Колокольчик над дверью зазвенел, и Штейн вяло улыбнулся, когда к нему подлетела официантка. В форме горничной, с длинной косой, она каждый раз встречала его у входа. Можно было даже ничего не говорить о месте и заказе, она уже все знала, и, улыбнувшись, он кивком поприветствовал ее. А та сверкнула белозубой улыбкой в ответ.
— Вам как обычно? — Лин-Лин, так ее звали, подмигнула ему, и Штейн рассмеялся.
— Ну разумеется. Я тут опять с документами, не помешаю?
— Ну что Вы! Мы только рады вытягивать из Вас деньги!
Лин-Лин хитро рассмеялась, когда на нее шикнул хозяин заведения, после чего проводила Штейна до столика. У окна — как обычно — где светло. По пути она оглянулась, и колокольчики на ее косе зазвенели. Взгляд хитрый, внимательный. С таким она наверняка подмечала все тонкости клиентов. И противников. Удобно, ничего не скажешь.
— Вы уже неделю сюда ходите, не надоело?
Лин-Лин шокировано — в шутку, конечно — покачала головой, и вместе со Штейном она рассмеялась. Смех у нее был забавный, приятный, просто до одури очаровывающий. Вот оно, искусство лисьего морока. Впрочем, в рамках нормального, сэмпай бы назвал это легким флиртом. Штейн в подобном не разбирался, да и не особо желал — он, первостепенно, был женат на Мари, затем — на науке, а всякие хитрые девицы были уже по части одного рыжего любителя смотреть на каждую юбку.
— Это место порекомендовал мне Спирит-сэмпай, сказал, тут такие отменные девочки на подработке, — со смешком проговорил Штейн, и Лин-Лин шутливо прикрыла рот.
— Какой кошмар! Не знаю, кто этот Спирит-сэмпай, но он определенно тот еще извращенец!
— Думаю, это была его попытка сделать тебе комплимент. Но я женатый человек, уж звиняй, могу лишь пару дежурных комплиментов отвесить.
— И Вы тоже тот еще извращенец!
— Лин-Лин! — рявкнул хозяин кафешки, и официантка со смехом отмахнулась.
— Увольте, мастер! Это всего лишь шутки!
Они со Штейном улыбнулись друг другу, после чего Штейн направился к свободному столику. Его заказ не отличался от обычного — все тот же крепко заваренный черный кофе, без сахара, ровно то же, что он брал и в других местах. Изменять привычка не любил, да и зачем?.. Лишние подозрения. Стабильность — признак мастерства. Мотайте на ус.
Лин-Лин солнечно улыбнулась ему; ее зубы, острые, словно у лисицы, не привлекли внимания профессора. Такие у Соула были, чего уж там не видели. И, поправив очки, он тоже хмыкнул.
Значит, лисица в курятнике была гораздо ближе, чем он думал…
Перебросившись с официанткой парой слов, Штейн заказал кофе. Он просидел в кафе около часа, занимаясь бумажной работой, иногда переговариваясь с Лин-Лин, носившей заказы к его столику. Она была обходительна, вежлива, от нее просто разило очарованием — настолько, что Штейн убедил себя поверить в это, пока занимается докладами от внутреннего подразделения. В целом, он не играл — скорее это была попытка забыть о реальности и поддаться тому, что называют ведьминским очарованием.
И, когда час прошел, Штейн встал. Поспешно, со смешком, он схватил папку с документами и шутливо поклонился Лин-Лин, когда как та, приподняв уголки юбки, изобразила книксен. Они оба рассмеялись над этой глупой нелепостью, после чего Штейн направился к двери, пообещав зайти попозже еще раз.
Лин-Лин помахала ему рукой вслед…
И лишь пройдя несколько кварталов, Штейн остановился. Прислонившись к стойке с объявлениями, выцветшими под ярким невадским солнцем, он тяжело закурил, смотря пустым взглядом вперед. Не было ничего ужасней в его работе, чем шуточки и притворство перед ведьмами. Лин-Лин… Лянь Сян была опасна, но не для него — насколько он понял из доклада сэмпая и Соула, ее основной специализацией была не атакующая магия, а чары, так что сравнивать с Медузой не было смысла. Однако, у нее в подчинении был Кат Ши.
