Грязные холодные воды Ренхевена лениво текут мимо моста Колдуин, мимо Башни Дануолла и тюрьмы Колдридж, мимо паба "Пёсья Яма". Будто поток людских слёз, вызванный нескончаемой скорбью в умирающем, хотя ещё не так давно процветавшем, городе.

Корво пытается закурить — впервые за много лет, да и он так мечтал хоть об одной сигарете, когда его пытали в Колдридже, — но давится дымом, когда перед мысленным взором внезапно возникает личико двенадцатилетней Джесс, морщащейся от запаха табака. Вспоминает об Эмили, которая сейчас учит историю с Каллистой, но наверняка то и дело непоседливо выглядывает из окна башенки, чтобы увидеть отца.

Оставшиеся сигареты достаются Самуэлю.

И полного года не минуло с момента отбытия лорда-защитника из Дануолла — но всё в его жизни изменилось с тех пор. Всё рухнуло в одночасье ясным умытым утром месяца земли, когда он, радуясь, что вышло вернуться даже раньше обещанного, ступил на дорожку сада при Башне — теперь уже думается, уж не в последний ли раз в жизни он тогда это сделал. Слишком призрачным кажется сейчас шанс вернуть Эмили её трон. И слишком больно будет снова оказаться там, точно зная, что никогда больше с ним в этом саду не будет гулять та, ради кого он пожертвовал бы сейчас хоть всей Империей — пусть и сама Джесс точно не одобрила бы таких его мыслей.

Она наверняка и сейчас ощущает их, эти мысли, но не пытается снисходительным мягким тоном отчитать его: сердце из податливой плоти с механическими вставками бьётся в кармане плаща редко и мерно, не подавая голоса. Может, и к лучшему: он вряд ли сейчас выдержал бы слушать этот голос, осознавая, что теперь он будет звучать лишь таким: тихим, трепещущим, звенящим на грани сознания, заставляя на миг усомниться в том, что разум Корво всё ещё в целости.

Но как тут сохранить разумность, как не рухнуть без сопротивления в пучины безумия, когда история столь сильных чувств прерывается на полувздохе, будто лопается нить браслета, на который, словно сверкающие бусины, набирались бесценные моменты этой истории… Когда прямо в твоих руках обрывается та жизнь, которую ты поклялся защищать любой ценой — и ты осознаёшь, что не справился, что совершил самую трагичную оплошность и что цену за её возвращение, которую ты готов заплатить стократно, никто не примет. Когда твоё имя звучит из уст любимой в последний раз, посмертной печатью застывая на мягких алых губах, холодеющих, коих ты мечтал коснуться всё время своего путешествия. Не успел.

Найдя укромное место на берегу, под башенкой, Корво усаживается прямо на камни, подобрав уже давно безнадёжно грязные полы плаща, и просто глядит на реку, будто этот поток может унести его дурные мысли, его злость, его боль. Мужчину слегка трясёт — то ли от утомления, то ли от сырого ветра с Ренхевена, то ли от снова пришедших на ум недавних слов адмирала.

Все обитатели паба избегают смотреть лорду-защитнику в глаза, и все пытаются как-либо выразить своё сочувствие. Кто-то более разумно и тактично — например, молчанием, как Каллиста или Самуэль. Кто-то — неуклюжими, но достаточно искренними словами, как болтливый Пьеро или нервный лорд Пендлтон. Но вот Хэвлоку точно лучше было бы смолчать.

— Я соболезную, Корво, — сказал он как-то и после неловкой паузы продолжил: — Она… была такой красивой.

Красивой.

Гармоничность внешнего вида — всего лишь удача, дар природы. И, в конце концов, красота всегда в глазах смотрящего. По-настоящему ведь любят не внешнюю оболочку, а содержащееся в ней. Несгибаемый, но взвешенный характер. Мудрость. Умение сострадать, когда требуется, а иногда, напротив, быть строже. Способность посвящать себя огромной стране — и в то же время не забывать о тех, кто всегда рядом с ней. А ещё умение и желание доверять людям. Излишнее, как оказалось.

Властная, но справедливая правительница, страстная и верная возлюбленная, отзывчивая и заботливая мать. После того, как всё это навсегда кануло в Бездну, "красивая" звучит почти насмешкой, оскорблением его памяти о ней.

