После отыгранных трёх концертов при тридцатиградусной жаре, слившись с продолжительного банкета, Валечка и Юра находились в номере отеля.

Едва отвязавшись от назойливых поклонниц, Валя лежал на спине, поперёк двуспальной кровати, закрыв глаза. Перед ними все ещё мелькали цветы, губы в помаде, фломастеры, блестящие глаза, фотографии, порхающие груди и ресницы. Всё это ему казалось таким пошлым и приземлённым... Все эти хищные женщины от восьми и до восьмидесяти лет, пытавшиеся ухватить кусок подола его пиджака, ботинка, хотели только одного: потом это хранить в уголке с автографом и пластинками, дисками? "И ради этого ли я выступаю? Ради этого ли я пою? Если они видят в моём исполнении песен только поверхностные вещи в виде моего приятного голоса и красивой внешности, может я что-то делаю не правильно?" – размышлял он, периодически надрывисто вздыхая.

Тем временем Юра на балконе, покуривал сигарету, и с интересом уткнувшись в мобильник, что то кому то печатал. Отправив очередное сообщение, он повернулся к Вале. 

– Ну что, отошёл, красавчик? Да кто ж знал, что они и у чёрного хода

соберутся? 

Валя ничего не ответил. Рядом завибрировал телефон, но он, не смотря, сбросил звонок

и просто его отключил.

– Понятно, случай тяжёлый. 

Юра потушил сигарету о штукатурчатый подоконник и подошёл.

Он каждый раз очень переживал за его эмоционально психическое состояние, ведь

никому и не объяснишь, что блондину с гитарой так тяжело переносить побочные

"сюрпризы" популярности, да и вряд ли кто либо поймёт… Глупости ведь,

по мнению большинства, каждый артист гонится за популярностью и признанием,

именно за той самой тонной внимания поклонниц и прессы. Есть, конечно, и такие,

но наши ребята считают иначе. Что это заведомо ложный путь артиста, ведь дело

не в автографах, а в том, насколько ты достучался до сердца и иногда даже как

перевернул душу слушателя. Юре вся эта популярность даётся легко, да и сильного

потока озверевших влюбленных поклонниц не поступает, как к Валечке, который сам

по себе стеснительный скромный парень, наделенный "ангельской"

внешностью, за что очень страдает, ведь женщины липнут на него как мухи на мёд.

Как говорится: "Тяжела и неказиста жизнь советского артиста". 

– Ох а ты случаем не перегрелся? – Юра наклонился и коснулся ладонью лба Вали. Тот слегка вздрогнул от неожиданности.

– Да что же ты такой нервный, а... Вроде нет температуры, странно…– саксофонист озадаченно присел на кровать, как вдруг в дверь постучали.

– Не открывай, – подал голос Валя.

– Да ладно, вдруг это Фёдорыч, я сам поговорю, отдыхай. – Вскочил Юра с кровати и

унёсся в коридор открывать дверь. Послышались голоса, женское хихиканье похожее на писк мышей, интеллигентный голос соансамбленника, визг благодарности, видимо, тот вручил открытку, подписанную и Валечкой тоже.

Через некоторое время голоса стихли, хлопнула дверь и Юра ввалился в комнату шурша цветами.

– Дочка губернатора республики приходила, фанатка твоя. Ну я конечно сказал, что тебя тут нет. – Он поставил букет цветов около зеркала.

– А между прочим, сей поцелуй предназначался тебе, – усмехнулся саксофонист, стирая губную помаду с щеки.

– Та блин Юрася, сдались мне эти поцелуи незнакомых девушек, но видимо твои западные замашки мне не понять. Вот в чём? В чём смысл? – Валя потянулся за стаканом воды, заботливо поставленным у кровати.

– Ну а что, приятно, симпатичные, относись к этому проще... – Пожал плечами Юра и уже хотел опять отойти на перекур на балкон, как вдруг в букете заметил сложенную записку.

– О, да тут любовное послание! – заметил он, разворачивая бумагу.

– Я прочитаю? Так ага... Почерк такой знаешь... как Татьяны в Евгении Онегине!

– Откуда ты знаешь, какой почерк у Татьяны? Даже она тебе любовные послания строчила?

Латышский Онегин 21 века? – съязвил Валечка.

– Да это образно говоря, брось ты, Онегин XXI века у нас в ансамбле это только ты. Так вот, читаю!

– Читай… – обречённо вздохнул Валя.

Юра встал в позу, напоминающую статую Пушкина, где он читает стихи, и начал прочтение содержания записки:

О, Чародей! Гитара твоя, мне сердце пронзила, струнáми звеня

И на сцену, О, Валя выходишь ласковый и нежный!

Улыбки блеск очей твоих как синь воды в похожий день…

– Да... – прокомментировал Юра приостановивши прочтение

– Наш Слава стихоплёт и то лучше пишет, а это какая-то любовная нескладушка, та-ак, читаю дальше.

Как клён зелёный на сцене ты шуршишь

Ты вынул сердце, достойны ль мы внимания?

О самоцвет ты наш, по ком же ты вздыхаешь?

И грýди сдавливает пыл эмоций и очарованья…

– Какой клён? Извините, конечно, но это метафора странная... Хотя может это из-за песни? Там у тебя клён, черемуха, или что?

– Ива, – хмуро отозвался Валя.

Дыханьем музы ведь гоним

Ты как прекрасный херувим

Глазами ясными как небо

Девичьи сердца терзаешь в негу…

Валя аж поперхнулся водой, но у него не нашлось даже слов, чтобы это прокомментировать, поэтому он взмолился:

– Может на этом достаточно?

– Нет не достаточно, там последнее четверостишье осталось! – восторженно произнёс Юра,

уже, видимо, "войдя во вкус" прочтения сией бредятины.

Никакой солист нам и не нужен

Наш блондин и на завтрак и ужин

Слушаю песни я твои не зря

Включаю их лишь встанет заря

И каждый день календаря зову я днём имени тебя, о Валя мой, любовь моя, Лель Чародей!

С любовью, Жанна!

– Не ну что ж... – вынес вердикт Юра. – Таких опусов мне не писали, бесспорно ты –

феномен! Зато сразу жениться предлагали ... Кстати я отказался… – Саксофонист

бросил любовную записку на стол и достал пачку сигарет.

– Валь, ты идёшь?

– Пожалуй, да.

– Так ты же не куришь! – сказал Юра, удивлённо высоко подняв бровь.

– Я рядом постою, на воздухе просто...

Друзья-коллеги вышли на балкон. Там, за облаками, отражался оранжевый закат, а мимо пролетал

редкий реактивный автотранспорт.