Кто знал, где тот сейчас скрывался? И та сущность с множеством тел…
Затянувшись сильнее, он скосил взгляд в сторону, туда, где раздались шаги. Две тени в строгих темных костюмах, пустые мрачные взгляды — ну точно, внутреннее подразделение. БиДжей таким не был, он был треплом и раздолбаем, и это в нем Штейн ценил. Потому что остальных ребят из отряда расследований не терпел никто. Даже сэмпай, хотя он-то был довольно миролюбивым. В отличие от…
Сильвана смотрела на него неотрывно, а во взгляде ее не было ни капельки тепла. Забавно, учитывая ее магию.
А казалось бы, старые одноклассники… Вот что оно, внутреннее подразделение, делало с людьми. Иногда Штейн радовался тому, что отказался от их предложения. Интуиция ли это была, или попросту нежелание работать в одном месте с бывшим Мари… Он предпочитал думать, что исключительно первое.
Вскинув голову, она медленно произнесла:
— Йохан.
Назвала его имя. Настоящее.
Он ведь тоже когда-то давно последовал этой глупой традиции Шибусена менять имена на фальшивые, да так и оставил шутливое, свыкшись. И остальные привыкли тоже. Но Сильвана с этим не смирилась — потому что у нее тоже было фальшивое имя, он знал, и она не терпела подобного от других. Вот она, двойственность. Ведьмы или люди — все одно.
Затянувшись, Штейн вздохнул и устало взглянул на нее с напарником. Джон стоял тенью за Сильваной, человек без прошлого и будущего. Скажи он, что это напоминало ему Медузу и Хрону — не соврал бы, но эти двое были на их стороне. Ведьма, спасшая дитя из лап Шпильцекисте, и ребенок, видящий в ней спасение…
Какие нежности, когда настоящая семья была под боком. Отвратительно.
Впрочем, Штейн все понимал. Ведьмы оставались ведьмами даже после присяги Шинигами. И, бросив сигарету себе под ноги, он спешно затоптал ее, после чего хмыкнул:
— Хорошо скрывается. Мне неделю понадобилось наблюдать… Если бы не ваши сведения, я бы ее и не раскрыл, но внешность она не меняет. Хитро.
— Она стирает воспоминания о своей внешности, — холодным тоном отчеканила Силь. — Как ты сумел обойти это препятствие? Даже мне не удалось извлечь ее изображение из воспоминаний.
— Ну, в конце концов… — Штейн хрипло рассмеялся. — Я привык раскрывать лисиц в курятнике.
Это была лишь безобидная шутка, но Сильвана скривилась сильнее.
В яблочко.

Мака чувствовала, как дрожит все внутри от ярости, но не двигалась с места. Она могла свободно превратить руку в лезвие, но это было бы сродни прямому объявлению войны, а ей стоило быть осторожнее… Тем более, что на кону стояла жизнь ребенка Мари. Хотя тот факт, что дыхание души Син-тяна ничуть не изменилось, попросту стало чище — так, что Мака смогла различить знакомые нотки — говорил о том, что спасать было некого. Перед ней всегда была Медуза.
Все это время…
В лучах закатывающегося солнца это выглядело, конечно…
Как это назвать? Клише? Мака полагала, что это довольно глупо. И не сколько сам факт, что все происходило на закате, что добавляло пикантности ситуации, но и то, что Медуза явилась к ней. Пыталась взять заложника и пойти на шантаж? Но это было непохоже на нее, вряд ли она могла извлечь какую-то выгоду… если только не искала подходящее тело. Впрочем, догадок было слишком много, проще было узнать у нее самой.
Сузив глаза, Мака вскинула голову и угрожающим тоном прошипела:
— Что ты хочешь?
— Думаю, нам следует начать диалог в безлюдном месте, — проговорила Цубаки и дернула головой, словно кукла. — Тем более, что нет смысла стоять на дороге так долго. Я хочу поговорить с тобой, Мака Албарн.