Нет, возможно, он слишком требователен и несправедлив. Упивается своим горем, в то время как жизнь вокруг продолжает кипеть, даже несмотря на чуму и неразбериху у власти. Но глядеть на Эмили, чьё невинное детство было в один миг разрушено и растоптано у него на глазах, выше его сил. Просыпаться по ночам от звучащего в голове её крика в тот день. Видеть, как она жмётся к Каллисте, которая изо всех сил пытается оставаться просто временной гувернанткой. Слышать из детских уст убийственный вопрос, сопровождаемый отчаянным молящим взглядом: "А мама точно умерла?".

Он вернёт свою дочь на трон. Окружит её заботой и любовью и приложит все усилия в пределах человеческих возможностей и за ними, чтобы её правление и жизнь были долгими и больше ничем подобным не омрачались. Но он знает, что эта девочка, так похожая на него, ещё долго будет просыпаться в слезах и звать ту, кто уже никогда не проведёт рукой по её волосам, кто не обнимет её, утешая, кто не будет проводить время с ней и её отцом. Ту, вспоминая о ком она лишь в последнюю очередь определит её как просто "красивую".

Величаво движущиеся волны Ренхевена шепчут колыбельную, силясь отвлечь от мрачных мыслей.

Как бы лорд-защитник ни был растоптан и истощён морально и физически, он всё ещё старается верить, что сумеет достигнуть своей цели. Он точно знает, что нужно делать, потому что у него всё ещё есть она — его путеводная звезда, его Императрица, что продолжает вести его по жизни, даже когда её собственная оборвалась так жестоко и безвременно. Вот только почему так больно прогонять через память все те моменты, что связывали — до сих пор связывают — их двоих?

Вольный и жизнелюбивый серконский народ имеет иное мировоззрение, нежели занудные гристольцы. Цени то, что у тебя есть. Не жалей об утраченном, а будь благодарен за то, что это у тебя вообще было. Но одно дело — просто слышать эти высокопарные истины от седых стариков на улицах Карнаки, а совсем иное — твердить их себе по ночам сквозь жгучие злые слёзы, стискивая кулаки до того, что костяшки белеют и кровь выступает под ногтями, когда перед закрытыми глазами вновь и вновь встаёт облик той самой, что безраздельно завладела его душой и покинула этот мир слишком рано.

— Корво... — человеческое сердце, которое он незаметно сам для себя взял в руку какое-то время назад, оживает, мигнув окошком с линзой.

Вздрогнув, лорд-защитник опускает взгляд, бережно держа трепещущий артефакт Бездны в сложенных лодочкой грубых ладонях. Проводит пальцем по оправе окошка, разглядывая шестерёнки под мутноватым стеклом.

На этот раз она говорит с ним долго. О том, что верит в его силы. О том, что не винит его в том, что он не справился, потому что в тот момент не справился бы никто. О том, что у него осталась Эмили, которая нуждается в защите и любви. О том, что, пусть от них двоих ничего в конце концов не останется: ни изувеченного шестернями органа, в котором содержится душа — от неё, ни обездушенной мрачной тени в грязно-ультрамариновом плаще — от него, — но оба они всё равно останутся друг у друга. Как память о бесценном счастье. Как лучшее, что можно было испытать за свою жизнь.

Медленно опускается солнце, заливая кровавыми сполохами город, который действительно захлёбывается кровью, и вовсе не фигурально. Окрашивается в алый холодная лента реки, и загораются редкие теперь огоньки в тёмных провалах окон. Слабо освещается и официально заброшенный, а на самом деле оставшийся вполне жилым паб "Пёсья Яма" — и правда отличное убежище под самым носом у проклятого регента.

Гаснет бледный свет под линзой утомившегося от долгой беседы Сердца, и едва заметная тень, колыхнув полами кажущегося совсем чёрным в темноте плаща с тёмно-золотой окантовкой, проскальзывает по камням в сторону паба. Замирает под самодельным мостиком, соединяющим паб и стоящую рядом башенку — а в следующее мгновение уже шагает по этому мосту, поскрипывая ржавой жестью под ногами и пряча в карман левую ладонь, на тыльной стороне которой нестерпимо яркой лазурью цветёт еретическая метка.

Нет, он не сдастся. Слишком через многое прошёл. Слишком сильно связан с этим городом и этой династией — особенно теперь, добавив в неё и своей крови. Слишком крепка любовь Корво Аттано, безродного телохранителя, к его Императрице.

Эта история началась в Башне Дануолла — и закончится в ней же, сегодня ночью.

Он справится. А она по-прежнему будет рядом. Всегда.