«Я забью тебя до смерти, если это не покинет мой дом как можно скорее. Моего терпения не так много, как ты думаешь». Тсуна нарёк это Первой Угрозой. Неделю он Всей Душой Горевал и Пытался Извиниться. Энма-кун игнорировал Босса Вонголы и устраивал всё больший хаос в домике Хибари, не нарочно, разумеется. 

Если бы не Мукуро, то и Тсуна, и Энма были бы уже давно забиты до смерти. 

Хибари-сама выходит из дома каждый день по разным дисциплинарным и не очень делам. Энма остаётся мыть посуду и досыпать своё. Сонные облака плывут по небу, подгоняемые бодрым рассветным солнцем. Хибари так же бодр, как и светило, и идёт по крыше с довольно лихим видом. Дойдя до зоны видимости из окна дома семейства Ананасовых, он обращается в осторожность и невидимость. Он крадётся бесшумно, как кошка, сливается с фоном, как хамелеон, но прищуренные глаза иллюзиониста всё равно его замечают. Тогда обладатель этих глаз спрыгивает с подоконника на крышу и, покачивая бёдрами, продвигается к ГДК. Разворачивается сцена страстного поцелуя. И главные действующие лица разбегаются, кто на подоконник, а кто по дисциплинарным делам. 

Когда Хибари старательно крадётся мимо облюбованного Мукуро окна, он замедляет шаг, потому что, ну, крадётся же. Он усиленно пыхтит, потому что очень старается. В целом, его трудно не заметить. 

Поцелуи Мукуро раззадоривают нервы ГДК, вгоняют его в бешенство, горячат кровь. Капли из чаши терпения, предназначенной для Мукуро, переливаются в аналогичную чашу, предназначенную для Боссов. Мукуро спасает их положение, хотя даже не подозревает об этом. 

Терпение Хибари немного увеличивается при встрече с иллюзионистом и немного уменьшается по возвращении домой или в тот хаос, что от этого дома оставался по вине Энмы. Этот гнилой бесконечный круг мог прервать только мир Савады и Козато. 

Тсуна Всей Душой Горевал и Пытался Извиниться. Такими темпами несчастный Босс начнёт курить и уйдёт в запой. Но Энма не думал об этом, он был непреклонен. Следующий за ним по пятам и бесконечно ноющий любовничек даже начал раздражать Козато. Так, в продуктовом Энма однажды бросил в Вонголу лимон, и сбежал на другой конец города, пока Тсуна пытался очухаться. 

Одним чудесным солнечным днём Хибари-сама взял тонфа и отправился навстречу Саваде. Завидев ГДК, Босс хотел было бежать, но Хибари очень проворно схватил его за шкирку. Ещё одна угроза обрушилась на бедного Тсуну, и он уполз домой совсем расстроенным. 

Но Цуна горевал недолго и решил применить тяжёлую артиллерию. Воспользоваться мозгом. Он накупил разных вкусняшек, которые обожал Энма. То были крошечные конфеты в разноцветных шуршащих фантиках. Он соорудил из этого коллаж, на котором они с Энмой вместе гуляли по парку, вооружился букетом красных гербер и отправился в путь к школе Намимори, покорять крышу, ещё одну крышу и изощрённо прятаться от Хибари. 

Энмы дома не было. Тсуна едва не завыл от отчаяния. Он передал свои творения Хибари, который, как назло, дома был, и понуро удалился. 

Ещё неделя прошла со Дня Второй Угрозы, а Саваде так и не удалось помириться с Энмой. В сущности, даже найти его Тсуне не представлялось возможным, потому что Козато мастерски прятался. Это у него получалось значительно лучше, чем у Хибари-сана или того же Тсуны. 

Энме вся эта трагедия была уже не в радость, но он теперь не мог придумать, как пойти на сближение с Вонголой и признать, что он тоже отчасти виноват. Поэтому он сливался с Городом, он был тенью Хибари-сама, и никто к нему не приближался. 

В пятницу Мукуро, как обычно, сидел на подоконнике и пил кофе. Создавалось впечатление ванильного Мукуро, который думает о НЁМ, глядя в… чистое небо без единого намёка на дождь (что-то не по плану). Хибари-сама как раз шёл домой после удачной охоты на нарушителей общественного спокойствия, когда Мукуро допил очередную чашку кофе и покрался к ГДК, будто вор, или сам ГДК по утрам. Но тот заметил ванильного Ананаса, ловко извернулся и тонфой прижал его к стенке. Послышалось довольное мурлыканье со стороны иллюзиониста, и Хибари презрительно сморщился. 

— А у меня дома никого нет, — проворковал Мукуро и потянулся к губам Облака. 

Облако увернулся. 

— Не хочешь зайти? — продолжил свою мысль Рокудо. — Разделить со мной кофе или, скажем, постель? 

Хибари задержал дыхание, чтобы иллюзионист не почуял в нём согласие, но всё равно кивнул. 

Хибари вернулся домой утром, и от него несло кофе. Это было очень странно и необычно для Энмы, но он не подавал виду. 

Тсуна с неделю в поисках Энмы заглядывал под каждый куст и за каждый угол, как полоумный, а вечерами таскал в жилище Хибари конфеты и разные милые штуки, но все его старания не приносили видимых результатов. 

К концу семидневки Тсуна начал воровато оглядываться по сторонам, в любой момент ожидая появления Хибари. 

Так и случилось. Тсуна шёл мимо школы и пытался вглядеться в кристаллическую решётку ворот, когда над ним стеной навис ГДК, как гора, как цунами. Он сказал: 

— Последнее предупреждение. 

Он угрожающе сощурился, многозначительно потряс тонфой и развернулся, собираясь уйти. 

Но Тсуна поймал его плащ, задерживая ход Великого Камикоросителя. Тот развернулся и в недоумении уставился на Саваду. 

— Хибари-сама! — плаксиво протянул Босс, хватаясь за тонфа и пристально глядя в глаза хранителя. — Я не знаю, не знаю, что мне делать, и как склонить его к примирению. 

Хибари смотрел на Тсуну с выражением изрядного презрения и небольшого сочувствия. 

— Помогите мне справиться с этой проблемой быстрее, — промямлил Тсуна, готовый уже получить по селезёнке за такую неслыханную дерзость. 

— Ладно. 

Хибари пожал плечами и повёл Саваду в комнату Дисциплинарного Комитета. 

Полчаса Хибари лежал на диване и, кажется, спал. Тсуне было неловко и странно. 

Наконец ГДК шумно вздохнул и сел. 

— Что ты уже пробовал делать? 

Тсуна собрался с духом. 

— Ну, я дарил цветы, миллион раз извинялся, ходил за ним целый день, писал смски, я попробовал даже серенады петь, но вы помните, чем это закончилось. 

Да, Хибари помнил те двадцать пять пинков под зад, которыми он наградил Десятого за его пение. 

— Ты можешь написать ему письмо, например. 

Тсуна почесал в затылке, не очень, вообще-то, смыслящий в таких делах. 

— Вырази в этом письме все свои чувства. Что твой Энма значит для тебя. И извинись ещё пару раз, конечно. 

Тсуна сидел с глупым выражением лица. Хибари тяжело вздохнул. 

— Мукуро вызывает во мне те же чувства, что и сакура. Или вот, посмотри, — он достал из кармана согнутый вчетверо лист, пахнущий Италией, — Фран пишет: «Бел-семпай такой дурак! Но я его люблю». 

Хибари лёг обратно и уставился в потолок. Тсуна воспринял это как конец разговора, прокрался к выходу и убежал из школы.