В Италии был душный вечер. В сумеречной библиотеке Бельфегор хитровато улыбался и сверлил взглядом Франа. Лягушонок не знал, чем это было вызвано, и, как всегда, игнорировал странные заскоки семпая. 

— Жаба. 

Казалось, Принц с трудом сдерживает шишишиканья. 

— Я слушаю, семпай, — с опаской отозвался Фран, поднимая глаза от книги. 

— Слушай, слушай, — Принц принял чрезвычайно многозначительный вид. — «Между небом и землёй существует более тесная связь, чем обычно, вот что я понял сегодня ночью». Ши-ши-ши-ши-ши-ши-ши-ши-ши! 

Бельфегор сидел с видом довольного шиппера, совершенно безумный и придурковатый. 

Фран сдержанно хихикнул, слегка очарованный подобной заинтересованностью семпая в отношениях Тсуны и Энмы, и вернулся к своим умным буквам. 

В один момент Фран поднялся с кресла и ушёл, и вернулся с чаем и плюшками. Было время рассказывать сказки, и я начал: 

— Пульт от телевизора — хорошая штука. Ею можно прибавлять громкость, переключать каналы, бить кого-нибудь. Его можно бросить в назойливого семпая или, если очень постараться, им можно приготовить яичницу. 

Так вот, в далёкой стране, где правительство всем пять раз уже осточертело, и где царила Анархия, жил-был искусный бродячий воин, который в качестве оружия выбрал Пульт от телевизора. Воин был очень красивым, ловким и сильным. Девушки страны были без ума от него, но он девушек не любил, он любил клубнику со льдом. И мужчин. 

Однажды нашёлся человек с равным по силе боевым искусством — искусством Сковородки. Сковородка — это же такая вещь! На ней можно жарить яичницу, и это самое главное. Ею можно бить кого-нибудь по морде весьма успешно, и ещё Сковородка — древнее божество таинственного племени Конопли, славившегося своей укуренностью и фантазией. 

Воин Пульта и воин Сковородки встретились в лесу, когда на небе сияла тьма тьмущая звёзд, и луна освещала их встречу. Наслышанные друг о друге, они вступили в кровавый бой, продолжавшийся три дня и три ночи, а на чётвёртую ночь повалились, обессиленные, наземь. 

Было шесть таких встреч, а на седьмую воин Пульта и воин Сковородки были уже влюблены друг в друга. 

Тогда их судьбы соединились, и они продолжили свои скитания вместе, и жили долго и счастливо, и ели клубнику со льдом. 

— Я абсолютно уверен, что это страна семпая, ибо где ещё может твориться такой волшебный феодальный беспредел, — заметил Фран и вернулся к книге. 

Бельфегор возмущённо фыркнул, но сегодня ему не хотелось вступать в полемику, так что он предпочёл промолчать и скушать ещё одну плюшку. 

Пока Принц допивал свой чай, Хибари-сама шёл забить до смерти Цуну. Ну как шёл. Он лежал на диване в комнате Дисциплинарного Комитета и говорил себе: «Да, ну вот сейчас пойду. Вот сейчас. Сейчас». Минуты тянулись. 

Энма прогуливался по крыше Намимори, наблюдал за учениками и сливался с местностью. Навернув круг и дойдя до окна Мукуро, он заметил на окне чашку, полную ароматного кофе и решил, что она наверняка предназначена ему. Пока он опустошал чашку, в окне нарисовалась синяя тень. 

— Мне, конечно, плевать, — внезапно сказала тень. Энма вздрогнул. Он прищурился и узнал в тени Мукуро. 

— Мне, конечно, плевать, — сказал Мукуро. — Но Хибари уже сделал третье предупреждение, и обычно после этого следует исполнение задуманного. Я не хотел бы, чтобы прекрасное тело Савады пострадало, ку-фу-фу. 

Энма хлопнул ресницами и понял, что пора бежать. Он сказал: 

— Спасибо! И извините за кофе, — поставил чашку на подоконник и почти кубарем понёсся по лестнице, потом за ворота, потом по дорожкам. 

Странное дело: сколько бы Энма ни бежал, он каждый раз снова оказывался у окна Мукуро. Стоило увидеть спину ГДК, и Вселенная будто схлопывалась и выплёвывала его обратно к чашке чужого ароматного кофе. И Мукуро говорил: 

— Мне, конечно, плевать, но, думаю, тебе стоит поторопиться. 

И Энма кувырком нёсся вниз и вправо. Хлопок — и он снова на крыше. Мукуро шевелил синими перьями, крылатый и улыбчивый. 

— Может, кофе, и ну его, этого Тсуну? — говорил он. 

Энма отрицательно качал головой и снова бежал. Снова его отбрасывало. Мукуро силился схватить его своими щупальцами, но Энма уворачивался и продолжал свой кошмарный марафон. 

Когда ноги уже ужасно болели, Энма врезался в очередное щупальце и упал у стены под окном. Протянул руку, и щупальце галантно вложило в эту руку чашку ароматного кофе. Стоило отпить всего глоток, и Энма очнулся в настоящей реальности с чувством резкого отвращения к кофе и осьминогам, но зато способный на самом деле добежать до дома Тсунаёши и остановить надвигающуюся грозу. 

Как оказалось, грозы никакой пока не было. Хибари сопел рядом весьма умиротворённый, и Энма облегчённо вздохнул и отправился пить чай, чтобы немного успокоиться после странных сновидений. 

На кухне он выпил чашку малинового чая, прежде чем заметил конверт, слишком неаккуратно брошенный на стол, чтобы принадлежать Хибари-сану. А так как конверт не принадлежал ГДК, то можно было засунуть в него свой любопытный нос. 

В конверте лежали сухие настурции и, наверное, самый маленький лист бумаги, какой только можно было найти. 

Энма, я дурак, но не потому что люблю тебя, а просто потому, что дурак. Пожалуйста, перестань на меня дуться, я куплю новый чайник и твоё любимое печенье, и мы будем пить чай, пока смерть не разлучит нас или типа того. 

И без того заваленный сладостями за все эти недели Энма уже смотреть не мог на печенье, но схватил конверт и вышвырнул себя за дверь. 

— Как тебе мои иллюзии? — весьма довольный собой, поинтересовался Мукуро. Энма попробовал скривиться, но был слишком счастлив после записки, а потому жестом показал Мукуро, что всё супер, и побежал к дому Савады.