Когда бутылка опустела больше чем на половину, Габриэль начал задумываться о том, что он зря так решительно отказал Клариссе в повторной встрече. С ней ему не пришлось бы пить в одиночестве, сидя ночью в темноте своей комнаты и предаваясь угрюмым мыслям. В его жизни творилось какое-то безумие. Чем больше он пытался во всём разобраться, тем сильнее становилось чувство непонимания происходящего, тем больше возникало вопросов о семье, об Анвиле, о предателе, о самом себе и о Тёмном Братстве. В прошлый раз Габриэль сфальсифицировал выполнение контракта и намеренно оставил приговорённую в живых. Теперь он спас жертву от убийцы, приложив для этого немалые усилия. Он думал, что делает это ради Дафны. Но теперь уже сомневался, что ей это было нужно. Наверное, ему не стоило лезть.

Он не жалел о том, что совершил. Его могла покарать Ярость Ситиса, или Чёрная Рука обвинить в предательстве — плевать. Ему было безразлично собственное будущее, он не верил, что оно у него есть. Какое может быть будущее у человека, который решил посвятить свою жизнь убийствам? Он пошёл на это осознанно, сначала на Арену, потом в Тёмное Братство, он знал, что будет зарабатывать, проливая чужую кровь. И он не был лучше Ваарис. Он был намного хуже, потому что она хотя бы не лгала себе.

Когда бутылка опустела целиком, Габриэль решил: хорошо, что он отказал Клариссе в повторной встрече. Он помнил, каким тревожным стал её взгляд, когда он сказал, что она ошибается насчёт его героизма. Он помнил испуганную Элисаэль, вынужденную слушать все те ужасы, которые он ей рассказывал. Он не заслужил доброту этих девушек и не имел право пользоваться ею. Таким, как он, место в земле.

А отец, друживший с Кэмлорнским Охотником и ложью заманенный в Тёмное Братство, тоже так себя ненавидел? По словам Люсьена, он был одним из лучших братьев и был предан своему делу. Как ему удалось смириться с этим? Он тоже мог спокойно убить маленькую девочку и продолжать работать как ни в чём не бывало? Он не боялся жениться и растить сына? Может, он хотел, чтобы Габриэль вырос убийцей и не размышлял о добре и зле? Может, он в самом деле был чудовищем, который не задумывался о чужой жизни? Так, наверное, и Габриэлю не стоило задумываться. Выходя на поединок на Арене, он не боялся убивать и не боялся умирать сам. Так чего теперь так угнетается?

Нужно отыскать его убежище. И не только для того, чтобы узнать, что ему было известно о предателе, но и для того, чтобы узнать его самого. У Габриэля не осталось ничего, что стало бы памятью о нём, до недавнего времени ему даже поговорить об отце было не с кем. Дафна всегда избегала таких разговоров, и Рэл понимал: ей было больно. Ему тоже было больно.

Оставив пустую бутылку на столе, он нетвёрдо встал на ноги и вышел в коридор, решительно направляясь в сторону входа в подвал. Коробка, которую Дафна забрала из Лейавина, должна храниться где-то у неё. Она ни разу не показывала её Габриэлю, не упоминала о ней, но он точно знал, что эти вещи были важны. И он намеревался отыскать их.

Когда он был пацаном, Дафна не разрешала ему спускаться в подвал: отшучивалась, будто там много хлама и он переломает себе ноги. Люк, ведущий вниз, всегда запирался на замок, и раньше Габриэля действительно всё это могло остановить. Но не теперь.

Он присел, осмотрел ржавеющую скважину, кованные петли, на которых держалась деревянная крышка люка, и понял, что ему даже не придётся искать ключ или возиться со взломом. Он сходил на кухню за кочергой, подцепил плоскую шляпку гвоздя и надавил. Железная кочерга сработала как рычаг, и Габриэль вырвал остальные гвозди, без проблем сняв дверцу с петель. Его друзья из Гильдии Воров обязательно упрекнули бы его в грубости методов. Но Габриэль и не претендовал на место в их рядах.

Взяв с собой переносной светильник, он спустился в подвал и осмотрел небольшое тёмное помещение, заставленное ящиками и старой сломанной мебелью. Дафна даже не врала, когда говорила, что здесь много барахла. Рэл поставил фонарь, чтобы освободить руки, осмотрел покрытый паутиной потолок, на котором висели давно забытые пучки трав, оставленные сушиться, смахнул пыль с массивного сундука, в котором лежали старые платья Дафны и его детская одежда, осмотрел полупустую стойку с коллекцией вин, и понял, что никаких секретов тут не было. Не было потайных комнат, не было скелетов в шкафах — это просто подвал, где хранятся ненужные вещи.

Рэл подошёл к старому серванту, заваленному инструментами, книгами, битой посудой, которую было жалко выкинуть, выдвинул с трудом поддавшийся ящик и с удивлением обнаружил внутри стопку писем. Трясущимися руками он вытащил хрупкую бумагу из конверта и с дурным предчувствием развернул сложенный листок. В левом верхнем углу мужская рука красиво вывела: «Дорогая Дафна». И в правом нижнем — «Матье Белламон».

Габриэль разочарованно убрал письмо обратно, бегло просмотрел остальные. Все они были от Матье, и вникать в смысл текста не хотелось. Ничего важного и любопытного в них не было — просто переписка любовников.

Рэл грубо задвинул ящик, не став складывать письма в прежнюю аккуратную стопку, открыл другой. Здесь лежали какие-то официальные бумаги из замка, уже наверняка ненужные, но почему-то так и не уничтоженные. Изучать их не было смысла, но Габриэль всё равно достал ветхую кипу и едва не рассыпал листы. Под бумагами лежала та самая коробка.

