1

Ландан рванулся – ему казалось, что это было неимоверное усилие, но на самом деле он лишь слегка дёрнулся, вызвав у бастарда довольную улыбку, что показалась в тот момент коту оскалом падальщика.

— Давай, котёнок, трепыхайся, рвись на волю. Мне нравится, — Тидан сел на край узкой постели и провёл рукой, выпустив когти, вниз – от шеи к паху.

Северянин взвыл и жалко заскулил, когда острие когтей вспороло нежную кожу на члене.

— Будешь хорошим котёнком – я, так и быть, не кастрирую тебя… Всё равно в наших с тобой развлечениях твой член вещь ненужная, — заверил бывший принц, желая напугать, унизить ещё сильнее.

Ландан всхлипнул, не рискуя даже шевелиться; это страх, эта кажущаяся покорность наконец возбудили львёнка. Раздеваясь, бастард подстёгивал своё возбуждение воображением, боясь в глубине души, что опозорится и член упадёт в самый неподходящий момент.

Руки бывшего принца грубо шарили по телу пленника, когти царапали кожу, а дыхание с запахом дешёвого алкоголя опаляло шею и ухо Ландана. Северянин рвался, раня грубыми верёвками запястья и лодыжки, едва дыша, с трудом отвоёвывая себе каждый вздох: тяжёлый львёнок просто лежал сверху, словно тяжёлая мраморная гробовая плита.

Кот просил, умолял остановиться, возможно, грозил и проклинал – он и сам не знал, о чём просил. Было мерзко и страшно. Чужие руки, тяжесть чужого тела, прижатый к бедру возбуждённый член насильника, густой запах пота – своего и пота Тидана, довольный смех последнего, грубые простыни под спиной и обнажёнными ягодицами, тугие верёвки и тянущее чувство от запекшейся крови на голове и лице. А вот боли от страха Ландан не чувствовал: ни от синяков, ни от пут, ни от падения с коня.

Втянув когти, плюнув на пальцы, бастард пристроил пальцы к анусу заморыша и надавил, но тело кота было так напряжено, что проникнуть внутрь не удалось. Зло рыкнув, Тидан выпустил когти и вновь надавил на колечко мышц. Северянин взвыл, выгнувшись так, что даже приподнял тяжёлого бастарда. Отчаянное усилие, бессмысленное, бесполезное.

Верёвка на левой руке просто лопнула; неожиданно Ландан получил толику свободы и ударил по плечу бастарда. Бывший принц приподнялся, изумлённый происходящим и неожиданным отпором. Понимая, что одной рукой не отбиться, северянин схватил кувшин и ударил им сбоку. Осколки посыпались на самого кота, заливая его каким-то прогорклым маслом.

Тидан удивлённо смотрел на своего пленника широко открытыми голубыми глазами, даже рот бывшего принца приоткрылся. Это изумление сделало лицо львёнка почти детским, таким растерянным.

Самый длинный осколок остался в ладони Ландана и резал кожу, так сильно он сжимал его, но северянин всё ещё не чувствовал боли. Всё, чего хотел кот – чтобы это всё закончилось, и, замахнувшись, он вогнал острие осколка в глаз бастарда. Северянин потянул было своё оружие для очередного удара, но осколок обломался, оставаясь в глазнице бывшего принца.

Кровь лилась сверху на керамические осколки; масло тепло и вязко заливало собой лицо Ландана. И без того тяжёлый львёнок, потеряв сознание, расслабившись, стал ещё тяжелее. Северянин знал, что Тидан ещё жив, слышал хриплое дыхание даже сквозь шум собственного сердцебиения.

Нужно было выбираться, бежать, но вместо этого кот лежал, глухо плача без слез и всхлипываний. Он раз за разом пытался левой рукой развязать верёвку на правой, но пальцы дрожали и были скользкими от крови. Крови императорского рода, крови Великого льва.

Но не наказание страшило Ландана. Он был уверен, что Тидан умрёт с минуту на минуту, прямо так, на северянине. Лежать под мертвецом было бы настолько жутко, что несчастный кот всё никак не мог освободиться, плохо соображая от ужаса.

— Помогите! — вновь, в очередной раз закричал Ландан, но никто не отозвался.

Бастард вдруг тихо застонал и затих окончательно. Это дало сил – северянин, решив, что Тидан умер, вновь рванулся и выпустил когти, царапая кожу запястий, он всё же смог освободить правую руку. Переведя дыхание, с трудом, но Ландан скинул львёнка с себя, прислонив того спиной к стене. Сев, дрожащими руками кот принялся развязывать верёвки на ногах.

Соскочив с постели, северянин подхватил свою одежду и прижал её к себе, пачкая кровью и маслом. На дрожащих ногах он поспешил, не одеваясь, выйти из комнаты. Хотелось смыть с себя чужую кровь, чтобы вновь почувствовать себя чистым, словно вода могла смыть с него всё, даже синяки от чужих рук.