Тон Медузы был все таким же, он сквозил опасностью и чем-то, что заставляло кожу покрываться мурашками, но в то же время Мака чувствовала нечто, что заставляло ее нервничать сильнее. Она помнила, как говорила Медуза, ее тон, интонации, это неприкрытое высокомерие, однако сейчас в ее тоне — тоне подконтрольной Цубаки — этого не ощущалось. Возможно, последствие разговора через другого человека? Не все интонации, наверное, удавалось передать…
Син-тян угукнул что-то, и Цубаки двинулась вперед. Они с Макой поравнялись. Тяжело было смотреть в глаза ребенку, говоря с ним, как со взрослым, но Мака напомнила себе — это Медуза. В прошлый раз она тоже контролировала детское тело. Внешность обманчива.
Она осторожно кивнула.
Они остановились на пустой детской площадке. Таких было множество в пределах Шибусена, словно Шинигами жаждал привлечь сюда как можно больше людей. Раньше Мака нашла бы это милым, но чем больше секретов их академии она узнавала, тем больше ей казалось это фальшивым и тоскливым. Шинигами был манипулятором… Коснувшись ограждения, она с отчаянием отметила, что, может, где-то глубоко в душе он был искренен, когда дурачился с учениками по зеркальной связи.
Цубаки с Син-тяном устроились на одной из лавок, и Мака встала перед ними — садиться рядом не было никакого желания. Взглянув в знакомые глаза цвета золота — когда-то она полагала, что это цвет Мари, но, кажется, ошибалась — Мака тихо прошипела:
— О чем именно ты хочешь поговорить?
— Ты злишься? — Цубаки склонила голову набок, после чего помассировала висок. — Ну да. Разумеется. Сейчас мне тяжело это осознать, потому что… Хорошо, давай я начну издалека. Думаю, это будет наиболее рациональным решением в сложившейся ситуации, которое устроит нас двоих.
— Сомневаюсь, что меня устроит хоть что-то, что ты скажешь, — шикнула Мака.
Она недовольно скрестила руки. Син-тян протянул ладошки вверх, и Цубаки осторожно схватила его за палец. Безобидное действие, казалось, но кто знал, во что это выльется. Нужно было сдержаться… Она обратит руку, если ситуация того потребует. Мака была готова почти ко всему.
Но как она объяснит Мари или профессору Штейну… такое? А если Медуза станет слишком опасна? Неужели ей придется… собственными руками… Убить…
Нет. Нет-нет-нет.
Смотря на ребенка, Цубаки монотонным голосом продолжила:
— Существует распространенный миф, что у Кос Смерти дети перенимают часть души ведьмы и становятся так их реинкарнацией, — чуть помедлив, она продолжила: — Это не совсем правда. Потому что дети, рожденные до убийства ведьмы, как ты, не перенимают эту частичку. А те, кто действительно рождается после, как ребенок Мари Мьельнир, перенимают в себя ту частичку души ведьмы, что сильнее всего в родителе. Если родителями было две Косы Смерти, то доминирует сильнейшая ведьма. Если родители — ведьма и Коса Смерти, даже до завершения цикла сто душ…
Она замолчала, оставив объяснение без ответа, и Мака была ей благодарна.
Ее природное любопытство требовало узнать результат, но Мака слишком хорошо понимала, что не хочет этого слышать. Неведение — блаженство, и если раньше она не верила в эти слова, то сейчас понимала, что спала бы куда спокойней без некоторых знаний. Секреты родителей, интриги Шибусена, убийства во благо… Мир был куда проще, когда был черно-белым.
— Значит ты… — пробормотала она.
Цубаки медленно кинула, и Мака неуверенно продолжила:
— Остаточный след Медузы… ее магия…
— Абсолютно верно. Как в тебе есть частичка от магии Химико и Сильваны, так и во мне — частица магии Медузы, что скрывалась в профессоре Штейне. Интерпретируя сказанное более простой терминологией, ты можешь назвать меня ее «бэкапом». Очень грубо говоря. Но я — не Медуза.