Он сразу узнал её: небольшая, аккуратно сколоченная и выкрашенная в тёмный цвет с жёлтым узором по краю. Спустя полтора месяца после смерти его родителей Дафна попросила Фьотрейда приглядеть за мальчишкой некоторое время и отправилась в Лейавин «уладить кое-какие официальные дела». В Бруму она вернулась с этой коробкой в руках. Как Габриэль ни просил, её содержимое Дафна не показала. И вот теперь он поднял потёртую деревянную крышку.

Внутри было совсем немного вещей. Первой привлекла внимание большая деревянная щепа, завернутая в грубое льняное полотно, на котором высохли кристаллики соли. Дерево потемнело от воды и скалилось острыми оторванными волокнами, но с лицевой стороны оно оставалось гладко отполировано. Частью чего раньше был этот кусок и почему Дафна хранила его, знала только она одна.

Ниже лежал старый кованый нож, принадлежащий отцу. Деревянная рукоять была грязной, на клинке чернело множество царапин, но лезвие оставалось острым и ровным. На простой прямой гарде был намотан серебряный мужской браслет. Габриэль взял холодную цепочку в ладонь и мгновенно протрезвел.

Отец всегда носил это украшение на правом запястье и как-то рассказал, что это память о друге. Только сейчас Габриэль смог различить на аккуратной вставке из синего стекла неровно нацарапанные маленькие буквы: р э й г а й л а. Он не знал, кто это. Он никогда раньше не слышал этого имени. Рэл сунул браслет в карман и продолжил разбирать коробку.

На дне лежали малахитовая брошь-птица с отколотым хвостом и стопка старых писем, перевязанная чёрной лентой. Габриэль осторожно развернул первое письмо и почувствовал, что начинает задыхаться в этом душном тёмном подвале. На пожелтевшей бумаге было написано неровными узкими буквами: «Милая сестра». Рэл подвинул лампу ближе, удобнее сел на холодный пол и дал выждал несколько секунд, чтобы прийти в себя. Руки отчего-то дрожали так, что чернильные буквы разбегались в разные стороны, а из-за участившегося сердцебиения темнело в глазах.

Отец писал Дафне, и в этих словах было столько искренности, заботы, переживаний, сколько не каждому и вслух удастся выразить. И сейчас Габриэль узнал своего отца лучше, чем когда-либо.

* * *

«Милая сестра,

Я пропаду на время. Мне надо пуститься в дорогу, увидеть горы, испачкать руки в смоле, складывая костёр, пропахнуть дымом. Я в порядке, правда. Прошу, не переживай за меня.

Мне довелось потерять друга, с которым я сражался плечом к плечу, и это… не то чтобы я никогда не терял друзей. Просто обстоятельства данной смерти оставили во мне очень глубокий след, и мне нужно время, чтобы смыть с себя эту кровь. Чтобы осознать и прийти в себя. Не волнуйся. Но сейчас я нуждаюсь в одиночестве.

Поэтому, если меня хватятся (что вряд ли), и начнут выпытывать у тебя моё местоположение, доставляя множество неудобств, объясни им, что я вернусь — просто мне нужно время.

Чувствую себя последней сволочью, оставляя тебя, но твоя жизнь наконец-то течёт спокойно и размеренно в безопасных стенах Университета, потому я решаюсь на эту вольность. Я знаю, что ты поймёшь. Ты всегда понимала.

Не отвечай. Я всё равно уже давно в другом месте.

Дамир».

«Милая сестра,

Я оставлю для тебя это письмо у хозяина “Кормушки” — извини, что вынужден прощаться так. Но я слишком засиделся в столице, и сейчас мне пора уезжать. Надо работать.

Элиэр очень хороший парень. Я безумно рад за вас. Впервые уезжаю из столицы и чувствую себя спокойно, зная, что ты остаёшься в надёжных руках. Знаю, знаю. Сейчас опять разозлишься на мою чрезмерную заботу, но я не могу иначе. Ты дорога мне, и я рад, что сейчас ты счастлива.

Обещаю навещать вас чаще.

Дамир».

 «Милая сестра,

Ты только не волнуйся, хорошо? И не надо срываться с места и ехать ко мне. Всё в порядке.

Я обещал приехать в начале месяца, но не приеду, так что не ходи в “Кормушку” понапрасну. На днях попал в небольшую передрягу в дороге, получил по заслугам. И пока что прикован к кровати.

Только не надо себя изводить — что со мной может случиться? Я сейчас в Лейавине у одной девушки, которая помогла мне. Её зовут Гвендолин. Я давно её знаю и доверяю ей.

Навещу тебя, когда встану на ноги.

Дамир».

«Дафна,

Прости меня. Я дурак.

Я очень много думал, пытался понять тебя. Как видишь, мне потребовалось много времени, чтобы остыть и начать мыслить здраво. Я не знаю, как бы сам вёл себя, если бы полюбил девушку, которой суждено пережить меня на пару сотен лет. Но я-то вообще отдельный случай. Я никогда никого не любил, а если и любил, то всё равно не верю, что мне суждено жить долго. А тогда что я могу понимать во всём этом?

Поэтому я зря вспылил. Ты уже давно взрослая девушка и не нуждаешься в моём попечительстве. Вправе делать что хочешь. Если ты хочешь быть вампиром ради Элиэра, то это твой выбор, который я не могу оспаривать. Хотя мне очень нелегко принять этот факт.

Ещё раз прости. Надо было бы сказать тебе всё это лично, но у меня много работы.

Не отвечай — курьер меня не найдёт.

Дамир».

«Милая моя Дафна,

Ты принесла мне воистину страшную весть…

Я хотел бы сказать, что понимаю тебя, но нет. Я пережил многих из тех, кто был мне дорог. Но каково потерять любимую, я не знаю. Я хотел бы сказать, что всё будет хорошо, что всё наладится, только ты мне не поверишь. Потому я лишь попрошу: дождись меня. Я клянусь, что брошу всё и сорвусь в дорогу, как только раны перестанут болеть от каждого вдоха.

Держись, Дафна. И, пожалуйста, не делай глупостей.