Вода нашлась на кухне, холодная, но разводить огонь в печи, чтобы подогреть её, Ландан не стал, слишком спешил вымыться. Схватив первую порвавшуюся тряпку прямо тут, посреди кухни, северянин принялся приводить себя в порядок, нещадно протирая кожу, не обращая внимания ни на синяки, ни на ссадины, ни на глубокие царапины.

Смыв всё, что смог, кот принялся одеваться, с трудом справляясь непослушными руками с одеждой и обувью. Нужно было зайти в комнату, чтобы убедиться, что Тидан мёртв. Сейчас, когда страх стал отступать, Ландан всё чётче понимал, что за нападение на официального бастарда императора его казнят, живым замуруют в башне. Единственное, что могло спасти северянина – смерть бывшего принца. Мёртвый львёнок никому бы не рассказал о том, кто именно с ним это сделал.

Держась за стену, Ландан вновь поднялся по лестнице на второй этаж и замер у двери, протянув руку, взявшись за ручку. Долгие минуты потребовались северянину, чтобы решиться открыть двери. Каждый шаг к окровавленному телу давался всё сложнее и сложнее. Отличное ночное зрение позволило коту рассмотреть кончик осколка, торчащий из глазницы. Нужно было подойти, послушать сердцебиение, дыхание и закончить начатое. Нужно было, но северянин никак не мог сделать оставшиеся два шага, не мог заставить себя прикоснуться к телу.

Стоя над бастардом, Ландан сам себя убеждал, что никто просто не мог выжить с такой раной. Что это просто физически невозможно. Постояв так с четверть часа, тяжело и громко дыша, пытаясь расслышать со своего места дыхание Тидана, кот поверил, что тот мёртв, так как очень хотел поверить, и вышел, плотно закрыв двери.

С лестницы в этот раз он просто сбежал, не оглядываясь, не думая о том, что осталось позади, и, остановившись внизу, прижался к стене, пытаясь унять бешеное сердцебиение.

К счастью, Тидан словил и мерина, что нанял северянин, привёл с собой, так что Ландан отвязал почтового коня и, держа на поводу, повёл прочь от этого страшного постоялого двора, не рискуя сесть в седло – голова слишком кружилась. В тот момент он думал, что выгадывает себе лишь пару дней жизни, но даже это малое время было таким желанным.

Вдыхая ночной прохладный воздух, смотря на далёкие яркие звезды, Ландан молил всех богов сохранить ему жизнь. Юному альфе остро хотелось жить, впервые после чёрного мора.

2

— Мой господин, — склонился в почтительном поклоне Атэн, пряча таким образом торжество во взгляде. — Его Величество император Сайвора, Тидан из рода Великих львов желает сегодня пообедать с Вами и своим папой, Эйхо из рода Яростных котов степи.

— Разумеется. К которому часу я должен быть готов? — покорно и спокойно отозвался северянин.

— В два часа, — сообщил слуга и добавил: — Я провожу Вас.

— Хорошо, — кивнул Ландан и, когда слуга вышел, злым шёпотом уточнил у стен: — Когда же он нажрётся, боги?

Ответом ему служило весеннее громкое чириканье птиц, что слышалось сквозь открытое окно. Зелёное море парка, что тут чаще называли садом, понравилось коту, и он уже успел, обернувшись барсом, ещё до рассвета там побывать. Северянин не столько хотел размять лапы, сколько вышел на разведку, проверяя, сможет ли он при необходимости выбраться через окно и сбежать. Хотя бы попытаться.

Оказалось, что сможет. И это рождало надежду, призрачный шанс. Вот только, потеряв отца и брата, Ландан всё ещё обладал родом, и подвести Северных котов так сильно он просто не мог. Слишком подло и низко было бы подставлять под гнев всесильного и жестокого Императора ни в чём неповинных оборотней. Только по доброй воле льва земля в приделах Сайвора могла принадлежать кому-то ещё, кроме императора. По закону вся империя Сайвор принадлежала Тидану, а другим родам он лишь сдавал свою землю в бесплатную бессрочную аренду. Один указ – и все: коты из рода, слуги, арендаторы на следующий день будут вынуждены оставить дома, стать нищими и бездомными.

Тюрьма, в которую попал Ландан, не имела выхода, пусть на окнах не было решёток и тюремщики не следили за каждым шагом. Северянин понимал это, но всё же не мог отказать себе в удовольствии искать пути побега, просто чтобы помечтать об этом, представить.

На обратном пути кот не стал сдерживать своего зверя и позволил себе погонять немного местных белок, ленивых, толстых, привыкших к покою и сытому брюху. Если бы барс хотел, он бы легко наловил с десяток рыжих зверьков, но Ландан не собирался их есть, а убивать для развлечения не считал возможным.

