. Вот только после услышанного… кто же на самом деле тот самый виновник?

Непрошеные капли заблестели, неторопливо скатываясь и падая вниз. Облегчённо вздохнув, Уилсон всхлипнул, схватился пальцами за голову и рухнул прямиком Максвеллу на колени, стоило тому ослабить хватку. Боль медленно рассосалась, остатками улизнув в закромах. Внезапно нахлынувшее ощущение лёгкости словно окрыляло. Неизвестно, что именно этот ловкач сейчас сделал, но так хорошо Уилсон не чувствовал себя уже безумно давно.

— Судя по млению в каждой черте лица, тебе стало гораздо лучше.

Прищурившись и смахнув слёзы, Уилсон внимательно начал рассматривать своего «спасителя». Всё такой же колючий и надменный. Скрытный и коварный. Опасный, лицемерный и… жестокий.

Кривой смешок. Если всё сказанное, правда, то…

— Неужели совесть проснулась?

…не к себе ли самому в первую очередь он был слишком жесток?

Прискорбная усмешка, отведённый в сторону взгляд.

— При всей своей, как ты однажды выразился, бессердечности, я всё ещё способен понять, где переступил черту, — в горле неприятно заныло. Столько времени прошло, а он всё ещё помнит это злостное выражение, сгоряча направленное учёным в его адрес. — Да и не настолько уж я и стар… чёрт!

Удержаться от веселья теперь было невозможно. Максвелл, осознав, что только что ляпнул, угрожающе прорычал куда-то в сторону, явно поминая конкретную особу недобрым словом, и скрестил руки на груди, впиваясь когтями в локти. Уилсон же, продолжая спокойно лежать на его коленях, с трудом сдерживал себя, дабы не подавиться собственным хохотом. Вот кто, значит, всё это время составлял ему компанию. Чисто логически это может и объяснимо: между ними ведь шёл спор, но с точки зрения характеров Уилсон ожидал этого в последнюю очередь. Нет, не так. Уилсон, даже в мыслях, не рисковал предположить по какой-либо причине столь экстремальный способ развития событий.

— Подпортила тебя горячая натура. Ужом в боках засела, — и смех зазвучал ещё громче.

— Ты явно расслабился, раз отвешиваешь подобные шуточки, — едко осмотрев явно пришедшего в норму путника, Максвелл с откровенным неудовольствием заключил, что, мало того, что проговорился почти с самого начала, так ещё и, теперь уже бесспорно попал на крючок маниакальной поджигательницы, обожающей причитать из-за его возраста.

Вот что с людьми делает одиночество. А может, всё дело в отсутствии того самого человека?

Наконец придя в нормальное состояние, Уилсон сел на землю и, слегка, поёрзав, придвинулся к Максвеллу сбоку.

— Узнай я об этом тогда, в жизни бы не поверил. А теперь… — тихое молчание, разбавленное раздумьями.

— А теперь? — Максвелл, спустя несколько секунд повторил слова своего собеседника, внимательно рассматривая его.

— Теперь я в полном замешательстве, как быть. И… — учёный запнулся и потупил глаза, — я не могу…

Демон чётким жестом поднёс два пальца к губам Уилсона и медленно покачал головой. Нет смысла пытаться каким-либо образом скрасить ситуацию. Последствия были предсказуемы. Но одно дело когда дорогой человек живой, почти здоровый и если не рядом, то, по крайней мере, в более-менее безопасности, и совсем другое — когда он изничтожает себя самолично в глубоких и до дрожи тёмных пещерах из-за чьей-то конкретной прихоти.

Собственные ошибки порой нельзя исправить, но это не значит, что невозможно найти силы в них признаться.

— Я знаю.

Громко прижавшись спиной к стене, Уилсон отрешённо выдохнул. Внезапно рассвирепевшее, а недавно такое далекое чувство в груди со всем зверством отдавало по рёбрам. Абсурд, но после более подробного осознания всего случившегося, Максвелл на этом фоне выглядел самым… беззащитным?

Головокружение громом загоготало во всём теле. Стиснув зубы, Уилсон вцепился рукой в плечо демона. Тот, в свою очередь, вздрогнул, не решаясь двинуться. Поведение недавнего пленника, а ныне долгожданного гостя ошеломляло.