Я так ненавижу себя за то, что не могу быть рядом прямо сейчас…»

«Какого Обливиона происходит, Даф?! Я нигде не могу тебя найти, и, клянусь Ситисом, если ты нарочно меня избегаешь, я весь город сожгу дотла, но отыщу тебя.

Тавэл обо всём рассказал мне. О том, что ты как ненормальная рвёшься убивать, и о том, что он лично отпаивал тебя противоядиями, выдёргивая с порога Пустоты. Что же ты делаешь, Дафна?..

Одумайся! Я понимаю, что ты сама не своя после смерти Элиэра, но, поверь мне, всё это не выход! Поверь мне, убивающему людей так, словно это как в шахматы в сандас сыграть. Это не приносит облегчения. Боль не станет глуше из-за того, что ты отнимаешь чью-то жизнь.

И уж тем более, Дафна…

Я просто не могу потерять ещё и тебя.

Не смей убивать себя.

Я знаю, что рано или поздно ты сюда вернёшься и прочитаешь это. Надеюсь, после ты сразу же ко мне приедешь: я буду у Делоса. Если, конечно, мы не встретимся раньше в столице.

Я от страха с ума схожу, Даф.

Не смей так поступать со мной».

«Сестра,

В Братстве происходит что-то странное. На днях я получил указания от Лашанса, но ряд причин заставил меня сомневаться в подлинности этого письма. И я отправился к Уведомителю, чтобы лично переговорить с ним. Это стало верным решением. Оказалось, что цель, которую мне предстояло убрать, — один из Душителей. Я этого не знал. Понимаю, что это была попытка предательства. Не понимаю только, кого хотели подставить: меня или Люсьена?

Мы донесли это до Чёрной Руки, но она оказалась глуха к нашим словам. Я должен докопаться до истины, Дафна. Всё это намного серьёзнее, чем кажется на первый взгляд.

В связи с этим, пожалуйста, будь особенно осторожна. Если это я кому-то перешёл дорогу, то они могут прийти к тебе. А ещё я опасаюсь за Лин и Габриэля. Знаю, что вы не ладите, но прошу тебя как человека, которому беспрекословно доверяю: поживи какое-то время в Лейавине. Сам я не могу приехать и подвергнуть их опасности.

Что касается твоей “работы”, то возьми перерыв. Любое твоё действие могут направить против нас. Легко манипулировать теми, кто находится в неведении. Не давай им такого шанса.

Дамир».

«Дафна,

Вероятно, ты уже слышала о решении Чёрной Руки. Ты сейчас ничего не понимаешь, поэтому я должен кое-что объяснить. Я в самом деле был знаком с так называемым Кэмлорнским Охотником, но это было ещё во времена моей юности. Я знаю, что он погиб примерно тогда, когда мы сбежали в Сиродил. Факт моей старой дружбы с ним и стал причиной обвинения. Чёрная Рука считает, что я продолжаю его дело. Это не так. Я не посмел бы подвергнуть такой опасности свою семью и пойти в одиночку против целой организации наёмных убийц. Я ещё не совсем свихнулся.

На моей стороне остались Люсьен и Аркуэн, также мне поверил Тавэл, но его голос не влияет на решение Чёрной Руки, несмотря на то, что Слушатель уважает его авторитет. На собрании всё дошло до абсурда: Люсьена едва не обвинили в содействии, способность Аркуэн мыслить рассудительно и хладнокровно подвергли сомнению, а Тавэла осудили в мягкотелости из-за появления дочери в его жизни. Какое-то безумие, Даф…

Тем не менее я благодарен им троим и знаю, что в случае чего, могу рассчитывать на их помощь. Думаю, и ты можешь рассчитывать.

У меня есть множество поводов переживать за Лин. Но я не могу рассказывать обо всём в письме — это слишком опасно. На меня охотится всё Тёмное Братство, и мой единственный способ оправдать себя и защитить семью — это найти настоящего предателя.

А для этого мне нужно стать тенью. Этого умения у меня не отнять.

Не переживай за меня, Даф, потому что твоё желание помочь может только навредить. Живи как обычно: не меняй привычек, не поднимай тревогу и не пытайся кому-то что-то доказать. Также на этот раз останься в Бруме: твой визит в Лейавин вызовет подозрения. У меня есть человек, который приглядит за ними. Ты же позаботься о себе.

Дамир».

«Милая сестра,

Последние несколько недель я намеренно вычеркнул из своей жизни, пытаясь найти предателя, и потому совершенно не следил за происходящим в мире. Сегодня же я узнал, что наследник решил открыть Врата Обливиона у Брумы. Я просто не могу остаться в стороне, зная, что ты будешь там.

Мне нужно с тобой встретиться. Я должен узнать всё в подробностях, а ещё… рассказать тебе кое-что. Мои расследования не прошли даром.

Это крайне опасно, поэтому ты должна быть особенно осторожна. Я не говорил тебе, где скрывался всё это время, но (позволю себе неуместную иронию) дружба с Кэмлорнским Охотником и научила меня тому, что спрятаться проще всего на самом видном месте. Нет, я не под покровом храма.

Я где обычно, Дафна. Ты отыщешь.

Чтобы не вызывать подозрений, как только приедешь, остановись через дорогу и походи по всяким магическим лавкам, покупая что-то. Сделай вид, что прибыла в город, чтобы пополнить свой магический арсенал. После полуночи приходи ко мне — дверь будет открыта. Обязательно убедись, что за тобой не следят.

Не бросайся в дорогу сразу же, как только получишь это письмо. Выжди пару дней.

Я безумно по тебе соскучился.

Дамир».