— Не Медуза?
Это заставило Маку недоуменно вскинуть бровь.
В общем и целом, она поняла, что подразумевала Медуза… если ее можно было так назвать, однако ей верилось с трудом, что даже простая ее копия не попытается устроить тот же хаос, что и оригинал. Она была опасна, напомнила себе Мака. Папа говорил, что убил ее с профессором Штейном, но она уничтожила свою душу прежде, чем он успел съесть ее — а потом она восстановила ее в фамильяре. То ведь тоже копия, по сути. А во что в итоге все вылилось…
Мака один раз купилась на ее ложь. Больше было нельзя.
— Не знаю, что именно ты хочешь, однако я собираюсь рассказать профессору Штейну, — зло отчеканила Мака, сжимая кулак. — Или ты предугадала и это, из-за чего шантажируешь меня жизнью его ребенка? Хотя… Можно ли назвать это шантажом, если ты и есть… Их ребенок…
Как же мерзко…
— Это неэффективная тактика, — отчеканила Цубаки металлическим тоном. — Тем более, что профессор Штейн наверняка уже заметил. Я предпочитаю не показывать наличия личности, а потому он только догадывается. Он умен, но, впрочем, слишком цепляется за семью. Ты знаешь эту истину, Мака Албарн. Убийцы, заводящие семьи, слабеют. А неведение — блаженство.
Такие слова она слышала про своего отца. От Химико. Какая злая ирония — ведьмы, за которыми эти двое гонялись дольше всего, в итоге замечали этот их сильнейший недостаток.
— Но меня не интересует убийство профессора Штейна. В самом деле, от настоящей Медузы во мне осталось лишь желание изучать. Нам, ученым, тяжело терять свои труды, и это было самым ярким желанием в личности Медузы. Оно и сохранилось, смешавшись с безумием Франкена Штейна, а после передалось его ребенку.
Словно понимая, что этого будет недостаточно, Медуза продолжила:
— Не волнуйся, Мака Албарн, — губы Цубаки тронула улыбка. — Остаточная личность Медузы сильна лишь сейчас, пока Син-тян не сформировал собственную. Но чем сильнее будет его эго, тем слабее — мое, пока оно окончательно не растворится в его личности.
— Тогда что именно… ты от меня хочешь?
Сглотнув, Мака осторожно посмотрела на подругу, и та, чужим неприятным голосом, произнесла:
— Шинигами провел самый опасный эксперимент, на какой был способен. Потомок клана Кос Смерти и одной из опаснейших ведьм, что когда-либо существовали… Человек, в крови которого намешано столько, что это точно не чудо, а чей-то четкий безумный план!.. Опыт с Хроной и Рагнареком меркнет на этом фоне!..
Чем дальше она говорила, тем более характерным для Медузы становился голос Цубаки. Это были лишь остатки, осколки ее личности, но они вместили в себя слишком много от нее, настолько, что Мака едва сдержалась, чтобы не выпустить лезвия.
Как смела она упоминать Хрону!.. Но нужно было выслушать. Сейчас пустой гнев не имел никакого значения, в нем попросту не было смысла. Возможно, Маке предстоит раскрыть потенциал ведьмы в себе полностью, а для этого ей надо притвориться и обмануть Медузу, использовав ее в своих целях, как та когда-то давно, когда шла против Арахны.
Сжав кулаки синхронно с Син-тяном, она опьяненным голосом произнесла:
— Я слышала от Штейна о том, что ты испытываешь трудности в освоении магии, ведь их блокирует наличие крови оружия. Но это не проблема, поверь мне. Я хочу лицезреть такое чудовище собственными глазами! Позволь мне помочь тебе, Мака Албарн! Сделать из тебя ведьму, оружие, самую страшную химеру, какую только мог своими интригами породить Шинигами! А в обмен на это…
Ее глаза сверкнули угрожающим золотым блеском, а губы растянулись в зловещей змеиной улыбке.
— Я помогу тебе убить Химико наиболее эффективно. И пообещаю, что сохраню жизнь Син-тяну. Ну разве это не идеальный выбор?!