— Время, — сухо. — Мне нужно время.

— О чём ты? — Максвелл, найдя силы совладать со своим волнением, обернулся. — Хиггсбери! — крик кинжалом полоснул тишину. Недоучёный свалился наземь замертво.

Туман массивной шторой застилал всё вокруг. Тьма растекалась по телу, сковывая в свои объятия каждую клетку, лишая возможности даже дышать. Красочные воспоминания тысячей искр промелькнули перед закрытыми глазами. Опять. Один раз Уилсон чуть не распрощался с жизнью, от бессилия. Выбравшись же из заточения, он, веруя всем великим открытиям учёных, надеялся, что вся та тьма, что поселилась внутри и истязала его несчётное количество дней, осталась в пещере. Святая простота.

Незнакомое ощущение внезапно накрыло с головой. Тьма внутри металась в бешенстве. Напор извне нарастал. Происходившее, неизвестное доселе, мутило разум.

Глаза открылись слишком болезненно, из-за чего пришлось моментально зажмуриться. Чужие губы ещё раз, напоследок, прикоснулись к его собственным, зубами вытягивая за хвост последние остатки тьмы. Оцепенение сковало кандалами.

— Чёрт, Хиггсбери, я сам только что чуть дух не испустил, — переводя тяжёлое дыхание и тыльной стороной ладони смахивая пот с лица, Максвелл нависал над лежащим на земле учёным. Когда путник, с испугом взирая на него, подрагивающей рукой прикоснулся к своим губам, демон сурово пробормотал что-то нечленораздельно.

Горький, горький смех. И сокрушительный удар исподтишка, как раз тогда, когда этого можно ожидаться меньше всего. А он ведь так верил, что вернулся из подземелья один.

— Спасибо, — шёпотом, но насколько же громко это сейчас звучит.

Максвелл поднял голову, недоумевая рассматривая путника. Только он открыл рот, дабы что-то произнести, на что получил в ответ тихое «тш-ш-ш».

Погодя немного, Уилсон вдохнул полной грудью и продолжил, скальпелем смакуя слова:

— Ты дважды меня уничтожил. И дважды спас от неминуемой гибели, — Уилсон не стал уточнять, что именно подразумевает, наблюдая замешательство рядом сидящего. Голос обжигал холодом рассудительности: — Любые чувства — роскошь, за которую иногда приходится слишком дорого платить, — подняв руку, он прикоснулся к щеке Максвелла, словно запечатывая на ней свои слова. — Хотелось бы верить, что мы оба заплатили предостаточно.

Максвелл прикрыл глаза в знак согласия, прижимаясь щекой к исхудалой ладони. Уголки губ дрогнули. Мерзавец рядом — сейчас скорее доведённый до края тот самый старик, а нисколько не тиран и деспот в демоническом обличье.

Зажав в тиски любые рвущиеся наружу эмоции, дабы не спугнуть пугающую решимость, Уилсон то ли вселял надежду в чужое сердце, то ли испытывал на прочность.

— Дай мне время. Невозможно забыть всё случившееся в одночасье, — после, на мгновение зажмурившись, учёный указал навесу на себя пальцев, следом поднеся руку к собственному горлу и несильно сжав его. Не ясно, понял ли Максвелл, что именно хотел сказать Уилсон, но он, сведя брови в недоумении, кивнул.

Повисшая тишина позволила вздохнуть с облегчением. Непрошеный гость или ничего не заподозрил, или просто не придал этому значения. Хотя бы это могло подарить надежду на, если не тихую ночь, то светлое утро.

Поднявшись, Максвелл протянул руку Уилсону. Тот спорить не стал, и, неторопливо встав и отряхнувшись от пыли и земли, последовал за ведущим его, судя по всему к палатке.

— Тебе не помешало бы хорошенько отоспаться. Приятель.

Что правда, то не сгибается под весом обстоятельств, так ведь?

Уже практически забравшись внутрь, Уилсон ещё раз окинул Максвелла на этот раз понимающим взглядом.

— Возвращайся, — и тёмная шевелюра скрылась за навесом.

— Обязательно, — проговорил он и, усмехнувшись напоследок, скрылся в темноте.