* * *

Габриэль бережно сложил письма в прежнюю стопку и перевязал их лентой, как и было. Коробка вернулась на место, скрипнул, закрываясь, старый ящик. Неужели для Дафны все эти памятные письма — просто ненужный хлам, которому самое место в подвале среди таких же лишних вещей? В это не хотелось верить. Хотелось найти этому какую-то причину, но не получалось. Коробка из Лейавина была забыта в тёмном ящике, покрылась пылью, подтверждая, что к ней давно никто не прикасался, да и Дафна почти никогда сюда не спускалась. Рэлу бы такую чёрствость…

Направляясь к лестнице наверх, он остановился у стойки с винами и всё же взял одну бутылку. Спать он всё равно уже не будет, а голова почему-то протрезвела, как только он узнал почерк отца на жёлтой бумаге. Габриэль грустно усмехнулся: ему всё ещё его не хватает.

Поднявшись, Габриэль положил тяжёлую крышку подвала так, чтобы она прикрывала отверстие в полу, но чинить не стал. Он вернулся в свою комнату, зажёг светильник и плеснул вина в грязный бокал. Прочитанные им письма всё же дали ответ на вопрос о тайном убежище отца. Габриэль достаточно прожил в Имперском Городе, чтобы не понять этого. Речь шла о «Кормушке» — забегаловке в Торговом районе, которой всё ещё владеет Делос Фандас. Габриэль и сам бывал там частым посетителем, когда работал в кузнице.

Можно было бы отправиться туда сейчас. Рассвет уже близился.

Но Габриэль не стал срываться в путь, а когда уже решился, то услышал, как открылась входная дверь. Дафна вернулась одна, привычно стуча каблуками по деревянному полу, прошла в свою комнату, переоделась, зашла на кухню, а потом спустилась по лестнице. Габриэль следил за её шагами и знал, что она направляется к нему.

Через пару секунд действительно раздался робкий стук, и дверь неслышно приоткрылась.

— Уже не спишь? — поинтересовалась Дафна, но тут же замолчала, заметив, что он и не ложился. — У тебя что-то случилось?

— Нет, — спокойно ответил он. — Как вечер прошёл?

— Отлично.

— Удалось произвести впечатление на старика?

— Кажется, да.

— Рад за тебя, — хмуро буркнул он и допил вино. Дафне это совершенно не понравилось.

— В чём дело, Габриэль?

— Ни в чём.

— Хватит. Тормод рассказал мне, что вчера ты чересчур беспокоился о безопасности магистра и навязался его сопровождать. Зачем тебе это было нужно? Это как-то связано с тем, что у тебя стоят уже две пустые бутылки из-под вина?

— Мне было интересно на него посмотреть, только и всего. И, представляешь, иногда я пью.

Дафна поджала тонкие губы и нахмурилась. Наверняка разрывалась между желанием развернуться и уйти, высказав этим своё презрение к его действиям, и желанием сесть рядом, чтобы узнать, в чём же дело.

Она не выбрала ни то, ни другое.

— Надо было всё-таки взять тебя с собой, — вдруг озвучила она. — От одиночества ты совсем дичаешь.

— Да ну брось, я отлично провёл время. Скучать не приходилось.

— И что намерен делать сегодня?

— Мне пора ехать. Есть дела.

— Ты пьян, Габриэль. Сейчас ты точно никуда не поедешь. Сейчас тебе надо выспаться.

— Вряд ли удастся.

После этих слов чародейка очень насторожилась. Она сделала несколько шагов к нему, пристально посмотрела в глаза. Её беспокойное поведение показалось Габриэлю очень странным.

— Вижу, вчера ты не шутил, когда сказал, что в последнее время плохо спишь. Это связано с чем-то конкретным?

Дафна тоже не шутила. И Габриэль признался:

— После тренировок на Арене всегда намертво засыпал, как только опускал голову на подушку. А с тех пор как стал Тёмным братом… не знаю, может ли это быть связано, но впервые за несколько месяцев я нормально выспался только здесь вчера. Да и то благодаря твоей магии.

— Дар Мистицизма начал проявляться в то же время?

— Ты про ту телепортацию?

— И про Анвил, — уточнила чародейка, и Габриэль понял, что она и без знаний Лэйнерил догадалась, как именно ему удалось тогда выжить.

— Я как раз об этом и хотел поговорить с тобой.

— Сейчас?

Он пожал плечами.

— Можно и сейчас.

— Тогда я заварю нам чаю. А ты хотя бы умойся для начала.

Габриэль решил не пренебрегать её советом, смыл с лица усталость холодной водой, заставил себя преодолеть слабость, а потом поднялся к Дафне, которая уже разливала чай в хрупкие тонкие чашки, отчего помещение наполнилось лёгким запахом душистых трав. Он наблюдал за ней и пытался понять, что происходит в её душе, но не понимал. Какая она, что она чувствует, о чём думает, чего хочет — он совершенно не знал Дафну, и сейчас ему стало не по себе оттого, что единственный родной ему человек так далёк от него.

Габриэль сел за стол, положил голову на руки и признался:

— Мне странно думать, что со мной что-то не так.

— Это ощущается? — Дафна поставила перед ним тонкую фарфоровую чашку, от которой поднимался белый пар.

— В том-то и дело. Всё как обычно, я обычный, ничего не изменилось, но как представлю, что в Анвиле я должен был умереть, а сейчас живу только благодаря какой-то странной магической силе… я и ту стычку с разбойниками пережил только потому, что у меня в крови склонности к мистицизму. Даф, мне нужно обо всём этом волноваться?

Она была с ним честна:

— Я ещё не знаю.

Дафна села напротив, её тонкие пальцы легко коснулись чашки, и Рэл заметил, что они дрожат. Она волновалась?

— На днях я познакомился с одной некроманткой, — рассказал он. — Я должен был убить её, но она схватила чёрный камень душ и словно вытянула из меня что-то. И я просто сломался, меня накрыло такой болью, что ещё какое-то мгновение, и… мне удалось разбить камень, и как только это произошло, это что-то ко мне вернулось.