Как бы северянину ни хотелось одеваться в свою одежду, он был вынужден пользоваться дарами своего жениха. Свои наряды и украшения – лучшее, что мог себе позволить род Северных котов; всё, что успели сшить местные портные и предложить ювелиры, было недостаточно хорошим для Ока мира, тем более не подходило для жениха императора Сайвора.

Не зная толком местную моду и то, насколько уместным будет тот или иной наряд для конкретного события, не понимая, какие и сколько украшений надеть, Ландану пришлось в этом вопросе полностью полагаться на Атэна, так как верный Кофи понимал в столичной моде благородных ещё меньше.

— Атэн, ты уверен, что такой внешний вид будет уместен на подобном мероприятии? — спросил северянин. Ему нравились и неброский камзол, и невесомая рубашка, и мягкие штаны, но всё было простым, без украшений или вышивки.

— Это не официальный приём, — спокойно и бесстрастно пояснил слуга. — Ваш наряд подчёркивает это.

Пожав плечами, Ландан последовал за Атэном, сосредоточившись на том, чтобы запомнить обратную дорогу. К неудовольствию кота, личные комнаты императора находились совсем близко к его покоям, и только тот факт, что северянин почти не покидал свои апартаменты, уберег его от случайных встреч с Тиданом. Но это открытие неприятно поразило северянина, добавив причин глухо, про себя, ворчать. Будь его воля, он бы предпочёл жить как можно дальше от титулованного садиста, желательно и вовсе в другой стране.

Обед накрыли в личной гостиной льва, светлой, небольшой, и это ограниченное пространство создавало уют, придавало интимности встрече. Ландан слегка поёжился, поняв, что слуг с ними не будет. Было странно оставаться в чужой комнате одному. Северянин не решился сесть за стол первым, боясь нарушить какое-то правило этикета, но занять диван или кресло было бы совсем глупо: пригласили на обед, а не на посиделки у камина. Так кот и стоял у двери гостиной, не зная, куда ему себя деть, чем заняться, как и куда встать. Звук отворяемой двери заставил Ландана вздрогнуть и отскочить в сторону, чтобы не помешать ненароком входящим.

— Добрый день, — поздоровался высокий для омеги блондин, с первой сединой в волосах, но всё ещё красивый той утончённой красотой, что в последние века вошла в моду для омег.

— Добрый, — эхом отозвался северянин, сгибаясь в поклоне перед императором, что шёл следом за своим папой.

— Эйхо из рода Яростных котов степи, позволь мне тебе представить моего жениха, Ландана из рода Северных котов, — вмешался Тидан, улыбаясь непривычно-тёплой улыбкой. — Отважный и талантливый альфа, принимать которого у себя в гостях твой род сочтёт за честь.

Ландан растерянно посмотрел на Эйхо, ожидая его реакции на подобное заявления льва, но тот в ответ лишь рассмеялся и с лёгкой толикой снисходительного покровительства, так свойственного омегам, чьи дети уже были взрослее самого северянина, произнёс:

— А он у тебя ещё и красив! Какие плечи и талия… Будь я лет на семьдесят моложе…

Ландан гордо поднял голову, но спорить не посмел, просто было неприятно оказаться предметом обсуждения, так, словно он и не стоял тут, прямо перед омегой.

— Прости, пожалуйста, моего папу, Ландан, — виновато попросил император. — Наверное, ставя тебя в неловкое положение перед избранником в день знакомства, родители мстят нам за наши детские шалости.

— Это просто традиция такая, — фыркнул Эйхо и первым сел за стол, не играя больше в этикет.

Тидан же отодвинул жениху стул, вынуждая того сесть, и, окончательно ставя бедного северянина в тупик, принялся разливать суп по тарелкам из фарфоровой супницы собственноручно. Северянин тяжело вздохнул, понимая, что молчать и дальше будет крайне неучтиво и спросил у единственного омеги:

— Вам налить вина?

— Если Вам не сложно, Ландан, — кивнул Эйхо, с любопытством открыто рассматривая жениха своего сына, словно пытаясь найти в коте то, что так пленило сына.

Северянин поспешил вскочить, чтобы налить вина не только папе императора, но и себе: казалось, что без алкоголя этот обед он просто не вынесет. Наполнив два бокала, Ландан вернулся за стол и только тогда понял, что у Тидана даже не спросил. Вздрогнул, он вновь вскочил, опрокинув стул. Чувствуя себя крайне неловко и глупо, северянин вернул стул на место и потянулся к бутылке, чтобы наполнить ещё один бокал. Когда вино было поставлено рядом с тарелкой, лев поблагодарил, делая вид, что не замечает смущения и растерянности жениха, даже пригубил немного, хотя уже давно предпочитал не употреблять алкоголь.