Дафна молчала, смотря на него и наверняка что-то для себя решая, но делиться своими мыслями не собиралась. Тогда Рэл продолжил:

— Она рассказала мне кое о чём. Об обряде, который возвращает человека к жизни с помощью души, некогда пленённой, но не использованной для магии. Такие души остаются… тем человеком, которым были до смерти, они полностью осознают себя и помнят свою жизнь. — Габриэль видел, что Дафна незаметно вращает золотое кольцо на пальце. Значит, её точно что-то тревожит. — Так вот, для этого обряда маг должен попасть в особое место, где существуют такие души, но считается, что смертным туда пути нет. Потом необходимо найти душу, которая согласится стать магической энергией для умирающего и при этом полностью себя забыть, пожертвовать собой. А напоследок ещё и умирающий, то есть я, должен оказаться достаточно сильным, чтобы удержать в себе две души.

Закончив объяснять теорию Лэйнерил, Габриэль отпил из чашки. Горячий чай приятно согревал и успокаивал. Дафна всё ещё молчала, и он уточнил:

— Вот поэтому мне и не по себе. Возможно, я действительно был мёртв. Но я попал к магу, которому по силам такой обряд, а ему удалось отыскать душу, готовую меня спасти. Кем она могла быть? У меня нет друзей, погибших таким образом, никто из тех, кого я знал, не стал бы жертвовать собой. Лэйнерил, та некромантка, которая мне всё это объяснила, сказала, что души очень упрямы и точно не пойдут на такое. А эта, вот, пошла. Да и я сам, Даф. Во мне действительно сейчас две души? Я не чувствую ничего необычного, но одна только мысль об этом… — Габриэль, увлечённый рассказом, запнулся, но потом всё же решил сознаться: — меня пугает.

Дафна ещё какое-то время обдумывала его слова. Наверное, любой другой счёл бы Рэла сумасшедшим после всего сказанного, но чародейка отнеслась к этому серьёзно. Она прекрасно знала, что шутить с магией нельзя. Потому только уточнила:

— Кажется, у тебя есть все основания верить этой некромантке.

— Да, есть. Она не сходу всё это придумала.

— Когда-то давно, ещё в Нортпойнте, я слышала о подобном обряде, но не думала, что это возможно. — Дафна сделала глоток остывшего чая. — Сейчас я не смогу ответить тебе что-то конкретное. Мне нужно время, чтобы всё выяснить.

— Что ты собираешься выяснять?

— Я не люблю жить в неопределённости, — уклончиво ответила она. — Я хочу знать, что конкретно произошло с тобой и какие у этого могут быть последствия.

— Спасибо, Даф.

Он произнёс это очень тихо, и чародейку, кажется, его благодарность тронула. Она подняла на него блестящий рубиновый взгляд и подумала о чём-то, известном только ей.

— Я ещё ничего не сделала. Может, мне и вовсе не удастся в этом разобраться.

— Но ты хотя бы мне веришь. — И чтобы прекратить эту неловкую сентиментальность, он напомнил: — Ты сказала, что была в Нортпойнте. Это же на севере Хай Рока?

— Да, — с улыбкой кивнула Дафна. — Я не просто была там. Мы с Дамьеном там выросли.

— С Дамьеном?..

— Я не знаю, почему однажды все стали называть его Дамиром. — призналась она. — Его настоящее имя — Дамьен. Это как тебя все называют “Рэл”, хотя звучит весьма странно.

— А я об этом даже не знал, — строго проговорил Габриэль. Он рассчитывал, что Дафна сама поймёт его невысказанную просьбу, но она почему-то погрустнела. Он догадался: — Не хочешь рассказывать?

— Там случилось много неприятного.

— Тогда не рассказывай.

Габриэль допил чай. В голове журчала успокаивающая тишина, по телу разливалась приятная слабость, и отчего-то снова стало спокойно и уютно, словно сам этот дом так действовал. Сейчас не хотелось волноваться о чём-либо, не хотелось злиться, пускаться в дорогу… Рэл знал, что у него много дел, не терпящих отлагательств, но именно здесь, дома, все они почему-то теряли свою значимость. Наверное, Дафна была права: ему стоило выспаться после всего случившегося вчера.

И он вдруг понял:

— Проклятье, Даф… ты что-то подмешала мне?

Вместо ответа он получил только её безобидную улыбку.

На этот раз сон не был таким безмятежным. Габриэль видел какие-то бредовые кошмары, видел Леонсию или Элисаэль, видел болота, через которые убегал от преследователей, а потом — Анвил и бурлящее море внизу. Он резко распахнул глаза, дёрнувшись, и смахнул со стола чашку, которая со звоном разбилась. Спина и плечи неприятно болели после такого сна.

Габриэль собрал осколки и посмотрел в окно: солнце уже было высоко, нужно ехать.

Он спустился к себе, собрал вещи в дорогу, повесил меч слева — рана от болта уже зажила и больше не доставляла столько неудобств. Когда он заглянул к Дафне, чтобы попрощаться, то застал её спящей в окружении раскрытых книг и старинных свитков с магическими пиктограммами. Габриэль был полностью уверен, что причиной столь поспешного исследования стал он сам.

Он тихо позвал её:

— Даф… — Она не услышала, поэтому Габриэлю пришлось пройти в комнату и легко потрепать её по плечу. — Дафна…

Чародейка непонимающе нахмурилась, открыв сонные глаза, осмотрела комнату, Габриэля, и приподнялась на локте. Растрепавшиеся волосы волнами накрыли обнажённые плечи.

— Что-то случилось?

— Я там чашку разбил…

«Хватит придуриваться», — прочитал Габриэль в её красноречивом взгляде и уже серьёзно ответил:

— Мне пора ехать.

— Куда ты так торопишься?

— Нужно кое-что выяснить. Не забивай голову.

— Ладно. Как я смогу с тобой связаться? Если потребуется отправить письмо или самой приехать…

Габриэль не хотел упоминать об этом, но и умалчивать тоже не мог. Дафна должна была знать, где искать его, если вдруг что-то случится.

Потому он сказал:

— Сейчас я у Люсьена. В Фаррагуте.

— В Фаррагуте? — переспросила Дафна, и Габриэлю показалось, что он услышал в её интонации отвращение. Она села на кровати. — Зачем ты нужен Люсьену?

— Ты не знаешь? Он вроде как назначил меня Душителем.

— Проклятье! — тихо выругалась чародейка и отвела взгляд в сторону, чтобы дать себе время остыть. — Почему ты не сказал мне?

— Думал, ты в курсе.

— И что он от тебя хочет? Ты ведь приехал в Бруму не просто так.

— Не просто, — спокойно согласился Габриэль. — Но тебя это не должно волновать. Это… моё дело. Не переживай из-за этого.

— Это дело как-то связано с предателем?

На этот раз он солгал:

— Нет. Почему тебя так это беспокоит?

— Потому что я знаю, кто такой Люсьен Лашанс. Его одержимость уже лишила меня брата. Не хочу, чтобы из-за него что-то случилось и с тобой.

— Я и без него отлично справляюсь с поиском неприятностей, — пошутил Рэл. Улыбка Дафны была очень слабой и неуверенной.

— Просто будь с ним осторожен. Он опасный человек.

— Обещаю не искать неприятности специально. До встречи, Даф.

Она кивнула:

— До встречи. — И, подхватив дорожную сумку, Габриэль вышел из дома.

* * *

Как он и рассчитывал, ворота Имперского Города предстали перед ним в сумерках. Габриэль спешился, оставил лошадь на попечение конюхам, и, безразлично поздоровавшись с караульными, направился в Торговый район знакомыми белокаменными улицами. В постоянно меняющейся столице для него, прожившего здесь какой-то период своей жизни, всё оставалось неизменным и привычным, будто и не было всего этого Тёмного Братства, будто он снова идёт в таверну выпить пива, а утром ему предстоит выходить на бой в гладиаторских доспехах.

Вечерние улицы уже остывали после насыщенного солнцем и событиями дня, припозднившиеся горожане возвращались в свои дома и запирались изнутри, не обращая на Рэла никакого внимания — в Имперском Городе никому нет дела до остальных, каждый был сам за себя. Торговый район тоже уже затих и опустел. Закрылись лавки, разошлись покупатели, оставили свои площадки уличные музыканты, и в расползающихся сумерках огромный город вмиг сделался безжизненным и печальным.

Габриэль свернул к торговому ряду — длинному каменному зданию с множеством помещений для магазинов — и приблизился к угловой неприметной двери. Когда он зашёл внутрь, ему сухо сообщили:

— Парень, мы уже закрываемся.

Габриэль не обратил внимания на предупреждение, подошёл к прилавку, за которым работал худощавый татуированный данмер, и назвал его по имени:

— Делос, надо поговорить.

Эльф кивнул сидящему в углу вышибале, чтобы тот не торопился вышвыривать наглого бретона на улицу, посмотрел на Габриэля и даже узнал его.

— Давненько тебя не видел. Что за разговор?

— Несколько лет назад у тебя часто бывал один мужчина. Дамир Терребиус. — Идя сюда, Габриэль и не представлял, как ему самому будет непросто говорить об этом. Голос вдруг осел, сделался тихим и хриплым. Стало не по себе от внезапно появившейся слабости.

Делос спас ситуацию, задумчиво протянув:

— Как же, помню. Тоже пропал совсем.

— Он погиб в тридцать третьем.

Данмер молча поджал губы и опустил взгляд в пол, проклиная тот год, унёсший столько жизней. Потом бесстрастно спросил:

— А сестрёнка его?

— Дафна жива. Она теперь чародейка при дворе Брумы.

Этот факт Делос тоже принял без эмоций, кивнул. Габриэль продолжил:

— Дамир, случаем, не жил у тебя какое-то время?..

— Жил, — подтвердил Делос, удивившись. Кажется, начал что-то понимать. — А кто ты ему?

— Сын.

— Ох ты…

— Он ничего после себя не оставил? Понимаю, что столько лет прошло…

— “Кормушка” не предназначена для постоянного пребывания, поэтому я мог предложить Дамиру только подвал. Я им почти не пользуюсь, так что можешь спуститься и сам посмотреть.

Габриэль и не рассчитывал на такую удачу. Данмер отыскал где-то ржавый ключ, обошёл лестницу и снял с двери старый пыльный замок.

— Зови, если что-то понадобится.

Габриэль поблагодарил, сжал холодную ручку переносной лампы и спустился в прохладу тёмного подвала без особой надежды обнаружить здесь что-либо. Делос не солгал: он в самом деле почти не бывал внизу. Помещение выглядело заброшенным, всюду блестела паутина, пахло пылью и старым деревом расставленных по углам ящиков. За рядом таких ящиков, в самом дальнем углу подвала, куда и вовсе много лет никто не доходил, обнаружилась старая лежанка и мешок с лямками, служивший заодно и подушкой. Рэл присел, развязал пыльные шнурки и выволок на пол содержимое — внутри была только чистая мужская одежда, оставленная здесь специально. Создавалось впечатление, что сюда приходили только для того, чтобы выспаться. Других вещей здесь не было. В тусклом свете лампы Габриэль обыскал весь подвал, но так и не нашёл ничего важного.

Пока не наткнулся на люк в полу, запертый на массивный замок. Пришлось вернуться к Делосу.

— Удалось что-то найти? — сразу же спросил данмер, как только Габриэль выбрался из подвала, снимая с плеч паутину.

— Там спальник и мешок с одеждой. Это… его?

Делос повторил:

— Говорю ведь, я ничего не убирал. Я туда годами не спускаюсь.

— А ключ от канализации у тебя?

— Туда-то тебе зачем?

— Посмотрю, куда ведёт.

— Я всегда держу этот проклятый люк запертым. Вот, например, пару месяцев назад по городу опять поползли слухи о том, что коллекторами пользуются вампиры, чтобы проникать за стены. В Эльфийских садах двоих заразили. Эти твари пробираются в дома и пьют кровь спящих, поэтому мне совсем не хочется засыпать, зная, что такое может случиться и со мной.

Делос говорил очень оживлённо и взволнованно, похоже, он действительно был напуган происходящим. Габриэль вампиров не боялся, потому улыбнулся.

— Мне доводилось иметь с ними дело, так что ты меня не остановишь. Но если тебе будет спокойнее, то можешь запереть люк, как только я спущусь. Найду другой выход.

— Уверен? В коллекторах под городом недолго и заблудиться.

— Разберусь.

Делос только покачал головой.

— Ну как знаешь. Схожу за ключом.

Он скрылся на втором этаже, оставив Габриэля под присмотром своего вышибалы, и не возвращался довольно долго. В душащей тишине становилось неловко, но и разговор вряд ли бы завязался, потому оставалось лишь молчать и слушать собственное тяжёлое дыхание. Наконец наверху послышались шаги, и Делос кивнул, предлагая спуститься в подвал.

Когда они оказались на месте, данмер снял замок и поднял грубую крышку. Рэл заглянул внутрь. Вниз спускалась скользкая металлическая лестница, скрывающаяся во мраке. Канализационный смрад прожигал грудь, от сырости и затхлости запершило в горле. Но где-то там, возможно, есть что-то важное, потому что если бы Габриэлю приходилось скрываться от профессиональных наёмных убийц, то он непременно бы воспользовался сетью подземелья под городом, чтобы не привлекать к себе внимания на улицах. Да и подвал «Кормушки» совсем не выглядел так, будто в нём жили.

Габриэль взял предложенную Делосом лампу и начал осторожно спускаться в душную темноту каменного коллектора. Стены здесь были выложены аккуратными блоками, покрытыми белым налётом, длинным мхом и плесенью, где-то недалеко мерзко капала вода. Рэл никогда не был брезгливым, но даже он проникся отвращением к этому месту и довольно скоро начал сомневаться, что отец им пользовался.

Лестница привела в высокое квадратное помещение. Из него уходил короткий тоннель в основной коллектор, куда по каменным трубам сливалась грязная вода из города. Нечистоты стекали в общий поток, и вонь здесь стояла такая, что Рэл невольно начал дышать ртом. Он прошёл вдоль широкого жёлоба вправо, чувствуя, как оттуда тянет прохладный поток воздуха, и вскоре наткнулся на ещё одно ответвление. Если в этом месте действительно обитают какие-то вампиры, то Габриэль никогда не сможет их понять. Ему, полжизни прожившему с Дафной, было прекрасно известно, что вампиров совершенно невозможно отличить от обычных людей, если они регулярно питаются. И потому он не верил в рассказ Делоса. Любой вампир мог спокойно войти в город, как и любой человек. Зачем им копошиться в канализации?

По углам только настороженно пищали крупные крысы, подбирающие выбрасываемые людьми объедки, и Габриэль совсем расслабился, думая о том, куда идти, а не о возможной опасности. И внезапная вспышка магии, которую он вдруг почувствовал на подсознательном уровне и даже не сразу понял, в чём дело, выбила из колеи. Габриэль замер, не додумавшись прочесть заклинание защитного оберега или обнаружения душ, и сразу же поплатился за это. Он прислушивался, пытаясь поймать любой посторонний шорох, и даже не думал о вампирах, которые — он ведь знал! — могут ходить совершенно бесшумно.

Что-то прошелестело за спиной, и Габриэль, резко обернувшись, заметил большую тень крысы и только покачал головой, смеясь над собственной слабонервностью.

В этот момент кто-то крепко схватил его за плечи, острые пальцы до боли вжались в кожу, надавив точно в то место, куда недавно попал болт, и Рэл вскрикнул от внезапной боли, даже не успев ничего понять. В следующий миг тепло чужого дыхания до мурашек обожгло кожу, и два тонких раскалённых лезвия прокусили пульсирующую жилу. Телом сразу же овладела дурманящая слабость. В глазах темнело.

Габриэль нашёл силы вскинуть левую руку и схватил чьи-то длинные жидкие волосы. Послышалось женское болезненное шипение. Он дёрнулся вперёд, ударил кулаком на уровне плеча и, похоже, попал невидимой противнице в висок. Она оказалась ниже него. Не обращая внимания на кровь, стекающую на грудь из разорванной острыми клыками шеи, Габриэль выхватил меч и сразу же полоснул им перед собой. Он не рассчитывал на то, что попадёт, но клинок привычно мягко прошёл сквозь плоть, и женщина вдруг сделалась видимой. Она попятилась, прижав к груди обе ладони, и посмотрела на Габриэля полным ужаса взглядом. Всю её грудь пересекла длинная кровавая полоса.

Женщина была очень худой, с полностью седыми волосами, ходила в грязном рванье. Габриэлю отчего-то стало отчаянно её жаль. В ней совершенно не было того вампирского очарования, каким обладали Дафна и Тавэл. Она была одинокой нищенкой, потерявшей всякую надежду на нормальную жизнь, вынужденной скрываться в канализации, чтобы незамеченной выбираться в город и добывать себе пропитание. Вампиризм стал для неё проклятием, изгнавшим её из общества, и что ей, одинокой и запуганной, оставалось? Только скрываться здесь. Потому она и напала исподтишка, стремясь застать врасплох. Какие у неё, слабой и безоружной, были шансы против сильного мужчины, способного одним движением сломать ей несколько костей?

Вот твой страшный ночной монстр, Делос.

Женщина упала без дыхания, и Габриэль только сейчас зажал рану на шее, чувствуя под пальцами не останавливающуюся кровь. Это точно его не убьёт, но ощущения были мерзкими. Кто знает, какая зараза теперь разносилась по телу?

Вытерев лезвие и убрав меч в ножны, Габриэль прошёл дальше и в небольшом закутке отыскал пристанище нищенки. Здесь чернело пепелище костра, сложенного из трухлявых досок, на ржавом железном вертеле остывала недоеденная крыса. Спальное место было собрано из старых отсыревших тряпок, рядом лежала ветхая книжонка и несколько сточенных угольков. Габриэль заинтересованно присел, пролистал несколько страниц. На всех были рисунки.

С болью вспомнилась Леонсия. Вспомнилось, как она рисовала в дороге углём на обрывке бумаги, когда Габриэль открыл глаза после Анвила. Как касалась его лица перепачканными сухими пальцами и как блестели её глаза. Рэл так и не увидел тот рисунок, она его почему-то спрятала.

Он листал книжечку и вдруг наткнулся на неровный крупный текст на развороте. Габриэль заинтересованно осветил пожелтевшие страницы лампой.

«Там точно есть комната. Старый кровавый след резко обрывается посреди стены, ныряет в эту щель. Но дверь никак не открывается. Если это вообще дверь. Мне страшно, что оттуда может кто-то прийти. Надо бы перебраться подальше».

Габриэль поднялся, посмотрел на каменную кладку стен и, не обнаружив ничего необычного, пошёл дальше по тёмному холодному коридору. И почти сразу же увидел тот кровавый след, о котором писала нищенка. Это была тонкая почерневшая от времени полоса на уровне плеча, словно кто-то раненый шёл здесь, придерживаясь за стену. И на полпути след резко оборвался. В самом деле казалось, что он уходит куда-то вглубь.

Габриэль внимательно осмотрел этот участок стены. Кладка здесь выглядела более новой, чем остальная часть канализации, словно кто-то заложил узкий проход. Рэл коснулся каждого камня, проверяя надёжность стены, и один вдруг просел под ладонью, зашатавшись. Габриэль вынул нож, поддел камень и тот легко поддался, с громким скрежетом выходя из стены. На пол посыпалась крошка сухого скрепляющего раствора.

Образовавшаяся брешь не приоткрыла завесу тайны. Посветив внутрь, Габриэль увидел ещё одну преграду, коснулся её пальцами, пытаясь понять, что это, и под кожу вдруг глубоко вошла большая заноза. Дерево?

Внезапно пришло понимание. Это дверь, замаскированная под стену. Не просто заложенный старый проход, а именно тайник, открывающийся вовнутрь с помощью длинного плоского ключа. Рядом находилась скважина, которую Рэл не сразу приметил. И он вовсе не обратил бы на неё внимания, если бы не царапины рядом. Кто-то много раз промахивался, пытаясь вставить ключ.

У Габриэля никакого ключа не было. Он ещё раз пристально изучил отверстие и догадался, что это и не может быть обычный замочный механизм. Это нечто другое.

Он достал кинжал и вставил его в скважину, пытаясь наощупь изучить её внутренности. Лезвие сразу же наткнулось на что-то жёсткое, спружинившее под напором, и Габриэль не побоялся надавить сильнее, ещё не совсем понимая, что именно он делает.

Внутри что-то разъединилось, щёлкнуло, и скрытая дверь тяжело поползла внутрь, приглашая в темноту спрятанного канализационного помещения. Габриэль выше поднял лампу и шагнул вперёд.

Тайником была комната в десяток шагов в длину и ещё меньше — в ширину, но, как только Габриэль оказался здесь, в груди почему-то защемило от волнения и странных предчувствий. Он увидел импровизированный стол из грубых ящиков, на которых лежали старые чистые листы бумаги, высохшая чернильница, несколько потрёпанных перьев. В небольшом мешочке из грубой ткани хранились чистые бинты, рядом были расставлены флаконы с неизвестными зельями. На полу разбросали окровавленные тряпки, валялась пустая бутылка из-под вина с этикеткой Тамики. В углу остался след от костра, обложенного обломками камней. Дым уходил наверх через щель между стеной и потолком.

Габриэль заметил среди углей не до конца сгоревшие страницы: кто-то в спешке бросил в огонь стопку важных бумаг, стремясь уничтожить. Многие из них действительно обратились в лёгкий пепел, уже разлетевшийся по всей комнате от сквозняка. Но до конца сгорели не все. На одной, измятой и обуглившейся, можно было разобрать аккуратную строчку: «Ты в опасности. Пожалуйста, приез…»

Габриэль осторожно коснулся страницы, чтобы посмотреть на следующую. На ней можно было различить только несколько букв: «… ая сестр…»

Рэл забыл, как дышать. Это были черновики писем отца Дафне. Он сжёг их, написав что-то лишнее, потому что недели вынужденного одиночества приучили его к осторожности. Читая оригиналы последних писем у Дафны в подвале, Габриэль видел, как аккуратно отец подбирал слова, зная, что их может прочесть кто-то ещё.

Но в конечном варианте его последнего письма не было ни слова об опасности. Он считал, что Дафне что-то угрожает?

Больше в этой комнате смотреть было не на что, но Габриэль всё равно просидел на холодном полу несколько бесконечных минут. Голова была абсолютно пуста, и из-за этого ощущения потерянности он не знал, что ему делать дальше.

Наверное, нужно было прямо спросить обо всём Дафну. Уж ей-то он мог доверять?..

Когда он выбрался из канализации, на улице стояла глубокая ночь. Выход вывел его за стены в северной части города и, возможно, Рэл оказался прав: этим ходом отец и пользовался, чтобы добираться к Делосу.

Нужно было дождаться утра и заглянуть к нему. Сообщить, что он больше может не бояться страшного вампира, а потом зайти в алхимическую лавку за лечащим зельем.

Габриэль открыл сумку, чтобы посмотреть, хватит ли у него на комнату в трактире, и взгляд снова упал на прихваченные с собой обгоревшие клочки бумаги. От почерка отца в груди становилось тяжело.